После смерти Комина начался тотальный отстрел всех сотрудников Четырнадцатого Отдела. Неизвестными были похищены все материалы следствия по делу коррупции в правоохранительных органах.
Затем началась охота на меня. Мне кажется, в том, что я уцелел, есть большой элемент чуда. В это время я был женат на Надежде. Нашему сыну исполнилось двенадцать лет. Я знал, какая участь их ждет, поэтому спешно забрал из города и отвез на дачу моего знакомого.
Однако этим подонкам удалось выследить меня, когда я приехал на дачу увидеться с семьей. Мы сидели втроем на веранде дома и ужинали, и по нам был открыт огонь из автоматов на поражение. Едва над головой просвистели первые пули, я инстинктивно рухнул на деревянный пол и потянул за собой жену. Сын замешкался, растерявшись. Пуля попала ему в горло.
Мне удалось избежать смерти в тот раз. Рана в горле, к счастью, оказалась для сына неопасной. Я отвез Надежду и Бориса в Салехард, а сам вернулся в Тюмень и жил в разных квартирах, находящихся под контролем прокуратуры. Каждую ночь мне приходилось ночевать в новом месте.
Но вскоре меня опять «подставили». Я и мой напарник, только недавно прибывший из Смоленска, попали в засаду, когда выехали за город для встречи в условленном месте с платным осведомителем. И тогда я понял, что оставаться здесь мне больше нельзя. Рано или поздно меня обязательно подстрелят, как куропатку.
Первым же самолетом я вылетел в Москву. На Лубянке я встретился с одним из заместителей министра внутренних дел и рассказал ему о реальном положении дел. На этой встрече было решено для моей же собственной безопасности и безопасности моей семьи «похоронить» меня.
Управление внутренних дел по легальным и нелегальным каналам распространило информацию о моей смерти. Вместо меня был похоронен мой напарник, изрешеченный автоматными очередями. Он оказался сиротой и холостяком, поэтому не возникло никаких проблем ни с его родными, ни с его семьей.
Меня же отправили в Таджикистан. Я провел там пять изнурительных лет. После того, как эта республика провозгласила независимость, я был переведен из правоохранительных органов Таджикистана в российское посольство. Позднее меня пригласили на работу в Федеральную службу безопасности.
Самое печальное во всей этой истории было то, что в мою смерть поверили Надежда и Борис. Я должен был «умереть», чтобы они остались жить. Предатель из прокуратуры, видимо, не знал, что они живут в Салехарде. Он не сумел «вычислить» ни их, ни меня. Поэтому я должен как можно скорее «вычислить» его…
После непродолжительной паузы Василий предложил:
– Неплохо бы отметить твое воскресение из мертвых, а? Тут, внизу есть неплохой ресторанчик…
– Вначале – дело, выпивка – потом, – отрезал я.
– Ты прав, – кивнул Мохов. – Не знаю, как ты, а я к водочке начал испытывать большую тягу. Посмотришь порой на то, какой беспредел вокруг творится, поймешь, что ничего изменить не в силах, махнешь на все рукой и хочется лишь одного – забыться. А забыться можно только с помощью сорокоградусной, родимой. А наутро так башка трещит, жена пилит без устали, и надо тащиться на работу…
– Я знаю.
– Что знаешь? Как у меня голова болит по утрам? – удивился Василий.
– Нет, То, что работа местных сыщиков пошла в полный раздрай. Руководство чуть ли не поголовно продалось уголовникам. Честным следователям мешают работать, и те либо потихоньку спиваются, как ты, либо увольняются, как твои товарищи.
– Не сказал бы, что я спиваюсь, – недовольно проворчал Мохов. – Одно дело – испытывать к водочке интерес, и совсем другое – быть законченным алкоголиком.
– Между этими двумя понятиями не такое уж большое расстояние, как может показаться на первый взгляд.
Однако мне не хотелось углубляться в тонкости алкогольной интоксикации. Пора было переходить к тому делу, ради которого я сюда приехал.
– Что тебе сказали обо мне в прокуратуре? – спросил я напрямик.
– Только то, что из Москвы к нам в гости прибыл представитель Федеральной службы безопасности, обличенный огромными полномочиями для борьбы с организованной преступностью, – отчеканил Мохов. – Мне дали понять, что ты располагаешь так называемым «правом ликвидации». Скажи мне, как другу – это правда?
– Говорю тебе, как другу – это правда. Я обладаю полномочиями на прямое уничтожение лиц, представляющих реальную угрозу для безопасности Российской Федерации, – ответил я ему официальной формулировкой.
У Василия с детства осталась привычка упорно прослеживать до конца всякую логическую цепочку.
– То есть, если тебе покажется, что я хочу послать в Кремль посылку с пластиковой взрывчаткой, ты можешь меня прямо сейчас пристрелить? – не отставал он от меня.
– Да, имею право прямо здесь и сейчас уничтожить тебя любым видом оружия, – мрачно кивнул я.
– Меня, твоего старого друга? – не унимался Василий.
– Если говорить конкретно, то лично тебя я не уничтожу.
– Почему? – с вызовом спросил он.
– Потому что ты не представляешь угрозы для безопасности Российской Федерации, – ответил я.
– Спасибо и на том, – усмехнулся Мохов. – Когда я шел на встречу с представителем ФСБ, то меньше всего мог предположить, что увижу старого друга Владимира Печегина.
– Кто, кроме тебя, знает о моем прибытии?
– О том, что наши края посетил гость из Москвы, в прокуратуре знают многие. Но о том, что этот гость – именно ты, только я.
– Хорошо, – удовлетворенно сказал я. – Это дает мне некоторую гарантию на безопасность. Но помни, тайна, которую знают больше двух человек, перестает быть тайной.
– Учту, – пообещал Василий, глядя мне прямо в глаза.
Мне нравилась эта его привычка смотреть в глаза собеседника. Это была типичная привычка профессионального следователя. По глазам человека было легче определить, лжет он или говорит правду.
У меня сложилось впечатление, что Мохов беседует со мной искренне. Тем не менее, я не мог исключить его из круга подозреваемых. В 1990 году он входил в круг лиц, владевших информацией о деятельности Четырнадцатого Отдела. Следовательно, и он мог «заложить» меня и моих товарищей уголовникам.
В природную честность людей я вообще не верю – работа милиционера не располагает к такой вере. И все-таки, когда в Москве у меня спросили, кого бы я хотел иметь в качестве координатора, я, не задумываясь, назвал Василия Мохова. В моем списке подозреваемых в коррупции он вызывал наименьшие подозрения.
Теперь он должен был стать тем связующим звеном, которое обеспечивало мне содействие правоохранительных органов. Только работая в паре с Моховым, я мог убедиться в ошибочности своих подозрений.
Я посмотрел в ту часть окна, которая не была прикрыта занавеской. Приближалась ночь, и она обещала быть прохладной, звездной и ясной. Березы, которые росли в скверике перед окнами гостиницы, заслоняли бледное небо тонкой черной сетью веточек. Сквозь приоткрытую форточку в комнату проникал пряный аромат осенних листьев.
– Что тебе известно о группировке «Азия»? – спросил я Василия.
– Только то, что она существует реально и что там работают очень крутые ребята, – поморщившись, ответил Мохов. – Не хотел бы я с ними связываться.
– А придется, – заверил я. – Меня послали сюда с целью ликвидировать «Азию».
Мохов испуганно присвистнул.
– Я всегда знал, что ты ничего не боишься, – сказал он. – Но сейчас говорю тебе, как старому другу – ты самоубийца, камикадзе.
– Я не могу быть самоубийцей, потому что по всем документам я уже мертв, – парировал я. – Мало того, я должен проникнуть внутрь этой самой «Азии».
Василий долго смотрел на меня молча и с таким видом, словно я только что пожелал достать луну с неба.
– И ты мне в этом поможешь, – уверенно заявил я.
– Каким таким образом? – раздраженно спросил он. – Мы не сумели внедрить в эту «Азию» ни одного информатора. У них первоклассный отдел контрразведки. Они быстро «вычисляют» стукачей. Управление внутренних дел попыталось было недавно заслать к ним очередных информаторов. Но «азиаты» их быстро «раскололи». Нашему человеку отрезали уши, затем его пристрелили и бросили на берегу реки.
– Я читал об этом в газете.
– Но в газете не написано, что наш источник информации пробыл в рядах «Азии» считанные дни. Вот как они его быстро «вычислили».
– Я думаю, это заслуга не азиатов.
– А кого же?
– Стукача в наших рядах. Того самого типа, который в свое время «заложил» Четырнадцатый Отдел. Того самого гада, из-за которого я потерял семью и был вынужден пять лет находиться вдали отсюда… Я должен его найти!
– Вот в этом я с огромным удовольствием помогу тебе, – тихо сказал Мохов.
– Когда мы его вычислим, я предоставлю тебе право защелкнуть наручники на его запястьях.
– Сочту за честь.
– Но пока о том, кто я такой и что именно здесь делаю – ни единой живой душе.
– Будь спокоен.
– Хотелось бы, но пока не могу.
– Будут еще указания?
– Завтра ты должен нанести визит в камеру предварительного заключения.
– А что я там забыл? – поинтересовался Василий.
– Надо завизировать почтение уголовному авторитету по кличке Соломенный. Три месяца назад он был арестован вашей прокуратурой.
– Верно. Я сам его и арестовал, голубчика, – похвастался Мохов.
– Жаль, что при аресте Соломенный не сказал тебе, что связан с «Азией».
– Неужели? А ты откуда об этом знаешь?
– У службы безопасности много каналов тайной информации.
– И что же я должен выпытать у Соломенного?
– Он слишком мало знает для того, чтобы рассказать новое об «Азии». Нам достаточно того, что он знаком с главарем «азиатов» – Александром Драковым. Пусть даст мне положительную рекомендацию…»
– Черта с два, легавый, ты от меня добьешься какой-нибудь помощи! – взвизгнул Соломенный.
Мохов и Соломенный находились в тюремной камере, воздух в которой был пропитан запахом мочи и карболки. «Авторитет» сидел на железном стуле, привинченном шурупами к полу, сложив руки на коленях, а Василий не спеша расхаживал вокруг него.
– Успокойся, придурок, ты ведь даже толком не знаешь, чего я у тебя прошу, – спокойно сказал Мохов. – Я не хочу, чтобы ты кого-то заложил. Мне нужно лишь прикрытие для одного человека.
– Чтобы я легаша прикрыл? – злорадно усмехнулся Соломенный. – Я уже прикрывал легавых. Простыней в морге.
Каждую секунду уголовник ожидал, что Мохов заедет ему в ухо или под печень. Это ожидание и нарочитое спокойствие милиционера бесили его. Василий же нарочно затягивал паузу в разговоре. Ему хотелось, чтобы подследственный подольше пребывал «в дыму» – в растерянности.
– Ты неплохой чувак, Соломенный, – ласково заявил Мохов. – У тебя есть свой стиль…
– Хватит мне лапшу на уши вешать. Зачем позвал, гражданин следователь?
– Посочувствовать тебе, Соломенный.
– Ах, какой жалостливый легаш встретился, – криво улыбнулся уголовник.
– Представь себе. Через пару недель после твоего ареста мы арестовали десять спекулянтов фальшивыми алмазами и бриллиантами. Организация, которая обеспечивала тебе прикрытие, забеспокоилась масштабами арестов. Твои друзья решили выяснить причину провала.
– Ну и как, выяснили? – поднял голову Соломенный.
– Нет, и вряд ли выяснят. Однако в процессе бандитского расследования среди других авторитетов возникла идея о том, что ты, Соломенный, раскололся и заложил нам этих ребят.
– Бык цветной, мусор, – выругался «авторитет». – Все знают, что я не закладываю.
– То было раньше, – подошел Мохов к зарешеченному окошку и легонько постучал ногтем по мутному стеклу. – Но времена меняются и люди тоже. В криминальный мир пришли новые ребята, которые не признают прежних авторитетов. Версия о твоем предательстве всех устраивает. Суди сам…
– Судят в другом месте, начальник, – огрызнулся Соломенный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38