— оборвал его Спозаранник. — Каширин, он правду говорит? А что с тобой разговаривать, ты же в стельку. Завтра с утра напишешь объяснительную. О том, как диктофон угробил, и о том, как сам себя ударить пытался.
— А может, он садомазохист? — предположила Горностаева.
— Естественно! — пьяно подтвердил я. — Только скрывал долго.
— Как любопытно, — заинтересовалась Горностаева и сделала ко мне несколько шагов.
Но тут Шаховский застонал и начал медленно оседать на землю. Увидев это, Валька бросилась к нему и обняла его за талию.
После того, как она отконвоировала раненого героя в его гостиничный номер, Спозаранник сказал очень тихо:
— Если она забеременеет, Скрипка нас не простит.
Я же засыпал с мыслями о том, что большего симулянта и артиста, чем наш Витя, пожалуй, и не отыскать ни в одном большом, среднем и малом театре нашей родины.
5
Утро было не самым лучшим для меня. Лучше бы я умер вчера. Но я остался жив и поэтому безумно страдал. А тут еще надоедливый, как муха, Спозаранник прицепился ко мне с требованием написать объяснительную про диктофон. В конце концов он меня достал, и я сотворил целую поэму на двух листах, в которой касался темы гравитации, НЛО, диктофонов, которые летают в связи с обратным течением времени. При этом я ссылался на Ленина и Сталина, утверждал, что диктофон противоречит учению марксизма и поэтому подлежит уничтожению.
Глеб все это прочитал, хмыкнул, спрятал опус к себе в папку и сказал:
— Когда шеф это прочитает, то все поймет сам. Ему даже не надо будет докладывать о том, в каком ты вчера был состоянии.
— Да пошел ты…
— Что?
— Уйди с глаз моих долой! Нечисть… — на большее после вчерашнего у меня не хватало сил. В голове кто-то стучал молотком, играл на трубах и выл по-волчьи.
Ни о какой работе не могло быть и речи, я лег на кровать и приготовился к смерти. Наши же решили во что бы то ни стало провести совещание. Поскольку я был не транспортабелен, то летучку устроили у нас с Шаховским в номере. А он, кстати, ночевал со мной в комнате, так как Горностаева его хоть вчера и пожалела, но ночевать у себя не оставила. Глеб, раскрыв папку, уселся в кресло, а Валя и Шах очень уютно устроились на Витькиной кровати.
— Итак, что мы имеем? — начал Спозаранник.
— А мы ничего не имеем, — ответила ему Валька.
— Это правильно, молодец! И дальше ничего не поимеем, если будем, как эти два оболтуса, ночные кабаки исследовать вместо криминогенной обстановки в городе. Думаю, что для начала нам нужно обсудить их поведение, потому что… ибо… если… Короче…
— Хорошо, давайте голосовать. Ведь обсуждение всегда заканчивается голосованием, правильно? — спросил Шаховский. — Так давайте для убыстрения процесса сразу перейдем ко второй стадии.
Кто за то, чтобы объявить нам выговор и доложить начальству?
Спозаранник был очень дисциплинированным человеком, поэтому он еще до того, как понял, что Шах издевается, поднял руку.
— Один. Кто воздержался?
Валька посмотрела на Спозаранника и проголосовала.
— Кто против?
Теперь он поднял руку сам, а я из положения лежа поднял две передние конечности и, на всякий случай, обе задние.
— Глебушка, твое предложение не прошло. Коллектив высказался большинством голосов против, а волю коллектива надо уважать. Согласен? — торжественно подвел итог голосованию Шаховский.
— Да ну вас к черту! Вы абсолютно несерьезные люди, и, если Бы не обстоятельства, в связи с которыми мы приехали в этот город, я бы никогда не стал бы с вами ничего обсуждать, а просто ставил бы задания. В общем, ладно — с вами, хулиганы, тунеядцы, пьяницы, я разберусь потом. Короче, заканчиваем болтовню, ставлю первоочередную задачу: необходимо установить, как связывался этот дебильный депутат со своим источником.
Предполагаю: по сотовому телефону. Где взять номер? Он у нас есть. Значит, необходимо достать распечатку его звонков, то есть трансакций. Вопрос: как? Ответ: неизвестно! Но есть предложение: попросить у оперативников или следователя.
Перспективы: туманны. Альтернатива: не вижу.
После своего славного выступления Спозаранник гордо на нас посмотрел, очевидно, ожидая аплодисментов. Но их не последовало. Лично я, например, вообще перестал понимать, что он говорит, где-то посередине его выступления.
— А теперь будем решать, кто пойдет в милицию. Шаховскому туда точно нельзя с такой физиономией, я пойду в редакцию «Таежной правды», откуда Трубочистов на встречу с источником ушел. Значит, Горностаева и Каширин. Эй, алкаш, ты меня слышишь?
Я ничего не ответил, сил не было. Однако делать было нечего, и мы отправились в милицию.
6
Путь туда занял около часа. Всю дорогу Валька меня подгоняла и внимательно следила, чтобы я не купил себе пива. Я пытался убедить ее, что если выпью пива, то оживу, но она была непреклонна и не хотела продлить мне жизнь.
— От тебя и так перегаром несет, а если пива выпьешь, то все вокруг тебя просто задохнутся. Понял? Потерпи немного, на обратном пути зайдем в какую-нибудь кафешку и вместе по бокальчику пивка употребим. Хорошо, Родик?
Я молчал и обижался. В милиции мы посетили всех, кого можно, Горностаева строила дяденькам-милиционерам глазки, отчаянно виляла перед ними своей аппетитной попой, но никакого результата мы все равно не добились. В принципе, отнеслись к нам очень хорошо, расспрашивали про наше Агентство, поили чаем с сушками, но распечатками не делились.
Когда мы уходили, один опер пошел нас проводить. Уже на улице перед входом в здание он взял меня за локоть и отвел в сторону:
— Слушай, журналист, распечатки мы дать тебе не можем, ты это и сам уже понял, но я тебе могу кое-что посоветовать. Слушай меня: в сотовой компании в отделе обслуживания есть одна девушка, зовут ее Маша Распутина, как ту певицу московскую. Так вот, она, как говорится, слаба на передок, ее уже весь наш отдел как эстафетную палочку друг другу передал. Ты ее закадри — типа парень с Питера, журналист крутой, книжки пишешь и все такое. А потом трахни покачественнее, чтоб у нее в глазах вместо света одни презервативы стояли, и попроси распечатку. Это проверенный путь, у нас, когда начальство запросы не подписывает, все к ней бегут. Добрая она, даже жалко ее. Но что делать? Виноваты не мы, а система, которая сделала нас такими, поэтому совесть твоя будет чиста. Если пообещаешь на ней жениться и в Питер увезти, то она тебе весь архив компании вытащит.
— Хм, — сказал я. — А разве это ее отдел распечатки выдает?
— Нет, конечно, но там же, сам понимаешь, все на личных контактах.
— А как она выглядит?
— Страшная такая, как смерть. Волосы как прошлогодняя солома, ноги кривые, рост метр пятьдесят — не больше, одевается как чучело. Ну я вас и познакомлю, а потом слиняю. Вы вдвоем останетесь.
— Ни хрена не понимаю! А кто ее, такую страшную, на таком месте держит?
— Вы у себя в столицах по-своему живете, а мы по-своему. Вам нас не понять.
У вас, может, и по внешним данным отбирают на работу, а у нас по душевным.
Но это отдельный разговор. Я просто помочь вам хочу, потому что не для бандитских целей вам нужна распечатка. Серьезным делом занимаетесь, к тому же издалека приехали…
— Слушай, друг, так, может, ты нам сам поможешь, дашь нам распечатку?
— Извини, не могу. Во-первых, у меня ее просто нет, а во-вторых, тут все очень сложно с ней. Пойми меня и не обижайся.
***
Короче, подходи сюда сегодня к семи вечера, я тебя к ней отведу.
Мы пожали друг другу руки и разошлись.
— О чем вы с ним говорили? — полюбопытствовала Валька, когда я подошел к ней.
— Договорились, что вечером мы с ним по бабам пойдем.
— А если серьезно?
— Хочешь — верь, хочешь — нет, но мы говорили о женщине. Красивой, как золотая рыбка, и стройной, как горная лань. Умнице и комсомолке, к тому же незамужней. Сегодня меня с ней познакомят, мы с ней полюбим друг друга, и она даст мне распечатку телефона «потеряшки».
— А если серьезно? — еще раз повторила она свою реплику.
— Ладно, слушай… — И я рассказал ей о нашем разговоре с опером, у которого я даже забыл спросить, как его зовут.
Как она мне и обещала, мы направились в сторону кафе, где заказали себе по кружке пива. В приятном полумраке зала, прихлебывая целебный напиток, я начал медленно возвращаться к жизни. Но при этом в моей голове бродили не очень приятные мысли. Опер описал объект атаки как совершенно неприятное существо.
Я, конечно, патриот нашего Агентства, но столько я не выпью, да и неохота жертвовать собой ради какой-то распечатки.
И тут мне в голову пришел план.
7
Мы вернулись в гостиницу, где нас ожидали Шаховский и вернувшийся из редакции Спозаранник. До семи часов вечера еще оставалось некоторое время, и мы сели обсудить наши сегодняшние успехи, которых, надо сказать, не было вообще. Глеб познакомился с местными акулами пера, которые ему безапелляционно заявили, что депутат реально боролся с коррупцией, был кристально честным человеком и пострадал за правду-матку.
Убил его мэр.
— Потому что больше некому, — вставил Шаховский в рассказ Глеба.
— Короче, толку от них, как от козла молока, — закончил Спозаранник. — А теперь расскажите, как вы умудрились не взять распечатку у милиционеров. Как вы смогли провалить задание?
— Может быть, ты завтра сам попробуешь? — предложила ему Горностаева.
— И попробую, — ответил мини-шеф. — Покажу вам, как надо работать. Но, если серьезно, то надо что-то придумывать.
— Мы уже придумали, — сказал я.
И рассказал ему о нашем знакомстве с опером и об его экстравагантном предложении. Единственное, в чем я соврал, было описание объекта атаки. Вместо страшной девушки с кривыми ногами я поведал им о белокурой красавице с параметрами 90-60-90. А потом встал вопрос, кто из нас именно пойдет на задание.
— Нас трое, — сказал Шаховский. — Значит, надо кинуть жребий, но если кто-нибудь из вас откажется сам, то я возражать не буду.
— Мне нельзя, я женатый, серьезный человек, — отказался Спозаранник.
— Я тоже тебе уступаю, — согласился я.
Но тут произошло то, чего никто из нас никак не ожидал. Молчавшая до этого момента Горностаева вскочила на ноги и гневно заявила:
— Это в вас говорит мужской шовинизм! Мы одна команда и занимаемся одним делом! У нас равные права! И каждый из нас имеет право участвовать во всех операциях без исключения. Я требую, чтобы этот вопрос был решен общим жребием и чтобы я в нем тоже участвовала!
— Бред какой-то! — только и сказали мы хором.
— А что же ты с ней делать будешь, если выиграешь, а? — усмехаясь, поинтересовался Шах.
— Что надо! Это вас не касается, главное, чтобы она распечатку нам достала, — ответила Горностаева.
Затем мы долго спорили с ней, но она была непреклонна. В конце концов мы решили, что если она так хочет, то пусть будет жребий. Свернули трубочками три чистых бумажки и четвертую с написанным на ней словом «подвиг». Потом засунули их в бейсболку Шаха и стали по очереди тянуть. Хозяин головного убора пытал судьбу первым. Но ему не повезло.
Я был вторым. Результат тот же — нулевой. Два оставшихся участника смотрели друг на друга. Нас с Шахом начал понемногу разбирать смех, ситуация была довольно комической. Валька с героическим видом запустила руку в шапку, вытащила бумажку и начала ее медленно разворачивать. Мы давились от смеха, а Спозаранник с надеждой следил за ее действиями.
Нет! Горностаева тоже вытащила пустышку. Глеб растерянно на нас посмотрел и полез в шапку. На что он надеялся — непонятно.
— Ребята, выручайте! — взмолился Спозаранник. — Нельзя мне.
— Как в беду попал — сразу «выручайте», раньше только и слышали от тебя одни гадости и проповеди, — сказал Шах. — Но мы старое не помним. Я могу пойти вместо тебя, но не бескорыстно.
— А что ты хочешь?
— Уничтожь объяснительную Каширина.
— Это запросто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— А может, он садомазохист? — предположила Горностаева.
— Естественно! — пьяно подтвердил я. — Только скрывал долго.
— Как любопытно, — заинтересовалась Горностаева и сделала ко мне несколько шагов.
Но тут Шаховский застонал и начал медленно оседать на землю. Увидев это, Валька бросилась к нему и обняла его за талию.
После того, как она отконвоировала раненого героя в его гостиничный номер, Спозаранник сказал очень тихо:
— Если она забеременеет, Скрипка нас не простит.
Я же засыпал с мыслями о том, что большего симулянта и артиста, чем наш Витя, пожалуй, и не отыскать ни в одном большом, среднем и малом театре нашей родины.
5
Утро было не самым лучшим для меня. Лучше бы я умер вчера. Но я остался жив и поэтому безумно страдал. А тут еще надоедливый, как муха, Спозаранник прицепился ко мне с требованием написать объяснительную про диктофон. В конце концов он меня достал, и я сотворил целую поэму на двух листах, в которой касался темы гравитации, НЛО, диктофонов, которые летают в связи с обратным течением времени. При этом я ссылался на Ленина и Сталина, утверждал, что диктофон противоречит учению марксизма и поэтому подлежит уничтожению.
Глеб все это прочитал, хмыкнул, спрятал опус к себе в папку и сказал:
— Когда шеф это прочитает, то все поймет сам. Ему даже не надо будет докладывать о том, в каком ты вчера был состоянии.
— Да пошел ты…
— Что?
— Уйди с глаз моих долой! Нечисть… — на большее после вчерашнего у меня не хватало сил. В голове кто-то стучал молотком, играл на трубах и выл по-волчьи.
Ни о какой работе не могло быть и речи, я лег на кровать и приготовился к смерти. Наши же решили во что бы то ни стало провести совещание. Поскольку я был не транспортабелен, то летучку устроили у нас с Шаховским в номере. А он, кстати, ночевал со мной в комнате, так как Горностаева его хоть вчера и пожалела, но ночевать у себя не оставила. Глеб, раскрыв папку, уселся в кресло, а Валя и Шах очень уютно устроились на Витькиной кровати.
— Итак, что мы имеем? — начал Спозаранник.
— А мы ничего не имеем, — ответила ему Валька.
— Это правильно, молодец! И дальше ничего не поимеем, если будем, как эти два оболтуса, ночные кабаки исследовать вместо криминогенной обстановки в городе. Думаю, что для начала нам нужно обсудить их поведение, потому что… ибо… если… Короче…
— Хорошо, давайте голосовать. Ведь обсуждение всегда заканчивается голосованием, правильно? — спросил Шаховский. — Так давайте для убыстрения процесса сразу перейдем ко второй стадии.
Кто за то, чтобы объявить нам выговор и доложить начальству?
Спозаранник был очень дисциплинированным человеком, поэтому он еще до того, как понял, что Шах издевается, поднял руку.
— Один. Кто воздержался?
Валька посмотрела на Спозаранника и проголосовала.
— Кто против?
Теперь он поднял руку сам, а я из положения лежа поднял две передние конечности и, на всякий случай, обе задние.
— Глебушка, твое предложение не прошло. Коллектив высказался большинством голосов против, а волю коллектива надо уважать. Согласен? — торжественно подвел итог голосованию Шаховский.
— Да ну вас к черту! Вы абсолютно несерьезные люди, и, если Бы не обстоятельства, в связи с которыми мы приехали в этот город, я бы никогда не стал бы с вами ничего обсуждать, а просто ставил бы задания. В общем, ладно — с вами, хулиганы, тунеядцы, пьяницы, я разберусь потом. Короче, заканчиваем болтовню, ставлю первоочередную задачу: необходимо установить, как связывался этот дебильный депутат со своим источником.
Предполагаю: по сотовому телефону. Где взять номер? Он у нас есть. Значит, необходимо достать распечатку его звонков, то есть трансакций. Вопрос: как? Ответ: неизвестно! Но есть предложение: попросить у оперативников или следователя.
Перспективы: туманны. Альтернатива: не вижу.
После своего славного выступления Спозаранник гордо на нас посмотрел, очевидно, ожидая аплодисментов. Но их не последовало. Лично я, например, вообще перестал понимать, что он говорит, где-то посередине его выступления.
— А теперь будем решать, кто пойдет в милицию. Шаховскому туда точно нельзя с такой физиономией, я пойду в редакцию «Таежной правды», откуда Трубочистов на встречу с источником ушел. Значит, Горностаева и Каширин. Эй, алкаш, ты меня слышишь?
Я ничего не ответил, сил не было. Однако делать было нечего, и мы отправились в милицию.
6
Путь туда занял около часа. Всю дорогу Валька меня подгоняла и внимательно следила, чтобы я не купил себе пива. Я пытался убедить ее, что если выпью пива, то оживу, но она была непреклонна и не хотела продлить мне жизнь.
— От тебя и так перегаром несет, а если пива выпьешь, то все вокруг тебя просто задохнутся. Понял? Потерпи немного, на обратном пути зайдем в какую-нибудь кафешку и вместе по бокальчику пивка употребим. Хорошо, Родик?
Я молчал и обижался. В милиции мы посетили всех, кого можно, Горностаева строила дяденькам-милиционерам глазки, отчаянно виляла перед ними своей аппетитной попой, но никакого результата мы все равно не добились. В принципе, отнеслись к нам очень хорошо, расспрашивали про наше Агентство, поили чаем с сушками, но распечатками не делились.
Когда мы уходили, один опер пошел нас проводить. Уже на улице перед входом в здание он взял меня за локоть и отвел в сторону:
— Слушай, журналист, распечатки мы дать тебе не можем, ты это и сам уже понял, но я тебе могу кое-что посоветовать. Слушай меня: в сотовой компании в отделе обслуживания есть одна девушка, зовут ее Маша Распутина, как ту певицу московскую. Так вот, она, как говорится, слаба на передок, ее уже весь наш отдел как эстафетную палочку друг другу передал. Ты ее закадри — типа парень с Питера, журналист крутой, книжки пишешь и все такое. А потом трахни покачественнее, чтоб у нее в глазах вместо света одни презервативы стояли, и попроси распечатку. Это проверенный путь, у нас, когда начальство запросы не подписывает, все к ней бегут. Добрая она, даже жалко ее. Но что делать? Виноваты не мы, а система, которая сделала нас такими, поэтому совесть твоя будет чиста. Если пообещаешь на ней жениться и в Питер увезти, то она тебе весь архив компании вытащит.
— Хм, — сказал я. — А разве это ее отдел распечатки выдает?
— Нет, конечно, но там же, сам понимаешь, все на личных контактах.
— А как она выглядит?
— Страшная такая, как смерть. Волосы как прошлогодняя солома, ноги кривые, рост метр пятьдесят — не больше, одевается как чучело. Ну я вас и познакомлю, а потом слиняю. Вы вдвоем останетесь.
— Ни хрена не понимаю! А кто ее, такую страшную, на таком месте держит?
— Вы у себя в столицах по-своему живете, а мы по-своему. Вам нас не понять.
У вас, может, и по внешним данным отбирают на работу, а у нас по душевным.
Но это отдельный разговор. Я просто помочь вам хочу, потому что не для бандитских целей вам нужна распечатка. Серьезным делом занимаетесь, к тому же издалека приехали…
— Слушай, друг, так, может, ты нам сам поможешь, дашь нам распечатку?
— Извини, не могу. Во-первых, у меня ее просто нет, а во-вторых, тут все очень сложно с ней. Пойми меня и не обижайся.
***
Короче, подходи сюда сегодня к семи вечера, я тебя к ней отведу.
Мы пожали друг другу руки и разошлись.
— О чем вы с ним говорили? — полюбопытствовала Валька, когда я подошел к ней.
— Договорились, что вечером мы с ним по бабам пойдем.
— А если серьезно?
— Хочешь — верь, хочешь — нет, но мы говорили о женщине. Красивой, как золотая рыбка, и стройной, как горная лань. Умнице и комсомолке, к тому же незамужней. Сегодня меня с ней познакомят, мы с ней полюбим друг друга, и она даст мне распечатку телефона «потеряшки».
— А если серьезно? — еще раз повторила она свою реплику.
— Ладно, слушай… — И я рассказал ей о нашем разговоре с опером, у которого я даже забыл спросить, как его зовут.
Как она мне и обещала, мы направились в сторону кафе, где заказали себе по кружке пива. В приятном полумраке зала, прихлебывая целебный напиток, я начал медленно возвращаться к жизни. Но при этом в моей голове бродили не очень приятные мысли. Опер описал объект атаки как совершенно неприятное существо.
Я, конечно, патриот нашего Агентства, но столько я не выпью, да и неохота жертвовать собой ради какой-то распечатки.
И тут мне в голову пришел план.
7
Мы вернулись в гостиницу, где нас ожидали Шаховский и вернувшийся из редакции Спозаранник. До семи часов вечера еще оставалось некоторое время, и мы сели обсудить наши сегодняшние успехи, которых, надо сказать, не было вообще. Глеб познакомился с местными акулами пера, которые ему безапелляционно заявили, что депутат реально боролся с коррупцией, был кристально честным человеком и пострадал за правду-матку.
Убил его мэр.
— Потому что больше некому, — вставил Шаховский в рассказ Глеба.
— Короче, толку от них, как от козла молока, — закончил Спозаранник. — А теперь расскажите, как вы умудрились не взять распечатку у милиционеров. Как вы смогли провалить задание?
— Может быть, ты завтра сам попробуешь? — предложила ему Горностаева.
— И попробую, — ответил мини-шеф. — Покажу вам, как надо работать. Но, если серьезно, то надо что-то придумывать.
— Мы уже придумали, — сказал я.
И рассказал ему о нашем знакомстве с опером и об его экстравагантном предложении. Единственное, в чем я соврал, было описание объекта атаки. Вместо страшной девушки с кривыми ногами я поведал им о белокурой красавице с параметрами 90-60-90. А потом встал вопрос, кто из нас именно пойдет на задание.
— Нас трое, — сказал Шаховский. — Значит, надо кинуть жребий, но если кто-нибудь из вас откажется сам, то я возражать не буду.
— Мне нельзя, я женатый, серьезный человек, — отказался Спозаранник.
— Я тоже тебе уступаю, — согласился я.
Но тут произошло то, чего никто из нас никак не ожидал. Молчавшая до этого момента Горностаева вскочила на ноги и гневно заявила:
— Это в вас говорит мужской шовинизм! Мы одна команда и занимаемся одним делом! У нас равные права! И каждый из нас имеет право участвовать во всех операциях без исключения. Я требую, чтобы этот вопрос был решен общим жребием и чтобы я в нем тоже участвовала!
— Бред какой-то! — только и сказали мы хором.
— А что же ты с ней делать будешь, если выиграешь, а? — усмехаясь, поинтересовался Шах.
— Что надо! Это вас не касается, главное, чтобы она распечатку нам достала, — ответила Горностаева.
Затем мы долго спорили с ней, но она была непреклонна. В конце концов мы решили, что если она так хочет, то пусть будет жребий. Свернули трубочками три чистых бумажки и четвертую с написанным на ней словом «подвиг». Потом засунули их в бейсболку Шаха и стали по очереди тянуть. Хозяин головного убора пытал судьбу первым. Но ему не повезло.
Я был вторым. Результат тот же — нулевой. Два оставшихся участника смотрели друг на друга. Нас с Шахом начал понемногу разбирать смех, ситуация была довольно комической. Валька с героическим видом запустила руку в шапку, вытащила бумажку и начала ее медленно разворачивать. Мы давились от смеха, а Спозаранник с надеждой следил за ее действиями.
Нет! Горностаева тоже вытащила пустышку. Глеб растерянно на нас посмотрел и полез в шапку. На что он надеялся — непонятно.
— Ребята, выручайте! — взмолился Спозаранник. — Нельзя мне.
— Как в беду попал — сразу «выручайте», раньше только и слышали от тебя одни гадости и проповеди, — сказал Шах. — Но мы старое не помним. Я могу пойти вместо тебя, но не бескорыстно.
— А что ты хочешь?
— Уничтожь объяснительную Каширина.
— Это запросто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33