Большинство из них, как понял Журковский, не бывали в России кто год, кто два, а кто и все пять. Однако эмигрантов тоже не наблюдалось - все присутствующие были гражданами России и, кажется, собирались ими оставаться.
Суханов представил собравшимся Анатолия Карловича и заявил, что теперь вопросы чисто теоретического, научного характера будет решать он и только он, профессор Журковский.
Анатолий Карлович знал, что "Город - XXI век" занимается не только программным обеспечением русскоязычных пользователей ПК во всем мире, но и торговлей самыми компьютерами, комплектующими, "софтом", телевизионной аппаратурой, музыкальным оборудованием, аудио- и видеопродукцией, а сейчас строит еще и планы по созданию телевизионной сети. Фирма уже получила собственную частоту в России, здесь же, в Америке, создается русскоязычный канал телевидения - так сказать, региональный, обслуживающий только штат Нью-Йорк, но и это уже немало.
При таком широком поле деятельности под "вопросами научного характера" можно было понимать самые разные предметы и темы, но Журковский пока не настаивал на том, чтобы круг его обязанностей был максимально конкретизирован. Он уже хорошо знал, что Суханов - реалист, что он всегда трезво оценивает людей, находящихся рядом с ним, и потому был уверен, что босс не нагрузит его работой, в которой Журковский окажется профаном или просто неспециалистом. Это был один из главных принципов фирмы "Город" - высочайшая квалификация каждого из ее работников, начиная от дворника, уборщицы или охранника низового звена и заканчивая генеральным директором.
"Когда я почувствую, что устал тянуть эту махину, сразу уйду", - говорил Суханов, и Журковский ему верил.
Среди бродящих по квартире гостей была одна-единственная представительница слабого пола, она же оказалась единственным гражданином Соединенных Штатов.
Молодая женщина лет двадцати, одетая в поношенные джинсы и белую футболку (декабрь в Нью-Йорке выдался теплым, и, чтобы дойти от подъезда до машины, достаточно было накинуть на футболку пиджак или куртку, а кожаная куртка гостьи висела в прихожей), она производила впечатление увлеченной студентки, очарованной именитыми гостями.
Она взмахивала пушистыми темными ресницами и осторожно поглядывала на Журковского, о достоинствах которого Суханов произнес короткую, но очень вескую речь.
- Познакомься, это Энди, - сказал Суханов Анатолию Карловичу, когда официальная часть встречи завершилась. Он подмигнул девушке. Та словно бы сникла от смущения и протянула Журковскому крохотную детскую ладошку. - А это, Энди, твой непосредственный начальник, Анатолий Журковский.
Суханов говорил по-английски неважно, но вполне приемлемо для неформальной беседы.
- Очень приятно, - сказал Журковский.
- Мне тоже, - ответила девушка.
- Энди, я дам тебе все телефоны господина Журковского. Когда он будет приезжать, то жить будет здесь.
Заметив удивленно поднятые брови профессора, Суханов утвердительно кивнул:
- Да, да, я специально назначил встречу в этом месте. Чтобы вы, Анатолий Карлович, сразу все и всех увидели и попривыкли как-то... Это у нас такая... оперативная, скажем так, жилплощадь. Главный офис - в Бруклине, еще одна квартира на Пятьдесят шестой, возле Центрального парка... Ну, вы все увидите. Сейчас мы едем обедать.
Гости, заслышав сигнал к окончанию приема, вежливо откланялись и быстро разошлись. Последними из дома вышли генеральный директор со своим заместителем и Энди.
- Тебя подкинуть, Энди? - спросил Суханов. - Мы едем к Центральному парку.
- Нет, я в Бруклин. Такси возьму, - ответила Энди и, махнув рукой, исчезла за углом кирпичного дома.
- Красотка, - чмокнул губами Суханов. - Только молода слишком.
- Это быстро пройдет, - заметил Журковский.
- А знаешь, кто она?
- Наш сотрудник, насколько я понимаю.
- Ну, это конечно. А вообще-то она - единственная дочь сенатора Мак-Дауэлла.
- Того самого?
- Ну да. Того самого, что на следующих выборах будет баллотироваться в президенты США.
Журковский остановился возле машины - серого "вэна", принадлежавшего фирме.
- И что же она - вот так запросто?
- Да, - улыбнулся Суханов. - Одна и без охраны. Тут все так ходят и так живут.
- Слушай, я потрясен.
Журковский перешел на "ты", что случалось у них с Сухановым все чаще и чаще, особенно когда они оставались наедине.
- Я потрясен, - повторил Анатолий Карлович. - У нас дети заслуженных артистов, и те ходят как наследные принцы. А уж дочь кандидата в президенты... сенатора... Нет, какая тут все же простота нравов! И она у нас работает?
- Она у тебя работает. И зарплата ее, между прочим, очень невелика.
- Да? - Журковский вдруг нахмурился. - Боже, Андрей, до чего я дошел! До чего меня довела эта страна...
- Какая страна? - ехидно спросил Суханов. - Ты садись в машину, у нас времени мало. Быстро обедаем и едем в офис. На совещание. Так что ты про страну-то?
- Да так, ничего нового... Просто вот эта свобода... Закон один для всех... Когда это слышишь, кажется, что все нормально и правильно, иначе и быть не может, что все вокруг только так и думают. А когда своими глазами видишь... Представь себе, вспомни, как у нас выглядят дети президента. Или кого-нибудь из Семьи? А? Слабо? А эти...
- Ну, не обольщайся, Анатолий Карлович, здесь тоже не все так просто. Поживешь - увидишь.
- Ну когда это будет - "поживешь"?
- А что, хочется?
- Как сказать... Хочется, чтобы у нас дома все было в порядке.
- Как здесь?
- Нет. Как у нас. Как здесь - не получится. Да и не нужно. Другая культура, другие отношения.
Журковский смотрел из окна машины на улицы Манхэттена. Украшенные к Рождеству витрины магазинов сияли какой-то мультипликационной роскошью, прохожие останавливались и, сбившись в небольшие толпы, глазели на двигающиеся за стеклянными стенами автомобили, на манекены, которые кланялись, обнимались, поворачивались к зрителям с застывшей на пластмассовых лицах широкой и белозубой американской улыбкой. Движения их были строго выверены и точны, они повторялись, и было в них что-то неотвратимое, что-то безысходное, наводившее вместо праздничного веселья неожиданную тоску.
- Неправильное у меня отношение к этим игрушкам, - заметил Журковский. Люди смеются, радуются. А мне грустно.
- Ничего неправильного, - ответил Андрей Ильич. - Ты же русский. Как тебе может быть по душе такая предсказуемость? Мы не так воспитаны. Нам предсказуемость не нужна. Нам нужна стихия.
- Надоела, знаешь, стихия-то. Годы не те.
- Да ладно тебе - годы. Годы самые, что ни на есть, те. Мужчина, можно сказать, в полном расцвете сил.
- И потом, ты говоришь - русский. Я еврей, между прочим.
Суханов хотел что-то сказать, но проглотил фразу и уставился на профессора.
- Да? - с сомнением в голосе спросил он. - Серьезно? Интересно... Знаешь, шутка такая есть, модная сейчас. Мол, я ненавижу в жизни две вещи национализм и армян. Смешно?
- Очень, - ответил Журковский. - Ухохочешься.
- Ну хохочи... Значит, еврей ты у нас... Надо же. А я-то думал, татарин...
- Ты что, Андрей? Вы что, - повторил Журковский, становясь серьезным. Что вы имеете в виду?
- Да не напрягайся ты, Толя. Что ты, в самом деле? Ты же знаешь мою национальную платформу. Просвещенный космополитизм. Это единственное, что, на мой взгляд, может сейчас быть ответом на все эти гнилые разговоры о национальных меньшинствах. И большинствах. О старших и младших братьях... Знаешь, когда я об этом начинаю говорить, меня сразу тошнит.
- Да? Однако у нас с тобой проблемы другого свойства. Не желудочного порядка, а скорее...
- У нас? Что ты имеешь в виду? Останови, Гриша...
Шофер Гриша был эмигрантом с десятилетним стажем, одним из немногих сотрудников фирмы, не имеющих российского гражданства. Гриша не желал ни возвращаться на родину, ни даже слышать о ней что-нибудь позитивное.
В России он был кооператором средней руки, неплохо зарабатывал, точнее, как и большинство кооператоров начала перестройки, приворовывал у государства, но в какой-то момент решил, что в мире развитого капитализма сможет подняться на гораздо большую высоту, чем на родине.
Приехав в Америку вместе с женой и пятилетним сыном, Гриша быстро понял, что его навыков криминальной торговли для процветающего бизнеса в США явно не хватает. Гриша стал осматриваться, приглядываться и думать, в какой области ему выгоднее всего начать собственное дело. Деньги у него были, но, привыкнув жить, ни в чем себе не отказывая, он продолжил такой образ жизни и на берегу Гудзона, где снял для своей семьи вполне приличный коттедж. Очень быстро выяснилось, что способов траты денег в США несоизмеримо больше, чем на родине, и, когда капитал Гриши превратился в ничто, он был вынужден пойти работать в такси. Оказалось, что, кроме вождения автомобиля, русский предприниматель Гриша больше ни на что не способен.
Через некоторое время его подобрали люди Суханова, и наконец он обрел спокойное и стабильное место работы. В бизнес Гриша уже не стремился, говорил, что всем доволен и больше от жизни ему ничего не нужно. При этом он всегда имел недовольный, сумрачный вид и постоянно вполголоса ругался - по-русски, конечно, поскольку английским в достаточной степени так и не овладел. Знания языка ему хватало разве что на общение с кассирами супермаркета и беседы с суперинтендантом многоквартирного дома на Брайтоне, где он теперь проживал.
- Мы прогуляемся до парка, - сказал Суханов вечно хмурому Грише. - Пойдем по Сорок второй, потом на Бродвей, через Таймс-сквер, через Коламбус... А ты подъезжай к дому.
- Хорошо, - буркнул Гриша и, что называется, вложив душу, захлопнул дверцу машины.
- Так что ты имел в виду под проблемами не желудочного свойства? - спросил Суханов, сворачивая на Сорок вторую.
Анатолий Карлович улыбнулся.
- Знаешь, - сказал он, - здесь все это кажется таким далеким и малозначительным...
- Ну-ну, не впадай в эйфорию, пожалуйста. Послезавтра мы будем дома.
- Да, конечно. Только... Вот, я смотрю, навстречу идут люди - красивые, веселые... Занятые собой. А не травлей ближнего своего. Хорошо!
- Конечно, хорошо. Кто же спорит?
- А то, что я имел в виду... Я имел в виду проблемы мэра с "памятниками". С нашими националистами.
- Да понял я. Что за проблемы? Я не слышал ни о каких проблемах. То, что они в своих газетках строчат, - так вольно им. Они про всех строчат, кто в России хоть что-то делает. Они же импотенты, завистливые импотенты. У них ничего нет, кроме деклараций о том, что они - русские, а раз так, значит, им все нужно подать на блюдечке. Особенные они, понимаешь.. Голодранцы.
- Ты думаешь? А мне кажется, у них и деньги есть, и свои люди наверху. Или я ошибаюсь?
- Нет. Не ошибаешься. Только это ведь не самостоятельная сила. Просто один из рычагов, причем не самый мощный. Если есть идиоты, готовые участвовать в этих мудацких акциях, то почему бы их не использовать? Вполне нормальный ход.
- Помнишь, перед отъездом нам сообщили, что будут провокации со стороны националистов-радикалов?
- Ну. И что? Ты боишься?
- Я-то не боюсь. Паше нужно беречься.
- Паша не мальчик. Он все понимает лучше многих. Что значит - беречься? Охрана у него есть - и его, и мои ребята. А если события будут развиваться на уровне информационной провокации, он сам сообразит, как оппонировать и как сделать так, чтобы не ввязаться в склоку. Он в этом деле лучше нас с тобой разбирается. Уж поверь мне...
- Я верю, - сказал Журковский. - Только все равно волнуюсь. Мы его как будто бросили.
- Да перестань, профессор. Он не ребенок. Он настоящий, профессиональный политик. И тем мне близок. Конечно, не только своим профессионализмом, а прежде всего, своей задачей, своим пониманием истории и развития общества. Но и, конечно, профессионализмом. Как всякий хороший политик, он хороший дипломат. Так что не волнуйся насчет этих националистических уродцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58