Мы же не знаем, может быть, они нащупали и его связи. И тогда...
- Не будем гадать, что будет тогда, - прервал его Старик. - Во всяком случае, пока связи целы, и об этом свидетельствует хотя бы прибытие курьера, поэтому передайте Тарафу мою личную просьбу: максимально сосредоточиться на задании по "днестровской кампании", все остальное после.
XV
За окном вагона медленно проплывали заснеженные поля, лишь кое-где чернели проталины, указывая на близкую весну. Безлюдными и пустынными выглядели часто сменяющиеся за окном села; могло показаться, что жизнь здесь остановилась, если бы не легкий сизый дымок, вьющийся из печных труб.
От долгого сидения у Фаркаши затекли ноги, и он решил немного размяться. Вагон второго класса был почти пуст. Зато соседний, куда он заглянул из любопытства, был заполнен почти до отказа. Пассажиры, в основном крестьяне в овчинных тулупах и барашковых кушмах, степенно вел" неторопливую беседу: о том, что весна нынче задержалась, однако природа возьмет свое и лето будет жарким, виноград должен уродиться на славу, что цены на него падают, а налоги растут. Одним словом, люди говорили о самом насущном. Фаркаши и сам не прочь был перекинуться словечком с кем-нибудь из этих медлительных, по-крестьянски недоверчивых людей, и заговорил с соседом. Тот бросил удивленно-недоверчивый взгляд на по-городскому одетого господина, что-то пробормотал и отвернулся. Фаркаши тоже замолк, поняв, что он здесь - чужой, барин, к которому крестьяне испытывают инстинктивное недоверие.
Поезд, мерно постукивая на стыках рельсов, приближался к конечной станции. Под стук колес хорошо думалось, и Фаркаши, прикрыв глаза и делая вид, что дремлет, размышлял о своем задании. На первый взгляд, оно казалось проще простого: адрес ремесленного училища можно узнать у любого встречного, пойти туда, разыскать кого нужно. Если верить газетам, власти сняли некоторые ограничения для беженцев, и этим кончилось. Создавалось впечатление, что они просто не знают, что дальше делать со своими "заднестровскими братьями". Попалось на глаза несколько заметок, скупо сообщавших об отсутствии средств для их содержания; какой-то сердобольный адвокат обратился к "общественности" с призывом создать фонд помощи "жертвам коммунизма". Пропагандистская волна не спадала, больше того, она набирала новую высоту.
Нет, размышлял Фаркаши, в училище ему, иностранцу, появляться нельзя. Наверняка там крутятся агенты сигуранцы, и появление незнакомого человека не останется незамеченным, увяжется "хвост". Надо искать другой путь. Фаркаши хранил в памяти несколько явок в Кишиневе и Тигине, полученных еще в Центре, о которых не знала даже связная. Старик предупредил особо: пользоваться ими следует лишь в случае крайней необходимости и пояснил, что эти явки - квартиры коммунистов-подпольщиков, а любого коммуниста сигуранца именует не иначе как агентом Коминтерна. Нетрудно представить, какой вой поднимется в прессе, если Фаркаши "засветится". Хотя, как говорил Старик, Советское правительство никогда не признавало захвата Бессарабии и считает ее жителей советскими гражданами. Фаркаши решил: пришел тот самый крайний случай.
На привокзальной площади в Тигине он "проверился", сел на извозчика и поехал в гостиницу. Портье с любопытством взглянул на иностранца, сделал запись в книге приезжих и дал ему ключ. Фаркаши поднялся на второй этаж, оставил в номере саквояж, спустился вниз и подошел к конторке. Портье всем своим видом показывал, что он готов оказать услугу постояльцу. Фаркаши сказал, что его привели сюда коммерческие дела, в Тигине он впервые и был бы весьма благодарен, если бы портье назвал несколько фамилий оптовых торговцев фруктами и вином. Говоря все это, он осторожно положил на конторку столеевую купюру. Портье незаметным движением взял деньги, понимающе кивнул и заговорил. Деньги развязали ему язык, и вскоре Фаркаши узнал не только фамилии наиболее крупных оптовых торговцев, но и оказался в курсе городских новостей. Портье с гордостью сообщил, что недавно именно в их гостинице останавливался сам господин генеральный инспектор сигуранцы Маймука, другие важные господа, которые сопровождали журналиста из Парижа по фамилии Джео Лондон; он жил в том же номере, что изволит снимать господин Мачек. Видимо, сказал портье доверительным тоном, этот француз был очень важной птицей, хотя по его внешнему виду этого не скажешь, сам господин генеральный инспектор оказывал ему большое уважение. Господин коммерсант может и не знать, - продолжал человек за конторкой, - что их город оказался в центре важных событий. Не проходит дня, чтобы о них не писали в газетах. - Он развернул номер газеты "Универсул". - И сегодня тоже. Город дал приют этим несчастным, которые перешли Днестр. Газеты о них только и пишут...
Он хотел продолжить, однако Фаркаши сказал:
- Извините, беженцы меня не интересуют. Я приехал сюда по коммерческим делам, и вы обещали мне помочь...
- Как же, как же, - пробормотал старый портье. - Есть крупные оптовики, уважаемые люди. - Он объяснил, где можно найти оптовиков.
Фаркаши направился по указанным адресам. Он мог бы и без портье найти этих торговцев. Обращаясь к нему, он был уверен, что словоохотливый старик состоит на службе у сигуранцы, иначе его давно бы вышвырнули. Теперь портье доложит хозяевам о разговоре с иностранцем - и у Фаркаши будет нечто вроде алиби. На своем опыте Фаркаши имел возможность убедиться, что такой в общем нехитрый отвлекающий маневр срабатывает, по крайней мере на первое время.
Оптовые конторы располагались в центре, недалеко от гостиницы. Местные коммерсанты проявили неподдельный интерес к чешскому коллеге, говорящему на их языке. Он вежливо улыбался, обещал обдумать деловые предложения, однако от сделок воздерживался, заявляя, что надо посоветоваться с руководством фирмы.
В гостиницу возвратился только к вечеру. Обменявшись несколькими фразами с портье, поднялся к себе, сел на диван, развернул свежую газету, скользнул глазами по строчкам и незаметно для себя задремал. Очнулся, когда за окном уже сгущались сумерки, и вышел. Подозвав извозчика, назвал одну из окраинных улиц. Извозчик пробормотал, что путь дальний, обратно придется возвращаться пустым, потому как там живет одна голытьба, не привыкшая ездить, и заломил непомерную цену, причем потребовал деньги вперед. Фаркаши не стал торговаться. Всю дорогу извозчик недоверчиво оглядывался, как бы желая убедиться, не сбежал ли его пассажир, хотя деньги тот заплатил, как и договаривались, вперед.
Окраина имела почти сельский вид. Немногочисленные прохожие жались к обочине, провожая глазами редкий здесь фаэтон. Чтобы не привлекать внимания, Фаркаши попросил остановиться и пошел дальше пешком. Начало темнеть. Возле одного из домов - маленького, неприметного, он остановился, постучал в окно. Залаяла собака, во дворе появился молодой мужчина и осведомился, кто нужен. Прежде чем ответить, Фаркаши закурил, держа спичку так, чтобы можно было разглядеть лицо хозяина дома. Убедившись, что перед ним тот, фотографию которого ему показали в Центре, он произнес:
- Я от Петра Тимофеевича. Он сказал, у вас сдается комната.
- К сожалению, комната уже сдана, но я могу помочь, - последовал ответ.
Мужчина вышел из калитки, оглядел улицу, соседние дворы и пригласил Фаркаши в дом.
- Здравствуйте, товарищ! - он крепко пожал руку гостя и улыбнулся. Улыбка у него ясная, открытая. - Будем знакомы. Серджиу Блэнару.
- Иржи Мачек, в данном случае чешский коммерсант.
Осведомившись, есть ли еще кто-нибудь в доме и услышав в ответ, что жена с ребенком уехала к матери в село, Фаркаши перешел к делу.
- Вы знаете, что в вашем городе живут так называемые беженцы с той, советской стороны Днестра?
Серджиу закивал.
- Не только слышал, но и видел. Слоняются по городу. У нас каждый день о них говорят.
- А где это - у вас?
- Где? - с удивлением переспросил Блэнару. - Я же в железнодорожном депо работаю. И батя мой тоже там работал. Убили его они... в феврале восемнадцатого, я еще мальчишкой был, а все помню, будто вчера случилось. Много наших тогда полегло у "черного забора."* - Спохватившись, он виновато произнес: - Однако, что это я... Слушаю вас, товарищ!
_______________
* 7 февраля 1918 г. боярские оккупанты расстреляли более 150
бендерских рабочих-железнодорожников, выступивших против оккупации
Бессарабии королевской Румынией.
- Что в депо говорят о людях, которые Днестр перешли?
- Всякое. Если кулак сбежал, то сюда ему и дорога, кулака в обиду не дадут, он же родной человек, а если победнее или совсем бедняк - тогда дело плохо. Жалеют их рабочие, те, которые сознательные. А некоторые рассуждают: у нас своих безработных девать некуда, а тут еще с той стороны. Ну а еще... - он заколебался, - слышал, будто на том берегу трудно живется, голодно. Всех, кто желает, кто нет - все равно в колхоз записывают. Перегибы у вас это называется. А в газетах чего только не пишут об этих беженцах. Да вы, верно, сами читали эту брехню. Мы, конечно, ведем разъяснительную работу.
- Мы? - переспросил Фаркаши.
- Ну да, мы - коммунисты, - с достоинством пояснил Блэнару. - Я же член Румынской компартии.
Фаркаши с интересом взглянул на своего собеседника, который предстал перед ним как бы в новом свете. Пожалуй, впервые за последние годы он вот так запросто, не таясь, разговаривал с румынским коммунистом.
- А что же именно вы разъясняете?
- Работы хватает, - сдержанно отвечал Серджиу, - потому как не все еще до конца понимают, что у трудовых румын и бессарабцев один враг румынский империализм. Вы, должно быть, знаете, - доверительно продолжал он, - что в декабре прошлого года прошел пятый съезд румынских коммунистов. На съезде говорилось, что СССР - пролетарское отечество трудящихся всех стран, а у румын и бессарабцев один классовый враг помещики и капиталисты. Бессарабия же - неотъемлемая часть Советского Союза и должна быть ему возвращена.
Серджиу замолчал и, как показалось Фаркаши, смущенно улыбнулся: Может быть, я немного высокопарно говорю, вы уж извините.
Фаркаши тоже так показалось, однако он запротестовал:
- Ну почему же, все очень доходчиво и понятно. Однако вернемся к беженцам, меня они весьма интересуют, особенно двое, некие Думитру Затыка и Николай Потынга. Твоя задача, Серджиу, - он перешел на "ты", - разыскать их. Мне обязательно надо с ними встретиться. Запомни - Думитру Затыка и Николай Потынга. Они из Протягайловки. Сам понимаешь, мне туда, где они находятся, идти самому никак нельзя.
- Так я сам схожу. Что передать? - как о само собой разумеющемся спросил Серджиу.
Фаркаши не сдержал улыбки, услышав эти слова, и подумал: "Что значит иметь дело с непрофессионалом".
- А ты подумал о том, что там шпиков полно? Нет, тебе, коммунисту, нет смысла им глаза мозолить. Можно все испортить. Учти, чаще всего попадаются как раз на простом задании. Нужен человек вне всяких подозрений. Есть такой?
Рассудительный тон охладил пыл молодого парня, он растерянно взглянул на своего старшего товарища.
- Есть, есть... - воскликнул Серджиу.
- Кто такой?
Серджиу широко улыбнулся.
- Наш парень, хотя и мелкий собственник. Уличный торговец, продает на своем лотке всякую всячину. Его каждая собака в городе знает. - Прочитав на лице Фаркаши сомнение, он горячо продолжал: - Да вы не сомневайтесь, товарищ, я же говорю - свой парень, он не раз наши поручения выполнял, и в ремесленном у беженцев бывал... по своим торговым делам. Яшка-рыжий, а фамилии не знаю. Его все так называют.
- Ну ладно, - после некоторого колебания согласился Фаркаши. - Скажи этому Яшке, чтобы разыскал в ремесленном Думитру Затыку и Николая Потынгу и передал, что с ними хочет встретиться дядя Георгий. Они поймут. Твоя жена когда приезжает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
- Не будем гадать, что будет тогда, - прервал его Старик. - Во всяком случае, пока связи целы, и об этом свидетельствует хотя бы прибытие курьера, поэтому передайте Тарафу мою личную просьбу: максимально сосредоточиться на задании по "днестровской кампании", все остальное после.
XV
За окном вагона медленно проплывали заснеженные поля, лишь кое-где чернели проталины, указывая на близкую весну. Безлюдными и пустынными выглядели часто сменяющиеся за окном села; могло показаться, что жизнь здесь остановилась, если бы не легкий сизый дымок, вьющийся из печных труб.
От долгого сидения у Фаркаши затекли ноги, и он решил немного размяться. Вагон второго класса был почти пуст. Зато соседний, куда он заглянул из любопытства, был заполнен почти до отказа. Пассажиры, в основном крестьяне в овчинных тулупах и барашковых кушмах, степенно вел" неторопливую беседу: о том, что весна нынче задержалась, однако природа возьмет свое и лето будет жарким, виноград должен уродиться на славу, что цены на него падают, а налоги растут. Одним словом, люди говорили о самом насущном. Фаркаши и сам не прочь был перекинуться словечком с кем-нибудь из этих медлительных, по-крестьянски недоверчивых людей, и заговорил с соседом. Тот бросил удивленно-недоверчивый взгляд на по-городскому одетого господина, что-то пробормотал и отвернулся. Фаркаши тоже замолк, поняв, что он здесь - чужой, барин, к которому крестьяне испытывают инстинктивное недоверие.
Поезд, мерно постукивая на стыках рельсов, приближался к конечной станции. Под стук колес хорошо думалось, и Фаркаши, прикрыв глаза и делая вид, что дремлет, размышлял о своем задании. На первый взгляд, оно казалось проще простого: адрес ремесленного училища можно узнать у любого встречного, пойти туда, разыскать кого нужно. Если верить газетам, власти сняли некоторые ограничения для беженцев, и этим кончилось. Создавалось впечатление, что они просто не знают, что дальше делать со своими "заднестровскими братьями". Попалось на глаза несколько заметок, скупо сообщавших об отсутствии средств для их содержания; какой-то сердобольный адвокат обратился к "общественности" с призывом создать фонд помощи "жертвам коммунизма". Пропагандистская волна не спадала, больше того, она набирала новую высоту.
Нет, размышлял Фаркаши, в училище ему, иностранцу, появляться нельзя. Наверняка там крутятся агенты сигуранцы, и появление незнакомого человека не останется незамеченным, увяжется "хвост". Надо искать другой путь. Фаркаши хранил в памяти несколько явок в Кишиневе и Тигине, полученных еще в Центре, о которых не знала даже связная. Старик предупредил особо: пользоваться ими следует лишь в случае крайней необходимости и пояснил, что эти явки - квартиры коммунистов-подпольщиков, а любого коммуниста сигуранца именует не иначе как агентом Коминтерна. Нетрудно представить, какой вой поднимется в прессе, если Фаркаши "засветится". Хотя, как говорил Старик, Советское правительство никогда не признавало захвата Бессарабии и считает ее жителей советскими гражданами. Фаркаши решил: пришел тот самый крайний случай.
На привокзальной площади в Тигине он "проверился", сел на извозчика и поехал в гостиницу. Портье с любопытством взглянул на иностранца, сделал запись в книге приезжих и дал ему ключ. Фаркаши поднялся на второй этаж, оставил в номере саквояж, спустился вниз и подошел к конторке. Портье всем своим видом показывал, что он готов оказать услугу постояльцу. Фаркаши сказал, что его привели сюда коммерческие дела, в Тигине он впервые и был бы весьма благодарен, если бы портье назвал несколько фамилий оптовых торговцев фруктами и вином. Говоря все это, он осторожно положил на конторку столеевую купюру. Портье незаметным движением взял деньги, понимающе кивнул и заговорил. Деньги развязали ему язык, и вскоре Фаркаши узнал не только фамилии наиболее крупных оптовых торговцев, но и оказался в курсе городских новостей. Портье с гордостью сообщил, что недавно именно в их гостинице останавливался сам господин генеральный инспектор сигуранцы Маймука, другие важные господа, которые сопровождали журналиста из Парижа по фамилии Джео Лондон; он жил в том же номере, что изволит снимать господин Мачек. Видимо, сказал портье доверительным тоном, этот француз был очень важной птицей, хотя по его внешнему виду этого не скажешь, сам господин генеральный инспектор оказывал ему большое уважение. Господин коммерсант может и не знать, - продолжал человек за конторкой, - что их город оказался в центре важных событий. Не проходит дня, чтобы о них не писали в газетах. - Он развернул номер газеты "Универсул". - И сегодня тоже. Город дал приют этим несчастным, которые перешли Днестр. Газеты о них только и пишут...
Он хотел продолжить, однако Фаркаши сказал:
- Извините, беженцы меня не интересуют. Я приехал сюда по коммерческим делам, и вы обещали мне помочь...
- Как же, как же, - пробормотал старый портье. - Есть крупные оптовики, уважаемые люди. - Он объяснил, где можно найти оптовиков.
Фаркаши направился по указанным адресам. Он мог бы и без портье найти этих торговцев. Обращаясь к нему, он был уверен, что словоохотливый старик состоит на службе у сигуранцы, иначе его давно бы вышвырнули. Теперь портье доложит хозяевам о разговоре с иностранцем - и у Фаркаши будет нечто вроде алиби. На своем опыте Фаркаши имел возможность убедиться, что такой в общем нехитрый отвлекающий маневр срабатывает, по крайней мере на первое время.
Оптовые конторы располагались в центре, недалеко от гостиницы. Местные коммерсанты проявили неподдельный интерес к чешскому коллеге, говорящему на их языке. Он вежливо улыбался, обещал обдумать деловые предложения, однако от сделок воздерживался, заявляя, что надо посоветоваться с руководством фирмы.
В гостиницу возвратился только к вечеру. Обменявшись несколькими фразами с портье, поднялся к себе, сел на диван, развернул свежую газету, скользнул глазами по строчкам и незаметно для себя задремал. Очнулся, когда за окном уже сгущались сумерки, и вышел. Подозвав извозчика, назвал одну из окраинных улиц. Извозчик пробормотал, что путь дальний, обратно придется возвращаться пустым, потому как там живет одна голытьба, не привыкшая ездить, и заломил непомерную цену, причем потребовал деньги вперед. Фаркаши не стал торговаться. Всю дорогу извозчик недоверчиво оглядывался, как бы желая убедиться, не сбежал ли его пассажир, хотя деньги тот заплатил, как и договаривались, вперед.
Окраина имела почти сельский вид. Немногочисленные прохожие жались к обочине, провожая глазами редкий здесь фаэтон. Чтобы не привлекать внимания, Фаркаши попросил остановиться и пошел дальше пешком. Начало темнеть. Возле одного из домов - маленького, неприметного, он остановился, постучал в окно. Залаяла собака, во дворе появился молодой мужчина и осведомился, кто нужен. Прежде чем ответить, Фаркаши закурил, держа спичку так, чтобы можно было разглядеть лицо хозяина дома. Убедившись, что перед ним тот, фотографию которого ему показали в Центре, он произнес:
- Я от Петра Тимофеевича. Он сказал, у вас сдается комната.
- К сожалению, комната уже сдана, но я могу помочь, - последовал ответ.
Мужчина вышел из калитки, оглядел улицу, соседние дворы и пригласил Фаркаши в дом.
- Здравствуйте, товарищ! - он крепко пожал руку гостя и улыбнулся. Улыбка у него ясная, открытая. - Будем знакомы. Серджиу Блэнару.
- Иржи Мачек, в данном случае чешский коммерсант.
Осведомившись, есть ли еще кто-нибудь в доме и услышав в ответ, что жена с ребенком уехала к матери в село, Фаркаши перешел к делу.
- Вы знаете, что в вашем городе живут так называемые беженцы с той, советской стороны Днестра?
Серджиу закивал.
- Не только слышал, но и видел. Слоняются по городу. У нас каждый день о них говорят.
- А где это - у вас?
- Где? - с удивлением переспросил Блэнару. - Я же в железнодорожном депо работаю. И батя мой тоже там работал. Убили его они... в феврале восемнадцатого, я еще мальчишкой был, а все помню, будто вчера случилось. Много наших тогда полегло у "черного забора."* - Спохватившись, он виновато произнес: - Однако, что это я... Слушаю вас, товарищ!
_______________
* 7 февраля 1918 г. боярские оккупанты расстреляли более 150
бендерских рабочих-железнодорожников, выступивших против оккупации
Бессарабии королевской Румынией.
- Что в депо говорят о людях, которые Днестр перешли?
- Всякое. Если кулак сбежал, то сюда ему и дорога, кулака в обиду не дадут, он же родной человек, а если победнее или совсем бедняк - тогда дело плохо. Жалеют их рабочие, те, которые сознательные. А некоторые рассуждают: у нас своих безработных девать некуда, а тут еще с той стороны. Ну а еще... - он заколебался, - слышал, будто на том берегу трудно живется, голодно. Всех, кто желает, кто нет - все равно в колхоз записывают. Перегибы у вас это называется. А в газетах чего только не пишут об этих беженцах. Да вы, верно, сами читали эту брехню. Мы, конечно, ведем разъяснительную работу.
- Мы? - переспросил Фаркаши.
- Ну да, мы - коммунисты, - с достоинством пояснил Блэнару. - Я же член Румынской компартии.
Фаркаши с интересом взглянул на своего собеседника, который предстал перед ним как бы в новом свете. Пожалуй, впервые за последние годы он вот так запросто, не таясь, разговаривал с румынским коммунистом.
- А что же именно вы разъясняете?
- Работы хватает, - сдержанно отвечал Серджиу, - потому как не все еще до конца понимают, что у трудовых румын и бессарабцев один враг румынский империализм. Вы, должно быть, знаете, - доверительно продолжал он, - что в декабре прошлого года прошел пятый съезд румынских коммунистов. На съезде говорилось, что СССР - пролетарское отечество трудящихся всех стран, а у румын и бессарабцев один классовый враг помещики и капиталисты. Бессарабия же - неотъемлемая часть Советского Союза и должна быть ему возвращена.
Серджиу замолчал и, как показалось Фаркаши, смущенно улыбнулся: Может быть, я немного высокопарно говорю, вы уж извините.
Фаркаши тоже так показалось, однако он запротестовал:
- Ну почему же, все очень доходчиво и понятно. Однако вернемся к беженцам, меня они весьма интересуют, особенно двое, некие Думитру Затыка и Николай Потынга. Твоя задача, Серджиу, - он перешел на "ты", - разыскать их. Мне обязательно надо с ними встретиться. Запомни - Думитру Затыка и Николай Потынга. Они из Протягайловки. Сам понимаешь, мне туда, где они находятся, идти самому никак нельзя.
- Так я сам схожу. Что передать? - как о само собой разумеющемся спросил Серджиу.
Фаркаши не сдержал улыбки, услышав эти слова, и подумал: "Что значит иметь дело с непрофессионалом".
- А ты подумал о том, что там шпиков полно? Нет, тебе, коммунисту, нет смысла им глаза мозолить. Можно все испортить. Учти, чаще всего попадаются как раз на простом задании. Нужен человек вне всяких подозрений. Есть такой?
Рассудительный тон охладил пыл молодого парня, он растерянно взглянул на своего старшего товарища.
- Есть, есть... - воскликнул Серджиу.
- Кто такой?
Серджиу широко улыбнулся.
- Наш парень, хотя и мелкий собственник. Уличный торговец, продает на своем лотке всякую всячину. Его каждая собака в городе знает. - Прочитав на лице Фаркаши сомнение, он горячо продолжал: - Да вы не сомневайтесь, товарищ, я же говорю - свой парень, он не раз наши поручения выполнял, и в ремесленном у беженцев бывал... по своим торговым делам. Яшка-рыжий, а фамилии не знаю. Его все так называют.
- Ну ладно, - после некоторого колебания согласился Фаркаши. - Скажи этому Яшке, чтобы разыскал в ремесленном Думитру Затыку и Николая Потынгу и передал, что с ними хочет встретиться дядя Георгий. Они поймут. Твоя жена когда приезжает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31