А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

И тут я вдруг увидела зайца. Я сначала не поверила своим глазам, потому, что он был похож не на зайца, а на кролика, и вел себя не как заяц, а как кролик: он не бежал стремглав, а медленно прыгал то вправо, то влево, то вправо, то влево и таким образом подвигался вперед.
- Дмитрий Максимович, - сказала я, - по-моему, вон там скачет заяц.
- Где? - спросил Дмитрий Максимович.
Но заяц скрылся за деревьями, а когда он показался между ними, Дмитрий Максимович выстрелил из обоих стволов и оглушил меня, но заяц поскакал дальше, все так же медленно - вправо и влево, и тогда Дмитрий Максимович закричал мне: "Стреляй!" Но пока я двумя руками взвела курок и выстрелила, заяц уже ускакал, а я так волновалась, что забыла про отдачу, и очень удивилась, что ружье снова стукнуло меня по плечу.
- Зачем же ты так длинно объясняла про зайца? - с досадой сказал Дмитрий Максимович. - Нужно было сказать только одно слово: "Пыльнуй!"
"Пыльнуй" - это по-украински значит: будь внимательным или бдительным.
Дмитрий Максимович перезарядил сначала свое, а потом и мое ружье и сказал, чтобы я была повнимательней, как будто это он, а не я первым заметил зайца.
Я задумалась о том, как все-таки было бы здорово, если бы я убила зайца, и о том, что в школе мне все равно бы не поверили, но в это время Дмитрий Максимович шепотом сказал: "Не стреляй", а я никуда и не собиралась стрелять. Я посмотрела сначала на него, а потом влево и сразу же увидела, что мимо нас бесшумно и быстро, как во сне, движется громадное сказочное существо с ветвистыми рогами такой же формы, как мох, который я собрала с окружающих нас деревьев. Это был лось. Я видела живого лося! Честное слово, он прошел от нас па расстоянии в двадцать, ну, может быть, в сорок метров.
Я потом спросила у Дмитрия Максимовича, что бы с нами было, если бы он на нас бросился, но Дмитрий Максимович сказал, что лоси - благородные животные и никогда не бросаются на людей.
Тем временем загонщики вышли к нам. Мы собрались все вместе. Дмитрий Максимович был очень раздосадован тем, что не попал в зайца. Папа вообще не стрелял, потому что не видел никаких животных. А генерал Иван Иванович сердито говорил, что это вообще не охота, что нужна "пороша" и что заяц "залег", и все вытирал нос белоснежным платком, который очень не подходил к его старенькому ватнику.
Но дядя Тима убил зайца, и все его поздравляли с "полем", и всем, как мне показалось, было завидно.
Нас перевезли на новое место, но на этот раз мы не видели никаких зверей, а когда все собрались, оказалось, что дядя Тима убил еще одного зайца, а потом была третья "загонка", и в третьей "загонке" дядя Тима убил двух зайцев, а все остальные ни одного.
И пока все это происходило, я очень замерзла и устала, и хотя снег был неглубоким, он мне все равно набился в ботинки, и я обрадовалась, когда сказали, что пора обедать, потому что уже два часа дня.
Обедали мы на открытом воздухе, просто на лесной поляне, где в землю вбили два рогатых сука, на них положили толстую палку, на палку повесили ведро, а под ведром разложили костер. В ведре сварили полевой супчик. Ничего вкуснее этого супчика я не ела за всю свою жизнь. В этот супчик положили кусок баранины, и кусок свиного венгерского сала, которое мы привезли с собой, и целого петуха, и половину утки, и пшено, соль, лук, перец, укроп и петрушку и начали его варить, оказывается, как только мы пошли в первую "загонку". За это время пшено и все это разное мясо разварилось в одну сплошную кашицу и пропахло дымом.
Нам с папой налили этого супчика в одну помятую миску из "металла социализма" - алюминия, и мы, обжигая язык и губы, съели целую миску, а потом еще попросили добавки.
- Просто объедение, - сказал генерал Иван Иванович, вынимая из кармана свежий белый носовой платок и утирая им рот.
"Интересно, сколько у него с собой платков?" - подумала я. У меня не было ни одного, и я решила, что мама права, что нехорошо девочке всегда ходить без носового платка.
- Ну как, Ольга Николаевна, - спросил у меня генерал, - не замерзла?
- Нет, ничуть, - ответила я, потому что очень разогрелась от супчика.
- Довольна, что поехала на охоту?
- Очень довольна, - сказала я. Мне в самом деле было так хорошо и интересно, как никогда в жизни.
Присев на корточки и разгребая палкой головешки в костре, Дмитрий Максимович сказал папе:
- А знаете ли, не хотел вам говорить, но ходят слухи, что героя вашего фельетона выдвигают на повышение.
Я никогда не могла понять, почему люди находят, казалось бы, самое неподходящее время и место для того, чтобы сообщить какое-нибудь неприятное известие.
- А куда именно? - таким тоном, словно ему это было совсем безразлично, спросил папа.
- В Совет Министров.
- Ну что ж, - сказал папа. - Это ненадолго.
- Будем надеяться, - ответил Дмитрий Максимович и налил себе в миску еще черпак полевого супчика. - Но бои предстоят еще тяжелые, трудные бои... Ну что ж, пора и за дело... Что, Оля, убьем зайца?..
Я не ответила, потому что у меня совсем испортилось настроение.
Мы еще долго охотились, и дядя Тима убил еще лисицу, а больше никто ничего не убил. Самым интересным занятием на охоте оказалась стрельба по бутылкам. Когда охота закончилась, на сосну, на сучок, надели бутылку, и все стреляли в нее по очереди с большого расстояния. Дмитрий Максимович стрелял первым, и он промазал, а я хорошо прицелилась и хотя перед самым выстрелом зажмурилась, все равно разбила бутылку вдребезги.
Перед самым отъездом дяде Тиме заплатили деньги, и он дал по зайцу папе, и генералу Ивану Ивановичу, и Дмитрию Максимовичу, и нашему водителю. Дмитрий Максимович попросил, чтобы я никому не рассказывала, что зайцев убили не они, а егерь.
- А если ты проговоришься, - сказал Дмитрий Максимович, - то из тебя уже никогда не получится настоящего охотника. Настоящий охотник умеет свято хранить тайну охотничьей добычи.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Я посматривала на свои часики через каждую минуту. Может быть, Коля опаздывал? Он иногда опаздывал на урок, и я ждала, что сейчас откроется дверь, что Коля спросит: "Разрешите войти?", что Елизавета Карловна скажет: "Почему ты опоздал?", что Коля ответит: "У нас испортился будильник", или еще что-то в этом роде и что Елизавета Карловна в ответ скажет: "Сядь на место и дай дневник".
Но Коля не приходил, и мне стало как-то неуютно в нашем классе, потому что я подумала, что он заболел. Мы с ним по-прежнему не дружили и даже не разговаривали, и, казалось бы, мне должно быть безразлично, пришел он в школу или не пришел. Но мне это было не безразлично, тем более что он никогда не пропускал занятий, разве только прежде, когда Коля дома не готовил уроков, он мог сбежать с контрольной.
- Ты не знаешь, что с Колей? - спросила Елизавета Карловна у Вити после урока.
- Нет... Может, он простудился?
- Может быть, - ответила Елизавета Карловна. - И вам, его друзьям, следовало бы это выяснить.
- Я зайду к нему после школы, - сказал Витя. Елизавета Карловна не спросила у меня о том, что с Колей.
Она всегда безошибочно знала, у кого спросить об отсутствующем на уроке ученике. И все-таки мне было бы приятней, если бы она обратилась ко мне. И поручила бы мне зайти к нему. Я бы, конечно, не пошла, но все-таки...
К шести часам - было уже темно, теперь рано темнеет - мы собрались у Вити. У него появилась новая идея: с помощью наших сокращающихся пленок построить что-то вроде вечного двигателя. Конструкцию он придумал очень интересную, но я не знала, можно ли ее сделать практически. В младших классах, а иногда и в детском саду все дети делают себе двигатели, которые вращаются центробежной силой. Для этого нужно крепкую нитку сложить вдвое, продеть через отверстие в большой пуговице, завязать конец, надеть нитку на пальцы, закрутить ее, а потом растягивать и отпускать. Пуговица при этом с огромной скоростью вращается то в одну, то в другую сторону, пока не лопнет нитка. Хотя я уже большая, но я до сих пор люблю готовить себе такие двигатели.
Витя сказал, что если мы вместо нитки используем нашу пленку, а в две ванночки для проявителя нальем кислоту и щелочь, то пуговица будет все время крутиться то в одну, то в другую сторону.
Когда я пришла к Вите, там уже были Сережа, Лена и Женька Иванов, но Коли не было.
Мы скрутили пленки так, что они напоминали тонкие шнурочки, и продели их в пуговицу, и сделали все остальное, как предлагал Витя, но пуговица даже не собиралась вращаться.
Я все время раздумывала о том, как спросить у Вити, заходил ли он к Коле, но ничего не могла придумать, а ребята, как назло, словно забыли о Коле, и никто даже не вспомнил, что его днем не было в школе и что вечером он не пришел к Вите. Но, может быть, подумала я, Витя рассказал ребятам, почему Коли не было, еще до моего прихода?..
Пришел Витин пана, Леонид Владимирович, погладил бороду и сказал, что так из нашей машины ничего не получится, потому что одна половина пленки растягивается, а другая сжимается, и что для того, чтобы наша машина заработала, нужно сделать саморегулирующееся устройство, которое поочередно поливало бы пленку то кислотой, то щелочью. Он нарисовал нам схему, как сделать такое устройство, и тут же добавил, что мы не сможем его изготовить.
- Леонид Владимирович, - сказал Сережа, - что это у вас за ниточка?.. На пиджаке?..
- Где? - спросил Леонид Владимирович.
- Вот она...
Сережа потянул какую-то белую ниточку на плече у Леонида Владимировича, и мы вдруг с удивлением увидели, что нитка тянется без конца, тянется и тянется, метр за метром, а Сережа вытягивает ее двумя руками и опускает на пол.
- Погоди, - испугался Леонид Владимирович. - Ты этак мне весь пиджак распустишь...
Он снял пиджак и сам стал тянуть эту нитку, а она все тянулась и тянулась без конца.
- Откуда она могла взяться? - удивился Витин папа и стал осматривать свой пиджак. - Э, - закричал он вдруг, - да у меня в кармане катушка! Ну, знаете... Твоя работа? - обратился он к Сереже. - Вот зачем ты вертелся вокруг моего пиджака!
- Моя, - ответил Сережа.
Я подумала, что если бы Сережину изобретательность использовать, так сказать, "в мирных целях", то он мог бы придумать что-нибудь очень ценное. Оказывается, Леонид Владимирович снял пиджак и повесил его на стул, а Сережа тем временем засунул ему в карман катушку ниток, конец нитки иголкой продел под подкладкой и вывел ее наружу.
Леонид Владимирович смотрел на Сережу с восхищением. Что Вы Сережа ни сказал или ни сделал, Леонид Владимирович всегда смотрит на него, как бы любуясь.
У меня про это есть своя теория, только я никому о ней не говорила. Я думаю, что Витин папа в детстве хотел быть таким, как Сережа, только у него это не получалось, и он был таким, как Витя. И когда он стал взрослым, то отрастил себе бороду, а Сережа, даже когда он будет совсем взрослым, все равно не станет ходить с бородой. А Витя, возможно, будет.
Я смеялась над Сережиной проделкой и думала обо всем этом и еще о том, что уже семь часов, что Коля не пришел и, по-видимому, уже не придет.
В конце концов я не выдержала и спросила у Вити:
- Ты заходил к Коле?
- Нет, - отмахнулся Витя, - не успел. Завтра зайду... А что, если мы вместо пуговицы возьмем свинцовый кружок потяжелей, сделаем в нем две дырки, как в пуговице, и скрутим побольше пленок, а потом будем их сверху поливать поочередно то кислотой, то щелочью? Если колесо будет крутиться, то, может быть, потом удастся сделать самодвижущийся велосипед?
- И что же? - возразила я. - Велосипедист будет держать в руках две бутылки со щелочью и кислотой и по очереди лить из них жидкость на колеса?
- Это только как опыт, - сказал Витя. - А потом мы еще что-нибудь придумаем.
Лена, которая за последнее время так понаторела в химии, что я даже удивлялась, тоном и даже голосом Елизаветы Карловны произнесла:
- Нужен катализатор. Мы перестали делать серьезные опыты, а занимаемся фокусами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32