Худ начал с любопытством разглядывать массивную раму, и вдруг неожиданно узнал её. Худ ощупал раму со всех сторон. Хитрость заключалась в том, что картина с хижиной была двусторонней, и если её перевернуть, на другой стороне можно было увидеть известное пикантное изображение - анатомический портрет женских интимных мест, обычно прикрываемых фиговым листком, - но работы Курбе.
Выписанная рукой мастера во всех деталях картина явно отвечала порочным наклонностям человека, пристально за ним наблюдавшего. Считалось, что "портрет" перед войной попал в Венгрию и там исчез. Загора расхохотался.
- Помните его историю? Курбе написал его в 1866 году для Халил-бея, турецкого коллекционера и viveur (прожигатель жизни (фр.) - прим. пер.) времен Второй империи. Когда картина была закончена, состоялась дружеская попойка, на которой Курбе и Халил представили картину под названием "О" "Начало мира" (Origin (англ.) - начало - прим. пер.). - Он расхохотался. Интересно, мистер Худ, кто ему позировал?
- Не знаю, - сказал Худ. - Курбе вполне мог уговорить какую-нибудь симпатичную девушку, которая позировала ему обнаженной, позволить ему обессмертить её самый драгоценный кусочек.
- Я совершенно уверен, именно так он и сделал. Это единственная женщина, которую он сделал бессмертной! - Зубы Загоры сверкнули. Маленькие глазки уставились на Худа. Внутренне Худ вздрогнул. Вместо веселья всю сцену вдруг пронизал ледяной холод. Эффект был ужасным. Загора выглядел воплощением сил ада.
Появился слуга.
- Пойдемте ужинать.
Большую столовую заливал яркий свет. Они вдвоем расположились за огромным мраморным столом, прислуживал им высохший Чен и ещё трое слуг. С самого начала Загора ел и пил в огромных количествах, отправляя пищу в рот руками на восточный манер, проливая вино на стол и на одежду, вытирая пальцы о волосы. Он ел что-то особенное, нечто вроде ячменя, обильно приправленного керри и соусом. Худу подали прекрасно приготовленную баранину. За время ужина они обменялись всего несколькими репликами, так как Загора был полностью поглощен едой. Покончив со своим загадочным блюдом, он съел уйму фруктов, довольно долго сидел, разглядывая Худа, а потом сказал:
- Мистер Худ, вы знакомы с доктриной спасения через грех?
Худ предпочел не показывать своего невежества и сказал:
- В общих чертах.
К Загоре снова вернулись изящные манеры, которые он демонстрировал на террасе.
- Конечно, представление о грехе в наши дни претерпело столь сильные изменения, что подобная терапия становится все менее эффективной. Посмотрите на семь смертных грехов античных времен: Зависть, Обжорство, Гордость, Тщеславие, Жадность. Кто, спрашиваю я вас, мистер Худ, сегодня считает это грехами? Это недостатки, пустяки, черты характера, которые едва ли стоят того, чтобы их замечать. Простите меня, но о них вспоминают только в викторианских романах. С другой стороны, Гордость в современном мире расценивается весьма положительно. А Ярость - кто считает греховным впасть в ярость? Сама мысль об этом представляется смешной.
Все эти представления устарели, мистер Худ. Но первоначально в древнем мире было восемь смертных грехов - и оставшийся удовлетворяет нашим требованиям: Невоздержанность. В сексуальной жизни сконцентрированы все оставшиеся грехи мужчины. Конечно, покаяние обладает большой освобождающей силой, я этого не отрицаю...
- Но ведь это же разрушение, - мрачно буркнул Худ.
- Да. Но все так упало в цене, мистер Худ... Истинной разрушительной силой обладает искусство; но сейчас оно вульгаризовано. Нет, покаяние приятнее. Конечно, Сартр не прав. Ад - это не Другое. Это - Прошлое. В этом и заключена притягательная сила покаяния! Вот почему так приятно каяться. Но секс приятнее чем и то, и другое.
- Грех в наши дни, то, что осталось от греха, неразрывно связан с сексом. Свобода души, её освобождение от необходимости соглашаться с высшими идеалами, чтобы общаться со Вселенной, является поэтому освобождением от требований секса. Окончательным освобождением является освобождение от секса. Вы не согласны со мной, мистер Худ?
Загора ещё раз внимательно посмотрел на него.
- В этом нет никакого сомнения, - кивнул Худ.
- Принципы, которые я проповедую, достаточно просты. Следует разорвать все ваши земные привязанностей c помощью благословенного истощения всех ваших страстей - когда вы с корнем вырвете и уничтожите последние следы ваших телесных желаний, сломаете последние барьеры на пути к истинной покорности и подчинитесь универсальному духу.
- И это может быть сделано...
- Через грех, сын мой. Через грех. Покоритесь через грех и вы достигнете Универсальной Сущности.
Это было ужасно... И в тоже время, - подумал Худ, - просто невероятно, что все это может восприниматься всерьез. Но так оно и было, причем началось уже давно, и притягательная сила этой секты для множества женщин сомнений не вызывала. Именно об этом учении Клеймор совершенно справедливо сказал, что оно причинило столько вреда, погубило таких умных женщин, от которых вполне можно было ожидать, что они поймут его истинную сущность и ей воспротивятся.
Загора налил себе полный бокал вина и жадно выпил. Струйка потекла у него по подбородку, Худу показалось, что он испытывает удовольствие от такого вульгарного поведения. Хозяин поставил бокал и сказал Чену что-то, чего Худ не понял.
- Я чувствую, вы наверняка станете истинным сторонником моего учения, мистер Худ. - Загора отодвинул стул, Худ тоже хотел было подняться, но тот жестом остановил его. - Нет, вы мой гость. Я вынужден вас оставить, у меня есть другие обязанности, но все наши удобства в вашем распоряжении. Все, что у нас здесь есть, ваше. Приглашаю вас подумать, чего вам в глубине души больше всего хочется, чего вы жаждете больше всего на свете, что доставило бы вам наибольшее наслаждение. Мы можем предоставить вам все, абсолютно все!
Он вышел из-за стола. Худ увидел, как с другого конца комнаты вошла Маларен.
- Вы должны освободиться от мысли, - а я обнаружил, что эта мысль странным образом укоренилась в умах некоторых моих англосаксонских друзей, - относительно того, что женщины не слишком любят секс, что они не наслаждаются им, не испытывают удовольствия от того, что юристы и эксперты называют отклонениями. Но я чувствую, вы вряд ли разделяете их ошибочные представления. В любом случае, я уверен, вы найдете здесь то, что вам нужно. У вас широкий выбор; мир был создан не вчера!
- А теперь вам придется извинить меня. У меня есть определенные часы для размышлений, определенные часы для покаяния и умерщвление плоти. Я уверен, вы сумеете использовать наши возможности. Мы немало поработали, чтобы сделать их идеальными. Вы должны почувствовать себя совершенно свободным, чтобы реализовать все свои фантазии. Вам будут созданы все условия. А после этого мы снова поговорим. Кстати, Маларен будет вашим опекуном. Спокойной ночи.
Худ встал, но прежде чем он успел что-то предпринять, Загора повернулся, прошел через арку и исчез. По комнате пронесся поток воздуха, словно кто-то открыл наружную дверь. Худ был зол, расстроен и чувствовал, что его надули. Снова он почувствовал себя страшно беззащитным.
Маларен приблизилась и остановилась в ожидании. Худ допил вино. На другом конце комнаты в полной готовности стоял Чен.
- Хотите пойти со мной? - спросила Маларен.
Худ овладел собою.
- Конечно, но прежде всего мне хотелось бы получить сигареты и мою одежду. Не могли бы вы проводить меня туда, где они лежат?
- Нужно выполнять желание Учителя, делать то, что он сказал, чтобы подготовиться к дальнейшему.
- Давайте начнем с этого, - Худ посмотрел ей прямо в глаза. Она поколебалась, но потом повернулась и пошла вперед.
Они поднялись по широкой изогнутой лестнице, повернули в маленькую лоджию и она открыла дверь. Комната была обставлена с аскетичной простотой: матрас на низкой деревянной кровати, низкий лакированный столик, тростниковые циновки. В дальнем конце комнаты - туалет с душем и умывальником. Никаких признаков его одежды. Потом он заметил встроенный в стену шкаф. Вся одежда была внутри - кроме пиджака.
Он похлопал по брючному карману, нашел сигареты и зажигалку, закурил и глубоко затянулся. После этого захлопнул шкаф и подошел к двери. Маларен ждала снаружи.
- Маларен, грех подождет, - сказал Худ. - Вам лучше немного поспать. Встретимся утром, - и захлопнул дверь.
Худ сидел в темноте на кровати и курил. Он переоделся в собственную одежду и обнаружил, что ему оставили брючный ремень. Тот всегда можно было использовать как оружие в чрезвычайных обстоятельствах. Хитроумное устройство пряжки позволяло вынимать центральный язычок и ставить его на место, так что когда он обмотал ремень вокруг руки, в кулаке у него оказался двухдюймовый стальной штырь. Он чувствовал, что приближается момент, когда придется его использовать.
Худ ждал. В доме было тихо. Два часа ночи. В окно были видны освещенные луной лужайки с густыми тенями. Он медленно докурил сигарету. В идеальном случае пригодились бы туфли на веревочной подошве, но и его легкие башмаки телячьей кожи тоже годились.
Он пересек комнату и осторожно открыл дверь. В лоджии было темно. Худ шагнул вперед - и едва удержал равновесие. Обнаженная Маларен, свернувшись клубочком, дремала на коврике у порога, и когда он собрался её перешагнуть, проснулась и села.
Худ приложил палец к губам. Она молча поднялась на ноги, не спуская с него глаз. Слабый свет, проникавший через открытую дверь комнаты, золотил обнаженное тело.
- Что вы здесь делаете? - прошептал Худ. - Маларен, я думал, вы мой опекун, а не охранник.
- Это мое наказание. - Казалось, что её совершенно не волнует нагота, она просто стояла перед ним, не пытаясь укрыться.
- За что?
- Я должна отбывать наказание.
- Это не причина, - прошептал Худ и коснулся её руки. - Боже мой, вы замерзли. Вот... - он вернулся в комнату, взял кимоно, в котором ходил до того, и набросил ей на плечи. Потом отбросил назад рукава и завязал пояс. Кимоно было велико для нее, но все же лучше, чем ничего. - А теперь отправляйтесь спать.
- Что вы собираетесь делать? - спросила она.
- Взглянуть на имеющиеся запасы и чего-нибудь выпить. А вы оставайтесь и сторожите дверь, пока я не вернусь, И будьте хорошей девочкой.
- Я должна идти с вами.
Худ взглянул на нее. Ладно, подумал он, симпатичная девочка, все будет в порядке.
- Да, конечно. Ведь вы же мой проводник. Идите вперед.
Она спустилась по лестнице, приподнимая подол кимоно. Что же задумал Загора? Что? Она всего лишь тонкая соломинка в его руках...
Внизу девушка пересекла полутемный коридор и свернула в одну из открывшуюся перед ними комнат. Когда она дошла до арки в дальнем конце комнаты, Худ повернулся и на цыпочках проскользнул в арку, через которую они вошли. Свернув в сторону, он оказался в маленьком вестибюле, свет в который проникал только сверху, и притаился. Худ слышал, как прошла Маларен, его разыскивая. Потом выждал несколько минут и осторожно вышел.
Он прошел по слабо освещенным комнатам, пробуя ставни на окнах. Однако все они были заперты каким-то способом, с которым он не справился. Он обнаружил две двойные двери, также запертые и ведущие дальше в глубину дома, и ярко освещенный коридор, заканчивавшийся железной решетчатой дверью. Худ постоял немного, глядя вдоль коридора, но никто не появился. Ясно, что от другой части здания он отрезан.
В узкой длинной комнате, оказавшуюся за соседней дверью, Худ наконец обнаружил незапертый ставень. Он осторожно отодвинул его и выбрался наружу. Стараясь держаться в тени, осторожно обошел ту часть здания, которая оказалась недоступной изнутри; там он обнаружил другой вход. Из попытки проникнуть внутрь ничего не получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Выписанная рукой мастера во всех деталях картина явно отвечала порочным наклонностям человека, пристально за ним наблюдавшего. Считалось, что "портрет" перед войной попал в Венгрию и там исчез. Загора расхохотался.
- Помните его историю? Курбе написал его в 1866 году для Халил-бея, турецкого коллекционера и viveur (прожигатель жизни (фр.) - прим. пер.) времен Второй империи. Когда картина была закончена, состоялась дружеская попойка, на которой Курбе и Халил представили картину под названием "О" "Начало мира" (Origin (англ.) - начало - прим. пер.). - Он расхохотался. Интересно, мистер Худ, кто ему позировал?
- Не знаю, - сказал Худ. - Курбе вполне мог уговорить какую-нибудь симпатичную девушку, которая позировала ему обнаженной, позволить ему обессмертить её самый драгоценный кусочек.
- Я совершенно уверен, именно так он и сделал. Это единственная женщина, которую он сделал бессмертной! - Зубы Загоры сверкнули. Маленькие глазки уставились на Худа. Внутренне Худ вздрогнул. Вместо веселья всю сцену вдруг пронизал ледяной холод. Эффект был ужасным. Загора выглядел воплощением сил ада.
Появился слуга.
- Пойдемте ужинать.
Большую столовую заливал яркий свет. Они вдвоем расположились за огромным мраморным столом, прислуживал им высохший Чен и ещё трое слуг. С самого начала Загора ел и пил в огромных количествах, отправляя пищу в рот руками на восточный манер, проливая вино на стол и на одежду, вытирая пальцы о волосы. Он ел что-то особенное, нечто вроде ячменя, обильно приправленного керри и соусом. Худу подали прекрасно приготовленную баранину. За время ужина они обменялись всего несколькими репликами, так как Загора был полностью поглощен едой. Покончив со своим загадочным блюдом, он съел уйму фруктов, довольно долго сидел, разглядывая Худа, а потом сказал:
- Мистер Худ, вы знакомы с доктриной спасения через грех?
Худ предпочел не показывать своего невежества и сказал:
- В общих чертах.
К Загоре снова вернулись изящные манеры, которые он демонстрировал на террасе.
- Конечно, представление о грехе в наши дни претерпело столь сильные изменения, что подобная терапия становится все менее эффективной. Посмотрите на семь смертных грехов античных времен: Зависть, Обжорство, Гордость, Тщеславие, Жадность. Кто, спрашиваю я вас, мистер Худ, сегодня считает это грехами? Это недостатки, пустяки, черты характера, которые едва ли стоят того, чтобы их замечать. Простите меня, но о них вспоминают только в викторианских романах. С другой стороны, Гордость в современном мире расценивается весьма положительно. А Ярость - кто считает греховным впасть в ярость? Сама мысль об этом представляется смешной.
Все эти представления устарели, мистер Худ. Но первоначально в древнем мире было восемь смертных грехов - и оставшийся удовлетворяет нашим требованиям: Невоздержанность. В сексуальной жизни сконцентрированы все оставшиеся грехи мужчины. Конечно, покаяние обладает большой освобождающей силой, я этого не отрицаю...
- Но ведь это же разрушение, - мрачно буркнул Худ.
- Да. Но все так упало в цене, мистер Худ... Истинной разрушительной силой обладает искусство; но сейчас оно вульгаризовано. Нет, покаяние приятнее. Конечно, Сартр не прав. Ад - это не Другое. Это - Прошлое. В этом и заключена притягательная сила покаяния! Вот почему так приятно каяться. Но секс приятнее чем и то, и другое.
- Грех в наши дни, то, что осталось от греха, неразрывно связан с сексом. Свобода души, её освобождение от необходимости соглашаться с высшими идеалами, чтобы общаться со Вселенной, является поэтому освобождением от требований секса. Окончательным освобождением является освобождение от секса. Вы не согласны со мной, мистер Худ?
Загора ещё раз внимательно посмотрел на него.
- В этом нет никакого сомнения, - кивнул Худ.
- Принципы, которые я проповедую, достаточно просты. Следует разорвать все ваши земные привязанностей c помощью благословенного истощения всех ваших страстей - когда вы с корнем вырвете и уничтожите последние следы ваших телесных желаний, сломаете последние барьеры на пути к истинной покорности и подчинитесь универсальному духу.
- И это может быть сделано...
- Через грех, сын мой. Через грех. Покоритесь через грех и вы достигнете Универсальной Сущности.
Это было ужасно... И в тоже время, - подумал Худ, - просто невероятно, что все это может восприниматься всерьез. Но так оно и было, причем началось уже давно, и притягательная сила этой секты для множества женщин сомнений не вызывала. Именно об этом учении Клеймор совершенно справедливо сказал, что оно причинило столько вреда, погубило таких умных женщин, от которых вполне можно было ожидать, что они поймут его истинную сущность и ей воспротивятся.
Загора налил себе полный бокал вина и жадно выпил. Струйка потекла у него по подбородку, Худу показалось, что он испытывает удовольствие от такого вульгарного поведения. Хозяин поставил бокал и сказал Чену что-то, чего Худ не понял.
- Я чувствую, вы наверняка станете истинным сторонником моего учения, мистер Худ. - Загора отодвинул стул, Худ тоже хотел было подняться, но тот жестом остановил его. - Нет, вы мой гость. Я вынужден вас оставить, у меня есть другие обязанности, но все наши удобства в вашем распоряжении. Все, что у нас здесь есть, ваше. Приглашаю вас подумать, чего вам в глубине души больше всего хочется, чего вы жаждете больше всего на свете, что доставило бы вам наибольшее наслаждение. Мы можем предоставить вам все, абсолютно все!
Он вышел из-за стола. Худ увидел, как с другого конца комнаты вошла Маларен.
- Вы должны освободиться от мысли, - а я обнаружил, что эта мысль странным образом укоренилась в умах некоторых моих англосаксонских друзей, - относительно того, что женщины не слишком любят секс, что они не наслаждаются им, не испытывают удовольствия от того, что юристы и эксперты называют отклонениями. Но я чувствую, вы вряд ли разделяете их ошибочные представления. В любом случае, я уверен, вы найдете здесь то, что вам нужно. У вас широкий выбор; мир был создан не вчера!
- А теперь вам придется извинить меня. У меня есть определенные часы для размышлений, определенные часы для покаяния и умерщвление плоти. Я уверен, вы сумеете использовать наши возможности. Мы немало поработали, чтобы сделать их идеальными. Вы должны почувствовать себя совершенно свободным, чтобы реализовать все свои фантазии. Вам будут созданы все условия. А после этого мы снова поговорим. Кстати, Маларен будет вашим опекуном. Спокойной ночи.
Худ встал, но прежде чем он успел что-то предпринять, Загора повернулся, прошел через арку и исчез. По комнате пронесся поток воздуха, словно кто-то открыл наружную дверь. Худ был зол, расстроен и чувствовал, что его надули. Снова он почувствовал себя страшно беззащитным.
Маларен приблизилась и остановилась в ожидании. Худ допил вино. На другом конце комнаты в полной готовности стоял Чен.
- Хотите пойти со мной? - спросила Маларен.
Худ овладел собою.
- Конечно, но прежде всего мне хотелось бы получить сигареты и мою одежду. Не могли бы вы проводить меня туда, где они лежат?
- Нужно выполнять желание Учителя, делать то, что он сказал, чтобы подготовиться к дальнейшему.
- Давайте начнем с этого, - Худ посмотрел ей прямо в глаза. Она поколебалась, но потом повернулась и пошла вперед.
Они поднялись по широкой изогнутой лестнице, повернули в маленькую лоджию и она открыла дверь. Комната была обставлена с аскетичной простотой: матрас на низкой деревянной кровати, низкий лакированный столик, тростниковые циновки. В дальнем конце комнаты - туалет с душем и умывальником. Никаких признаков его одежды. Потом он заметил встроенный в стену шкаф. Вся одежда была внутри - кроме пиджака.
Он похлопал по брючному карману, нашел сигареты и зажигалку, закурил и глубоко затянулся. После этого захлопнул шкаф и подошел к двери. Маларен ждала снаружи.
- Маларен, грех подождет, - сказал Худ. - Вам лучше немного поспать. Встретимся утром, - и захлопнул дверь.
Худ сидел в темноте на кровати и курил. Он переоделся в собственную одежду и обнаружил, что ему оставили брючный ремень. Тот всегда можно было использовать как оружие в чрезвычайных обстоятельствах. Хитроумное устройство пряжки позволяло вынимать центральный язычок и ставить его на место, так что когда он обмотал ремень вокруг руки, в кулаке у него оказался двухдюймовый стальной штырь. Он чувствовал, что приближается момент, когда придется его использовать.
Худ ждал. В доме было тихо. Два часа ночи. В окно были видны освещенные луной лужайки с густыми тенями. Он медленно докурил сигарету. В идеальном случае пригодились бы туфли на веревочной подошве, но и его легкие башмаки телячьей кожи тоже годились.
Он пересек комнату и осторожно открыл дверь. В лоджии было темно. Худ шагнул вперед - и едва удержал равновесие. Обнаженная Маларен, свернувшись клубочком, дремала на коврике у порога, и когда он собрался её перешагнуть, проснулась и села.
Худ приложил палец к губам. Она молча поднялась на ноги, не спуская с него глаз. Слабый свет, проникавший через открытую дверь комнаты, золотил обнаженное тело.
- Что вы здесь делаете? - прошептал Худ. - Маларен, я думал, вы мой опекун, а не охранник.
- Это мое наказание. - Казалось, что её совершенно не волнует нагота, она просто стояла перед ним, не пытаясь укрыться.
- За что?
- Я должна отбывать наказание.
- Это не причина, - прошептал Худ и коснулся её руки. - Боже мой, вы замерзли. Вот... - он вернулся в комнату, взял кимоно, в котором ходил до того, и набросил ей на плечи. Потом отбросил назад рукава и завязал пояс. Кимоно было велико для нее, но все же лучше, чем ничего. - А теперь отправляйтесь спать.
- Что вы собираетесь делать? - спросила она.
- Взглянуть на имеющиеся запасы и чего-нибудь выпить. А вы оставайтесь и сторожите дверь, пока я не вернусь, И будьте хорошей девочкой.
- Я должна идти с вами.
Худ взглянул на нее. Ладно, подумал он, симпатичная девочка, все будет в порядке.
- Да, конечно. Ведь вы же мой проводник. Идите вперед.
Она спустилась по лестнице, приподнимая подол кимоно. Что же задумал Загора? Что? Она всего лишь тонкая соломинка в его руках...
Внизу девушка пересекла полутемный коридор и свернула в одну из открывшуюся перед ними комнат. Когда она дошла до арки в дальнем конце комнаты, Худ повернулся и на цыпочках проскользнул в арку, через которую они вошли. Свернув в сторону, он оказался в маленьком вестибюле, свет в который проникал только сверху, и притаился. Худ слышал, как прошла Маларен, его разыскивая. Потом выждал несколько минут и осторожно вышел.
Он прошел по слабо освещенным комнатам, пробуя ставни на окнах. Однако все они были заперты каким-то способом, с которым он не справился. Он обнаружил две двойные двери, также запертые и ведущие дальше в глубину дома, и ярко освещенный коридор, заканчивавшийся железной решетчатой дверью. Худ постоял немного, глядя вдоль коридора, но никто не появился. Ясно, что от другой части здания он отрезан.
В узкой длинной комнате, оказавшуюся за соседней дверью, Худ наконец обнаружил незапертый ставень. Он осторожно отодвинул его и выбрался наружу. Стараясь держаться в тени, осторожно обошел ту часть здания, которая оказалась недоступной изнутри; там он обнаружил другой вход. Из попытки проникнуть внутрь ничего не получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30