Я заварил чай и вышел туда. По стене над головой тянулось много проводов, разглядеть свой было трудно. Они все одинаковы, как братья-близнецы... Пришлось притащить стул, встать на него и вести по своему родному проводу пальцем. Так, черепашьими шагами, передвигая стул, я двинулся по коридору. В хитросплетениях проводов все было честно, каждый из них знал свое место. Занятие мое было муторное, но я все же решил довести его до конца. Двигал, двигал стул, пока не додвигался до двух черных коробок, в которые собирались все телефонные нити. Значит, конец эксперименту. Мой проводок шустро нырял в левую коробку и пропадал там. Я знал теоретически: дальше они превращаются в кабель, тот спускается вниз, на первый этаж, где-то там соединяясь с другими, становится еще более толстым кабелем, тот в свою очередь уходит под землю, тянется к телефонной станции... А там - аппаратура и все такое. Выше моего понимания. Я разочарованно хмыкнул, собрался уже слезть со стула, как вдруг в последний момент кто-то надоумил меня приподнять крышку и заглянуть туда. Мой проводок определить было трудно, они перед коробкой все смешивались. Я догадался подергать его снизу - в коробке шевельнулся один. Он тянулся к клеммам... Но к этим же клеммам был пристегнуть еще один. Привинчен. К двум маленьким гаечкам. Вместе с моим. Теперь пришлось подергать другой проводок. Чтобы посмотреть, какой зашевелится вне коробки. Зашевелился... Побежал прочь от меня по стене. Пришлось опять двигать стул. На этот раз работа пошла веселее... Я перемещался вдоль стены в обратную сторону, пока не дошел до кабинета Степанова. Тут мой проводочек изгибался и пропадал в стене вместе с еще одним...
Я обещал Кире посвятить работе, час, от- силы два. Мы собирались с ней на дачу к Тихону Ивановичу. В какой-то уютный подмосковный уголок, где нас поджидали замоченные с луком в уксусе шашлыки. Тихон Иванович персонально приглашал меня. Правда, через Киру. Но это ничего не меняло - у меня срывались столь великолепно задуманные планы. Я набрал домашний телефон Степанова, в душе желая, чтобы свершилось и он оказался тоже за городом, на своем обильном огородике. Я надеялся на это с каждым длинным гудком, но на шестом он поднял трубку. - В такую погоду,- сказал я,- и в Москве? - Дите простыло, ходит с соплями... А ты? - Собирался ближе к вечеру... Хочу поговорить. - Давай. - Не по телефону. - Что, проклюнулось что-нибудь?.. До понедельника потерпеть не может?.. - Может, конечно... Но лучше сегодня. - Подъезжай. Конечно же... Я всегда тебе рад. Сказал он это искренне. Или мне показалось?.. Я когда-то был у Степанова в гостях. Давно, но зрительная память не подвела. Он жил на Рязанском проспекте, от метро минут пять пешком. У дома много деревьев и большая безлюдная детская площадка. И совсем другой воздух. Не то что в центре. Его "Жигули" стояли у подъезда. Это была журналистская лошадь потасканная машина, истинное средство передвижения, а не роскошь. Я поднялся на пятый этаж и позвонил. На губах у меня играла улыбка смущения. Я ощущал себя провокатором. Человеком, у которого зло на душе. Степанов открыл. На лице его - домашнее радушие, но в глазах застыла некая тревога. Я уловил ее. Тревога эта не относилась к сенсации, которую я должен был принести с собой. - Проходи, - сказал он. - Ты давно у меня не был. В коридор выбежал мальчик лет шести. Он остановился и стал смотреть на меня во все глаза. - Паша, что нужно сказать? - Здравствуйте, - сказал мальчик. - Привет, - сказал я, ненавидя себя. - Меня зовут дядя Вова. Вышла и жена, встала рядом с мальчиком, погладила его по голове. Таким миром веяло, от всей этой семейной идиллии, что впору было заскрипеть зубами от досады. В двери было три замка, и я догадался: они прочно запирали ее. - Поставь мне мультфильмы,- попросил мальчик. Жена Степанова вытащила из кармана черную коробочку, направила ее в комнату и нажала на какую-то кнопку. Через секунду в комнате возник характерный звук заработавшего телевизора. Сделано это было так обыденно, что я понял: она давно уже привыкла к своей технике, сработанной где-нибудь в далекой Японии. - Пойдем,-сказал Степанов,-посидим, расскажешь, с чем приехал, У него была комнатка. Что-то типа кабинета, где много книг и рабочий стол. И пишущая машинка "Триумф"-голубая мечта всех журналистов... На столе лежал красивый том. Книга рекордов Гиннеса. В русском переводе. - Вот, купил,- сказал Степанов, заметив мой интерес. Он открыл створку шкафа, достал начатую бутылку коньяка и две рюмки. - Лимонов нигде нет,- извинился он.- Так что обойдемся шоколадкой. - Толя, - сказал я, - мне многое непонятно... Я вот обнаружил, что проводочки от моего телефона идут к тебе в кабинет. Что ты на это скажешь? Можно было бы и потемнить, подержать этот козырь в запасе, но я уж и так был весь в тумане, и сгущать его еще больше не хотелось. Степанов, не обратив внимания на мои слова, налил между тем по полной рюмке, поднял свою и произнес: - За нас, за наше прошлое студенчество. За молодость. Которая, к сожалению, быстро проходит. Мы выпили, конфета "Вечерний звон" под коньяк оказалась в самый раз-с орешком внутри. - Так я ничего и не понял, что за проводочки? - Проводочки?-спросил задумчиво Степанов.- Зачем тебе они? Что ты к ним прицепился? Сделали когда-то для какой-то надобности. Так и остались. - Еще и деньги... Я обнаружил у себя в сумке кое-какие деньги... Ты об этом ничего не знаешь? - Володя,- сказал Степанов, недовольно поморщившись, - давай так... Если ты находишь на улице кошелек - он твой. И выкинь из головы всякий бред. Трать их на здоровье. Считай, что этой твой гонорар. - Так ты знаешь о них? - Знаю,- сказал Степанов.- Я их тебе и положил. Но хочу предупредить: деньги не мои. Он сделал кислую мордочку, словно наш разговор о такой мелочи страшно его раздражал. Когда существуют вещи ЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ. Например: воспоминания о молодости. - Толя, - сказал я, - у Прохорова были жена и дети... За что?.. - У всех дети и жены. У меня тоже... Не лезь в это дело. Отойди. Я тебя Богом прошу, по-дружески. Мы знаем друг друга тысячу лет. Отойди... Лучше будет. - Уже не могу,- сказал я, смущенно улыбаясь.- Ты меня знаешь. - Знаю,-сказал он. - Ты не изменился. Давай-ка треснем еще по одной. Мы выпили. - Последний раз прошу, - сказал Степанов. - Я верю твоему слову. Потому что знаю тебя. Если ты скажешь "забыл", то и я все забуду... Последний раз. Он угрожал. Делал это легко, по-журналистки. Еще один враг на мою голову. - Сегодня суббота,- сказал я.- Пожалуй, я потерплю до понедельника. В понедельник ты пойдешь куда следует и покаешься. Я даю тебе этот шанс. - Ты? - рассмеялся Степанов. Но смеялись одни губы, глаза его оставались серьезны. - Толя, - сказал я, - ты слишком много знаешь... Значит, тебе есть что рассказать. О том, как выпрыгивают из окон... Мне вообразить такое невозможно. Чтобы ты... - Может, и тебе поведать? - медленно и грозно спросил меня Степанов, Как приходскому священнику? - Если хочешь,- сказал я.- Для меня в этой истории много любопытного. - Учти, - сказал Степанов, - ты сам настаивал на этом, я здесь ни при чем... Это полностью твоя инициатива. - Моя, моя,- подтвердил я горестно. Дворовый какой-то получался разговор, - Володя, - сказал даже с какой-то готовностью Степанов,- я в порядке бреда... Расскажу тебе легенду. Будем считать, сам придумал... Был такой корреспондент - Прохоров. Мужик как мужик, звезд с неба не хватал. И была, скажем так. Структура. Не очень законная. Была или есть еше, не имеет значения. И вот в этой Структуре появился Некто с маниакальной идеей поведать о ней свету. Обязательно свету. Я так понимаю: этому Некто нужен был вселенский скандал. Они объединились. Этот Некто и Прохоров... Последний написал очерк. Как у нас, в журналистике, водится. Ничего себе так, даже с обещанием продолжения. Показал, допустим, мне. Что я сделал, как ты думаешь? - Выбросил его из окна? - Совсем дурак!.. Я вышел самостоятельно на эту Структуру и проинформировал их. О Предателе. - Зачем? - Затем, что всем нужны деньги. И не смотри на меня таким волком. Да, деньги. А предателей я терпеть не могу... Подло я поступил? С точки зрения социалистической морали и нравственности? - Черт его знает. - Вот-вот... Ты тоже получил свой кусок. - Ты слишком откровенен со мной, - сказал я подозрительно. - Ты сам этого хотел, - усмехнулся Степанов и пристально посмотрел на меня. И я догадался: ему кажется, что он - СУПЕРМЕН. - Отлично, - сказал я. - Теперь ответь на такой вопросец: кто это мне презентовал столько денег? За что? - Кто? - переспросил Степанов.- Откуда мне знать?.. За что? Тебе виднее. - Хорошо, - сказал я. - Вчера ты слушал мой разговор с Предателем? - Был грех. - Сообщил этой Структуре? - Что мне оставалось делать?.. К твоему сведедению за поимку негодяя, была обещана награда. Я по праву заслужил ее. И ты, наверное, тоже. Свою долю... Чего же теперь ты хочешь от меня? Я взял со стола книгу рекордов Гиннесса и открыл где-то посередине. Шрифт у абзацев довольно мелкий, но это значило, что в фолиант поместилось много всего. - Забавно, - сказал я. - Здесь написано, что одна наша советская дама в 1984 году упала без парашюта с высоты восемь тысяч метров и осталась жива. - Да? - удивился Степанов.- Нам нужно ввести рубрику выдержек из этой книги. - Серьезно, - сказал я. - Столкнулись два самолета, она и выпала. Степанов больше не реагировал. - К чему это ты? - Слушай, - сказал я, - если ты так откровенен... А чем они там занимаются, в Структуре?.. Наркотики, рэкет?.. Что они делают?.. Ты же читал прохоровский очерк. - Опять зацепило, - довольно искусственно обрадовался Степанов.- Хочешь все знать? Никак не можешь без этого?.. Они занимаются торговлей. Международной. Доставляют из Китая нитки с жемчугом, продают здесь. У них даже есть небольшое совместное предприятие, советско-бразильское, а у того счета в западных банках... Еще кое-что, разве все упомнишь... - Давай так... - сказал я. Степанов поднял голову, взялся за бутылку и принялся наливать в рюмки. Но слишком старательно он это делал. - Давай так. Ты думаешь до понедельника... А в понедельник идешь куда надо снимать с себя грех. - В церковь, что ли? - с напускной иронией спросил он. - Мы знаем друг друга тысячу лет... Я когда-нибудь не держал свое слово? Хоть раз кому-нибудь не отдал долг? - Нет. - Если не пойдешь ты, пойду я... Меня покатали, Толя, горки. Деньги я еще мог пережить... Но не смерть... Понимаешь?.. Это слишком... Ты же будешь просыпаться ночами. Они же станут приходить к тебе. - Достоевщина, - усмехнулся Степанов, тяжело и умно посмотрев на меня. Я подумаю... Хватит об этом. Давай дернем по последней. Мне показалось, последняя пилась за помин моей души. Уж очень много и очень откровенно он мне все поведал. Так трогательно со мной прощался. Как с покойником. И сказал напоследок: - Извини, Володя, если что не так было. Не таи на меня обиды... Ты сам этого захотел. - Да брось ты,- легко ответил я ему.- Не забудь про понедельник. В коридоре мне опять встретились жена и Паша: Я не мог посмотреть им в глаза. Хотел побыстрее уйти, чтобы не видеть никого из них. Жена взглянула на нас с тревогой.. Ей казалось, мы повздорили. - Приходите к нам еще, - сказала она, стоя в дверях, чтобы смягчить мой молчаливый и, она чувбтводала это, враждебный уход.
Кире я позвонил с набережной. Хотелось шашлычков, хотелось выпить как следует под это дело. Хотелось, чтобы она была. рядом. Пусть посмотрит на меня, пьяного, может, я понравлюсь ей больше прежнего... Мы договорились, что через час я подъеду к ней. От нее мы двинемся уже вместе... Можно было встретиться и сейчас, но я хотел побыть один. Побиться еще о каменную стену неразрешимого вопроса: почему мне так не везет и кончится ли когда-нибудь эта вечная полоса? В руках осталось две копейки, и я позвонил домой. Зачем я это сделал, не понимал сам. Но одно ясно, интуиция была здесь ни при чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Я обещал Кире посвятить работе, час, от- силы два. Мы собирались с ней на дачу к Тихону Ивановичу. В какой-то уютный подмосковный уголок, где нас поджидали замоченные с луком в уксусе шашлыки. Тихон Иванович персонально приглашал меня. Правда, через Киру. Но это ничего не меняло - у меня срывались столь великолепно задуманные планы. Я набрал домашний телефон Степанова, в душе желая, чтобы свершилось и он оказался тоже за городом, на своем обильном огородике. Я надеялся на это с каждым длинным гудком, но на шестом он поднял трубку. - В такую погоду,- сказал я,- и в Москве? - Дите простыло, ходит с соплями... А ты? - Собирался ближе к вечеру... Хочу поговорить. - Давай. - Не по телефону. - Что, проклюнулось что-нибудь?.. До понедельника потерпеть не может?.. - Может, конечно... Но лучше сегодня. - Подъезжай. Конечно же... Я всегда тебе рад. Сказал он это искренне. Или мне показалось?.. Я когда-то был у Степанова в гостях. Давно, но зрительная память не подвела. Он жил на Рязанском проспекте, от метро минут пять пешком. У дома много деревьев и большая безлюдная детская площадка. И совсем другой воздух. Не то что в центре. Его "Жигули" стояли у подъезда. Это была журналистская лошадь потасканная машина, истинное средство передвижения, а не роскошь. Я поднялся на пятый этаж и позвонил. На губах у меня играла улыбка смущения. Я ощущал себя провокатором. Человеком, у которого зло на душе. Степанов открыл. На лице его - домашнее радушие, но в глазах застыла некая тревога. Я уловил ее. Тревога эта не относилась к сенсации, которую я должен был принести с собой. - Проходи, - сказал он. - Ты давно у меня не был. В коридор выбежал мальчик лет шести. Он остановился и стал смотреть на меня во все глаза. - Паша, что нужно сказать? - Здравствуйте, - сказал мальчик. - Привет, - сказал я, ненавидя себя. - Меня зовут дядя Вова. Вышла и жена, встала рядом с мальчиком, погладила его по голове. Таким миром веяло, от всей этой семейной идиллии, что впору было заскрипеть зубами от досады. В двери было три замка, и я догадался: они прочно запирали ее. - Поставь мне мультфильмы,- попросил мальчик. Жена Степанова вытащила из кармана черную коробочку, направила ее в комнату и нажала на какую-то кнопку. Через секунду в комнате возник характерный звук заработавшего телевизора. Сделано это было так обыденно, что я понял: она давно уже привыкла к своей технике, сработанной где-нибудь в далекой Японии. - Пойдем,-сказал Степанов,-посидим, расскажешь, с чем приехал, У него была комнатка. Что-то типа кабинета, где много книг и рабочий стол. И пишущая машинка "Триумф"-голубая мечта всех журналистов... На столе лежал красивый том. Книга рекордов Гиннеса. В русском переводе. - Вот, купил,- сказал Степанов, заметив мой интерес. Он открыл створку шкафа, достал начатую бутылку коньяка и две рюмки. - Лимонов нигде нет,- извинился он.- Так что обойдемся шоколадкой. - Толя, - сказал я, - мне многое непонятно... Я вот обнаружил, что проводочки от моего телефона идут к тебе в кабинет. Что ты на это скажешь? Можно было бы и потемнить, подержать этот козырь в запасе, но я уж и так был весь в тумане, и сгущать его еще больше не хотелось. Степанов, не обратив внимания на мои слова, налил между тем по полной рюмке, поднял свою и произнес: - За нас, за наше прошлое студенчество. За молодость. Которая, к сожалению, быстро проходит. Мы выпили, конфета "Вечерний звон" под коньяк оказалась в самый раз-с орешком внутри. - Так я ничего и не понял, что за проводочки? - Проводочки?-спросил задумчиво Степанов.- Зачем тебе они? Что ты к ним прицепился? Сделали когда-то для какой-то надобности. Так и остались. - Еще и деньги... Я обнаружил у себя в сумке кое-какие деньги... Ты об этом ничего не знаешь? - Володя,- сказал Степанов, недовольно поморщившись, - давай так... Если ты находишь на улице кошелек - он твой. И выкинь из головы всякий бред. Трать их на здоровье. Считай, что этой твой гонорар. - Так ты знаешь о них? - Знаю,- сказал Степанов.- Я их тебе и положил. Но хочу предупредить: деньги не мои. Он сделал кислую мордочку, словно наш разговор о такой мелочи страшно его раздражал. Когда существуют вещи ЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ. Например: воспоминания о молодости. - Толя, - сказал я, - у Прохорова были жена и дети... За что?.. - У всех дети и жены. У меня тоже... Не лезь в это дело. Отойди. Я тебя Богом прошу, по-дружески. Мы знаем друг друга тысячу лет. Отойди... Лучше будет. - Уже не могу,- сказал я, смущенно улыбаясь.- Ты меня знаешь. - Знаю,-сказал он. - Ты не изменился. Давай-ка треснем еще по одной. Мы выпили. - Последний раз прошу, - сказал Степанов. - Я верю твоему слову. Потому что знаю тебя. Если ты скажешь "забыл", то и я все забуду... Последний раз. Он угрожал. Делал это легко, по-журналистки. Еще один враг на мою голову. - Сегодня суббота,- сказал я.- Пожалуй, я потерплю до понедельника. В понедельник ты пойдешь куда следует и покаешься. Я даю тебе этот шанс. - Ты? - рассмеялся Степанов. Но смеялись одни губы, глаза его оставались серьезны. - Толя, - сказал я, - ты слишком много знаешь... Значит, тебе есть что рассказать. О том, как выпрыгивают из окон... Мне вообразить такое невозможно. Чтобы ты... - Может, и тебе поведать? - медленно и грозно спросил меня Степанов, Как приходскому священнику? - Если хочешь,- сказал я.- Для меня в этой истории много любопытного. - Учти, - сказал Степанов, - ты сам настаивал на этом, я здесь ни при чем... Это полностью твоя инициатива. - Моя, моя,- подтвердил я горестно. Дворовый какой-то получался разговор, - Володя, - сказал даже с какой-то готовностью Степанов,- я в порядке бреда... Расскажу тебе легенду. Будем считать, сам придумал... Был такой корреспондент - Прохоров. Мужик как мужик, звезд с неба не хватал. И была, скажем так. Структура. Не очень законная. Была или есть еше, не имеет значения. И вот в этой Структуре появился Некто с маниакальной идеей поведать о ней свету. Обязательно свету. Я так понимаю: этому Некто нужен был вселенский скандал. Они объединились. Этот Некто и Прохоров... Последний написал очерк. Как у нас, в журналистике, водится. Ничего себе так, даже с обещанием продолжения. Показал, допустим, мне. Что я сделал, как ты думаешь? - Выбросил его из окна? - Совсем дурак!.. Я вышел самостоятельно на эту Структуру и проинформировал их. О Предателе. - Зачем? - Затем, что всем нужны деньги. И не смотри на меня таким волком. Да, деньги. А предателей я терпеть не могу... Подло я поступил? С точки зрения социалистической морали и нравственности? - Черт его знает. - Вот-вот... Ты тоже получил свой кусок. - Ты слишком откровенен со мной, - сказал я подозрительно. - Ты сам этого хотел, - усмехнулся Степанов и пристально посмотрел на меня. И я догадался: ему кажется, что он - СУПЕРМЕН. - Отлично, - сказал я. - Теперь ответь на такой вопросец: кто это мне презентовал столько денег? За что? - Кто? - переспросил Степанов.- Откуда мне знать?.. За что? Тебе виднее. - Хорошо, - сказал я. - Вчера ты слушал мой разговор с Предателем? - Был грех. - Сообщил этой Структуре? - Что мне оставалось делать?.. К твоему сведедению за поимку негодяя, была обещана награда. Я по праву заслужил ее. И ты, наверное, тоже. Свою долю... Чего же теперь ты хочешь от меня? Я взял со стола книгу рекордов Гиннесса и открыл где-то посередине. Шрифт у абзацев довольно мелкий, но это значило, что в фолиант поместилось много всего. - Забавно, - сказал я. - Здесь написано, что одна наша советская дама в 1984 году упала без парашюта с высоты восемь тысяч метров и осталась жива. - Да? - удивился Степанов.- Нам нужно ввести рубрику выдержек из этой книги. - Серьезно, - сказал я. - Столкнулись два самолета, она и выпала. Степанов больше не реагировал. - К чему это ты? - Слушай, - сказал я, - если ты так откровенен... А чем они там занимаются, в Структуре?.. Наркотики, рэкет?.. Что они делают?.. Ты же читал прохоровский очерк. - Опять зацепило, - довольно искусственно обрадовался Степанов.- Хочешь все знать? Никак не можешь без этого?.. Они занимаются торговлей. Международной. Доставляют из Китая нитки с жемчугом, продают здесь. У них даже есть небольшое совместное предприятие, советско-бразильское, а у того счета в западных банках... Еще кое-что, разве все упомнишь... - Давай так... - сказал я. Степанов поднял голову, взялся за бутылку и принялся наливать в рюмки. Но слишком старательно он это делал. - Давай так. Ты думаешь до понедельника... А в понедельник идешь куда надо снимать с себя грех. - В церковь, что ли? - с напускной иронией спросил он. - Мы знаем друг друга тысячу лет... Я когда-нибудь не держал свое слово? Хоть раз кому-нибудь не отдал долг? - Нет. - Если не пойдешь ты, пойду я... Меня покатали, Толя, горки. Деньги я еще мог пережить... Но не смерть... Понимаешь?.. Это слишком... Ты же будешь просыпаться ночами. Они же станут приходить к тебе. - Достоевщина, - усмехнулся Степанов, тяжело и умно посмотрев на меня. Я подумаю... Хватит об этом. Давай дернем по последней. Мне показалось, последняя пилась за помин моей души. Уж очень много и очень откровенно он мне все поведал. Так трогательно со мной прощался. Как с покойником. И сказал напоследок: - Извини, Володя, если что не так было. Не таи на меня обиды... Ты сам этого захотел. - Да брось ты,- легко ответил я ему.- Не забудь про понедельник. В коридоре мне опять встретились жена и Паша: Я не мог посмотреть им в глаза. Хотел побыстрее уйти, чтобы не видеть никого из них. Жена взглянула на нас с тревогой.. Ей казалось, мы повздорили. - Приходите к нам еще, - сказала она, стоя в дверях, чтобы смягчить мой молчаливый и, она чувбтводала это, враждебный уход.
Кире я позвонил с набережной. Хотелось шашлычков, хотелось выпить как следует под это дело. Хотелось, чтобы она была. рядом. Пусть посмотрит на меня, пьяного, может, я понравлюсь ей больше прежнего... Мы договорились, что через час я подъеду к ней. От нее мы двинемся уже вместе... Можно было встретиться и сейчас, но я хотел побыть один. Побиться еще о каменную стену неразрешимого вопроса: почему мне так не везет и кончится ли когда-нибудь эта вечная полоса? В руках осталось две копейки, и я позвонил домой. Зачем я это сделал, не понимал сам. Но одно ясно, интуиция была здесь ни при чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16