И порой страдал от насмешек товарищей...
"Театр" по-прежнему бушевал, священник размахивал кулаками. На сцену поднялось еще несколько человек. Один лишь Федор Связной пытался защитить Генку. Отчетливо был слышен резкий голос рыжего.
- Я давно знал, что вся эта голытьба не за здорово живешь агитацию промеж нас ведет. Для них ничего святого нету, ради собственного благополучия они не только церковь ограбят - родную мать по свету пустят!..
- Да с чего ты взял, что это он! - крикнул Федор. - За ложные показания знаешь что бывает?
- Знаю, и ты меня не пугай. Я факты имею. Вот эта кепочка, ее все у нас знают, потому как добрый христианин такую полосатую гадость носить постесняется... - Он победно, словно флагом, замахал головным убором.
Все сразу узнали кепку. Геннадий носил ее не снимая почти круглый год, несмотря на мороз или жару. Прошлым летом гостил у родственника в Нижнем, и там ее подарил ему какой-то авиатор. Кривеньков ему большую услугу оказал. Была ветреная погода, но летчик, желая доказать, что его машине ветер не помеха, стал приглашать с собой в полет охотников из публики. Никто не решался, и тут вдруг вызвался Генка...
- Вот эту безобразию я подобрал утром возле церкви, как раз в том месте, где окно. Но я, конечно, и мысли не допустил, что при этом, значит, нечистое дело совершилось, и хотел ее преспокойненько вернуть хозяину. А получилось, что хозяин-то - преступник!
- Ай да Генка, ай да артист!
- Судить таких надобно!
- А еще грамотный.
- Чертово племя, ничего святого для них нет!
- За воровство руки обрубать надо!
- Бог все видит, себя в обиду не даст!..
Федор выхватил у обличителя кепку и стал пристально ее рассматривать.
- Это еще не доказательство, - неуверенно проговорил он, стараясь оттянуть время.
- А нам они не требуются, - раздувая ноздри, гаркнул прямо ему в лицо Матвей Митрофанович, всего несколько минут назад участвовавший в инсценировке. - Я только об одном жалею - что этот паршивец втянул меня в свои занятия. Грех меня попутал. С жуликом связался. - И, ни на кого не глядя, тяжелой походкой направился к выходу.
- Дядя Матвей, да не верь ты им! - закричала ему вслед Нина. Она закрыла лицо руками и громко, навзрыд заплакала, Матвей Митрофанович на минуту остановился. Лицо его выражало безразличие и разочарование. Он устало махнул рукой и снова пошел к двери. Но покинуть амбар не успел. На пороге стоял Егор Иванович Тупиков - участковый милиционер. Он энергично забрался на сцену.
- Отпустите его, - приказал Тупиков двум рослым парням, державшим Кривенькова за руки.
Собравшиеся заинтересованно молчали, приготовившись ловить каждое слово сотрудника милиции. Но тот молча увел Геннадия. Неожиданно вперед выбрался взлохмаченный парнишка. Он озорно блеснул глазами и громко объявил в зал:
- Концерт продолжается! Песня "Мурка". Слова народные.
И тут же получил подзатыльник кого-то из взрослых.
...Судно качнуло, звякнула посуда. Из открытого окна послышались отрывистые команды. Виталий пристально всматривался в ночную мглу, пытаясь определить, какая пристань за бортом.
- Васильсурск! - раздалось из темноты.
- Завтра к обеду в Нижнем будем, - сказал Евгений Николаевич.
Они вышли на палубу. Свежий ветер приятно холодил лицо. Виталий всматривался в ночь, стараясь различить прибрежные постройки, но ничего, кроме темных пятен, не было видно. Его спутник достал пачку папирос, долго шарил в ней пальцами, потом резко смял и выбросил за борт.
- Кончились, - огорченно проговорил он. - Сбегай-ка в каюту, там на столе должно быть курево.
В голове Виталика еще шумело от выпитого. Он шел не спеша, испытывая какое-то радостное чувство. Тускло расцвеченный неяркими огнями пароход, на котором он так неожиданно очутился, проплывающие крутые берега - все это волновало. Он давно мечтал о таком путешествии.
На столе было пусто. Внимательно осмотрев каюту, Виталий решил заглянуть в чемодан дяди - возвращаться с пустыми руками не хотелось.
Он аккуратно поставил чемодан на кровать и, открыв замки, легко приподнял крышку. Сразу же увидел два больших подсвечника, перевязанных носовым платком. Они лежали на полотенце, из-под которого виднелся край иконы. Внутри у парня похолодело. Оцепенение прошло быстро. Он все понял, но как быть дальше - не знал. Наконец увидел папиросы. Взяв одну пачку, плотно закрыл чемодан и поставил на прежнее место. Вот так дядя! Выходит, это он обчистил церковь! "Что же делать, как быть, что предпринять?" Мысли лихорадочно путались, опережая друг друга. Виталий почувствовал, как по спине прокатилась струйка пота.
- Тебя только за смертью посылать, - услышал он за спиной недовольный голос Евгения Николаевича. - Что с тобой? - Дядя молча вгляделся в лицо "племянника". - Не можешь пить - не берись. Похмелье выходит. Давай-ка спать...
Тонкий луч солнца упал на Виталия. Он проснулся. Полумрак каюты, казалось, дрожал в такт работающим поршням машины, увлекающей пароход по серым волнам реки. Рядом, широко раскинув руки, тяжело сопел Евгений Николаевич. Виталий перевернулся на живот, сгреб подушку, удобно подложил ее под грудь и стал смотреть в окно, за которым проплывал берег, сплошь заросший кустарником. Короткий сон немного снял напряжение минувшей ночи, но в голове все еще стоял какой-то звон. Молодой человек не испытывал страха. Но никак не мог смириться с мыслью, что этот человек не тот, за кого выдает себя.
- Не спишь? - "дядя" грузно перевернулся на бок и потянулся за папиросой.
Его голос вернул Виталия к действительности. Как же себя вести? Признаваться, конечно, нельзя.
- Чего смотришь? Или не узнаешь? Не дрейфь, набирайся сил - ты мне еще пригодишься. В Нижнем нас ждут великие дела...
Голос опасного спутника, казалось, звучал откуда-то издалека. Парень попытался было улыбнуться, но внезапно понял истинный смысл этих слов и весь сжался.
Огромный двухведерный самовар, блестя начищенными боками, попыхивал струйками пара. Его разлапистые ножки плотно приросли к массивному столу, покрытому свежевыстиранной скатертью. Молодой буфетчик ловко орудовал заварным чайником, одновременно наполняя стаканы и чашки крутым кипятком.
- Правильно на востоке говорят: чай лучше мяса, - услышал Виталий густой бас кряжистого старика, направляющегося к их столу. Старик аккуратно поставил на свободное место две наполненные до краев чашки и грузно опустился на стул. - Но дальше они добавляют: а мясо есть - и чая не надо! - Он сочно загоготал, лукаво подмигнув при этом проходившей мимо женщине.
Евгений Николаевич, несколько осунувшийся с похмелья, постепенно обретал нужную форму. С явным удовольствием быстро выпил всю кружку и покрылся легкой испариной, затем вытер лицо платком и несколько устало бросил:
- Потеем - значит, живем.
- Это вы совершенно правильно заметили, молодой человек, - оживленно поддержал его дед. - Только по нынешним временам чай не тот пошел. Разучились его у нас и готовить, и церемониал соблюдать. Водохлебистый народ нынче пошел, лишь бы водой брюхо налить. А то, что ко всякому делу подход нужно иметь, про это забывают. Ну да шут с ними! Так, наверное? обратился он к парню, стараясь заглянуть в глаза.
Виталий покраснел и, не найдя, что ответить, растерянно стал стряхивать со скатерти хлебные крошки.
- Сынок ваш? - спросил старик у Евгения Николаевича.
- Племянник, - ответил тот, с интересом включаясь в разговор. - Вот ведь говорят: молодость - это сила, энергия, задор. Коли так, молодым и карты в руки. А на деле, пожалуйста, - ни бе ни ме. Что ты как вареная курица? Выше голову!..
- А отец его что же? - поинтересовался сосед.
- Его отец на фронтах гражданской войны потерялся, - бодро ответил "дядя". - Погиб, можно сказать, за правое дело.
Помолчали. В душе Виталия была тоска. Может, встать и уйти? Но на это не хватало решимости.
- Да, многих унесло то время. - Старик тяжело вздохнул и перевернул чашку вверх дном. - А жизнь все равно продолжается. И вам, - вновь обратился он к Виталию, - ее в хозяйские руки брать. Так что смотрите прямо и открыто. А коль будете отворачиваться, робеть перед какой-либо незадачей, то пропадете. Поверьте на слово.
От этих слов Виталий опять залился краской и резко встал.
- Эге, скорее на палубу! - Дед поднялся вслед за Виталием и устремился к окну. - Мы такое увидим!..
Свежий ветер, пахнущий спелыми яблоками, остудил Виталия. Красивыми переливами уходили от кормы волны, размеренно покачивая рыбацкие лодки. Слева на крутом высоченном берегу стояла большая деревня. Но старик жадно всматривался в правую сторону, туда, где смутно вырисовывались старые постройки.
- С нашей посудины монастырь не очень хорошо виден, а жаль. Чудо! Время, время... вот единственное, перед чем бессилен человек.
- Загадками говорите, папаша, нам бы попроще, - прервал его Евгений Николаевич.
- Пожалуйста. Это - знаменитый Макарьевский монастырь. Макарий был покровителем всей волжской торговли. На этом месте когда-то открылась ярмарка. Сколько эти берега повидали: слезы, кровь, горе людское. Денежки, брат, требуют жертв. Да и в Нижнем на ярмарке, куда мы путь держим, тоже страсти бурлили.
- Постой, батя, что-то я не пойму, какая тут связь? - спросил Евгений Николаевич.
- Где связь?
- Между этими двумя ярмарками.
- Самая прямая. Да вы что же, истории не знаете?
- Как это не знаю. Учил, небось, за партой сидел. Только нам все, помню, больше про царей, а чтобы про другое - ни слова.
- А вот это напрасно. Когда-то здесь, - он широко повел рукой, торговый Восток сталкивался с Западом. Ни одного года не проходило без беспорядков. Драки, кутежи, а зачастую и разбойные нападения. В те времена вот этим селом, что на левом берегу, владел князь Грузинский. Он был легендарной личностью. Никого не боялся. С самим государственным канцлером графом Румянцевым имел крупную ссору. Особенно его ненавидела полиция. Да... В харчевнях ели на деревянных тарелках, ни ножей, ни вилок не подавалось. Рыбу раскладывали на свежей траве. Подавали стерлядей. Катались по Волге в разукрашенных лодках с песенниками...
Виталий слушал рассказ, и воображение рисовало перед ним картины прошлого. Когда речь зашла о пожаре, который слизал все деревянные ярмарочные постройки, юноша мысленным взором увидел высокие языки пламени, казаков, оцепивших ярмарку, услышал крики...
- Все церкви Нижнего, - продолжал знаток истории, - звоном колоколов оповещали закладку новых торгов. Выбрали место, где Ока впадает в Волгу. Был крестный ход. Сам губернатор проехался на шестерке лошадей. И все это - в честь открытия Нижегородской ярмарки, заменившей сгоревшую Макарьевскую. Об этом мне часто рассказывал мой отец. - Старик не скрывал восхищения. - Мальчишкой батя служил кучером у графа Котельникова.
Между тем пароход уже давно миновал место, которое так красочно описал случайный собеседник, и подходил к Нижнему.
Виталий, крепко вцепившись в деревянные поручни палубы, во все глаза смотрел на открывающуюся панораму города. Слева по крутому, изрытому оврагами склону лепились пригородные постройки. На самой вершине они казались игрушечными - настолько высоко взметнулся над Волгой берег. В стороне остался Печорский монастырь - на его купола старик с величавой сосредоточенностью долго крестился. Ясно просматривались широкие аллеи Александровского парка, косыми уступами сбегающие к подножию откоса. Затерявшиеся в зелени акаций и молоденьких лип питейные заведения уже окутались дымком растапливаемых печей.
Пароход, сопротивляясь быстрому течению, медленно обходил высокий берег, осторожно, словно на ощупь следуя за десятками других посудин, подходящих к причалу. Все отчетливее вырисовывался из тумана старый город. И вот на склонах крутого откоса выросли огромные стены Нижегородского кремля, соединенные приземистыми башнями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
"Театр" по-прежнему бушевал, священник размахивал кулаками. На сцену поднялось еще несколько человек. Один лишь Федор Связной пытался защитить Генку. Отчетливо был слышен резкий голос рыжего.
- Я давно знал, что вся эта голытьба не за здорово живешь агитацию промеж нас ведет. Для них ничего святого нету, ради собственного благополучия они не только церковь ограбят - родную мать по свету пустят!..
- Да с чего ты взял, что это он! - крикнул Федор. - За ложные показания знаешь что бывает?
- Знаю, и ты меня не пугай. Я факты имею. Вот эта кепочка, ее все у нас знают, потому как добрый христианин такую полосатую гадость носить постесняется... - Он победно, словно флагом, замахал головным убором.
Все сразу узнали кепку. Геннадий носил ее не снимая почти круглый год, несмотря на мороз или жару. Прошлым летом гостил у родственника в Нижнем, и там ее подарил ему какой-то авиатор. Кривеньков ему большую услугу оказал. Была ветреная погода, но летчик, желая доказать, что его машине ветер не помеха, стал приглашать с собой в полет охотников из публики. Никто не решался, и тут вдруг вызвался Генка...
- Вот эту безобразию я подобрал утром возле церкви, как раз в том месте, где окно. Но я, конечно, и мысли не допустил, что при этом, значит, нечистое дело совершилось, и хотел ее преспокойненько вернуть хозяину. А получилось, что хозяин-то - преступник!
- Ай да Генка, ай да артист!
- Судить таких надобно!
- А еще грамотный.
- Чертово племя, ничего святого для них нет!
- За воровство руки обрубать надо!
- Бог все видит, себя в обиду не даст!..
Федор выхватил у обличителя кепку и стал пристально ее рассматривать.
- Это еще не доказательство, - неуверенно проговорил он, стараясь оттянуть время.
- А нам они не требуются, - раздувая ноздри, гаркнул прямо ему в лицо Матвей Митрофанович, всего несколько минут назад участвовавший в инсценировке. - Я только об одном жалею - что этот паршивец втянул меня в свои занятия. Грех меня попутал. С жуликом связался. - И, ни на кого не глядя, тяжелой походкой направился к выходу.
- Дядя Матвей, да не верь ты им! - закричала ему вслед Нина. Она закрыла лицо руками и громко, навзрыд заплакала, Матвей Митрофанович на минуту остановился. Лицо его выражало безразличие и разочарование. Он устало махнул рукой и снова пошел к двери. Но покинуть амбар не успел. На пороге стоял Егор Иванович Тупиков - участковый милиционер. Он энергично забрался на сцену.
- Отпустите его, - приказал Тупиков двум рослым парням, державшим Кривенькова за руки.
Собравшиеся заинтересованно молчали, приготовившись ловить каждое слово сотрудника милиции. Но тот молча увел Геннадия. Неожиданно вперед выбрался взлохмаченный парнишка. Он озорно блеснул глазами и громко объявил в зал:
- Концерт продолжается! Песня "Мурка". Слова народные.
И тут же получил подзатыльник кого-то из взрослых.
...Судно качнуло, звякнула посуда. Из открытого окна послышались отрывистые команды. Виталий пристально всматривался в ночную мглу, пытаясь определить, какая пристань за бортом.
- Васильсурск! - раздалось из темноты.
- Завтра к обеду в Нижнем будем, - сказал Евгений Николаевич.
Они вышли на палубу. Свежий ветер приятно холодил лицо. Виталий всматривался в ночь, стараясь различить прибрежные постройки, но ничего, кроме темных пятен, не было видно. Его спутник достал пачку папирос, долго шарил в ней пальцами, потом резко смял и выбросил за борт.
- Кончились, - огорченно проговорил он. - Сбегай-ка в каюту, там на столе должно быть курево.
В голове Виталика еще шумело от выпитого. Он шел не спеша, испытывая какое-то радостное чувство. Тускло расцвеченный неяркими огнями пароход, на котором он так неожиданно очутился, проплывающие крутые берега - все это волновало. Он давно мечтал о таком путешествии.
На столе было пусто. Внимательно осмотрев каюту, Виталий решил заглянуть в чемодан дяди - возвращаться с пустыми руками не хотелось.
Он аккуратно поставил чемодан на кровать и, открыв замки, легко приподнял крышку. Сразу же увидел два больших подсвечника, перевязанных носовым платком. Они лежали на полотенце, из-под которого виднелся край иконы. Внутри у парня похолодело. Оцепенение прошло быстро. Он все понял, но как быть дальше - не знал. Наконец увидел папиросы. Взяв одну пачку, плотно закрыл чемодан и поставил на прежнее место. Вот так дядя! Выходит, это он обчистил церковь! "Что же делать, как быть, что предпринять?" Мысли лихорадочно путались, опережая друг друга. Виталий почувствовал, как по спине прокатилась струйка пота.
- Тебя только за смертью посылать, - услышал он за спиной недовольный голос Евгения Николаевича. - Что с тобой? - Дядя молча вгляделся в лицо "племянника". - Не можешь пить - не берись. Похмелье выходит. Давай-ка спать...
Тонкий луч солнца упал на Виталия. Он проснулся. Полумрак каюты, казалось, дрожал в такт работающим поршням машины, увлекающей пароход по серым волнам реки. Рядом, широко раскинув руки, тяжело сопел Евгений Николаевич. Виталий перевернулся на живот, сгреб подушку, удобно подложил ее под грудь и стал смотреть в окно, за которым проплывал берег, сплошь заросший кустарником. Короткий сон немного снял напряжение минувшей ночи, но в голове все еще стоял какой-то звон. Молодой человек не испытывал страха. Но никак не мог смириться с мыслью, что этот человек не тот, за кого выдает себя.
- Не спишь? - "дядя" грузно перевернулся на бок и потянулся за папиросой.
Его голос вернул Виталия к действительности. Как же себя вести? Признаваться, конечно, нельзя.
- Чего смотришь? Или не узнаешь? Не дрейфь, набирайся сил - ты мне еще пригодишься. В Нижнем нас ждут великие дела...
Голос опасного спутника, казалось, звучал откуда-то издалека. Парень попытался было улыбнуться, но внезапно понял истинный смысл этих слов и весь сжался.
Огромный двухведерный самовар, блестя начищенными боками, попыхивал струйками пара. Его разлапистые ножки плотно приросли к массивному столу, покрытому свежевыстиранной скатертью. Молодой буфетчик ловко орудовал заварным чайником, одновременно наполняя стаканы и чашки крутым кипятком.
- Правильно на востоке говорят: чай лучше мяса, - услышал Виталий густой бас кряжистого старика, направляющегося к их столу. Старик аккуратно поставил на свободное место две наполненные до краев чашки и грузно опустился на стул. - Но дальше они добавляют: а мясо есть - и чая не надо! - Он сочно загоготал, лукаво подмигнув при этом проходившей мимо женщине.
Евгений Николаевич, несколько осунувшийся с похмелья, постепенно обретал нужную форму. С явным удовольствием быстро выпил всю кружку и покрылся легкой испариной, затем вытер лицо платком и несколько устало бросил:
- Потеем - значит, живем.
- Это вы совершенно правильно заметили, молодой человек, - оживленно поддержал его дед. - Только по нынешним временам чай не тот пошел. Разучились его у нас и готовить, и церемониал соблюдать. Водохлебистый народ нынче пошел, лишь бы водой брюхо налить. А то, что ко всякому делу подход нужно иметь, про это забывают. Ну да шут с ними! Так, наверное? обратился он к парню, стараясь заглянуть в глаза.
Виталий покраснел и, не найдя, что ответить, растерянно стал стряхивать со скатерти хлебные крошки.
- Сынок ваш? - спросил старик у Евгения Николаевича.
- Племянник, - ответил тот, с интересом включаясь в разговор. - Вот ведь говорят: молодость - это сила, энергия, задор. Коли так, молодым и карты в руки. А на деле, пожалуйста, - ни бе ни ме. Что ты как вареная курица? Выше голову!..
- А отец его что же? - поинтересовался сосед.
- Его отец на фронтах гражданской войны потерялся, - бодро ответил "дядя". - Погиб, можно сказать, за правое дело.
Помолчали. В душе Виталия была тоска. Может, встать и уйти? Но на это не хватало решимости.
- Да, многих унесло то время. - Старик тяжело вздохнул и перевернул чашку вверх дном. - А жизнь все равно продолжается. И вам, - вновь обратился он к Виталию, - ее в хозяйские руки брать. Так что смотрите прямо и открыто. А коль будете отворачиваться, робеть перед какой-либо незадачей, то пропадете. Поверьте на слово.
От этих слов Виталий опять залился краской и резко встал.
- Эге, скорее на палубу! - Дед поднялся вслед за Виталием и устремился к окну. - Мы такое увидим!..
Свежий ветер, пахнущий спелыми яблоками, остудил Виталия. Красивыми переливами уходили от кормы волны, размеренно покачивая рыбацкие лодки. Слева на крутом высоченном берегу стояла большая деревня. Но старик жадно всматривался в правую сторону, туда, где смутно вырисовывались старые постройки.
- С нашей посудины монастырь не очень хорошо виден, а жаль. Чудо! Время, время... вот единственное, перед чем бессилен человек.
- Загадками говорите, папаша, нам бы попроще, - прервал его Евгений Николаевич.
- Пожалуйста. Это - знаменитый Макарьевский монастырь. Макарий был покровителем всей волжской торговли. На этом месте когда-то открылась ярмарка. Сколько эти берега повидали: слезы, кровь, горе людское. Денежки, брат, требуют жертв. Да и в Нижнем на ярмарке, куда мы путь держим, тоже страсти бурлили.
- Постой, батя, что-то я не пойму, какая тут связь? - спросил Евгений Николаевич.
- Где связь?
- Между этими двумя ярмарками.
- Самая прямая. Да вы что же, истории не знаете?
- Как это не знаю. Учил, небось, за партой сидел. Только нам все, помню, больше про царей, а чтобы про другое - ни слова.
- А вот это напрасно. Когда-то здесь, - он широко повел рукой, торговый Восток сталкивался с Западом. Ни одного года не проходило без беспорядков. Драки, кутежи, а зачастую и разбойные нападения. В те времена вот этим селом, что на левом берегу, владел князь Грузинский. Он был легендарной личностью. Никого не боялся. С самим государственным канцлером графом Румянцевым имел крупную ссору. Особенно его ненавидела полиция. Да... В харчевнях ели на деревянных тарелках, ни ножей, ни вилок не подавалось. Рыбу раскладывали на свежей траве. Подавали стерлядей. Катались по Волге в разукрашенных лодках с песенниками...
Виталий слушал рассказ, и воображение рисовало перед ним картины прошлого. Когда речь зашла о пожаре, который слизал все деревянные ярмарочные постройки, юноша мысленным взором увидел высокие языки пламени, казаков, оцепивших ярмарку, услышал крики...
- Все церкви Нижнего, - продолжал знаток истории, - звоном колоколов оповещали закладку новых торгов. Выбрали место, где Ока впадает в Волгу. Был крестный ход. Сам губернатор проехался на шестерке лошадей. И все это - в честь открытия Нижегородской ярмарки, заменившей сгоревшую Макарьевскую. Об этом мне часто рассказывал мой отец. - Старик не скрывал восхищения. - Мальчишкой батя служил кучером у графа Котельникова.
Между тем пароход уже давно миновал место, которое так красочно описал случайный собеседник, и подходил к Нижнему.
Виталий, крепко вцепившись в деревянные поручни палубы, во все глаза смотрел на открывающуюся панораму города. Слева по крутому, изрытому оврагами склону лепились пригородные постройки. На самой вершине они казались игрушечными - настолько высоко взметнулся над Волгой берег. В стороне остался Печорский монастырь - на его купола старик с величавой сосредоточенностью долго крестился. Ясно просматривались широкие аллеи Александровского парка, косыми уступами сбегающие к подножию откоса. Затерявшиеся в зелени акаций и молоденьких лип питейные заведения уже окутались дымком растапливаемых печей.
Пароход, сопротивляясь быстрому течению, медленно обходил высокий берег, осторожно, словно на ощупь следуя за десятками других посудин, подходящих к причалу. Все отчетливее вырисовывался из тумана старый город. И вот на склонах крутого откоса выросли огромные стены Нижегородского кремля, соединенные приземистыми башнями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15