Начинает беспорядочную стрельбу. Несколько наступавших упало. Остальные с ревом понеслись на нас.
- Автоматчики, огонь!
Пять автоматов затрещали, выбрасывая смерть. Я прицелился из пистолета в чалму муллы и нажал курок. Чалма провалилась среди людей. Теперь нападавшие понеслись обратно, оставляя тела на асфальте. Вскоре улица опустела.
- Всем назад. Подобрать раненых и убитых.
Мы перебежками уходим к баррикаде, где нас встречает встревоженный Максимов.
- Что ты наделал?
- Все что мог. Если бы они нас смяли, вас бы не было тоже. Сейчас надо усилить посты, они теперь будут подло нападать из всех подворотен.
- Боже, что мы наделали?
- Не нойте. Посмотрите у нас тоже есть раненые и убитые. Все уважают силу. Зато мы спасли, посмотрите сколько народа.
За баррикадами среди мужчин мелькали женщины и дети.
Весь день мы лупили мелкие отчаянные группы смельчаков, пытавшиеся пробиться к нам в тыл, а утром к баррикаде подошел мой бывший ОМОН. Впереди стоял уже незнакомый мне офицер.
- Ей, кто старший, выйдите.
- Иди, - сказал мне Максимов.
Я вышел к офицеру.
- Правительство и общественность страны обеспокоено событиями в нашем городе, поэтому нам приказано остановить кровопролитие, разместится между вами и остальной частью города. Сегодня прибывает правительственная комиссия и какая-то военная часть. Мы вам предлагаем не совершать до их прибытия вылазки и больше не создавать конфликтных ситуаций.
- Вы предупредили тех...
- Да, с ними говорили тоже. Завтра похороны погибших в этой бессмысленной драке.. Погиб мулла и много безвинных людей. Больницы переполнены ранеными. Но они обещали больше не выступать.
- Хорошо. Я принял к сведению ваше сообщение. У нас тоже есть погибшие и раненые, нам бы их тоже надо похоронить, но к сожалению кладбище одно. Как нам поступить?
- После решения комиссии.
- Не могли бы вы прислать нам несколько врачей и медикаменты?
- Постараюсь. Сейчас свяжусь с командованием.
В комиссии одни туркмены. Меня допрашивают с пристрастием, пытаясь доказать, что во всем виноват я.
- Во время первого выступления народных масс, вы дали приказ стрелять в людей?
- Нет, вам каждый солдат моего отряда может подтвердить, что я приказал стрелять в воздух.
- Так кто же стрелял в Ибрагима?
- Сами туркмены из толпы. Я военный и знаю, что у Ибрагима ровное входное отверстие пули на затылке и рваная выходная рана на лбу. Можете проверить это или спросить у экспертов. Кто-то из заводил хотел уж слишком обострить обстановку в городе.
- Но это только ваше предположение. Однако во второй раз, вы все же приказали стрелять в людей?
- Да. Когда, как вы говорите, народные массы стали стрелять в нас и среди наших парней появились первые убитые и раненые, я приказал стрелять.
- По нашим данным, вы совершили разбойное нападение на тир. Избили милиционера и разграбили оружие.
- У вас не точные данные. Мы изъяли оружие, что бы оборонять мирное население. Если бы этого не сделали, то крови здесь было бы столько, что не дай бог, возникли международные осложнения.
Они смотрели на меня постными, ничего не выражавшими лицами. Задав еще десяток никчемных вопросов, меня отпустили.
Решение комиссии, после переговоров с Максимовым и другими лидерами русской диаспоры было весьма мягким. Нам предложили сдать стащенное в тире оружие, гарантировать судебное не преследование тем, кто участвовал в беспорядках, ввести на первое время в город воинские подразделения, что бы утихомирить стороны и... помочь уехать желающим на родину.
Ко мне домой пришел Максимов и какой-то хорошо одетый русский.
- Коля, мы к тебе пришли с одним серьезным делом, - начал Максимов. Как ты смотришь, если мы отправим тебя на родину.
- Никак. Мои корни здесь, здесь похоронен отец, мать, а там ехать не к кому.
- И все же надо, что бы ты поехал на родину. Отъезжают почти все семьи, здесь оставшимся жить будет невозможно. Уже сейчас, несмотря на кажущийся мир, началась дискриминация, русским не продают хлеб, прячут от них продовольственные товары , поджигают дачи, пакостят во всю.
- Скажите точно. Вы что-то хотите от меня?
- Хотим. Хотим, что бы ты поехал на родину и повез с собой груз, весьма важный груз. Среди эшелона беженцев должен быть неприметный вагон, с твоим барахлом.
- Но у меня его нет.
- Будет. Вот этот товарищ тебе обеспечит груз.
Максимов кивает на незнакомца.
- Это ваши вещи? - спрашиваю я.
- Нет, это вещи России. Вагон тебе представим, декларацию тоже. Дадим одного помощника, что бы все было в натуре, беженец и все тут. Как приедешь в Москву, свяжешься по телефону, который тебе дам, с нужными товарищами и передашь груз.
- Веселенькая работа.
- Надо сделать, Коля. Надо. Это требует родина, - уже просит Максимов.
- Хорошо, я еду.
Теперь незнакомец обращается к Максимову.
- Все о чем мы здесь говорили должно быть нашей тайной. Чтобы у вас было меньше неприятностей в пути, мы вам подкинем деньги. Сейчас вам что-нибудь нужно?
- Нам как раз денег и не хватает. Десятка три семей не могут выехать из-за того что не могут купить вагоны.
- А сколько просят?
- Два миллиона за скотский товарняг.
- Мда... Неплохо наживаются. Я вам дам эти недостающие деньги и еще дополнительно на непредвидимые расходы. Если спросят свои же, откуда взяли, отвечайте, что выделил профсоюз местного завода.
- Я понял.
Незнакомец долго трясет на прощание мою руку.
- Приложите максимум усилия, но довезите до Москвы груз. Счастливого пути.
Меня вызвал к себе по телефону Агарлыков. Я одел свою старую форму ОМОНовца и смело пошел в город.
- Коля, слышал уезжаешь на родину?
- Да, Шарафыч.
- Все у нас получилось нехорошо. Я чувствую себя виноватым перед твоим народом и мне очень стыдно за своих. Бацилла национализма пролезла в головы молодежи и потом мы еще будем пожинать горькие плоды.
- Не переживай, Шарафыч. Все встанет на свои места. Правда, пока мы вернемся к нормальным отношениям, за это время глупо будут гибнуть безвинные люди, выльются на наши головы потоки грязи и недоверия, но Россия останется могучей и мы по прежнему останемся интернационалистами и вашими друзьями.
- Это будет потом, а пока в знак памяти твоего отца прими от меня подарок.
Агарлыков вытаскивает из стола сверток и достает из него пистолет ТТ с двумя обоймами.
- Это оружие твоего отца. Я взял его из архива. Вот тебе документы на право ношения пистолета.
- Но здесь печать старого СССР? Этот документ действителен?
- Бланков других нет, Коля. Это даже к лучшему. Ты должен пройти четыре границы и в случае чего заявишь, что получил его в старое время.
- Думаешь поможет? Не отберут?
- Черт его знает. Еще вот что. Под Ленинградом у меня есть хорошие знакомые. Возьми их телефон и адрес. Они не раз мне говорили, что в их районе есть пустые деревни и они рады буду помочь тем беженцам, которые не имеют корней в России. Если не устроишься в городе, что бы не маяться, поезжай туда. Они уже дали добро.
- Спасибо, Шарафыч.
- Не за что.
Он поднимается из-за стола и прижимает меня к своей груди.
- Прощай, сынок. Может мы увидимся еще перед отъездом.
На аппарели суета. К телячьим вагонам подъезжают телеги и грузовые машины с вещами. Кругом снует народ, кудахчут куры, визжат свиньи, сплошной гул от криков и шума машин. Почти сто семей пытаются затолкнуть пожитки в эти вонючие вагоны для скота. Через толпу проталкивается светлая "Волга". Она подползает к концу аппарели и из нее выходит тот самый мужик, что навязывал мне вагон с Максимовым, у него в руках чемоданчик.
- Здравствуйте, - обращается он ко мне. - Приехал вас проводить.
- Здравствуйте. Так где вагон?
- Вот он.
Действительно из-за большого пакгауза выползает такой же как и все вагон для скота, толкаемый допотопным паровозиком "овечкой". В раскрытых дверях высокая девица и женщина.
- Вот вам и напарник, Оля со своей матерью.
- Но ведь это...
- Женщина, хотите сказать. Да, так надо. Лучше пусть будут женщины, что бы к вам меньше всего придирались. Двое мужчин вызовут подозрения. Возьмите чемоданчик, в нем проездные документы и русские деньги... Что бы вас меньше проверяли, не скупитесь, платите.
Вагон лязгнул, прицепившись к составу. Девушка соскакивает на землю и идет к нам.
- Товарищ полк...
- Тише ты. Вот тебе напарник. Звать Николай, лейтенант, холостой, будет тебя охранять. Не вздумай ершиться, если все сорвешь, я тебе сам голову оторву.
- Да я ничего...
- Я тебе уже говорил, ее звать Оля, - уже обращается ко мне мужик. построже с ней. Все друзья, ни пуха вам, ни пера.
- К черту, - дружно послали мы его.
Мужик уехал.
- Где ваши вещи? - спросила Ольга.
- Вот, два чемодана и чемоданчик.
- Это всего-то?
- Больше не нажил.
- Давайте я вам помогу.
- Не надо, сам.
На ветку прибыли ОМОН овцы и солдаты. Прикатил в газике Агарлыков. Я попросил Ольгу не выскакивать из вагона, а сам пошел к газику.
- Что происходит, Шарафыч?
- Вам хотят закатить веселые проводы. Там вдоль ветки собираются националисты. Мы прикроем вас со стороны города и чуть оттесним их от дороги. Тебе надо обойти все вагоны и предупредить людей о том, что как только состав тронется, все должны задвинуть двери и захлопнуть форточки. Мало ли какую пакость подбросить могут.
- Хорошо, Шарафыч.
- И еще. Не будьте раззявами в пути. Сколотите комитет, организуйте круглосуточную охрану. Вам еще достанется в пути. Где Максимов?
- Вон там.
- Я к нему.
Я обхожу вагоны, переписываю хозяев и предупреждаю каждого, о возможной провокации. Некоторые нервные сограждане тут же начинают принимать меры, замуровывая себя в глухие клетки на колесах. Наши вагоны все время распихивают, подталкивая к аппарели новые пустые, а из заполненных, формируют состав. Мой вагон затесался где-то по средине. Часа через четыре состав готов. Меня находит Максимов.
- Коля, списки у тебя?
Я протягиваю ему бумагу. Он изучает ее.
- Сто семь семей. 351 человек. Себя-то внес?
- Нет, но я сейчас. Я еще не узнал фамилию моей попутчицы.
- Давай быстро. Я тебя жду.
Я помчался к своему вагону. Рядом с нашими дверями стояло несколько парней и болтало с Ольгой, которая опершись на доску, перекинутую поперек двери, мило улыбалась.
- А ну все по местам, - рявкнул я.
- Ну вот, допрыгались, мой охранник пришел, - весело ухмыльнулась Ольга.
Парни неохотно расходятся.
- Ты что здесь митинг устраиваешь?
- Они сами собрались вокруг меня. Я их не приглашала.
- Не хватало только, чтобы ты их пригласила. Мне нужна твоя фамилия.
Игнатьева Ольга Арсентьевна. Маму тоже давать?
- Давай.
Она диктует фамилию мамы.
- Что делать-то сейчас?
- Карауль шмотки. Из вагона не на шаг.
- Слушаюсь, товарищ начальник.
Я пришел к Максимову и передал последние три фамилии.
- Сейчас привезут питьевые бачки, нужно всем раздать, заполнить здесь водой и предупредить людей, что бы набрали воду во все емкости, через пустыню едем. В Мары нам выдадут уголь, а пока буржуйки пусть топят деревом. Я уже послал парней, разломать вон те два туалета и развалившийся сарай.
- Не рано?
- Нет. Агарлыков просил быстрей уезжать, там в городе, хулиганы уже подожгли несколько домов беженцев и теперь он боится, как бы они не прорвались сюда. Вон уже и тепловоз подходит.
Вместе с тепловозом к аппарели подъехал допотопный грузовик с питьевыми бачками. Все бегут к нему, бачки разбирают и потом несутся к водяному рукаву, который хлещет во все стороны воду, разливая ручейки на путях.
- Иди возьми бачок, - говорит Максимов.
Я подхожу к машине, забираю бачок и набрав воды, подхожу к своему вагону. Ольга по прежнему стоит, облокотившись на доску, и ехидно улыбается.
- Пока, ты ходил где-то, мне уже притащили питьевой бачок с водой.
- Хорошо, будет два.
Я бросаю к ее ногам бачок и вода расплескавшись, заливает ей ноги.
1 2 3 4 5 6