Не лезет поперек души с советами. А может, его в бригаду взять? Мне нужны люди.
И оборотился к Валерию: — Как, пойдешь в бригаду, мороженщик?
Валерий молчал.
— А с другой стороны, как тебя взять? Ребята тобой недовольны. Вон, Рыжий на тебя так сердит, что без глушака вздумал в тебя палить, хорошо, руки затекли — промахнулся… Насилу мои ребята у него пушку-то отобрали…
Теперь Валерий понял, почему он оказался у Шерхана. Люди, которые пришли к Рыжему, были не его собственные, а от начальства, и как Рыжий ни хотел убить человека, которому предлагал союз против Шерхана, — без барского приказа ему это не позволили, сгребли обоих и повезли на дачку…
— Я тебя возьму, — продолжал Шерхан, — а это трения создаст внутри коллектива… ненужные трения…
Валерий вдруг поглядел на себя и засмеялся.
— Ты чего, мороженщик, хохочешь?
— Да я, знаешь ли, сегодня первый раз в жизни галстук надел. И костюм. На встречу с кредитором.
Шерхан оглядел своего гостя. Серый костюм Валерия заметно пострадал от путешествия в багажнике. Галстук, вызвавший три часа назад неудовольствие Шакурова, был оборван и перетянут узлом, и во время драки в квартире чей-то нос успел заляпать левый рукав Валерия красным соком.
Шерхан захохотал. Вся компания последовала его примеру.
— И-и, — по-щенячьи повизгивал Шерхан, — он костюм надел!
— Потом вдруг перестал и спросил: — Ты чего к Рыжему полез, мороженщик?
— Я его предупреждал: наедет на меня — выплатит с процентами. А он наехал. На тачку мою. Автофургоном.
Асбестовые глаза Шерхана, пропутешествовав через всю комнату, остановились на Рыжем. Тот побледнел.
— Бля буду, не наезжал! — заорал он.
— Врет собака!
— Я сам наехал, да? — заорал Валерий.
— Молчать! — рявкнул Шерхан.
Рот Рыжего открылся так широко, что в него можно было впихнуть донышко бутылки.
— Ага, — согласился Валерий, — и он мне то же самое сказал. Он мне сказал, что это ты, Шерхан, приказал покалечить тачку. Глаза Шерхана нехорошо вспыхнули. Он слегка повернул голову к Рыжему и негромко произнес: — Я, когда хочу вправить мозги человеку, калечу не тачку. Я его самого калечу, понял?
И вновь обернулся к Валерию:
— А еще он что тебе сказал?
— Он мне много чего сказал, — отозвался Валерий, — он мне про контракт Михайского рассказал…
— Распелся! Соловей народный!
— Он меня бил! — заверещал Рыжий.
— Молчи, падла! А в ментовке тебе х… сосать будут, да?
— А еще он мне тебя, Шерхан, предложил завалить, — невинным голосом добавил Валерий.
— Врет, гад! — заорал Рыжий.
Шерхан чуть наклонил голову:
— Если ты, Рыжий, еще раз позволишь себе встрять в чужой разговор, я тебе язык из жопы выдерну, понял? Я тебя из Валентина Валентиной сделаю!
Помолчал и добавил:
— Значит, меня завалить?
Но Рыжий не унимался:
— Ах ты… — заорал он, вскакивая, — да как у тебя мозги повернулись врать-то так!
Шерхан цыкнул, и тут же двое быков подхватили Рыжего и хлопнули об стул с такой силой, что ножки стула брызнули во все стороны, и Рыжий очутился на полу.
Боевики захохотали.
— Ну так кто же из них врет? — осведомился Шерхан, обращаясь к своей свите.
— Он врет! — орал Рыжий, вскочив на ноги.
— Да ведь я с тобой, Шерхан, три года, что он несет — куда мне без тебя?
— А баксы у тебя зачем в тайнике? — осведомился Валерий. — Двадцать тысяч баксов и ксивы на какого-то Середничего.
На лице Рыжего мгновенно мелькнула торжествующая улыбка, и Валерий, холодея, понял, что ошибся: Шерхан знал и про ксивы, и про деньги. Рыжий был слишком труслив, чтобы спрятать от своего шефа двадцать кусков.
— Да это ж деньги Кур…
Шерхан поднял руку, и Рыжий мгновенно заткнулся.
— Да помню я, не чирикай над ухом, — сказал Шерхан лениво, как бы считая вопрос о том, кто кому врал, закрытым.
— Что с ним делать будем, а, Борик? — обратился главарь к одному из присутствующих.
— На куски резать.
— Трахнуть его сперва!
— В мешок и в воду!
— А ты. Рыжий?
— А я бы его на склад отвез, — сказал Рыжий, — а потом Шакурову фотку отправил. Так, мол, и так, твой приятель у нас, давай делать «ченч»: ты нам десять кусков, мы тебе приятеля.
— Живого? Ты что, спятил? — Зачем живого? Он нам кусками, и мы — кусками. Жопку отдельно, ручки отдельно…
Боевики захохотали. Шерхан обвел глазами присутствующих.
— Хитер ты, Рыжий… Слышите, крокодилы? Слышите, из чего человек баксы гонит…
И вдруг — на Рыжего, в упор:
— Или тебе, Рыжий, не баксы нужны? Или ты этого лоха живым подержать хочешь? И на меня науськать?
Рыжий посерел.
— Ладно, парень, — сказал Шерхан, пристально глядя в глаза Валерию.
— Скажу честно — я бы тебя отпустил. Но за гадскую басню о Рыжем твои яйца в мясорубку бы надо отправить. Уши вон, как Рыжему, на разный фасон сделать. Тебя опетушить мало.
И, помолчав:
— В гараж его, чтобы воздуха не портил. А тебе, Рыжий, спасибо за придумку — только возни много. Я это говно хочу закопать сегодня, а не завтра.
Нестеренко давно уже уволокли в гараж, а Шерхан остался один на веранде, прогнав всю свою свиту и время от времени прикладываясь к ребристой, с заграничными наклейками бутылке.
По правде говоря, Шерхану было жалко парня. Не в том смысле, в каком бывает жалко человека, или собаку, которую переехала машина, или даже бабочку на булавке. А в том смысле, когда, например, купил человек «Вольво», да и побил его о столб: жалко и денег, и искореженного металла, который в иных условиях верно бы работал.
Шерхан ни на секунду не сомневался, что парень сказал правду: Рыжий предлагал парню завалить Шерхана. Рыжий, он такой: языком человека оплетет, как плесень завалявшуюся горбушку, он бы этого парня доуговаривал… Но вот в чем Шерхан сомневался, так это в том, что Рыжий парню не врал. Рыжему что надо было? Чтобы парень его отпустил. А после этого Рыжий парня бы замочил или сдал Шерхану, фраеру-то можно лапшу на уши вешать, а сам-то Рыжий, дрянь разноухая, знает, что без Шерхана ему — как ананасу без корней.
А хороший был бы из парня работник. Может, не хуже Рыжего. Не было бы этих слов — и можно было бы развязать парня, и стал бы он хлестать с ними водку, и согласился бы в разговоре, что, мол, да, дерьмо этот мой Шакуров, — хотите, я завтра сам с Шакурова получу в полном размере?
«Убью Рыжего, убью суку, — вдруг подумал Шерхан, — убью за парня».
***
Около трех часов ночи дверь гаража, в котором валялся Валерий, отворилась. Вспыхнул свет: в гараж вошли двое или трое, среди них — Рыжий и Шерхан. — Заворачивайте, — сказал Шерхан.
Кто-то кинул на пол старый, видавший виды ковер, и тут же Валерия завернули в него. Он рыпнулся и тут же получил сапогом по почкам, если бы не ковер, плакали бы почки… Валерий гукнул и стал лежать тихо.
— Извини, парень, что так получилось, — сказал на прощание Шерхан, — сам нарвался.
Через пять минут автомобиль с дышащим свертком мчался по ночному шоссе.
Ковер был старый и, видимо, висел в гараже, — щетина его, пропитанная бензином и соляркой, лезла Валерию прямо в нос.
«Сукины дети, — подумал с тоской Сазан, — ведь они меня закопают и с Сашки еще деньги за меня возьмут! А может, на склад везут?»
Тем временем «шестерка» съехала с шоссе и стала подскакивать на грунтовой дороге.
Наконец машина остановилась. Двое боевиков заглушили мотор, вынесли сверток из машины, огляделись. Тачка стояла в еловом лесу, на взгорке. Далеко внизу темнела бетонная стена какого-то овощехранилища.
— Тихо вроде, Леш? — спросил один.
— Вроде тихо, — согласился второй, — а это что за грузовичок там стоит?
— Да он тут еще до перестройки стоял, — отмахнулся первый.
Леша подхватил новенькую штыковую лопату, резво сверкнувшую в лунном свете, и с хрустом воткнул ее в землю. Второй бандит последовал его примеру.
Место для могилы было выбрано с умом: еще недавно на взгорке располагалась свалка. Месяца два назад, по решению поссовета, свалку сгребли в яму и закопали, и теперь взгорок был словно расцарапан гигантской стальной лапой и густо усыпан вывороченной глиной и всякими жизненными отходами. Свежезасыпанная яма никому бы не бросилась в глаза среди этого лунного пейзажа, никто бы не удивился поганому запаху, буде такой случится, и уж точно никто в ближайшие двадцать лет не стал бы это место раскапывать.
Но дело вышло не такое простое: через несколько сантиметров лопаты стали то и дело натыкаться то на жестяную банку, то на древний кинескоп, то на хлюпающий и изорванный кусок рубероида. Боевики начали ругаться сквозь зубы.
— А может, развяжем его, — спросил Леша, — пусть сам копает?
— Это мысль, — согласился второй. Но потом подумал и решительно замотал головой: — Не пойдет.
— Почему? Помнишь, тот, красноносый, как миленький вырыл…
— Это тебе не фраер. Ты его развяжи, а он тебе такие скачки с лопатой устроит.
И оба боевика еще решительней заработали.
Боевики ошибались, полагая, что поблизости никого нет и что грузовик, отогнанный ни с того ни с сего за бетонную стену, стоит там как памятник советскому режиму.
Грузовик этот приехал к стене не более получаса назад. Экипаж его намеревался спереть несколько ящиков со склада. Трое мужиков переправились через ограду, водитель же остался волноваться в кабине. Когда наверху, на опушке, послышался шум мотора и сверкнули фары, водитель было решил, что явилась ментовка, и чуть не дал деру, но мысль о неизбежной поимке пеших товарищей остановила его; он скорчился под сиденьем и замер, как ходики в остановившихся часах.
Наверху, на горе, боевики наконец сообразили, где кончается собственно яма, и теперь копали немного сбоку, продираясь сквозь белую слежавшуюся глину.
Они работали нервно и торопливо.
Где-то в лесу ухал филин, далеко-далеко на военном аэродроме пронзительно загудел самолет, пленник извивался по земле бессловесным и безруким червяком.
Движения Валерия были не совсем бесцельными: в метре или двух от борозды, где его положили, склон резко уходил вниз. Он был усыпан всяким дерьмом, и битые местной детворой стекла сверкали в лунном свете, как блестки на юбочке фигуристки.
Ах, только бы перевалиться через борозду!
Рот был заклеен, руки немели от наручников. Старая консервная банка, выброшенная из земли лопатой боевика, полоснула Валерия ржавой крышкой по щеке, и тут же впаянный в землю кремень чуть не выбил глаз. «Закопают, — думал в отчаянии Валерий, — убьют и закопают, а, черт!»
Еще один шматок желтой глины шлепнулся о плечо, подпрыгнул, ударился о землю и разлетелся на мелкие кусочки, запрыгавшие вниз по склону.
«А-а, была не была!»
Валерий перевернулся на другой бок, словно уклоняясь от следующей порции глины, сделал еще один оборот, другой, третий — и покатился вниз.
Меж тем внизу из-за складского забора высунулась вихрастая голова и сказала водителю шепотом: — Порядок, Толик, имеем. Компот болгарский, тушенка бошевская. Я арбуз прихватил — пожрать. Грузим?
— Тише, Груздь, — сказал водитель, — видишь вон тех хмырей на горе?
— А чего они там делают?
— Хрен их знает. Подождем, пока уедут.
— Да грузи ты!
— Не буду!
Тот, кого водитель назвал Груздем, перевалился через забор, приподнялся на цыпочки и принял в руки огромный арбуз, переданный ему из-за стены третьим экспроприатором по прозвищу Кроха. Еще мгновение — и Кроха тоже переправился в кабину, чтобы хозяйским глазом оценить ситуацию.
— Е-мое! — вдруг сказал Кроха.
— Чего это там катится?
Два боевика, занятых могилой, не сразу обратили внимание на отсутствие пленника. Первым среагировал на происшедшее Леха.
Пропал, — заорал он, — пропал!..
Леха выскочил из могилы и бросился к обрыву.
Пленник весело катился по склону вниз, уже метрах в двадцати. Боевики бросились за ним. «Нагоним», — решил Леха, делая огромный прыжок.
И тут его нога задела старую, вросшую в землю проволоку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
И оборотился к Валерию: — Как, пойдешь в бригаду, мороженщик?
Валерий молчал.
— А с другой стороны, как тебя взять? Ребята тобой недовольны. Вон, Рыжий на тебя так сердит, что без глушака вздумал в тебя палить, хорошо, руки затекли — промахнулся… Насилу мои ребята у него пушку-то отобрали…
Теперь Валерий понял, почему он оказался у Шерхана. Люди, которые пришли к Рыжему, были не его собственные, а от начальства, и как Рыжий ни хотел убить человека, которому предлагал союз против Шерхана, — без барского приказа ему это не позволили, сгребли обоих и повезли на дачку…
— Я тебя возьму, — продолжал Шерхан, — а это трения создаст внутри коллектива… ненужные трения…
Валерий вдруг поглядел на себя и засмеялся.
— Ты чего, мороженщик, хохочешь?
— Да я, знаешь ли, сегодня первый раз в жизни галстук надел. И костюм. На встречу с кредитором.
Шерхан оглядел своего гостя. Серый костюм Валерия заметно пострадал от путешествия в багажнике. Галстук, вызвавший три часа назад неудовольствие Шакурова, был оборван и перетянут узлом, и во время драки в квартире чей-то нос успел заляпать левый рукав Валерия красным соком.
Шерхан захохотал. Вся компания последовала его примеру.
— И-и, — по-щенячьи повизгивал Шерхан, — он костюм надел!
— Потом вдруг перестал и спросил: — Ты чего к Рыжему полез, мороженщик?
— Я его предупреждал: наедет на меня — выплатит с процентами. А он наехал. На тачку мою. Автофургоном.
Асбестовые глаза Шерхана, пропутешествовав через всю комнату, остановились на Рыжем. Тот побледнел.
— Бля буду, не наезжал! — заорал он.
— Врет собака!
— Я сам наехал, да? — заорал Валерий.
— Молчать! — рявкнул Шерхан.
Рот Рыжего открылся так широко, что в него можно было впихнуть донышко бутылки.
— Ага, — согласился Валерий, — и он мне то же самое сказал. Он мне сказал, что это ты, Шерхан, приказал покалечить тачку. Глаза Шерхана нехорошо вспыхнули. Он слегка повернул голову к Рыжему и негромко произнес: — Я, когда хочу вправить мозги человеку, калечу не тачку. Я его самого калечу, понял?
И вновь обернулся к Валерию:
— А еще он что тебе сказал?
— Он мне много чего сказал, — отозвался Валерий, — он мне про контракт Михайского рассказал…
— Распелся! Соловей народный!
— Он меня бил! — заверещал Рыжий.
— Молчи, падла! А в ментовке тебе х… сосать будут, да?
— А еще он мне тебя, Шерхан, предложил завалить, — невинным голосом добавил Валерий.
— Врет, гад! — заорал Рыжий.
Шерхан чуть наклонил голову:
— Если ты, Рыжий, еще раз позволишь себе встрять в чужой разговор, я тебе язык из жопы выдерну, понял? Я тебя из Валентина Валентиной сделаю!
Помолчал и добавил:
— Значит, меня завалить?
Но Рыжий не унимался:
— Ах ты… — заорал он, вскакивая, — да как у тебя мозги повернулись врать-то так!
Шерхан цыкнул, и тут же двое быков подхватили Рыжего и хлопнули об стул с такой силой, что ножки стула брызнули во все стороны, и Рыжий очутился на полу.
Боевики захохотали.
— Ну так кто же из них врет? — осведомился Шерхан, обращаясь к своей свите.
— Он врет! — орал Рыжий, вскочив на ноги.
— Да ведь я с тобой, Шерхан, три года, что он несет — куда мне без тебя?
— А баксы у тебя зачем в тайнике? — осведомился Валерий. — Двадцать тысяч баксов и ксивы на какого-то Середничего.
На лице Рыжего мгновенно мелькнула торжествующая улыбка, и Валерий, холодея, понял, что ошибся: Шерхан знал и про ксивы, и про деньги. Рыжий был слишком труслив, чтобы спрятать от своего шефа двадцать кусков.
— Да это ж деньги Кур…
Шерхан поднял руку, и Рыжий мгновенно заткнулся.
— Да помню я, не чирикай над ухом, — сказал Шерхан лениво, как бы считая вопрос о том, кто кому врал, закрытым.
— Что с ним делать будем, а, Борик? — обратился главарь к одному из присутствующих.
— На куски резать.
— Трахнуть его сперва!
— В мешок и в воду!
— А ты. Рыжий?
— А я бы его на склад отвез, — сказал Рыжий, — а потом Шакурову фотку отправил. Так, мол, и так, твой приятель у нас, давай делать «ченч»: ты нам десять кусков, мы тебе приятеля.
— Живого? Ты что, спятил? — Зачем живого? Он нам кусками, и мы — кусками. Жопку отдельно, ручки отдельно…
Боевики захохотали. Шерхан обвел глазами присутствующих.
— Хитер ты, Рыжий… Слышите, крокодилы? Слышите, из чего человек баксы гонит…
И вдруг — на Рыжего, в упор:
— Или тебе, Рыжий, не баксы нужны? Или ты этого лоха живым подержать хочешь? И на меня науськать?
Рыжий посерел.
— Ладно, парень, — сказал Шерхан, пристально глядя в глаза Валерию.
— Скажу честно — я бы тебя отпустил. Но за гадскую басню о Рыжем твои яйца в мясорубку бы надо отправить. Уши вон, как Рыжему, на разный фасон сделать. Тебя опетушить мало.
И, помолчав:
— В гараж его, чтобы воздуха не портил. А тебе, Рыжий, спасибо за придумку — только возни много. Я это говно хочу закопать сегодня, а не завтра.
Нестеренко давно уже уволокли в гараж, а Шерхан остался один на веранде, прогнав всю свою свиту и время от времени прикладываясь к ребристой, с заграничными наклейками бутылке.
По правде говоря, Шерхану было жалко парня. Не в том смысле, в каком бывает жалко человека, или собаку, которую переехала машина, или даже бабочку на булавке. А в том смысле, когда, например, купил человек «Вольво», да и побил его о столб: жалко и денег, и искореженного металла, который в иных условиях верно бы работал.
Шерхан ни на секунду не сомневался, что парень сказал правду: Рыжий предлагал парню завалить Шерхана. Рыжий, он такой: языком человека оплетет, как плесень завалявшуюся горбушку, он бы этого парня доуговаривал… Но вот в чем Шерхан сомневался, так это в том, что Рыжий парню не врал. Рыжему что надо было? Чтобы парень его отпустил. А после этого Рыжий парня бы замочил или сдал Шерхану, фраеру-то можно лапшу на уши вешать, а сам-то Рыжий, дрянь разноухая, знает, что без Шерхана ему — как ананасу без корней.
А хороший был бы из парня работник. Может, не хуже Рыжего. Не было бы этих слов — и можно было бы развязать парня, и стал бы он хлестать с ними водку, и согласился бы в разговоре, что, мол, да, дерьмо этот мой Шакуров, — хотите, я завтра сам с Шакурова получу в полном размере?
«Убью Рыжего, убью суку, — вдруг подумал Шерхан, — убью за парня».
***
Около трех часов ночи дверь гаража, в котором валялся Валерий, отворилась. Вспыхнул свет: в гараж вошли двое или трое, среди них — Рыжий и Шерхан. — Заворачивайте, — сказал Шерхан.
Кто-то кинул на пол старый, видавший виды ковер, и тут же Валерия завернули в него. Он рыпнулся и тут же получил сапогом по почкам, если бы не ковер, плакали бы почки… Валерий гукнул и стал лежать тихо.
— Извини, парень, что так получилось, — сказал на прощание Шерхан, — сам нарвался.
Через пять минут автомобиль с дышащим свертком мчался по ночному шоссе.
Ковер был старый и, видимо, висел в гараже, — щетина его, пропитанная бензином и соляркой, лезла Валерию прямо в нос.
«Сукины дети, — подумал с тоской Сазан, — ведь они меня закопают и с Сашки еще деньги за меня возьмут! А может, на склад везут?»
Тем временем «шестерка» съехала с шоссе и стала подскакивать на грунтовой дороге.
Наконец машина остановилась. Двое боевиков заглушили мотор, вынесли сверток из машины, огляделись. Тачка стояла в еловом лесу, на взгорке. Далеко внизу темнела бетонная стена какого-то овощехранилища.
— Тихо вроде, Леш? — спросил один.
— Вроде тихо, — согласился второй, — а это что за грузовичок там стоит?
— Да он тут еще до перестройки стоял, — отмахнулся первый.
Леша подхватил новенькую штыковую лопату, резво сверкнувшую в лунном свете, и с хрустом воткнул ее в землю. Второй бандит последовал его примеру.
Место для могилы было выбрано с умом: еще недавно на взгорке располагалась свалка. Месяца два назад, по решению поссовета, свалку сгребли в яму и закопали, и теперь взгорок был словно расцарапан гигантской стальной лапой и густо усыпан вывороченной глиной и всякими жизненными отходами. Свежезасыпанная яма никому бы не бросилась в глаза среди этого лунного пейзажа, никто бы не удивился поганому запаху, буде такой случится, и уж точно никто в ближайшие двадцать лет не стал бы это место раскапывать.
Но дело вышло не такое простое: через несколько сантиметров лопаты стали то и дело натыкаться то на жестяную банку, то на древний кинескоп, то на хлюпающий и изорванный кусок рубероида. Боевики начали ругаться сквозь зубы.
— А может, развяжем его, — спросил Леша, — пусть сам копает?
— Это мысль, — согласился второй. Но потом подумал и решительно замотал головой: — Не пойдет.
— Почему? Помнишь, тот, красноносый, как миленький вырыл…
— Это тебе не фраер. Ты его развяжи, а он тебе такие скачки с лопатой устроит.
И оба боевика еще решительней заработали.
Боевики ошибались, полагая, что поблизости никого нет и что грузовик, отогнанный ни с того ни с сего за бетонную стену, стоит там как памятник советскому режиму.
Грузовик этот приехал к стене не более получаса назад. Экипаж его намеревался спереть несколько ящиков со склада. Трое мужиков переправились через ограду, водитель же остался волноваться в кабине. Когда наверху, на опушке, послышался шум мотора и сверкнули фары, водитель было решил, что явилась ментовка, и чуть не дал деру, но мысль о неизбежной поимке пеших товарищей остановила его; он скорчился под сиденьем и замер, как ходики в остановившихся часах.
Наверху, на горе, боевики наконец сообразили, где кончается собственно яма, и теперь копали немного сбоку, продираясь сквозь белую слежавшуюся глину.
Они работали нервно и торопливо.
Где-то в лесу ухал филин, далеко-далеко на военном аэродроме пронзительно загудел самолет, пленник извивался по земле бессловесным и безруким червяком.
Движения Валерия были не совсем бесцельными: в метре или двух от борозды, где его положили, склон резко уходил вниз. Он был усыпан всяким дерьмом, и битые местной детворой стекла сверкали в лунном свете, как блестки на юбочке фигуристки.
Ах, только бы перевалиться через борозду!
Рот был заклеен, руки немели от наручников. Старая консервная банка, выброшенная из земли лопатой боевика, полоснула Валерия ржавой крышкой по щеке, и тут же впаянный в землю кремень чуть не выбил глаз. «Закопают, — думал в отчаянии Валерий, — убьют и закопают, а, черт!»
Еще один шматок желтой глины шлепнулся о плечо, подпрыгнул, ударился о землю и разлетелся на мелкие кусочки, запрыгавшие вниз по склону.
«А-а, была не была!»
Валерий перевернулся на другой бок, словно уклоняясь от следующей порции глины, сделал еще один оборот, другой, третий — и покатился вниз.
Меж тем внизу из-за складского забора высунулась вихрастая голова и сказала водителю шепотом: — Порядок, Толик, имеем. Компот болгарский, тушенка бошевская. Я арбуз прихватил — пожрать. Грузим?
— Тише, Груздь, — сказал водитель, — видишь вон тех хмырей на горе?
— А чего они там делают?
— Хрен их знает. Подождем, пока уедут.
— Да грузи ты!
— Не буду!
Тот, кого водитель назвал Груздем, перевалился через забор, приподнялся на цыпочки и принял в руки огромный арбуз, переданный ему из-за стены третьим экспроприатором по прозвищу Кроха. Еще мгновение — и Кроха тоже переправился в кабину, чтобы хозяйским глазом оценить ситуацию.
— Е-мое! — вдруг сказал Кроха.
— Чего это там катится?
Два боевика, занятых могилой, не сразу обратили внимание на отсутствие пленника. Первым среагировал на происшедшее Леха.
Пропал, — заорал он, — пропал!..
Леха выскочил из могилы и бросился к обрыву.
Пленник весело катился по склону вниз, уже метрах в двадцати. Боевики бросились за ним. «Нагоним», — решил Леха, делая огромный прыжок.
И тут его нога задела старую, вросшую в землю проволоку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34