Для него сострадание к людям, братьям и вера во всеохватное сверхъестественное сострадание являлись опорой существования. Знал, что он врал Юлии. Он взглянул на дочь и увидел понимающую ее улыбку. Он понимал, что ее так просто не провести, потому-то глаза ее оставались темными, потрясенными и безжизненными.
* * *
«...Конференция в Париже заканчивается этим вечером, когда будет сделано официальное заявление. Ожидается, что министр иностранных дел отправится сего дня самолетом на родину – прошу прощения... нужно правильно сказать: „завтра вечером“ – доложит о результатах кабинету министров. Еще не известно...»
Голос диктора уплыл, стал тише и замолчал вовсе, когда щелкнул тумблер радиоприемника. Долгое время все молчали, и никто не смотрел друг на друга. Наконец Юлия прервала молчание неестественно спокойным и будничным голосом:
– Ну наконец-то! Не так ли? Условная фраза, которую мы так долго ждали. Сегодня вечером, завтра вечером. Парень свободен. Он в безопасности в Швеции. Вам лучше сразу отправиться.
Рейнольдс встал. Он не чувствовал ни облегчения, ни подъема, которые должны были бы появиться теперь, когда перед ними наконец зажегся зеленый свет. Он просто ощущал пустоту, такую же, какую уловил в тот вечер в глазах Юлии.
И еще чувствовал странную тяжесть на сердце.
– Если мы знаем, то и коммунисты должны будут знать об этом. Его в любой момент могут отправить в Россию. У нас нет времени, чтобы тратить его понапрасну.
– Это действительно так. – Янчи натянул на себя шинель. Как и Рейнольдс, он уже был одет в позаимствованную униформу. Затем натянул свои военные перчатки. – Пожалуйста, не беспокойся о нас, моя дорогая. Будь, пожалуйста, в нашей «штаб-квартире» ровно через сутки, начиная с этого момента. И не проезжай через Будапешт. – Он поцеловал ее и вышел в темноту мрачного утра.
Рейнольдс, заколебавшись, полуобернулся к Юлии, увидел, как она отвернулась и уставилась в огонь, и вышел, не сказав ни слова.
Забираясь на заднее сиденье «опеля», он увидел мельком лицо Козака, провожавшего его взглядом: тот улыбался от уха до уха.
* * *
Через три часа под тяжелыми и низкими облаками, готовыми разразиться снегопадом, Шандор и Козак высадились на обочине дороги недалеко от постоялого двора деревни Петеле. Поездка прошла без всяких происшествий. Хотя они и предполагали, что могут наткнуться на блокпосты, ни одного такого поста им не встретилось. Коммунисты были очень уверены в себе, и причин вести себя иначе у них не было.
Через десять минут перед ними возник огромный, серый, все заслоняющий мрачный силуэт Шархазы. Старое, окруженное неприступными стенами здание было окружено тремя кругами колючей проволоки. Земля между ними была вспахана, а по проволоке, без сомнения, пропущен электрический ток. Но кроме этого, в рыхлой земле были зарыты осколочные мины. Внутреннее и внешнее кольца были утыканы вышками, на которых стояли охранники с пулеметами. Бросив взгляд на тюрьму, Рейнольдс почувствовал первое прикосновение страха, осознавая безумие затеянного предприятия. Янчи вполне разделял его чувства, но ничего вслух не говорил, увеличив на последней полумиле скорость, и остановился перед входом в виде большой арки. Один из охранников подбежал к ним с пистолетом в руке и потребовал документы, но тут же с уважением отступил в сторону, когда в форме АВО из машины вышел Янчи. Наградив охранника презрительным взглядом, он потребовал начальника тюрьмы. Униформа АВО внушала ужас даже тем, у кого не было никаких веских причин для страха. И это нашло свое подтверждение в том, что Янчи и Рейнольдс уже через пять минут были в кабинете начальника. Он совсем не походил на руководителя подобного учреждения, как его представлял себе Рейнольдс. Высокий, сутуловатый, в хорошо сшитом темном костюме, с высоким лбом и тонким интеллигентным лицом. Он носил пенсне. Тонкие ловкие пальцы напоминали большие руки опытного хирурга или артиста. Фактически он являлся и тем и другим, считаясь за пределами Советского Союза самым крупным знатоком по психологическому и физическому разрушению человеческой личности.
Рейнольдс видел, что у того не возникло никаких подозрений относительно их личностей. Он предложил им выпить, улыбнулся, когда они отказались, жестом указал на стулья и взял из рук Янчи документ-ходатайство об освобождении профессора.
– Х-ма... нет сомнений в подлинности этого документа, не так ли, джентльмены? – Этот человек должен быть очень уверен в себе, отметил Рейнольдс, если употребляет подобное обращение вместо обычного «товарищ». – Но иного и нельзя ожидать от моего доброго друга Фурминта. Ведь конференция открывается, кажется, сегодня, верно? И мы не можем позволить, чтобы профессор Дженнингс отсутствовал на ее открытии. Это самый яркий бриллиант в нашей короне, если можно употребить это до некоторой степени вышедшее из моды выражение. У вас имеются собственные документы, джентльмены?..
– Естественно. – Янчи предъявил свои, Рейнольдс сделал то же самое, и начальник тюрьмы удовлетворенно кивнул, посмотрев на Янчи, затем кивнул на телефон.
– Вы знаете, очевидно, что у меня прямая линия с Андраши Ут. Я никогда не рискую, когда речь идет о заключенных масштаба Дженнингса. Вы не обидитесь, если я позвоню и попрошу подтверждения требования об освобождении профессора, а также подтверждения подлинности документов, удостоверяющих ваши личности?
Рейнольдс почувствовал, как его сердце на миг замерло, а кожа на лице натянулась, будто вощеная бумага. Боже, как они могли пренебречь и не подумать о такой очевидной предосторожности?! Теперь оставался только один шанс – их пистолеты. Взять начальника тюрьмы заложником... рука его невольно потянулась к оружию, когда заговорил с безмятежным лицом и уверенностью в голосе, без малейшего следа беспокойства Янчи.
– Ну естественно. Такой заключенный, как Дженнингс, требует проверки. Мы ничего иного и не могли ожидать.
– В таком случае, джентльмены, в звонке на Андраши Ут нет необходимости, – комендант улыбнулся и толкнул бумаги через стол.
Рейнольдс почувствовал, как каждая его клеточка расслабилась и по всему телу растеклось облегчение, нахлынувшее, словно большая волна. Он начинал осознавать, более глубоко понимать степень профессионализма Янчи. Да в сравнении с ним Рейнольдс – просто начинающий ученик!..
Начальник тюрьмы потянулся за листком бумаги, написал что-то на нем, поставил печать. Позвонив, передал лист охраннику и мановением руки отправил его из кабинета.
– Три минуты, джентльмены, не более. Он недалеко отсюда.
Но начальник тюрьмы явно ошибся, назначив такое время: дверь отворилась, но не для того, чтобы пропустить Дженнингса. Она пропустила с полдесятка вооруженных охранников, которые мгновенно прижали Янчи и Рейнольдса к стульям еще до того, как те вышли из состояния обманчивой безопасности и могли осознать происшедшее. Начальник тюрьмы покачал головой и печально улыбнулся.
– Простите меня, джентльмены, опасаюсь, что это с моей стороны была уловка. Конечно, неприятная. Но, как все уловки, необходимая. Я подписал документ не об освобождении профессора, а о вашем аресте. – Он снял пенсне, потер его и вздохнул. – Капитан Рейнольдс, вы... необычайно настойчивый молодой человек.
Глава 8
В первые минуты шока Рейнольдс ничего не мог осознать. Никаких чувств, никаких эмоций, словно прикосновение металла к его запястьям и лодыжкам лишило его всякой способности реагировать на что-либо. Потом нахлынула первая медленная волна тупого недоверия к происшедшему. И уже после пришла злость. И наконец пришло горько-невыносимое сознание того, что они попались так просто. Для них был приготовлен капкан. Начальник тюрьмы просто играл с ними и провел. И вот они стали пленниками страшной тюрьмы Шархаза. Теперь, если они когда-нибудь выйдут из нее на волю, то станут совершенно неузнаваемыми зомби, такими, как и другие, разбитые пустые оболочки бывших людей.
Он взглянул на Янчи, чтобы увидеть, как воспринимает окончательный крах всех их планов этот старый человек. Ведь для них фактически это было объявлением смертного приговора. Он хотел увидеть, как тот на все реагирует. Насколько Рейнольдс мог судить, Янчи оставался совершенно спокойным. Никак не реагируя, он по-прежнему спокойно рассматривал начальника тюрьмы задумчиво и оценивающе, а тот точно так же глядел на Янчи.
Когда последнее металлическое звено наручников пристегнулось к ножке стула, командир группы охранников вопросительно посмотрел на начальника тюрьмы. Тот махнул рукой, отпуская их.
– Они надежно прикованы?
– Очень надежно.
– В таком случае, ладно. Вы можете идти.
Охранник заколебался.
– Это опасные люди.
– Я это понимаю, – терпеливо ответил начальник тюрьмы. – Для чего, как вы думаете, я вызвал вас так много, если не для абсолютной безопасности? Теперь они пристегнуты к стульям, привинченным к полу. Маловероятно, что они просто испарятся. – Он подождал, когда за охранниками закроется дверь, щелкнул тонкими пальцами и продолжал спокойно, с расстановкой: – Это, джентльмены, момент огромной радости, если еще когда-либо и был у кого-нибудь подобный момент... Пойман британский шпион. Это, мистер Рейнольдс, вызовет международную сенсацию. И известный лидер организации, занимающейся переправкой беглецов за границу, лидер антикоммунистической организации в Венгрии. Оба захвачены одним ловким ударом. Однако не будем раньше времени радоваться. Это напрасная трата времени. Подобное могут позволить себе лишь недоумки и... глупцы. – Он слегка улыбнулся. – Говоря о которых... кстати, хочу подчеркнуть, что для меня является удовольствием иметь дело с людьми умными, принимающими неизбежное, отказывающимися привычно бить себя в грудь, все отрицать, делать гневные заявления о своей невиновности. Люблю людей достаточно реалистичных... – И театральность, и продолжительные сцены, и слишком большая таинственность меня не интересуют, – заговорил он снова после небольшой паузы. – Время – самый ценный подарок, который у нас есть. Его трата является непростительным преступлением... Ваши первые мысли, мистер Рейнольдс, естественно... Будьте так любезны, последуйте примеру своего друга и воздержитесь от ненужных реплик, проверяя прочность своих цепей. Прежде всего подумайте, посоветовал бы я, о том, как случилось, что вы оказались в таком прискорбном положении. Нет резона, почему бы вам это не узнать. И сразу же еще одно. – Он посмотрел на Янчи. – С сожалением я должен сообщить вам, что ваш блестяще одаренный и невероятно мужественный друг, который так долго выступал с фантастическим успехом под личиной майора АВО, наконец выдал вас. – Тут последовало продолжительное молчание.
Рейнольдс равнодушно поглядел на начальника тюрьмы, потом на Янчи: тот был совершенно спокоен, сказав:
– Это всегда может случиться. – Он опять помолчал. – Невольно, конечно. Именно так.
– Это так и было, – кивнул начальник тюрьмы. – Полковник Иосиф Гидаш, с которым находящийся здесь капитан Рейнольдс уже познакомился, предчувствовал – не более чем предчувствовал, а не подозревал, нет, – о майоре Говарте уже некоторое время... (Это было впервые, когда Рейнольдс услышал имя, под которым Граф был известен в АВО.) Вчера его предчувствие превратилось в подозрение, в совершенно определенное подозрение. Он и мой добрый друг Фурминт расставили капкан, приманкой для которого служило название этой тюрьмы и удобный доступ в кабинет Фурминта на какое-то время, достаточное, чтобы добыть определенные документы и печати, каковые и находятся теперь на столе передо мной. Но, невзирая на свою гениальность, в которой никто не сомневался, ваш друг угодил в этот капкан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
* * *
«...Конференция в Париже заканчивается этим вечером, когда будет сделано официальное заявление. Ожидается, что министр иностранных дел отправится сего дня самолетом на родину – прошу прощения... нужно правильно сказать: „завтра вечером“ – доложит о результатах кабинету министров. Еще не известно...»
Голос диктора уплыл, стал тише и замолчал вовсе, когда щелкнул тумблер радиоприемника. Долгое время все молчали, и никто не смотрел друг на друга. Наконец Юлия прервала молчание неестественно спокойным и будничным голосом:
– Ну наконец-то! Не так ли? Условная фраза, которую мы так долго ждали. Сегодня вечером, завтра вечером. Парень свободен. Он в безопасности в Швеции. Вам лучше сразу отправиться.
Рейнольдс встал. Он не чувствовал ни облегчения, ни подъема, которые должны были бы появиться теперь, когда перед ними наконец зажегся зеленый свет. Он просто ощущал пустоту, такую же, какую уловил в тот вечер в глазах Юлии.
И еще чувствовал странную тяжесть на сердце.
– Если мы знаем, то и коммунисты должны будут знать об этом. Его в любой момент могут отправить в Россию. У нас нет времени, чтобы тратить его понапрасну.
– Это действительно так. – Янчи натянул на себя шинель. Как и Рейнольдс, он уже был одет в позаимствованную униформу. Затем натянул свои военные перчатки. – Пожалуйста, не беспокойся о нас, моя дорогая. Будь, пожалуйста, в нашей «штаб-квартире» ровно через сутки, начиная с этого момента. И не проезжай через Будапешт. – Он поцеловал ее и вышел в темноту мрачного утра.
Рейнольдс, заколебавшись, полуобернулся к Юлии, увидел, как она отвернулась и уставилась в огонь, и вышел, не сказав ни слова.
Забираясь на заднее сиденье «опеля», он увидел мельком лицо Козака, провожавшего его взглядом: тот улыбался от уха до уха.
* * *
Через три часа под тяжелыми и низкими облаками, готовыми разразиться снегопадом, Шандор и Козак высадились на обочине дороги недалеко от постоялого двора деревни Петеле. Поездка прошла без всяких происшествий. Хотя они и предполагали, что могут наткнуться на блокпосты, ни одного такого поста им не встретилось. Коммунисты были очень уверены в себе, и причин вести себя иначе у них не было.
Через десять минут перед ними возник огромный, серый, все заслоняющий мрачный силуэт Шархазы. Старое, окруженное неприступными стенами здание было окружено тремя кругами колючей проволоки. Земля между ними была вспахана, а по проволоке, без сомнения, пропущен электрический ток. Но кроме этого, в рыхлой земле были зарыты осколочные мины. Внутреннее и внешнее кольца были утыканы вышками, на которых стояли охранники с пулеметами. Бросив взгляд на тюрьму, Рейнольдс почувствовал первое прикосновение страха, осознавая безумие затеянного предприятия. Янчи вполне разделял его чувства, но ничего вслух не говорил, увеличив на последней полумиле скорость, и остановился перед входом в виде большой арки. Один из охранников подбежал к ним с пистолетом в руке и потребовал документы, но тут же с уважением отступил в сторону, когда в форме АВО из машины вышел Янчи. Наградив охранника презрительным взглядом, он потребовал начальника тюрьмы. Униформа АВО внушала ужас даже тем, у кого не было никаких веских причин для страха. И это нашло свое подтверждение в том, что Янчи и Рейнольдс уже через пять минут были в кабинете начальника. Он совсем не походил на руководителя подобного учреждения, как его представлял себе Рейнольдс. Высокий, сутуловатый, в хорошо сшитом темном костюме, с высоким лбом и тонким интеллигентным лицом. Он носил пенсне. Тонкие ловкие пальцы напоминали большие руки опытного хирурга или артиста. Фактически он являлся и тем и другим, считаясь за пределами Советского Союза самым крупным знатоком по психологическому и физическому разрушению человеческой личности.
Рейнольдс видел, что у того не возникло никаких подозрений относительно их личностей. Он предложил им выпить, улыбнулся, когда они отказались, жестом указал на стулья и взял из рук Янчи документ-ходатайство об освобождении профессора.
– Х-ма... нет сомнений в подлинности этого документа, не так ли, джентльмены? – Этот человек должен быть очень уверен в себе, отметил Рейнольдс, если употребляет подобное обращение вместо обычного «товарищ». – Но иного и нельзя ожидать от моего доброго друга Фурминта. Ведь конференция открывается, кажется, сегодня, верно? И мы не можем позволить, чтобы профессор Дженнингс отсутствовал на ее открытии. Это самый яркий бриллиант в нашей короне, если можно употребить это до некоторой степени вышедшее из моды выражение. У вас имеются собственные документы, джентльмены?..
– Естественно. – Янчи предъявил свои, Рейнольдс сделал то же самое, и начальник тюрьмы удовлетворенно кивнул, посмотрев на Янчи, затем кивнул на телефон.
– Вы знаете, очевидно, что у меня прямая линия с Андраши Ут. Я никогда не рискую, когда речь идет о заключенных масштаба Дженнингса. Вы не обидитесь, если я позвоню и попрошу подтверждения требования об освобождении профессора, а также подтверждения подлинности документов, удостоверяющих ваши личности?
Рейнольдс почувствовал, как его сердце на миг замерло, а кожа на лице натянулась, будто вощеная бумага. Боже, как они могли пренебречь и не подумать о такой очевидной предосторожности?! Теперь оставался только один шанс – их пистолеты. Взять начальника тюрьмы заложником... рука его невольно потянулась к оружию, когда заговорил с безмятежным лицом и уверенностью в голосе, без малейшего следа беспокойства Янчи.
– Ну естественно. Такой заключенный, как Дженнингс, требует проверки. Мы ничего иного и не могли ожидать.
– В таком случае, джентльмены, в звонке на Андраши Ут нет необходимости, – комендант улыбнулся и толкнул бумаги через стол.
Рейнольдс почувствовал, как каждая его клеточка расслабилась и по всему телу растеклось облегчение, нахлынувшее, словно большая волна. Он начинал осознавать, более глубоко понимать степень профессионализма Янчи. Да в сравнении с ним Рейнольдс – просто начинающий ученик!..
Начальник тюрьмы потянулся за листком бумаги, написал что-то на нем, поставил печать. Позвонив, передал лист охраннику и мановением руки отправил его из кабинета.
– Три минуты, джентльмены, не более. Он недалеко отсюда.
Но начальник тюрьмы явно ошибся, назначив такое время: дверь отворилась, но не для того, чтобы пропустить Дженнингса. Она пропустила с полдесятка вооруженных охранников, которые мгновенно прижали Янчи и Рейнольдса к стульям еще до того, как те вышли из состояния обманчивой безопасности и могли осознать происшедшее. Начальник тюрьмы покачал головой и печально улыбнулся.
– Простите меня, джентльмены, опасаюсь, что это с моей стороны была уловка. Конечно, неприятная. Но, как все уловки, необходимая. Я подписал документ не об освобождении профессора, а о вашем аресте. – Он снял пенсне, потер его и вздохнул. – Капитан Рейнольдс, вы... необычайно настойчивый молодой человек.
Глава 8
В первые минуты шока Рейнольдс ничего не мог осознать. Никаких чувств, никаких эмоций, словно прикосновение металла к его запястьям и лодыжкам лишило его всякой способности реагировать на что-либо. Потом нахлынула первая медленная волна тупого недоверия к происшедшему. И уже после пришла злость. И наконец пришло горько-невыносимое сознание того, что они попались так просто. Для них был приготовлен капкан. Начальник тюрьмы просто играл с ними и провел. И вот они стали пленниками страшной тюрьмы Шархаза. Теперь, если они когда-нибудь выйдут из нее на волю, то станут совершенно неузнаваемыми зомби, такими, как и другие, разбитые пустые оболочки бывших людей.
Он взглянул на Янчи, чтобы увидеть, как воспринимает окончательный крах всех их планов этот старый человек. Ведь для них фактически это было объявлением смертного приговора. Он хотел увидеть, как тот на все реагирует. Насколько Рейнольдс мог судить, Янчи оставался совершенно спокойным. Никак не реагируя, он по-прежнему спокойно рассматривал начальника тюрьмы задумчиво и оценивающе, а тот точно так же глядел на Янчи.
Когда последнее металлическое звено наручников пристегнулось к ножке стула, командир группы охранников вопросительно посмотрел на начальника тюрьмы. Тот махнул рукой, отпуская их.
– Они надежно прикованы?
– Очень надежно.
– В таком случае, ладно. Вы можете идти.
Охранник заколебался.
– Это опасные люди.
– Я это понимаю, – терпеливо ответил начальник тюрьмы. – Для чего, как вы думаете, я вызвал вас так много, если не для абсолютной безопасности? Теперь они пристегнуты к стульям, привинченным к полу. Маловероятно, что они просто испарятся. – Он подождал, когда за охранниками закроется дверь, щелкнул тонкими пальцами и продолжал спокойно, с расстановкой: – Это, джентльмены, момент огромной радости, если еще когда-либо и был у кого-нибудь подобный момент... Пойман британский шпион. Это, мистер Рейнольдс, вызовет международную сенсацию. И известный лидер организации, занимающейся переправкой беглецов за границу, лидер антикоммунистической организации в Венгрии. Оба захвачены одним ловким ударом. Однако не будем раньше времени радоваться. Это напрасная трата времени. Подобное могут позволить себе лишь недоумки и... глупцы. – Он слегка улыбнулся. – Говоря о которых... кстати, хочу подчеркнуть, что для меня является удовольствием иметь дело с людьми умными, принимающими неизбежное, отказывающимися привычно бить себя в грудь, все отрицать, делать гневные заявления о своей невиновности. Люблю людей достаточно реалистичных... – И театральность, и продолжительные сцены, и слишком большая таинственность меня не интересуют, – заговорил он снова после небольшой паузы. – Время – самый ценный подарок, который у нас есть. Его трата является непростительным преступлением... Ваши первые мысли, мистер Рейнольдс, естественно... Будьте так любезны, последуйте примеру своего друга и воздержитесь от ненужных реплик, проверяя прочность своих цепей. Прежде всего подумайте, посоветовал бы я, о том, как случилось, что вы оказались в таком прискорбном положении. Нет резона, почему бы вам это не узнать. И сразу же еще одно. – Он посмотрел на Янчи. – С сожалением я должен сообщить вам, что ваш блестяще одаренный и невероятно мужественный друг, который так долго выступал с фантастическим успехом под личиной майора АВО, наконец выдал вас. – Тут последовало продолжительное молчание.
Рейнольдс равнодушно поглядел на начальника тюрьмы, потом на Янчи: тот был совершенно спокоен, сказав:
– Это всегда может случиться. – Он опять помолчал. – Невольно, конечно. Именно так.
– Это так и было, – кивнул начальник тюрьмы. – Полковник Иосиф Гидаш, с которым находящийся здесь капитан Рейнольдс уже познакомился, предчувствовал – не более чем предчувствовал, а не подозревал, нет, – о майоре Говарте уже некоторое время... (Это было впервые, когда Рейнольдс услышал имя, под которым Граф был известен в АВО.) Вчера его предчувствие превратилось в подозрение, в совершенно определенное подозрение. Он и мой добрый друг Фурминт расставили капкан, приманкой для которого служило название этой тюрьмы и удобный доступ в кабинет Фурминта на какое-то время, достаточное, чтобы добыть определенные документы и печати, каковые и находятся теперь на столе передо мной. Но, невзирая на свою гениальность, в которой никто не сомневался, ваш друг угодил в этот капкан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44