— Для вас будет лучше, если вы придержите язык и будете вести себя по-другому,— осадил меня судья.— Не забывайте, что я могу приказать арестовать вас и держать в тюрьме бессрочно. Спрашиваю еще раз: где ваш паспорт?
— Не знаю. Наверное, потерял.
— Где?
— Если б знал, не потерял.
— Мы это понимаем,— сухо ответил судья.— Но мы могли бы сообщить в полицию того места, где вы потеряли паспорт, чтобы они его поискали. Где вы находились в тот момент, когда заметили исчезновение паспорта?
— Это было три дня назад, и высокий суд прекрасно знает, где я в тот момент находился. Я сидел в кафе мотеля «Ла Контесса», обедал и не совал нос не в свои дела, как вдруг на меня набросился «Дикий Билл» и его люди.— Я показал рукой на шерифа, сидящего в кресле перед судейским столом и, очевидно, полагающего, что для блюстителей порядка в Марбл-Спрингс рост не имеет никакого значения: даже в ботинках на очень высоких каблуках он с трудом достигал метра шестидесяти! Не только судья, но и шериф меня глубоко разочаровал. Я не хочу сказать, что ожидал увидеть у него шестизарядный кольт за поясом, но думал, что увижу по крайней мере звезду шерифа или пистолет. В любом случае ничего подобного я не заметил. Единственным оружием, которое я заметил в зале, был короткий револьвер марки «кольт» в кобуре полицейского, стоящего позади меня чуть правее на расстоянии примерно в полметра.
— Никто на вас не набрасывался,— терпеливо объяснял судья Моллисон,— искали заключенного, сбежавшего из тюрьмы. Марбл-Спрингс — городок маленький и чужой бросается в глаза сразу. Вы здесь чужой и естественно...
— Естественно! — перебил я его на полуслове.— Я разговаривал с тюремным надзирателем. Он сказал, что заключенный сбежал в шесть часов. Эти ковбои схватили меня в восемь. Из этого следует, что я успел удрать, перепилить наручники, выкупаться, помыть голову, сделать маникюр, побриться, сходить на примерку к портному, купить белье, рубашку и обувь...
— Такие вещи случались,— прервал меня судья.— Решительный человек...
— ...а также отрастить волосы на десять сантиметров. И все это за два часа!
— В кафе было темно...— начал шериф, но Моллисон движением руки велел ему молчать.
— Вы оказали сопротивление при обыске. Почему?
— Как я уже говорил, я был занят своими делами. Спокойно сидел и никому не мешал. В моей стране никто не просит разрешения у властей на отдых.
— Так же, как и у нас,— терпеливо объяснил судья.— Но они хотели взглянуть на ваши водительские права или страховую книжку, на что-нибудь, что позволило бы установить вашу личность. Вы ведь могли удовлетворить их просьбу.
— Конечно.
— Почему же так произошло? — Судья кивнул в направлении шерифа.
Когда я впервые увидел шерифа в мотеле, он не произвел на меня благоприятного впечатления, а сейчас с пластырем на лбу, подбородке и губе он выглядел еще менее привлекательно.
— Что же в этом странного?—Я пожал плечами.— Когда взрослые играют, малыши должны сидеть дома, у мамы.— Шериф вскочил и сжал кулаки, но судья дал ему знак, чтобы тот не двигался.
— Эти две гориллы, которые были с ним, здорово за меня взялись. Я действовал в пределах самообороны.
— Если напали на вас,— кисло допрашивал судья,— то как вы объясните тот факт, что один из полицейских находится в больнице с поврежденным коленом, у другого сломана челюсть, а на вас нет никаких следов побоев?
— Плохая выучка, высокий суд. Штат Флорида не должен экономить деньги на обучение полицейских, так, чтобы они умели защищаться. Если бы они ели поменьше сосисок и пили поменьше пива...
— Молчать! — Наступила короткая пауза, в течение которой судья старался овладеть собой, а я рассматривал публику. Гимназистки сидели с вытаращенными глазами: такого они еще не проходили! Блондинка в первом ряду
смотрела на меня с любопытством и удивлением, как-будто пыталась что-то понять. Сидящий за ней мужчина со сломанным носом смотрел прямо перед собой и, как автомат, жевал погасшую сигарету. Судебный секретарь вроде спал, а курьер у дверей с олимпийским спокойствием наблюдал за всем, происходящим в зале. За его спиной через открытые двери была видна пыльная улица в лучах предвечернего солнца, а дальше за карликовыми пальмами — зеленая вода Мексиканского залива. Судья наконец
пришел в себя.
— У вас был при себе пистолет, малокалиберный, если не ошибаюсь, называется «малыш». Я мог бы только на основании этого уже посадить вас, а еще за оскорбление суда, за нападение на сотрудников полиции, но не сделаю этого. Мы сможем выдвинуть против вас обвинение более серьезное.
Секретарь на минуту открыл один глаз, задумался и снова уснул. Мужчина со сломанным носом вынул изо рта сигару, посмотрел на нее и начал жевать ее снова. Я молчал.
— Откуда вы приехали сюда? — внезапно спросил
судья.
— Из Сант-Катрин.
— Я не об этом вас спрашиваю, но ладно. Как вы сюда добрались из Сант-Катрин?
— На автомобиле.
— Опишите машину и водителя.
— Зеленый лимузин, четырехдверный. Мужчина среднего возраста с женой. У него еще волосы в разные стороны торчат, она блондинка.
— Это все, что вы запомнили? — вежливо спросил Моллисон.
— Все.
— Вы ведь понимаете, что ваше описание подходит к тысячам супружеских пар и автомобилей?
— Ну, знаете.— Я пожал плечами.— Если человек не предполагает, что его будут допрашивать...
— Понимаю, понимаю.— тон судьи был ироническим.— Машина, конечно, зарегистрирована за пределами штата?
— Да.
— Вы только что к нам приехали и уже различаете номера...
— Водитель упоминал, что он из Филадельфии. Если не ошибаюсь, этот город находится за пределами штата.
Секретарь хмыкнул. Судья осадил его ядовитым взглядом, а потом снова обратился ко мне.
— А в Санкт-Катрин вы прибыли из...
— Майами.
— На той же машине?
— Нет. На автобусе.
Судья посмотрел на секретаря, который покачал головой, и снова на меня. Его взгляд был совсем не дружелюбный.
— Вы бесстыдно врете, Крайслер.— Он уже перестал называть меня «мистер». Я пришел к выводу, что его вежливость окончилась.— К тому же неуклюже. От Майами до Сант-Катрин автобусы не ходят. Предыдущую ночь вы провели в Майами?
Я кивнул.
— В отеле,— продолжал он,— но его название, конечно, выпало из вашей памяти?
— По правде говоря...
— Избавьте нас от ваших сказочек.— Судья поднял руку.— Суд больше не позволит вам устраивать посмешище. Довольно. Автомобили, автобусы, Сант-Катрин, отели, Майами... сплошная ложь. Вы никогда в жизни не были в Майами. Как вы думаете, зачем мы держали вас три дня под арестом?
— Может вы мне это объясните?
— Конечно. Чтобы провести предварительное расследование. Мы проверили все авиалинии, обслуживающие Майами. Вашей фамилии нет ни в одном списке пассажиров, и в этот день не видели никого, соответствующего описанию вашей наружности. Вы бы не могли уйти незамеченным.
Я прекрасно понимал, что он хотел этим сказать. У меня были самые рыжие волосы и самые черные брови, какие только можно вообразить. Сам я к этому со временем привык.
Стоит еще добавить, что я хромал на одну ногу и у меня был шрам от конца правой брови до мочки правого уха — если речь идет об установлении личности, я мог служить образцовым примером того, о чем мечтает каждый полицейский.
— Насколько удалось нам установить,— продолжал далее судья,— правду вы сказали только один раз. Один-единственный раз.— Он замолчал и окинул взглядом молодого человека, который как раз открыл служебную дверь. Несколько секунд он смотрел на него вопросительно. Никакого следа раздражения, судья Моллисон — само спокойствие!
— Это только что доставили для вас, сэр,— нервно сказал парнишка, подав конверт.— Телеграмма, я думал...
— Давай.— Судья помотрел на конверт, покивал го-ловой неизвестно в чей адрес и обратился ко мне:— Как я уже сказал, правду вы сказали один раз. Вы показали, что прибыли из Гаваны. Вот, что вы оставили там после себя в комиссариате, где вас задержали для допроса и суда.— Он полез в ящик стола и достал маленькую книжечку.— Узнаете?
— Британский паспорт? — спросил я спокойно.— У меня нет бинокля, но готов поспорить, что это наверняка мой паспорт, в противном случае вы бы не устраивали этот цирк. Если он все время был у вас, то почему...
— Мы хотели установить, до какой степени вы завретесь... оказалось, что вы лгали все время... и доверия абсолютно не заслуживаете! Вы понимаете, что из этого следует? Если у нас есть ваш паспорт, то мы должны знать о вас намного больше. Я вижу, вас это не тревожит. Вы — твердый орешек, Крайслер, и очень опасны. А может, вы попросту глупы?
— Что же мне, по вашему мнению, упасть в обморок?
— Сложилось так, что сейчас наша полиция и иммиграционные власти находятся в хороших отношениях с кубинскими коллегами. Мы получили из Гаваны не только паспорт, но и массу бесценной информации. Ваша фамилия не Крайслер, а Форд. Два с половиной года вы провели в Вест-Индии и прекрасно известны властям всех больших островов.
— Вот что значит слава! Когда имеешь столько друзей...
— Огласка, а не слава. В течение двух лет вас три раза осуждали на короткие сроки.— Судья посмотрел на листок, который держал в руке.— На что вы жили, неизвестно, если не считать трех месяцев работы в качестве консультанта в гаванском объединении подводных и спасательных работ.— Он взглянул мне прямо в глаза.
— Что вы делали там?
— Измерял глубину.
Он задумчиво помотрел на меня и снова заглянул в свой листок.
— Вращался в обществе преступников и контрабандистов. В основном преступников, занимающихся кражей и контрабандой драгоценных камней и породы. Подозревается в попытке подбить рабочих против хозяев в Нассау и Манзанилло, по причинам, ничего общего с политикой не имеющим. Депортирован из Сан-Хуана, Гаити и Венесуэлы.
На Ямайке считается персоной нон грата, не получил разрешения сойти на берег в Нассау, на Багамах.— Он прервал свое чтение и посмотрел на меня.— Британский подданный... но его не желают видеть даже в собственной стране!
— Обыкновенное предубеждение.
— В США прибыли, конечно, нелегально.— Судью Моллисона трудно было сбить с толку.— Вероятнее всего, через Ки-Уэст: ночное приземление где-нибудь между Порт-Шарлотт и нашим городом. Но хватит об этом. Достаточно уже и того, что вы напали на полицейских и незаконно носите оружие. Теперь мы можем вас обвинить в нелегальном переходе границы. Человек с вашим прошлым, Форд, мог бы получить за все по совокупности солидный срок! Но это вам не грозит. По крайней мере, у нас. Мы предпочтем вас депортировать, нам не нужны такие люди, как вы. Мы узнали от кубинских властей, что вы бежали из-под ареста и там вас ждет суровое наказание. Поэтому мы вас депортируем в Гавану.
В зале было тихо. Я кашлянул и сказал:
— Высокий суд, по моему убеждению, это с вашей стороны нечестно.
— Это зависит от точки зрения,— сказал судья. Он было встал, но вспомнил о конверте, который принес посыльный.— Минуточку.— После чего сел и разрезал конверт. Вынимая тонкие листки бумаги оттуда, он холодно усмехался, глядя на меня.
— Мы решили, что не помешает обратиться в Интерпол и узнать, что известно о вас в вашей родной стране, хотя я и не верю в ценность полученной информации. У нас и так уже все есть. Нет, нет, я так думал... в картотеке не числится. Стоп! — До сих пор спокойный и уравновешенный, он вдруг так громко заговорил, что даже сонный секретарь подпрыгнул, как на пружинах и уронил на пол блокнот и перо.— Одну минуточку!
Судья вернулся к первому листку телеграммы.
— 37в, Рю Поль Валери, Париж,— читал он торопливо. В ответ на ваш запрос и так далее... С сожалением сообщаем, что в нашей картотеке не фигурирует преступник по фамилии Джон Крайслер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35