А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

А если аборт кончится плохо? Не похоже, что его это беспокоит, а ведь он такой предусмотрительный. Странно все это! - недоумевала Светлана, поневоле вспоминая признание Нади. - Неужели это правда, и отец... мне не родной? Что-то не почувствовала в нем сейчас голоса крови, - удрученно думала она. Но тут же отбросила печальные мысли. - Нельзя мне волноваться! Для маленького моего вредно!”
* * *
Иван Кузьмич об аборте больше не заикался, но Светлана, как ни старалась, не могла избавиться от неприятного осадка, - он остался из-за его настойчивости и возродил ее сомнения. Как-то, завтракая с матерью на кухне после его ухода на работу, она не удержалась:
- Мамулечка! Давно вот собираюсь тебя спросить... - издалека начала она, глядя на нее невинными глазами. - А почему у вас с папой, кроме меня, нет детей? Ведь я теперь взрослая, скоро рожу сама, и ты можешь откровенно все мне сказать. Или это секрет?
- Да какие уж тут секреты? Особенно от тебя. - Вера Петровна не почуяла подвоха. - Роды у меня были непростые, с осложнениями, вот и не получилось у нас больше никого. А ты что, недовольна?
- Да... как тебе сказать... не совсем. Иногда мне кажется, что папа добрее был бы, если кроме меня еще кто-нибудь был - брат или сестра...
- Думаю, ты ошибаешься. Он мне сам признавался, что не любит детей. Но это-то я много позже узнала, а сначала даже боялась снова забеременеть. Казалось мне: если рожу еще ребенка - тебя меньше будет любить.
Светлана отметила в уме последнюю фразу и решила подойти к главному.
- Ты знаешь, мне иногда кажется, папа меня разлюбил. Так пристает ко мне с абортом, будто совсем не дорожит... и внука вроде не жаждет иметь... Разве может так... родной отец?
Вера Петровна бросила на дочь быстрый испытующий взгляд: “Неужели о чем-то догадывается?” Но не стоит опережать события.
- Он такой человек - сухарь. И по сути таким всегда был. По-своему он тебя любит.
- Но прости меня, мама, почему же ты вышла за него - такого? Неужели никого у тебя не было, кто нравился бы тебе больше?
“Что-то все-таки знает... Может, сказать? Все равно когда-нибудь да откроется правда...”. И все же ушла Вера Петровна от прямого ответа - время еще не настало.
- Любила я, доченька, одного человека, как ты, больше всех на свете. Но... разочаровал он меня. - Она внимательно смотрела на дочь, пытаясь понять - что ей известно. - Потому и вышла за отца - знала хорошо, встречалась до этого. Он был свой парень, надежный. Мне казалось - очень меня любит.
- Значит, с горя вышла за папу? - заключила Светлана, по-женски поняв мать. - А того... до сих пор любишь?
- Экая ты, дочь, настырная! - рассердилась Вера Петровна, чувствуя, как заколебалась почва у нее под ногами. - Ну прямо допрос мне устроила! Для тебя это знать очень важно? Разве не о другом думать надо?
- Очень важно, мама, - серьезно ответила Светлана. - Если говоришь, что секрета нет, - ответь мне, пожалуйста, и мы к этому больше не вернемся.
- Ну ладно, коли так, - сдалась Вера Петровна, боясь потерять доверие дочери, но не в силах открыть ей всю правду. - Если хочешь знать, отца я никогда по-настоящему не любила, хоть многие годы мы прожили с ним дружно, в мире и согласии. Просто привыкла к нему, ценила, уважала. Всегда был он хорошим отцом и мужем. Но в последние годы я по-другому к нему относиться стала. Огромная власть его испортила. Стал он таким, как вот есть, и сейчас для меня... словно чужой.
- С отцом ясно. Сама вижу - не ладите вы - и считаю: он в этом виноват, - выразила свою солидарность Света и добавила настойчиво: - Но ты не ответила на мой вопрос.
- А что я могу тебе сказать? - Лицо у Веры Петровны затуманилось, она задумчиво смотрела на дочь, вновь вспоминая минувшее. - Любовь моя к тому человеку была, как твоя - на всю жизнь. Потом было угасла - когда думала, что бросил он меня. Но вот узнала, что мы стали жертвами интриги, она и разрушила наше счастье. Хочешь знать?.. Тот огонь не дает мне покоя и сейчас - по-другому все, конечно.
- Так что же, вы с папой... разойтись можете? - с замирающим сердцем тихо проговорила Светлана. - Это после стольких лет совместной жизни?.. И тебе не будет жалко?
- Вот здесь и кроется секрет моего несчастья - в натуре моей, - печально признала Вера Петровна, словно вынося себе смертный приговор. - Как бы ни оплошал Ваня - а он, доченька, давно уж мне изменяет, - первая его не оставлю. Буду нести свой крест до конца. - Подняла на дочь чистые, ясные серые глаза и произнесла торжественно: - Мы с ним в церкви не венчаны, но, если сам меня не покинет - навек буду ему верной женой.
* * *
Этот день с самого утра начался для Светланы неудачно. Еще до завтрака, когда она лежала в постели, тихонько ощупывая, поглаживая огромный свой живот и радостно ощущая толчки ребенка, зашел к ней Иван Кузьмич и устроил безобразную сцену - почему отказывается от аборта. И это на пятом месяце беременности... До этого он еще держал себя в рамках приличия, но теперь, когда прошли все сроки и он понял, что ничего не добился, не постеснялся в выражениях. Каких только оскорбительных слов не наговорил в адрес ее и Веры Петровны “Дуры безмозглые” - это еще самая мягкая характеристика. Выпустив пар, Григорьев, багровый от злости, уехал заниматься государственными делами.
“Да-а... не завидую сотрудникам его аппарата и посетителям”, - думала Света со спокойной иронией. За последние месяцы она привыкла к его гневным демаршам, и они отлетали от нее как от стенки горох. И мать безответно выслушивала его ругань и проповеди. Не обращая на них никакого внимания, обе они добросовестно и деятельно готовились к важнейшему событию - рождению малыша.
Вскоре после ухода отца Светлану ждала еще одна, более серьезная неприятность. Сначала раздался телефонный звонок.
- Здравствуй, Светочка! - послышался в трубке сочный баритон Марка. - Как твое самочувствие? А настроение? - Помолчал и продолжал грустно: - Наверно, я тебе его испорчу, но деваться некуда - обязан.
- А что случилось? С Мишей что-нибудь?.. Или с Ольгой Матвеевной? - взволновалась она.
От Миши по-прежнему никаких известий, а мать его в последнее время сильно сдала - все к врачам приходится обращаться.
- Знаешь что, Марик, - нашлась она, чувствуя, что он не знает, как изложить по телефону неприятное известие, - ты не мог бы зайти ко мне и все подробно рассказать? Ты далеко находишься?
Последние месяцы они почти не виделись. Светлана со своим животом старалась на людях не показываться, но Марика она не стеснялась.
- Да совсем рядом! Я, собственно, за этим и звоню. И тебя хочется повидать, - честно признался Марк.
Когда он явился и проследовал за ней в гостиную, бросив печальный взгляд на ее подурневшее лицо и огромный живот, она усадила его в кресло, сама присела на диван.
- Ну выкладывай все не стесняясь. Я ко всему готова. Ты меня не щади!
- Значит, так... - Марк помолчал, собираясь с духом. - Вернулся из Афгана Сало... хотя ты же наших прозвищ не знаешь! - спохватился он. - Сальников Витек, парень из нашего двора. Насовсем вернулся, без ноги. Считает, что ему повезло.
- Ну и что? Говори скорее! Что с Мишей? - выпалила Светлана, сама не своя от охватившего ее волнения и страха.
- Так вот, он слышал... - мямлил Марк, не в силах выговорить роковые слова, - до него дошли слухи... от ребят из других частей, он с ними лежал в госпитале перед отправкой в Союз... - Он опять замолчал, тяжело дыша и с жалостью глядя на притихшую Светлану.
- Да скажешь ты наконец? Я с ума сойду! - простонала она, умоляюще глядя на него.
- Ну, в общем, то ли убили его, то ли в плен взяли моджахеды - это повстанцев так называют, - пробормотал он, опустив глаза. - Если в плен - то переправили в Пакистан, там у них базы. - И умолк, видя, что она близка к обмороку; попытался утешить: - Но ты... не спеши горевать. Если б убили - пришла бы похоронка. А если попал в плен - может вернуться. Ведь эта война когда-нибудь кончится... Сало пытался справки о нем навести, но ничего путного не узнал.
“Так вот почему писем нет! - мелькнуло в голове у Светланы. - Но он жив, я знаю! Сердце мое предчувствовало бы беду! - внушала она себе, стараясь успокоиться. - Мне нельзя волноваться! Это повредит нашему ребенку!” Ей удалось взять себя в руки.
- Вот что, Марик. Пока я не получу доказательств... неопровержимых - ничему не поверю! Мое сердце знает: он жив! Я верю: наша судьба будет счастливой! И не подумаю волноваться! - С гордостью посмотрела на своего верного товарища, взяла его, ничуть не стесняясь, за руку и приложила ее к своему животу. - Вот оно - мое счастье! Ты только посмотри, Марик, как он там шевелится... Чувствуешь?..
Осторожно прижимая руку к ее теплому, тугому животу, Марк ощутил толчок этой новой, зарождающейся жизни и его захлестнула жгучая зависть к далекому, возможно, уже мертвому другу. “Был бы это мой ребенок - считал бы себя счастливейшим человеком!” - думал он, с любовью глядя на Свету. Даже в таком состоянии она для него желаннее всех женщин в целом мире...
* * *
“Надо навестить Ольгу Матвеевну; привезти фруктов, еще что-нибудь вкусное; поддержать морально. Наверняка этот Сало и ей уже все рассказал”, - решила Светлана и, переделав с утра все неотложные дела, стала собираться.
- Меня до обеда не будет, - предупредила она Веру Петровну, заглянув к ней на кухню.
Светлана решила тихонько прогуляться пешком. В последние месяцы Ольга Матвеевна тяжело болела. Увы, ее сразил рак желудка, да еще в какой-то особо агрессивной, быстротекущей форме. С присущим ей мужеством и энергией она боролась с недугом; согласилась на операцию, но судьба ее была предрешена. “Слишком поздно, все поражено” - таков был приговор врачей; ей лишь зашили разрезанные ткани.
После операции Ольга Матвеевна уже не смогла работать; дома почти не вставала с постели. Светлана, Марк, другие Мишины друзья, собственные коллеги не оставляли ее без внимания, заботились как могли, стараясь облегчить остаток дней.
Света часто навещала Ольгу Матвеевну, ухаживала за ней, прибирала, покупала продукты. Подолгу говорили о Мише, о его детстве, ой интересной и поучительной родословной их семьи. Ольга Матвеевна, большая патриотка России, любила и знала ее историю, гордилась созидательным вкладом своих предков.
- Откуда вы все знаете?! - изумлялась Светлана. - Ведь вы родились после революции, а в учебниках, в книгах доступных об этом ничего нет.
- Советские учебники никуда не годятся - только фальсифицируют историю, - отвечала она. - А ведь память историческая о славных делах предков, гордость за родную историю всегда русский народ вдохновляли. Взять хотя бы Великую Отечественную. Как туго пришлось - сразу вспомнили о царях да о князьях. Смотрела ведь ты фильмы... “Иван Грозный”, “Петр Первый”, “Александр Невский”... - Длинная, взволнованная речь утомила ее, она замолчала, отдыхая. - А историю России, Светланочка, и рода нашего древнего знаю по рассказам родителей, людей прекрасно образованных; еще - из семейного архива, из старых учебников; дома у нас исторической литературы полно было. Да вот пропало многое при переездах...
Светлана знала, что Ольга Матвеевна и сейчас вместе с фамильными реликвиями хранит исторические документы музейной ценности. Так, вспоминая эти беседы, размышляя о тяжелом ее состоянии, добралась она до знакомого дома в Малом Афанасьевском переулке. На звонок открыла соседка.
- Пожалуйте, Светочка! - И участливым взором окинула ее живот. - Ольга Матвеевна прилегла - плохое совсем самочувствие, слабость...
Войдя в комнату, Света застала грустное зрелище: Ольга Матвеевна лежит, постанывая от боли; на тумбочке полно лекарств, да видно, плохо они помогают... А похудела как... Подняла на Светлану глаза, в которых читалось страдание, и сделала слабый жест рукой, приглашая садиться.
- Как вы, Ольга Матвеевна, дорогая? Боли очень мучают? - Светлана склонилась над ней, поправила одеяло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62