Чтобы нам обоим было хорошо.
Леони подняла на него взгляд, открытый и недоверчивый.
– На днях Найджел обмолвился, что у него есть пьеса – для нас двоих, – сказала она сладким голосом.
– Так давай за нее и возьмемся.
Она улыбнулась.
– Но ты даже еще не знаешь, что это за вещь.
– Не важно. Главное – что я буду с тобой.
– О дорогой! – Умиротворенная, она еще теснее прижалась к нему, легкими поцелуями осыпая его шею.
– И буду играть главную роль, получая при этом высшее вознаграждение, – добавил он.
Рассмеявшись, Леони игриво провела пальчиком по его плечу.
– Ты невозможен.
– Я знаю, потому-то ты и любишь меня, – с раздражающим самодовольством заявил Роб. – Ну ладно, а какие у тебя планы на сегодня?
– Ленч с Джастином Гамильтоном-Брауном из „Санди кроникл“. Как ты мог забыть об этом?
На лице Роба отразилось презрение.
– Проклятый журналистишка. Он не стоит того, чтобы так уж волноваться по поводу встречи с ним.
– Он писатель, а не журналист, – поправила Леони. – И, кстати, довольно неплохой.
– Не обманывайся на этот счет, все они одним миром мазаны, задают одни и те же идиотские вопросы. „Итак, скажите, мисс О'Брайен, – заныл, передразнивая, Роб, – чувствуете ли вы себя готовой взяться за леди Макбет? Может быть, вам стоит подумать о том, чтобы пригласить мистера Фентона на роль Гамлета?“ – Он ловко увернулся от пущенного в него Леони пустого пакета из-под сока и поймал его на лету. – „А теперь, мисс О'Брайен, давайте поговорим о вас и мистере Фентоне. Ах, вы не хотите? О, милая, наши читатели будут так разочарованы! Может быть, я тогда сам что-нибудь придумаю?“
Леони расхохоталась.
– Ты смешон, Роб.
– Не более, чем будешь выглядеть ты, когда выяснится, что я прав, – ответил он, направляясь в сторону спальни.
Леони последовала за ним, внутренне усмехаясь. Она молча наблюдала, как Роб натягивал красиво сшитые светлые брюки, как щелкнул застежкой кожаного пояса.
– Я явно похудел. Наверное, плохо питаюсь. – Он бросил на нее шаловливый взгляд.
– Ты выглядишь великолепно, – твердо сказала она.
– Знаю. – Он взял со столика бумажник и ключи и засунул их в задний карман брюк, исподтишка запустив свободную руку под полотенце, лаская ее грудь.
– Сукин сын. – Она, смеясь, оттолкнула его. – Лучше поторопись, а то опоздаешь.
Он быстро обулся и побежал к входной двери, на ходу застегивая золотые часы „Ролекс“.
– Может, заскочу попозже, – бросил он через плечо.
– Попробуй только не прийти, – крикнула она ему вслед, но ее голос утонул в грохоте, с которым хлопнула дверь.
Все еще прислушиваясь к удаляющимся шагам Роба, Леони скинула с себя влажное полотенце и схватила шелковый, цвета слоновой кости халат, валявшийся возле кровати. Накинув его, она поспешила на балкон, чтобы успеть полюбоваться, как бросится Роб к своему серебристому „мерседесу“, припаркованному в неположенном месте на соседней улочке. Она увидела, как, уже садясь в машину, он вдруг замер на мгновение, явно завороженный эффектной молодой девушкой с копной длинных, до талии, рыжеватых волос, пронесшейся мимо на „веспе“.
Словно почувствовав на себе взгляд Леони, Роб боязливо покосился на балкон. Пожав плечами, он забрался в машину, послав Леони ослепительную улыбку. Затем надел солнцезащитные очки, полюбовался собой в зеркальце, завел мотор и с ревом умчался в полуденную римскую жару.
Возвращаясь в прохладу дома, Леони мысленно возвратилась к рыжеволосой девушке на мопеде. Когда-то, очень давно, у нее самой были такие же волосы: роскошные, с медным отливом, и тоже до пояса. А сейчас… Она уставилась на свое отражение в одном из огромных зеркал, которых в квартире было множество. И сейчас рыжеватые кудри… немного темнее, намного короче… но лицо, которое они обрамляли, хотя и красивое, бесспорно принадлежало женщине за сорок. Она вполне годилась в матери той девушке… и мысль, которую она все время старалась гнать от себя, сейчас пронзила ее жгучей болью – а ведь она годилась в матери и Робу.
1
Рим задыхался от жары. Туристы, выплывавшие из Сикстинской капеллы, слепли от жгучего солнца, останавливались в дверях, беспомощно жмурясь, одуревшие от палящего зноя. Совсем как узники из последнего акта "Фиделио", подумала Берил Уиллоуби, тоже застрявшая на выходе в ожидании, когда же сдвинется толпа.
Она, бесспорно, знала толк в оперном искусстве. Любовь к музыке и привела ее в Италию в эти каникулы. Впервые она была за границей одна. Впервые за свои пятьдесят два года. Даже когда Арнольд был жив, они не слишком много путешествовали по миру – так, пару раз гостили в маленьком отеле в Бретани, медовый месяц провели в Париже, да еще был отвратительный тур на остров Тенерифе.
Арнольд не любил заграницу – ненавидел жаркое солнце и то, что он называл "мерзкой пищей", а еще страшно злился, когда не понимал чужого языка. Он предпочитал отдых на Озерах, так что за двадцать два года супружества они большей частью проводили отпуска именно там.
Арнольд, наверное, возненавидел бы Италию, думала Берил. Она же, напротив, была в восторге от страны и чудесно проводила время. Она обожала солнце, тепло, великолепную архитектуру, новую, незнакомую ей кухню, изобиловавшую приправами и маслом, густое красное вино. Их группа меломанов, с которой путешествовала Берил, уже посетила несколько европейских городов, но Рим, конечно же, произвел на нее наибольшее впечатление, а Италия стала ее любимой страной.
Единственное, что понравилось бы Арнольду в этой поездке, была музыка. Скажем, тот вечер в "Ла Скала" два дня назад – даже Арнольд согласился бы, что только ради того, чтобы послушать "Риголетто" Верди в этом бесподобном театре, стоило пересекать Европу. В конце концов, музыка была их единственным общим интересом. Именно она и связала их судьбы в те далекие годы.
Тридцатилетняя Берил не могла похвалиться особыми внешними данными. Прямые, мышиного цвета волосы, спортивная фигура; на миловидном, но довольно скучном лице выделялись лишь выразительные серовато-зеленые глаза. Но ее голос, мелодичное сопрано, был поистине великолепен. Единственное дитя стареющих родителей, посвятив себя нудной работе секретаря в одной из нотариальных контор, она не умела общаться со сверстниками и была болезненно стеснительной. За год до описываемых событий одна за другой последовали две смерти, унесшие и мать, и отца, и Берил осталась одна в их маленьком уединенном домике на окраине городка Эшбурна в Суссексе.
В юности и ранней молодости у Берил была пара приятелей, но отношения с ними угасли, так и не успев разгореться. Уже позже она полностью посвятила себя работе и уходу за дряхлеющими родителями. В течение долгих лет в ее жизни не было ни одного мужчины. И вот она поняла, что, если срочно не решит проблему своего замужества, ее ждет полное одиночество. Именно в этот момент на глаза ей попалось объявление в городской библиотеке. "Хоровое общество Эшбурна ищет новых друзей, – гласило оно. – Вы умеете петь, подобно птице? Если да, приходите и присоединяйтесь к нашей стае". Собрав все свое мужество, Берил пришла на собеседование и была охотно принята в хор. С этого дня в ее жизни все изменилось.
Хор собирался по пятницам, в половине восьмого вечера, в городском концертном зале. Берил полюбила эти вечера. Так же как вскоре полюбила и Арнольда Уиллоуби, темноволосого и тихого средних лет мужчину, который пел в группе теноров. Когда однажды их глаза, оторвавшись от нотных листов, нечаянно встретились, Берил едва осмелилась прочитать очевидный интерес в обращенном на нее взгляде Арнольда. Когда же он предложил проводить ее домой, она затрепетала и пришла в еще большее волнение, когда через неделю он робко возобновил свое предложение.
Вскоре Берил, набравшись мужества, пригласила Арнольда к себе на ужин. Ничем не примечательная внешне, Берил, после долгих лет ухода за престарелыми родителями, преуспела в кулинарном искусстве и вообще была отменной хозяйкой. Арнольд, одинокий холостяк, оценил ее вкусную стряпню. Визиты его участились, и дружба их крепла.
Арнольд тоже не отличался особой привлекательностью, но казался добрым, вежливым и внимательным. Возможно, ему не хватало темперамента, но Берил понимала, что в ее возрасте рассчитывать на многое не приходится. В свои сорок два Арнольд все еще не был женат, и поначалу Берил не могла понять, почему такой завидный жених до сих пор не попался на удочку какой-нибудь расторопной девице. Вскоре, однако, она узнала, что до последнего времени Арнольд жил со своей обожаемой, но весьма требовательной вдовствующей матушкой, которая лишь недавно скончалась от удара.
Год спустя после того, как Берил вступила в хоровое общество Эшбурна, они с Арнольдом поженились. Музыка на свадебной церемонии была, разумеется, божественной.
Арнольд работал фармацевтом в крупной химической компании. Он получал хорошее жалованье и всегда был аккуратен в расходах. Они с Берил смогли купить уютный домик из четырех комнат в одном из лучших районов города. Берил оставила свою нудную работу и полностью посвятила себя домашнему хозяйству, стараясь создать Арнольду максимальный комфорт, в чем весьма преуспела.
В общем, брак был вполне счастливым, и в отношениях супругов царили мир и гармония. Единственное, что слегка огорчало Берил, это то, что спали они в разных постелях и Арнольд, мало того что был очень сдержан, исполнял свои супружеские обязанности крайне редко. Она ничего не говорила ему – в конце концов, он ведь был таким хорошим мужем во всех других отношениях, а значение секса, как думала она до сих пор, сильно преувеличено. Они по-прежнему оставались членами хорового общества Эшбурна и иногда ездили в Лондон послушать оперу в "Колизее", а однажды удалось даже побывать в "Ковент-Гардене".
Первый год замужества пролетел быстро и без особых волнений и событий, и Берил начала сознавать, что ей хочется большего. Она мечтала о любви и нежности. Мечтала сама дарить любовь, но вскоре убедилась, что, как бы ни был увлечен ею Арнольд, больше всего ценил он комфорт и дружеское общение. Берил начала присматриваться к другим женщинам, которые катали в колясках детишек по местным супермаркетам или играли со своими малышами в парке. Она поняла, что тоже хочет ребенка.
Желание это росло, и в конце концов она сказала о нем Арнольду, который никогда не выказывал интереса к детям. Он, казалось, был удивлен и поначалу воспротивился решению Берил, но, поняв, насколько серьезны ее намерения, уступил. Однако и два года спустя они все еще были бездетны. Берил в отчаянии обратилась в гинекологическую клинику, где ей подтвердили, что она вполне здорова и может иметь ребенка. Проблема, очевидно, была в Арнольде, но он с ужасом отказался от ее осторожного предложения пройти ряд обследований. Он уверял, что с ним абсолютно все в порядке, и, как бы в подтверждение своих слов, в течение нескольких недель был на редкость активен в постели. Но Берил все равно не беременела и с отчаянием думала о том, что ей не суждено стать матерью.
Она уже была на грани серьезного нервного срыва, когда фортуна снизошла к ним, навсегда изменив их жизнь. Уинифред Майлз, подруга Берил и тоже член хорового общества, была женщиной доброй и домашней, и Берил уже давно поведала ей о своем желании иметь ребенка. Уинифред выхаживала многих детей, которых отдавали на ее попечение. И вот однажды она позвонила Берил в страшном волнении. Ей принесли чудесную девочку, которую попросили отдать на удочерение хорошим родителям. Уинифред радостно сообщила, что в случае, если Берил с Арнольдом изъявят желание, она сможет помочь им стать законными родителями очаровательной дочурки. Уинифред добавила по секрету, что мать девочки – начинающая актриса, которую бросил возлюбленный, студент университета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Леони подняла на него взгляд, открытый и недоверчивый.
– На днях Найджел обмолвился, что у него есть пьеса – для нас двоих, – сказала она сладким голосом.
– Так давай за нее и возьмемся.
Она улыбнулась.
– Но ты даже еще не знаешь, что это за вещь.
– Не важно. Главное – что я буду с тобой.
– О дорогой! – Умиротворенная, она еще теснее прижалась к нему, легкими поцелуями осыпая его шею.
– И буду играть главную роль, получая при этом высшее вознаграждение, – добавил он.
Рассмеявшись, Леони игриво провела пальчиком по его плечу.
– Ты невозможен.
– Я знаю, потому-то ты и любишь меня, – с раздражающим самодовольством заявил Роб. – Ну ладно, а какие у тебя планы на сегодня?
– Ленч с Джастином Гамильтоном-Брауном из „Санди кроникл“. Как ты мог забыть об этом?
На лице Роба отразилось презрение.
– Проклятый журналистишка. Он не стоит того, чтобы так уж волноваться по поводу встречи с ним.
– Он писатель, а не журналист, – поправила Леони. – И, кстати, довольно неплохой.
– Не обманывайся на этот счет, все они одним миром мазаны, задают одни и те же идиотские вопросы. „Итак, скажите, мисс О'Брайен, – заныл, передразнивая, Роб, – чувствуете ли вы себя готовой взяться за леди Макбет? Может быть, вам стоит подумать о том, чтобы пригласить мистера Фентона на роль Гамлета?“ – Он ловко увернулся от пущенного в него Леони пустого пакета из-под сока и поймал его на лету. – „А теперь, мисс О'Брайен, давайте поговорим о вас и мистере Фентоне. Ах, вы не хотите? О, милая, наши читатели будут так разочарованы! Может быть, я тогда сам что-нибудь придумаю?“
Леони расхохоталась.
– Ты смешон, Роб.
– Не более, чем будешь выглядеть ты, когда выяснится, что я прав, – ответил он, направляясь в сторону спальни.
Леони последовала за ним, внутренне усмехаясь. Она молча наблюдала, как Роб натягивал красиво сшитые светлые брюки, как щелкнул застежкой кожаного пояса.
– Я явно похудел. Наверное, плохо питаюсь. – Он бросил на нее шаловливый взгляд.
– Ты выглядишь великолепно, – твердо сказала она.
– Знаю. – Он взял со столика бумажник и ключи и засунул их в задний карман брюк, исподтишка запустив свободную руку под полотенце, лаская ее грудь.
– Сукин сын. – Она, смеясь, оттолкнула его. – Лучше поторопись, а то опоздаешь.
Он быстро обулся и побежал к входной двери, на ходу застегивая золотые часы „Ролекс“.
– Может, заскочу попозже, – бросил он через плечо.
– Попробуй только не прийти, – крикнула она ему вслед, но ее голос утонул в грохоте, с которым хлопнула дверь.
Все еще прислушиваясь к удаляющимся шагам Роба, Леони скинула с себя влажное полотенце и схватила шелковый, цвета слоновой кости халат, валявшийся возле кровати. Накинув его, она поспешила на балкон, чтобы успеть полюбоваться, как бросится Роб к своему серебристому „мерседесу“, припаркованному в неположенном месте на соседней улочке. Она увидела, как, уже садясь в машину, он вдруг замер на мгновение, явно завороженный эффектной молодой девушкой с копной длинных, до талии, рыжеватых волос, пронесшейся мимо на „веспе“.
Словно почувствовав на себе взгляд Леони, Роб боязливо покосился на балкон. Пожав плечами, он забрался в машину, послав Леони ослепительную улыбку. Затем надел солнцезащитные очки, полюбовался собой в зеркальце, завел мотор и с ревом умчался в полуденную римскую жару.
Возвращаясь в прохладу дома, Леони мысленно возвратилась к рыжеволосой девушке на мопеде. Когда-то, очень давно, у нее самой были такие же волосы: роскошные, с медным отливом, и тоже до пояса. А сейчас… Она уставилась на свое отражение в одном из огромных зеркал, которых в квартире было множество. И сейчас рыжеватые кудри… немного темнее, намного короче… но лицо, которое они обрамляли, хотя и красивое, бесспорно принадлежало женщине за сорок. Она вполне годилась в матери той девушке… и мысль, которую она все время старалась гнать от себя, сейчас пронзила ее жгучей болью – а ведь она годилась в матери и Робу.
1
Рим задыхался от жары. Туристы, выплывавшие из Сикстинской капеллы, слепли от жгучего солнца, останавливались в дверях, беспомощно жмурясь, одуревшие от палящего зноя. Совсем как узники из последнего акта "Фиделио", подумала Берил Уиллоуби, тоже застрявшая на выходе в ожидании, когда же сдвинется толпа.
Она, бесспорно, знала толк в оперном искусстве. Любовь к музыке и привела ее в Италию в эти каникулы. Впервые она была за границей одна. Впервые за свои пятьдесят два года. Даже когда Арнольд был жив, они не слишком много путешествовали по миру – так, пару раз гостили в маленьком отеле в Бретани, медовый месяц провели в Париже, да еще был отвратительный тур на остров Тенерифе.
Арнольд не любил заграницу – ненавидел жаркое солнце и то, что он называл "мерзкой пищей", а еще страшно злился, когда не понимал чужого языка. Он предпочитал отдых на Озерах, так что за двадцать два года супружества они большей частью проводили отпуска именно там.
Арнольд, наверное, возненавидел бы Италию, думала Берил. Она же, напротив, была в восторге от страны и чудесно проводила время. Она обожала солнце, тепло, великолепную архитектуру, новую, незнакомую ей кухню, изобиловавшую приправами и маслом, густое красное вино. Их группа меломанов, с которой путешествовала Берил, уже посетила несколько европейских городов, но Рим, конечно же, произвел на нее наибольшее впечатление, а Италия стала ее любимой страной.
Единственное, что понравилось бы Арнольду в этой поездке, была музыка. Скажем, тот вечер в "Ла Скала" два дня назад – даже Арнольд согласился бы, что только ради того, чтобы послушать "Риголетто" Верди в этом бесподобном театре, стоило пересекать Европу. В конце концов, музыка была их единственным общим интересом. Именно она и связала их судьбы в те далекие годы.
Тридцатилетняя Берил не могла похвалиться особыми внешними данными. Прямые, мышиного цвета волосы, спортивная фигура; на миловидном, но довольно скучном лице выделялись лишь выразительные серовато-зеленые глаза. Но ее голос, мелодичное сопрано, был поистине великолепен. Единственное дитя стареющих родителей, посвятив себя нудной работе секретаря в одной из нотариальных контор, она не умела общаться со сверстниками и была болезненно стеснительной. За год до описываемых событий одна за другой последовали две смерти, унесшие и мать, и отца, и Берил осталась одна в их маленьком уединенном домике на окраине городка Эшбурна в Суссексе.
В юности и ранней молодости у Берил была пара приятелей, но отношения с ними угасли, так и не успев разгореться. Уже позже она полностью посвятила себя работе и уходу за дряхлеющими родителями. В течение долгих лет в ее жизни не было ни одного мужчины. И вот она поняла, что, если срочно не решит проблему своего замужества, ее ждет полное одиночество. Именно в этот момент на глаза ей попалось объявление в городской библиотеке. "Хоровое общество Эшбурна ищет новых друзей, – гласило оно. – Вы умеете петь, подобно птице? Если да, приходите и присоединяйтесь к нашей стае". Собрав все свое мужество, Берил пришла на собеседование и была охотно принята в хор. С этого дня в ее жизни все изменилось.
Хор собирался по пятницам, в половине восьмого вечера, в городском концертном зале. Берил полюбила эти вечера. Так же как вскоре полюбила и Арнольда Уиллоуби, темноволосого и тихого средних лет мужчину, который пел в группе теноров. Когда однажды их глаза, оторвавшись от нотных листов, нечаянно встретились, Берил едва осмелилась прочитать очевидный интерес в обращенном на нее взгляде Арнольда. Когда же он предложил проводить ее домой, она затрепетала и пришла в еще большее волнение, когда через неделю он робко возобновил свое предложение.
Вскоре Берил, набравшись мужества, пригласила Арнольда к себе на ужин. Ничем не примечательная внешне, Берил, после долгих лет ухода за престарелыми родителями, преуспела в кулинарном искусстве и вообще была отменной хозяйкой. Арнольд, одинокий холостяк, оценил ее вкусную стряпню. Визиты его участились, и дружба их крепла.
Арнольд тоже не отличался особой привлекательностью, но казался добрым, вежливым и внимательным. Возможно, ему не хватало темперамента, но Берил понимала, что в ее возрасте рассчитывать на многое не приходится. В свои сорок два Арнольд все еще не был женат, и поначалу Берил не могла понять, почему такой завидный жених до сих пор не попался на удочку какой-нибудь расторопной девице. Вскоре, однако, она узнала, что до последнего времени Арнольд жил со своей обожаемой, но весьма требовательной вдовствующей матушкой, которая лишь недавно скончалась от удара.
Год спустя после того, как Берил вступила в хоровое общество Эшбурна, они с Арнольдом поженились. Музыка на свадебной церемонии была, разумеется, божественной.
Арнольд работал фармацевтом в крупной химической компании. Он получал хорошее жалованье и всегда был аккуратен в расходах. Они с Берил смогли купить уютный домик из четырех комнат в одном из лучших районов города. Берил оставила свою нудную работу и полностью посвятила себя домашнему хозяйству, стараясь создать Арнольду максимальный комфорт, в чем весьма преуспела.
В общем, брак был вполне счастливым, и в отношениях супругов царили мир и гармония. Единственное, что слегка огорчало Берил, это то, что спали они в разных постелях и Арнольд, мало того что был очень сдержан, исполнял свои супружеские обязанности крайне редко. Она ничего не говорила ему – в конце концов, он ведь был таким хорошим мужем во всех других отношениях, а значение секса, как думала она до сих пор, сильно преувеличено. Они по-прежнему оставались членами хорового общества Эшбурна и иногда ездили в Лондон послушать оперу в "Колизее", а однажды удалось даже побывать в "Ковент-Гардене".
Первый год замужества пролетел быстро и без особых волнений и событий, и Берил начала сознавать, что ей хочется большего. Она мечтала о любви и нежности. Мечтала сама дарить любовь, но вскоре убедилась, что, как бы ни был увлечен ею Арнольд, больше всего ценил он комфорт и дружеское общение. Берил начала присматриваться к другим женщинам, которые катали в колясках детишек по местным супермаркетам или играли со своими малышами в парке. Она поняла, что тоже хочет ребенка.
Желание это росло, и в конце концов она сказала о нем Арнольду, который никогда не выказывал интереса к детям. Он, казалось, был удивлен и поначалу воспротивился решению Берил, но, поняв, насколько серьезны ее намерения, уступил. Однако и два года спустя они все еще были бездетны. Берил в отчаянии обратилась в гинекологическую клинику, где ей подтвердили, что она вполне здорова и может иметь ребенка. Проблема, очевидно, была в Арнольде, но он с ужасом отказался от ее осторожного предложения пройти ряд обследований. Он уверял, что с ним абсолютно все в порядке, и, как бы в подтверждение своих слов, в течение нескольких недель был на редкость активен в постели. Но Берил все равно не беременела и с отчаянием думала о том, что ей не суждено стать матерью.
Она уже была на грани серьезного нервного срыва, когда фортуна снизошла к ним, навсегда изменив их жизнь. Уинифред Майлз, подруга Берил и тоже член хорового общества, была женщиной доброй и домашней, и Берил уже давно поведала ей о своем желании иметь ребенка. Уинифред выхаживала многих детей, которых отдавали на ее попечение. И вот однажды она позвонила Берил в страшном волнении. Ей принесли чудесную девочку, которую попросили отдать на удочерение хорошим родителям. Уинифред радостно сообщила, что в случае, если Берил с Арнольдом изъявят желание, она сможет помочь им стать законными родителями очаровательной дочурки. Уинифред добавила по секрету, что мать девочки – начинающая актриса, которую бросил возлюбленный, студент университета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54