Законы театра потребовали бы здесь длительного диалога. Прежде чем драться, нам следовало бы продемонстрировать все свое красноречие. Блейз, увидев меня, бежал. Однако дамский наряд не годится для бегства. Я поймал его за шлейф юбки, сбил с ног и ударил в челюсть. Что-то треснуло; брызгая кровью и слюной, Блейз выплюнул на сцену зуб. Мальчики волной подались назад. Один заплакал, но большинство повели себя, как настоящие актеры, и смотрели во все глаза. Блейз попробовал подняться. Я пнул его в голову, и он, повалившись вперед, пополз от меня на четвереньках. Его платье оставляло кровавый след. Я позволил ему проползти на другой край сцены, где он снова попытался встать. Я догнал его и тяжело наступил ему на руку. Кости подались под моим каблуком, а затем я поднял его, схватив за ту же изувеченную руку. Сквозь мольбы и стоны Блейза до меня донесся беспокойный ропот учеников.
– Смотрите, парни, и учитесь, – крикнул я, – вот театр крови!
Забавнейшая шутка – скажете, нет? – и я рассмеялся; ударами по сломанной челюсти и в ребра я снова опрокинул своего старого друга на пол.
Из-за кулис появились двое рабочих сцены.
– У меня здесь разговор с этим Иудой. – Я вынул меч и взмахнул им. – Но подходите ближе, кто хочет тоже попробовать.
Мужчины, поколебавшись, отправились восвояси. Но я знал, что скоро они вернутся с подмогой. Один из мальчиков побежал к учителю.
– Не подходи к нему, – прорычал я, схватил его под мышки и швырнул в гущу его товарищей, – если не хочешь проверить, наточен ли мой клинок!
Блейз опять привстал. Оглушенный и искалеченный, он опирался на колонну, держась за челюсть. Он поднял глаза к намалеванному на куполе небу, словно ожидая знака свыше. Затем мягко, с удивлением покачал головой и обернул лицо ко мне. В его глазах, глубоких и невинных, была боль разбитого сердца. Он зашепелявил кровавым ртом:
– Что ты беснуешься? Совсем рассудка лишился?
Я приблизил лезвие к его лицу и сделал на его щеках две борозды – такие же, какие он оставил старику.
– Знакомо? Наверняка ты надеялся повесить и эту смерть на меня.
Он склонил голову и проговорил слабым голосом побежденного:
– Я люблю тебя.
– Как Дьявол любит святую воду.
– Нет, как брата.
– Тогда давай решим, кто из нас Авель, а кто Каин. – Я горько засмеялся. – Перепишем историю, и Авель будет жить.
– Ты изувечил меня.
– А ты меня убил.
В зале снова раздался шум.
– Мы здесь еще не закончили.
Я поставил Блейза на ноги и поволок его в лабиринт темных коридоров, уводящих в глубину театра и вверх, к богам.
* * *
Я толкал Блейза перед собой. Его кровь капала на ступени, указывая путь преследователям.
– Останови кровь, – рявкнул я.
Он горько прыснул – это могло прозвучать и смехом. Мы шли по неосвещенному заброшенному коридору: пыль покрывала все. Я пихнул его вперед, на смутную лестницу. Здесь никого не было со времени Чумы; лестничные пролеты опутала паутина. Сколько театралов, заполонявших эти галереи в предвкушении зрелища, лежат теперь в чумных канавах? Я вспомнил, как гул толпы проникает в уборную и подстегивает актеров, готовящихся выйти на сцену. Как мы смотрели друг другу в глаза и заключали пари, сколько сегодня пришло народа, гадая по гулу голосов. Внезапно воспоминание стало таким живым, что я остановился – уверенный, что слышу за спиной шум погони. Но все было тихо, как в склепе, только Блейз негромко постанывал. Мы продолжали восхождение и наконец дошли до поворота коридора. В таких местах женщин лишают чести и драгоценностей. Я прижал Блейза к сырой стене, приставил кинжал к его горлу и выплюнул ему в лицо только одно слово:
– Зачем?
Мгновение я думал – а может быть, даже надеялся, – что он снова начнет отпираться, ибо, когда он поднял голову и я увидел слезы на его ресницах, последние остатки моего разбитого мира рухнули в пропасть. Я прошептал:
– Да, ты сделал это. Ты убил меня. Ты говоришь с покойником, покойник.
Трудно было узнать в этом человеке Томаса Блейза, который умел легко заворожить полный зал. Он прижал руку к сломанной челюсти. Его усталый голос был приглушен болью:
– Я не хотел, чтобы дошло до такого.
В отчаянии я затряс его; Блейз по-прежнему держал руку у рта, но не сопротивлялся. Его затылок бился о стену, пока я не остановился, опасаясь до времени вышибить ему мозги.
– Назови мне имена, – сказал я и для пущей выразительности снова ударил его о стену. – Ты не настолько коварен, чтобы проделать все это самому. Кто стоит за тобой? Говори, и я подарю тебе пару лишних вдохов.
Блейз взглянул мне в глаза:
– Мы были лучшими друзьями.
Я снова нанес удар, отшвырнув его руку от лица. Тонкая струйка крови, вылетев изо рта, легла на стену дьявольским автографом. Он пошатнулся, я подхватил его.
– Говори.
Блейз вернул руку к израненному лицу, Словно это облегчало боль. Он запинался, но больше не взывал к нашей дружбе или былым временам. Рассказывая, он словно бы заглядывал в себя, отыскивая правду:
– Трудно припомнить, когда это началось. Несколько месяцев назад, когда в первый раз закрылись театры, у меня начались трудности. – Он помедлил.
– Что за трудности?
– Обычные. Кое-кто пришел мне на выручку.
– Они дали тебе взаймы? – Блейз кивнул. – В обмен на любовь?
Он засмеялся:
– Дни, когда моя любовь могла приносить доход, давно позади. Нет, я должен был вернуть деньги с процентами, а мне ведь нужно было еще на что-то жить. Когда пришло время платить, у меня не было даже того, что мне дали.
– И никакого плана?
– Я думал, быть может, старик… – Он вытер лицо. – Старик поможет. Но он предложил очень мало.
– И ты убил его?
– Нет! Да. – Он покачал головой. – Не сразу. Все это было много недель назад – до того, как ты уехал к Уолсингему.
– Так уже тогда против меня были заговоры?
В воздухе между нами повис его вздох.
– Я встретился с ними, чтобы просить отсрочки. Я знал, что, как только минует Чума, я смогу найти деньги. Но они избили меня, угрожали мне смертью, а затем предложили мне выход.
– Твою жизнь за мою?
– Не так просто. Они представляли могущественных людей. Мне сказали, что, если я придумаю, как привести тебя к Совету, они простят мой долг. – Теперь в голосе его звучала жалоба. – Ты оставил меня одного в целом городе, наедине с Чумой. Я сделал, как они сказали, чтобы спасти свою шкуру, я был уверен, что ты сам сможешь избавиться от них. Тебе это удавалось и раньше.
Я удивленно покачал головой. Он убил Кида, Ворчуна и меня за кошель золота.
– Я бы дал тебе денег.
– И презирал бы меня. – Раньше мне не приходилось слышать в его голосе такого отвращения. Я начинал кое-что понимать.
– Дело не только в деньгах, – прошептал я. – Ты посылал эти письма. Я знал, что ты мне завидуешь, но не знал, насколько. Ты ненавидишь меня.
Блейз потряс головой:
– Ты взял мою любовь и смял ее. Ты потешался над моими стихами. Представлял меня как одного из лучших актеров Лондона и ни разу не назвал лучшим. Подшучивал надо мной. Заставил меня пройти сквозь врата ада и потом отдал роль волшебника другому, а мне опять досталось играть слугу. Ты навязал мне роль убийцы, и я стал им. – Он уронил голову. – Но ненависть ушла – теперь, когда мы на равных.
Я взглянул на окровавленное существо у стены и рассмеялся:
– Да ты настоящий Фаустов король. Недо-актер и непоэт. Жалкий тип, который убивает стариков ради пожитков. Ты оставлял свои послания, чтобы добавить театральности погоне, – но еще и потому, что хотел, чтобы я нашел тебя. Стал твоей публикой, восторгался тобою в роли убийцы, когда на деле ты все это время был всего лишь наемником наемников. Убить тебя – все равно что убить насекомое. Ты никогда не был мне равным и никогда не будешь.
Судорога пробежала по лицу Блейза, но он все же смог улыбнуться:
– Мертвые все равны.
Наклонясь, я прорезал новый след на его лице и прошипел:
– Мертвые мертвы.
Блейза передернуло от боли, затем он выдавил из себя смех:
– Ты всегда умел играть словами. Так ты собираешься меня убить?
– Ты в этом сомневаешься?
– Нет. – Мой потерянный друг покачал головой. – Мы с тобой подошли к финалу.
– Твоя смерть будет финалом.
Он злобно глянул на меня – его ухмылка по-волчьи блеснула во тьме. Он нравился мне таким, и я снова взмахнул клинком, чтобы срезать это выражение с его лица. Блейз вскрикнул и схватился за лоскут плоти, повисший на его щеке.
– Один поцелуй, мой мертвый друг, – прошептал он, – и я сделаю все сам.
Он подался ко мне; окровавленные губы скребли мою бровь. Я оттолкнул Блейза к стене, и его безумный смех зазвенел в пустых коридорах.
– Сейчас, или я сделаю это за тебя.
Он развязал лиф, уронил платье на пол и остался передо мной в одном исподнем. По обнаженной груди, на которой я, бывало, лежал, вились спутанные темные волосы, а оттуда устремлялись вниз к животу и дальше. Желание застигло меня врасплох. Мои пальцы дрожали, предвкушая прикосновение. Но я вспомнил о Киде и Ворчуне и остановился. Блейз достал свой кинжал и, дотронувшись до острого, как бритва, лезвия, вздрогнул – не от боли, но от ледяного холода металла. Он помедлил.
– Мы далеко зашли вместе. Подержишь меня за руку, в начале этого пути?
И я плюнул в него:
– Даже если мы встретимся в аду, я прокляну тебя.
Слеза скатилась по его щеке. Блейз стер ее и, морщась, нажал на рукоять. Решив, что это нужно сделать так, как было принято у римлян, он повернулся лицом к стене, готовясь упасть на клинок. Я отвернулся. Слышно было, как он глубоко вздохнул, а вздох превратился в воинственный клич, и я почувствовал рывок воздуха: Блейз бросился на меня с кинжалом в руке, целя мне в глотку. Но я знал его давно и держал меч наготове. Увернувшись от удара, я схватил Блейза и прижал к себе, вонзая лезвие глубоко в его живот.
– Нет, ты не Тамерлан, и никогда им не был, – сказал я, поймав взгляд закатывающихся глаз. – Просто дрянной актеришко. Страх и смертоносная сталь – не про тебя.
Я держал его, казалось, целую вечность, медленно поворачивая кинжал. Когда его тяжелое дыхание сошло на нет, я опустил тело на пол – бережно, хотя знал, что он уже не чувствует боли. Товарищ мой лежал у моих ног, весь изломанный, на месте лица – кровавое месиво, но глаза были все те же, темно-карие, что я так любил. Я повернулся и пошел прочь вниз по лестнице, скребя мечом по стене, но скрежет тот не мог рассеять мертвой тишины.
* * *
Прошлой ночью я получил приглашение в Детфорд. Там мне предъявят счета, по которым нельзя расплатиться. Жизнь хрупка, и сегодня я могу умереть. Но Тамерлан не знает страха. Мои свечи догорели. Небо занимается красным, словно день вымочен в крови. Я заканчиваю свой рассказ и готовлюсь к бою – с верой в то, что нет награды выше, чем жизнь, и со знанием того, что есть судьбы хуже, чем проклятие. И, если это последние слова, что я напишу, то -
будьте прокляты Люди и Бог.
Кристофер Марло
30 мая 1593 г.
* * *
Кристофер Марло был зарезан вечером в среду, 30 мая 1593 года, в Детфордской гостинице.
Примечание автора
Смерть Кристофера Марло окутана тайной, которая никогда не будет раскрыта. История оставила нам соблазнительный корпус фактов: по части официальной писанины елизаветинцы были плодовиты, как «Штази». Но из фактов не складывается полная картина, и все версии смерти Марло – не более чем компетентные и скрупулезно выстроенные спекуляции.
В споре участвуют не только историки. Введите «смерть Кристофера Марло» в любой Интернет-поисковик, и перед вами откроются тысячи сайтов и форумов, посвященных гибели поэта. Американские патологоанатомы обсуждают характер его раны, теоретики заговоров считают его смерть инсценировкой, скрывающей бегство, и приписывают Марло лучшие пьесы Шекспира. Отрадно, что загадка, породившая столько гипотез и слухов в 90-х годах шестнадцатого века, до сих пор волнует умы и в двадцать первом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12