Я спросил:
– Я приехал слишком рано?
Она неохотно отложила книгу.
– Еще полчаса. Можете пока погулять.
Что я и сделал.
Монастырь Бедной Клары стоит в самом центре города. Здесь каждое воскресенье в половине шестого утра бывает месса. Такое впечатление, что переносишься лет на пятьдесят назад.
Или вообще в средневековье.
Сам обряд, запах ладана, латинские интонации погружали в благодать, описать которую невозможно.
Я не знал, почему прихожу сюда. Спросите меня, во что я верю, и я потянусь к газете, где есть расписание скачек. Как-то я, не подумав, рассказал об этом Кэти Б. С тех пор она меня все время дразнит.
– В чем дело? Можно подумать, ты язычница.
– Я буддистка.
– Ну видишь, о чем я? С чего бы тебе сюда приходить?
– Это как в телесериале «Возвращение в Брайдсхед».
– Что?
– В Англии католицизм исповедуют немногие избранные. Ивлин Во, Грэм Грин и так далее.
Она меня утомила. Сейчас я смотрел, как она приближается к монастырю. Я ее предупредил:
– Оденься соответствующе. Не на гулянку собралась.
На ней было длинное платье. Вполне годится для бала в «Банке Ирландии», но для мессы? Затем я заметил ботинки, те самые, и сказал:
– Ботинки!
– Я их почистила.
– Но они синие.
– Монахиням нравится синий цвет.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела «Агнцы Божьи».
Тут она заметила мой нос, пальцы в гипсе и подняла брови. Я все рассказал. Она восхитилась:
– Вот здорово.
– У тебя что, крыша поехала?
– Как ты думаешь, они за мной придут?
– Нет никаких «они»… просто совпадение.
– Ну да… как же.
Зазвонил колокол. Кэти спросила:
– Откуда я узнаю, что надо делать?
– Делай то же, что и я.
– Тогда нас обоих выставят.
Внутри маленькой церкви было тепло и уютно. Кэти схватила листок со словами гимнов и взвизгнула:
– Они тут поют!
– Это не для тебя.
Но я ошибся.
Прихожане пели гимны хором. Кэти – громче всех. Когда месса закончилась, к нам подошла монахиня и поздравила ее, сказав:
– Хотите как-нибудь еще спеть в воскресенье?
Я тут же вмешался:
– Она не наша.
Кэти и монахиня посмотрели на меня с глубоким презрением. Я отошел в сторону.
Прибыл отец Малачи. Не успел слезть с велосипеда, как закурил сигарету.
Я сказал:
– Ты опоздал.
Он улыбнулся.
– Куда опоздал?
Малачи был очень похож на Шона О'Коннери минус
загар
гольф.
Я не назвал бы его другом. У священников другие привязанности. Я знал его с детства. Он оглядел мои раны и сделал вывод:
– Все пьешь?
– Это тут ни при чем.
Он вынул сигареты. Хорошие. Бело-зеленая пачка. Крепкие, как пинок мула, и настолько же смертельные.
Я заметил:
– Ты все куришь.
– Я и БетДевис.
– Она умерла, между прочим.
– Я это и имею в виду.
Он проследил за двумя монахинями и заметил:
– Шик-блеск.
– Что?
– Аккуратистки. Тут им нет равных.
Я огляделся.
– Как сейчас церковь относится к самоубийству?
– Собрался покинуть нас?
– Я серьезно. Все еще не разрешают хоронить самоубийц около церкви?
– Ну ты здорово отстал от жизни, Джек.
– Это ответ?
– Нет, это печальный факт.
Факты
Мы с Кэти Б. перекусывали на природе. Под Испанской аркой. Ели китайскую еду и смотрели на воду. Она сказала:
– Я сделала отчет.
– Давай сначала поедим.
– Ладно.
Я кинул несколько кусков курицы лебедям. Похоже, им не очень понравилась китайская кухня.
Подошел пьянчуга и попросил:
– Дай пятерку.
– Я дам тебе фунт.
– Ладно, только евро не давай.
Он загляделся на еду, я предложил ему мою порцию. Он неохотно взял и поинтересовался:
– Иностранная?
– Китайская.
– Через час снова есть захочется.
– Но у тебя ведь есть мой фунт.
– И мое здоровье.
Он зашаркал прочь и начал приставать к каким-то немцам. Они его сфотографировали. Кэти сказала:
– Можно я тебе кое-что расскажу, прежде чем делать отчет?
– Валяй, я люблю слушать.
Она заговорила.
– Мой отец был посредственным бухгалтером. Он почти до пятидесяти лет проработал, и его ни разу не повысили. Мать непрерывно грызла его. Лучше всего помню, что у него было десять костюмов. Все совершенно одинаковые. Мать их ненавидела. Ирландцы про таких, как она, говорят: «ужас Господний». Он всегда был ко мне добрым и щедрым. Мне было девять, когда его выгнали с работы из-за пьянства. А мать выгнала его из дому. Он забрал свои десять костюмов и ушел жить на вокзал Ватерлоо. Он жил там, в тоннеле. Надевал чистый костюм и выбрасывал его, когда он становился грязным. В своем последнем костюме он шагнул под поезд, который выходил из Саутхэмптона в 9:05.
– Экспресс.
– Из-за матери я его ненавидела. Но когда я сообразила, что она такое, я начала его понимать. Я где-то прочла, что мать Хемингуэя послала ему ружье, из которого застрелился его отец. После смерти матери я разбирала ее вещи и нашла расписание вокзала Ватерлоо. Похоже, она рассчитывала на такой финал.
Она плакала, слезы катились по лицу и с легким плеском падали в вермишель, стекали, как дождь по стеклу. Я открыл одинокую бутылку вина и протянул ей.
Она отмахнулась.
– Я в порядке. Ты по-прежнему ничего не смыслишь в технике?
– Да.
– Тогда постараюсь объяснить попроще. Я ввела в компьютер кое-какие данные насчет самоубийств среди подростков и два раза попала в точку. Когда-нибудь слышал о Плантере?
– Который делает арахисовое масло?
– Нет, у него огромный магазин «Сделай сам» на задах площади Короля Эдуарда.
– Там, где сейчас новый «Даннес»?
– Да.
– Черт, площадь Короля Эдуарда! Слушай, это же самый центр города. Как это по-ирландски!
Она смерила меня взглядом.
– Из трех самоубийств среди подростков три девушки работали там хотя бы неполный рабочий день.
– И что?
– А то, что странно это. Хозяин, Бартоломео Плантер, – переселившийся шотландец. Денег навалом.
– Это неубедительно, Кэти.
– Еще не все.
– Давай дальше.
– Догадайся, кто охраняет магазин?
– Не знаю.
– Зеленая гвардия.
– И?
– Они пользуются услугами Ирландской земельной лиги.
– Вот как?!
– Именно. – Она взяла бутылку и отпила глоток. – Что теперь, красавчик?
– Думаю, мне стоит повидать мистера Плантера.
– Мистера Форда.
– Форда?
– Он там менеджером.
– Ладно, пойду к нему.
Она посмотрела на воду, потом сказала:
– Хочешь трахнуться?
– Что?
– Ты меня слышал.
– Господи, да тебе же… Сколько? Девятнадцать?
– Ты собираешься расплачиваться со мной за работу?
– Да… скоро.
– Тогда хотя бы переспи со мной.
Я встал.
– Что-нибудь еще?
– Конечно.
– Слушаю.
– Мистер Плантер любит играть в гольф.
– Вряд ли это можно назвать подозрительным поведением.
– Можно, если знать, с кем он играет.
– С кем же?
– Со старшим инспектором Кленси, вот с кем.
Я пошел прочь.
«Сделай сам»
Чуть было не сказал, что надел свой лучший костюм, но на самом деле он у меня всего один. Купил его в Оксфэме два года назад. Темно-синий, с узкими лацканами. Придает мне солидности. Помните видео с Филом Коллинзом (Phil Collins), где он сразу в трех экземплярах? Вот такой и у меня костюм. Оставалось только надеяться, что я не похож на Фила Коллинза.
У меня была белая рубашка, которую я, к несчастью, постирал вместе с синей футболкой. Приходилось довольствоваться тем, Что есть. Слегка распущенный галстук, чтобы добиться эффекта «Мистер, положил я на все это с прибором». Прочные коричневые ботинки. По обуви можно судить о человеке. Поплевал на них и тер, пока они не засверкали, как зеркало.
Взглянул на себя в зеркало. Спросил сам себя: «Ты купил бы у этого человека машину?» Нет.
Потом позвонил Саттону на мобильный. Пообщался с автоответчиком и оставил послание. Пошел в город, стараясь ощущать себя гражданином. Не очень получалось. Проходил мимо аббатства, зашел и поставил свечу святому Антонию, который находит потерянные вещи. Мне пришло в голову, что стоит попросить его найти меня самого, но это показалось мне слишком театральным. Люди шли на исповедь, и как бы мне хотелось так же легко получить очищение.
У аббатства монах-францисканец пожелал мне доброго утра. Он так и светился здоровьем. Моего возраста, но ни одной морщины на лице.
Я спросил:
– Вам нравится ваша работа?
– Это работа во славу Господа.
Так мне и надо, нечего спрашивать. Я пошел дальше, к площади Короля Эдуарда. Прошел через «Даннес», где увидел шесть рубашек. Мне такие не по карману. Двинулся дальше – в магазин Плантера. Огромный. Он занимал всю бывшую парковку. В приемной спросил мистера Форда.
Девица поинтересовалась:
– Вам назначено?
– Нет.
– Понятно.
Но ей ничего не было понятно. Она позвонила куда-то и сообщила, что мистер Форд меня примет.
Я поднялся на лифте на пятый этаж. Офис был довольно скромным. Форд говорил по телефону. Он жестом пригласил меня сесть. Он был маленький, лысый, в костюме от «Армани». Сдержанно энергичный с виду. Закончив разговор, повернулся ко мне.
– Спасибо, что приняли меня, – сказал я. – Я – Джек Тейлор.
Он слегка улыбнулся. Мелкие желтые зубы. Роскошный костюм и скверные зубы. В улыбке не было ни капли тепла. Он сказал:
– Вы так произнесли свое имя, будто оно должно для меня что-то значить. Но я о вас никогда не слышал.
Я тоже умею улыбаться. Продемонстрировал, чего можно добиться с помощью хорошей пасты, и сообщил:
– Я расследую смерть Сары Хендерсон.
– Вы полицейский?
– Нет.
– Тогда кто?
– Никто.
Приятно отплатить той же монетой. Он сообразил:
– Значит, я не обязан с вами разговаривать?
– Разве что из обычной порядочности.
Он обошел стол, поправил острую как бритва складку на брюках и сел на край стола. Ноги чуть-чуть не доставали до пола. Туфли свои он покупал в «Бэлли». (Я-то прекрасно знаю все, что не могу себе позволить.) Носки с ярким рисунком.
– Нет серьезной причины, почему бы мне не отправить вас отсюда к чертям собачьим, – заявил он.
Я сообразил, что парень обожает говорить, просто тает от звука своего голоса. Я сказал:
– Вас не удивляет, что три девушки, которые умерли, работали здесь?
Он хлопнул себя по коленке.
– Вы представляете себе, сколько сотен служащих проходит через эти двери? Было бы странно, если бы они все оказались бессмертными.
– Вы знали эту девушку?
Похоже, я не понимал, что значит «сардонический», пока не услышал его смех.
– Сильно в этом сомневаюсь, – ответил он.
– Вы не могли бы сказать точнее? Сделайте одолжение ее матери.
Он соскочил со стола, нажал на кнопку интеркома и сказал:
– Мисс Ли, принесите мне досье Сары Хендерсон, – и сел, весь из себя спокойный и расслабленный.
Я заметил:
– Впечатляет.
– Что, интерком?
– Нет, как вы уверенно, ни разу не запнувшись, выдали имя девушки.
– Именно поэтому я здесь и сижу в костюме ценой в три штуки, а на вас… как бы это сказать… воспоминания о позапрошлом годе.
Появилась секретарша с тоненькой папкой. Форд потянулся за очками: естественно, это было пенсне. Издал несколько звуков, что-то вроде
гммм…
хмм…
а…
Затем закрыл папку и заявил:
– Девица была прогульщицей.
– Кем?
– Не любила работать. Нам пришлось с ней расстаться.
– И все?
– Все. Увы, она, как бы это сказать, – брак. Никакого будущего.
Я встал.
– Вот тут вы правы. У нее точно нет никакого будущего.
???
…Самоуверенно считал, что границы отчаяния полностью исследованы.
Саттон теперь жил в «Скеффе». Как и все другие здания в Голуэйе, оно было недавно перестроено. Любое освободившееся место в городе тут же занимали под «роскошные апартаменты».
Саттона я нашел в баре наедине с кружкой «Гиннеса». Меня это воодушевило.
– Привет, – поздоровался я.
Он не ответил, мельком взглянул на мои слегка подживающие раны и кивнул. Я сел на стул рядом и жестом попросил бармена принести мне пива.
– Помнишь Кору?
Отрицательное мотание головой и:
– Забыл, что я не местный?
Прибыло пиво, я собрался расплатиться, но Саттон остановил меня, сказав бармену:
– Запиши на мой счет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Я приехал слишком рано?
Она неохотно отложила книгу.
– Еще полчаса. Можете пока погулять.
Что я и сделал.
Монастырь Бедной Клары стоит в самом центре города. Здесь каждое воскресенье в половине шестого утра бывает месса. Такое впечатление, что переносишься лет на пятьдесят назад.
Или вообще в средневековье.
Сам обряд, запах ладана, латинские интонации погружали в благодать, описать которую невозможно.
Я не знал, почему прихожу сюда. Спросите меня, во что я верю, и я потянусь к газете, где есть расписание скачек. Как-то я, не подумав, рассказал об этом Кэти Б. С тех пор она меня все время дразнит.
– В чем дело? Можно подумать, ты язычница.
– Я буддистка.
– Ну видишь, о чем я? С чего бы тебе сюда приходить?
– Это как в телесериале «Возвращение в Брайдсхед».
– Что?
– В Англии католицизм исповедуют немногие избранные. Ивлин Во, Грэм Грин и так далее.
Она меня утомила. Сейчас я смотрел, как она приближается к монастырю. Я ее предупредил:
– Оденься соответствующе. Не на гулянку собралась.
На ней было длинное платье. Вполне годится для бала в «Банке Ирландии», но для мессы? Затем я заметил ботинки, те самые, и сказал:
– Ботинки!
– Я их почистила.
– Но они синие.
– Монахиням нравится синий цвет.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела «Агнцы Божьи».
Тут она заметила мой нос, пальцы в гипсе и подняла брови. Я все рассказал. Она восхитилась:
– Вот здорово.
– У тебя что, крыша поехала?
– Как ты думаешь, они за мной придут?
– Нет никаких «они»… просто совпадение.
– Ну да… как же.
Зазвонил колокол. Кэти спросила:
– Откуда я узнаю, что надо делать?
– Делай то же, что и я.
– Тогда нас обоих выставят.
Внутри маленькой церкви было тепло и уютно. Кэти схватила листок со словами гимнов и взвизгнула:
– Они тут поют!
– Это не для тебя.
Но я ошибся.
Прихожане пели гимны хором. Кэти – громче всех. Когда месса закончилась, к нам подошла монахиня и поздравила ее, сказав:
– Хотите как-нибудь еще спеть в воскресенье?
Я тут же вмешался:
– Она не наша.
Кэти и монахиня посмотрели на меня с глубоким презрением. Я отошел в сторону.
Прибыл отец Малачи. Не успел слезть с велосипеда, как закурил сигарету.
Я сказал:
– Ты опоздал.
Он улыбнулся.
– Куда опоздал?
Малачи был очень похож на Шона О'Коннери минус
загар
гольф.
Я не назвал бы его другом. У священников другие привязанности. Я знал его с детства. Он оглядел мои раны и сделал вывод:
– Все пьешь?
– Это тут ни при чем.
Он вынул сигареты. Хорошие. Бело-зеленая пачка. Крепкие, как пинок мула, и настолько же смертельные.
Я заметил:
– Ты все куришь.
– Я и БетДевис.
– Она умерла, между прочим.
– Я это и имею в виду.
Он проследил за двумя монахинями и заметил:
– Шик-блеск.
– Что?
– Аккуратистки. Тут им нет равных.
Я огляделся.
– Как сейчас церковь относится к самоубийству?
– Собрался покинуть нас?
– Я серьезно. Все еще не разрешают хоронить самоубийц около церкви?
– Ну ты здорово отстал от жизни, Джек.
– Это ответ?
– Нет, это печальный факт.
Факты
Мы с Кэти Б. перекусывали на природе. Под Испанской аркой. Ели китайскую еду и смотрели на воду. Она сказала:
– Я сделала отчет.
– Давай сначала поедим.
– Ладно.
Я кинул несколько кусков курицы лебедям. Похоже, им не очень понравилась китайская кухня.
Подошел пьянчуга и попросил:
– Дай пятерку.
– Я дам тебе фунт.
– Ладно, только евро не давай.
Он загляделся на еду, я предложил ему мою порцию. Он неохотно взял и поинтересовался:
– Иностранная?
– Китайская.
– Через час снова есть захочется.
– Но у тебя ведь есть мой фунт.
– И мое здоровье.
Он зашаркал прочь и начал приставать к каким-то немцам. Они его сфотографировали. Кэти сказала:
– Можно я тебе кое-что расскажу, прежде чем делать отчет?
– Валяй, я люблю слушать.
Она заговорила.
– Мой отец был посредственным бухгалтером. Он почти до пятидесяти лет проработал, и его ни разу не повысили. Мать непрерывно грызла его. Лучше всего помню, что у него было десять костюмов. Все совершенно одинаковые. Мать их ненавидела. Ирландцы про таких, как она, говорят: «ужас Господний». Он всегда был ко мне добрым и щедрым. Мне было девять, когда его выгнали с работы из-за пьянства. А мать выгнала его из дому. Он забрал свои десять костюмов и ушел жить на вокзал Ватерлоо. Он жил там, в тоннеле. Надевал чистый костюм и выбрасывал его, когда он становился грязным. В своем последнем костюме он шагнул под поезд, который выходил из Саутхэмптона в 9:05.
– Экспресс.
– Из-за матери я его ненавидела. Но когда я сообразила, что она такое, я начала его понимать. Я где-то прочла, что мать Хемингуэя послала ему ружье, из которого застрелился его отец. После смерти матери я разбирала ее вещи и нашла расписание вокзала Ватерлоо. Похоже, она рассчитывала на такой финал.
Она плакала, слезы катились по лицу и с легким плеском падали в вермишель, стекали, как дождь по стеклу. Я открыл одинокую бутылку вина и протянул ей.
Она отмахнулась.
– Я в порядке. Ты по-прежнему ничего не смыслишь в технике?
– Да.
– Тогда постараюсь объяснить попроще. Я ввела в компьютер кое-какие данные насчет самоубийств среди подростков и два раза попала в точку. Когда-нибудь слышал о Плантере?
– Который делает арахисовое масло?
– Нет, у него огромный магазин «Сделай сам» на задах площади Короля Эдуарда.
– Там, где сейчас новый «Даннес»?
– Да.
– Черт, площадь Короля Эдуарда! Слушай, это же самый центр города. Как это по-ирландски!
Она смерила меня взглядом.
– Из трех самоубийств среди подростков три девушки работали там хотя бы неполный рабочий день.
– И что?
– А то, что странно это. Хозяин, Бартоломео Плантер, – переселившийся шотландец. Денег навалом.
– Это неубедительно, Кэти.
– Еще не все.
– Давай дальше.
– Догадайся, кто охраняет магазин?
– Не знаю.
– Зеленая гвардия.
– И?
– Они пользуются услугами Ирландской земельной лиги.
– Вот как?!
– Именно. – Она взяла бутылку и отпила глоток. – Что теперь, красавчик?
– Думаю, мне стоит повидать мистера Плантера.
– Мистера Форда.
– Форда?
– Он там менеджером.
– Ладно, пойду к нему.
Она посмотрела на воду, потом сказала:
– Хочешь трахнуться?
– Что?
– Ты меня слышал.
– Господи, да тебе же… Сколько? Девятнадцать?
– Ты собираешься расплачиваться со мной за работу?
– Да… скоро.
– Тогда хотя бы переспи со мной.
Я встал.
– Что-нибудь еще?
– Конечно.
– Слушаю.
– Мистер Плантер любит играть в гольф.
– Вряд ли это можно назвать подозрительным поведением.
– Можно, если знать, с кем он играет.
– С кем же?
– Со старшим инспектором Кленси, вот с кем.
Я пошел прочь.
«Сделай сам»
Чуть было не сказал, что надел свой лучший костюм, но на самом деле он у меня всего один. Купил его в Оксфэме два года назад. Темно-синий, с узкими лацканами. Придает мне солидности. Помните видео с Филом Коллинзом (Phil Collins), где он сразу в трех экземплярах? Вот такой и у меня костюм. Оставалось только надеяться, что я не похож на Фила Коллинза.
У меня была белая рубашка, которую я, к несчастью, постирал вместе с синей футболкой. Приходилось довольствоваться тем, Что есть. Слегка распущенный галстук, чтобы добиться эффекта «Мистер, положил я на все это с прибором». Прочные коричневые ботинки. По обуви можно судить о человеке. Поплевал на них и тер, пока они не засверкали, как зеркало.
Взглянул на себя в зеркало. Спросил сам себя: «Ты купил бы у этого человека машину?» Нет.
Потом позвонил Саттону на мобильный. Пообщался с автоответчиком и оставил послание. Пошел в город, стараясь ощущать себя гражданином. Не очень получалось. Проходил мимо аббатства, зашел и поставил свечу святому Антонию, который находит потерянные вещи. Мне пришло в голову, что стоит попросить его найти меня самого, но это показалось мне слишком театральным. Люди шли на исповедь, и как бы мне хотелось так же легко получить очищение.
У аббатства монах-францисканец пожелал мне доброго утра. Он так и светился здоровьем. Моего возраста, но ни одной морщины на лице.
Я спросил:
– Вам нравится ваша работа?
– Это работа во славу Господа.
Так мне и надо, нечего спрашивать. Я пошел дальше, к площади Короля Эдуарда. Прошел через «Даннес», где увидел шесть рубашек. Мне такие не по карману. Двинулся дальше – в магазин Плантера. Огромный. Он занимал всю бывшую парковку. В приемной спросил мистера Форда.
Девица поинтересовалась:
– Вам назначено?
– Нет.
– Понятно.
Но ей ничего не было понятно. Она позвонила куда-то и сообщила, что мистер Форд меня примет.
Я поднялся на лифте на пятый этаж. Офис был довольно скромным. Форд говорил по телефону. Он жестом пригласил меня сесть. Он был маленький, лысый, в костюме от «Армани». Сдержанно энергичный с виду. Закончив разговор, повернулся ко мне.
– Спасибо, что приняли меня, – сказал я. – Я – Джек Тейлор.
Он слегка улыбнулся. Мелкие желтые зубы. Роскошный костюм и скверные зубы. В улыбке не было ни капли тепла. Он сказал:
– Вы так произнесли свое имя, будто оно должно для меня что-то значить. Но я о вас никогда не слышал.
Я тоже умею улыбаться. Продемонстрировал, чего можно добиться с помощью хорошей пасты, и сообщил:
– Я расследую смерть Сары Хендерсон.
– Вы полицейский?
– Нет.
– Тогда кто?
– Никто.
Приятно отплатить той же монетой. Он сообразил:
– Значит, я не обязан с вами разговаривать?
– Разве что из обычной порядочности.
Он обошел стол, поправил острую как бритва складку на брюках и сел на край стола. Ноги чуть-чуть не доставали до пола. Туфли свои он покупал в «Бэлли». (Я-то прекрасно знаю все, что не могу себе позволить.) Носки с ярким рисунком.
– Нет серьезной причины, почему бы мне не отправить вас отсюда к чертям собачьим, – заявил он.
Я сообразил, что парень обожает говорить, просто тает от звука своего голоса. Я сказал:
– Вас не удивляет, что три девушки, которые умерли, работали здесь?
Он хлопнул себя по коленке.
– Вы представляете себе, сколько сотен служащих проходит через эти двери? Было бы странно, если бы они все оказались бессмертными.
– Вы знали эту девушку?
Похоже, я не понимал, что значит «сардонический», пока не услышал его смех.
– Сильно в этом сомневаюсь, – ответил он.
– Вы не могли бы сказать точнее? Сделайте одолжение ее матери.
Он соскочил со стола, нажал на кнопку интеркома и сказал:
– Мисс Ли, принесите мне досье Сары Хендерсон, – и сел, весь из себя спокойный и расслабленный.
Я заметил:
– Впечатляет.
– Что, интерком?
– Нет, как вы уверенно, ни разу не запнувшись, выдали имя девушки.
– Именно поэтому я здесь и сижу в костюме ценой в три штуки, а на вас… как бы это сказать… воспоминания о позапрошлом годе.
Появилась секретарша с тоненькой папкой. Форд потянулся за очками: естественно, это было пенсне. Издал несколько звуков, что-то вроде
гммм…
хмм…
а…
Затем закрыл папку и заявил:
– Девица была прогульщицей.
– Кем?
– Не любила работать. Нам пришлось с ней расстаться.
– И все?
– Все. Увы, она, как бы это сказать, – брак. Никакого будущего.
Я встал.
– Вот тут вы правы. У нее точно нет никакого будущего.
???
…Самоуверенно считал, что границы отчаяния полностью исследованы.
Саттон теперь жил в «Скеффе». Как и все другие здания в Голуэйе, оно было недавно перестроено. Любое освободившееся место в городе тут же занимали под «роскошные апартаменты».
Саттона я нашел в баре наедине с кружкой «Гиннеса». Меня это воодушевило.
– Привет, – поздоровался я.
Он не ответил, мельком взглянул на мои слегка подживающие раны и кивнул. Я сел на стул рядом и жестом попросил бармена принести мне пива.
– Помнишь Кору?
Отрицательное мотание головой и:
– Забыл, что я не местный?
Прибыло пиво, я собрался расплатиться, но Саттон остановил меня, сказав бармену:
– Запиши на мой счет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21