И, чуется мне, что Са-
ратов станет меккой подобной литературы, придет время.
Чтобы сделать Татьяне приятное, накупил конфет, морожено-
го, шампанского. Поскольку сам не пью, пригласил для кампа-
нии Свету Бондаренко. Налили шампанское, закурили, потек
приятный разговор. И в номер стучат: Б.Н. с Лазарчуком --
Столярова нет, не предложу ли чаю? Еще бы! Света сидит ря-
дом с живым богом -- закурить боится, она ж люден! До ужина
еще час, говорим ни о чем. Заходит Сидор весь в заботах --
как результаты голосования, надо ж дипломы подготовить? Я
чего -- для меня это секрет, как для всех. Вынужден оста-
вить такой великолепный коллектив, иду разбираться. Я сде-
лал до кона всю черновую работу -- черный ящик, списки, бюл-
летени. Договорился с Вадимом -- он набрал счетную комиссию.
Договорился с Мишей Успенским -- он был общественным наблю-
дателем. А сам -- ни одним жестом, на общих основаниях, ко
мне никаких претензий. Короче, мне конечно, ничего не сказа-
ли, Вадим сам пошел к компьютеру. Ну и пусть, подожду, воз-
вращаюсь в номер -- разлить женщинам шампанское. Б.Н. и
Андрей Лазарчук (сосредоточенный, молчаливый -- что понятно
перед вручением премий) пьют только чай. (После жена пожало-
валась: вот пила чай с таким человеком и похвастать некому
-- на ее работе никто не знает, кто такие Стругацкие. Пред-
ставить себе -- живут же люди и ничего!)
На ужине за столиком Успенский напротив оказался. Миша,
кто: "Гравилет" или "Иное небо"? Не помню, -- говорит. Миша,
ведь я же... Не помню, сидел, смотрел, чтоб бюллетени не
крали и не подбрасывали, а кто победил -- прослушал...
Так и надо, молодец Михаил Глебович.
Рассиживаться некогда -- скоро начнется. Заботы. Подхо-
дит Женя Лукин: хочешь чтоб я пел? Тогда сто грамм перед
концертом. Подходит Сидорович: вручать "Интерпресскон" бу-
дешь ты! Как я -- договорились же, что Казаков! (Не люблю я
этих дел -- на сцене сидеть, все на тебя смотрят, и не
знаешь куда руки деть.) Сидорович непреклонен: ты будешь,
телевизионщики заснимут. Как еще и телевидение? Ни за что.
"Это приказ, -- обрубает Александр Викторович. И успокаи-
вает: -- Это не "Пятое колесо" я нанял для себя лично".
Мандражирую, к главному залу собираются гости. Идет Сла-
ва Рыбаков с гитарой. Вижу: то что он будет петь весьма
проблематично. Он переволновался и принял на грудь успокаи-
вающего. Да-а... Тут опять Сидорович в сторонку отводит.
"Премию за среднюю форму получил Ярославцев. Кому вручать
статуэтку и диплом? Тебе решать..." А чего решать, сейчас
подойду к Б.Н. и спрошу. Ненароком взгляд падает на Рыбако-
ва и я интересуюсь у Сашки невзначай: "Гравилет" победил?"
Да -- одними глазами произнес Сидор. ДА! ДА!!! Нет, "Иное
небо" тоже, конечно, прекрасный роман, и достоин не меньше.
Я лечу к Рыбакову. Нет, не сообщить ему, лишь намекнуть,
поддержать. Но он, похоже, намека не понял. Вопрос с Ярос-
лавцевым был решен однозначно -- приз вручать Б.Н.
Сидим на сцене. Все готово -- ждем, пока соберутся. Я ти-
хонечко у Вадима листочек с результатами выдираю и под стол
прячу -- чтоб не видел никто. Я-то уж все равно никому ска-
зать не успею. Б.Н. сидит рядом, улыбается хитро, но сам не
заглядывает -- терпит. Хотя видно -- ему тоже интересно.
Роман Перумова -- четыре голоса! Какой прекрасный сегод-
ня день!
Б.Н. начинает свое интеллектуальное шоу. Я уже видел по-
добное и жду: кто? А он все говорит и говорит -- прекрасный
Б.Н. оратор, знает психологию. Зато кроме него ни одна жи-
вая душа не знает, кому достанутся "Улитки". Начинает с кри-
тики -- Кац. Довольный великий критик, напыжившись, подни-
мается к нам. Флейшман кричит из зала: "Доктора Каца на сце-
ну!" Я уже знаю, что Роме придется идти еще раз -- дубль,
как в прошлом году. Как говорит моя мама: "Везет же дуракам
и пьяницам!" Это я не про Рому, то есть Романа Эмильевича, а
так, к слову пришлось...
По малой форме за премией поднимается бородатый Лазарчук.
Наконец-то и он "обуличен". Заслужил.
По средней форме лучшее, по мнению Б.Н. произведение --
С.Ярославцева. Далее ряд прекрасных повестей, примерно одно-
го уровня, но уступают. А Ярославцеву дать "Улитку" Б.Н. не
может -- всем понятно почему. Посему премия не присуждена и
бронзовый приз возвращается Сидоровичу с незаполненным дип-
ломом.
И, наконец, крупная форма. Вот уж Б.Н. нервы помотал --
это он умеет. Итак... Ну сколько ж можно ждать, ну говорите
же! Итак... премию по крупной форме за тысяча девятьсот де-
вяносто третий год получает... Зал замирает. Получает роман
Вячеслава Рыбакова "Гравилет Цесаревич".
Слава выходит на сцену и в ответ на поздравления Б.Н.
разводит руками. Рыбаков, по-моему, доволен. Еще бы! И я
знаю, что ему придется испытать такое же удовольствие еще
раз. Какой сегодня прекрасный день!
"Стопроцентное совпадение результатов" -- тихо говорю я
Борису Натановичу, пока Вадик Казаков идет к микрофону
объявлять результаты голосования. "Это ж еще не известно,"
-- отвечает Б.Н. "Уже известно -- стопроцентное совпадение!"
Такого не бывало еще, и, быть может, больше не будет -- хо-
тя чем "Интерпресскон" не шутит!
Довольные лауреаты поднимаются на сцену по второму разу.
Самое главное -- когда Вадик объявил, что премию получил
С.Ярославцев зал встал. Я смотрел со сцены, как встали люде-
ны и Горнов, как поднимаются остальные я почувствовал, как
что-то большое распирает мне грудь, как чуть слезы на глаза
не наворачиваются. Я вручил премию Б.Н. и он сказал в микро-
фон какие-то красивые слова -- он был взволнован, возможно,
больше всех.
Да -- отрыв повести Ярославцева от конкурентов более чем
убедительный. Но за громом литавров я сразу обратил внима-
ние на скромную, но очень важную победу повести Лени Кудряв-
цева "Черная стена". А ведь в прошлом году другая его по-
весть (опубликованная к слову сказать в популярной "МЕГЕ")
получила ноль голосов. А эта повесть издана в не очень уж
распространенном алма-атинском журнале "Миры". Это победа
Лени. Маленькая -- но лиха беда начало! Когда-нибудь и он
выйдет на сцену за премией -- не сомневаюсь в этом.
Вопросы к Б.Н. Встал Горнов и спросил: нет ли злого умыс-
ла в полном совпадении лауреатов? Совесть моя чиста и спо-
койна -- нет вообще никакого умысла, чистая случайность. Но
какая кайфовая, однако, случайность! Б.Н. правда, посмотрел
на меня, и заявил, что не удивлен, что так и должно быть --
хорошее всегда хорошо!
По плану я намечал концерт сразу после вручения. Недур-
ная была идея в прошлом году -- концерт писателей-фантастов.
Но реализовали ее не то чтобы очень плохо, а так... В этом
году хотелось бы лучше: праздник, так праздник! Вообще-то
ответственный за концерт Серега Бережной -- он это дело
знает, любит, понимает. Но народ сразу после объявления лау-
реатов повалил из зала. Я соскочил со сцены, пытался удер-
жать -- бесполезно, такое событие надо перекурить (и бар ря-
дышком от зала).
Курю, обсуждаю, поздравляю лауреатов -- внутри все бур-
лит. Агитирую гостей смотреть концерт. Подходит Лукин -- без
очереди в бар (служебная необходимость! -- кричу) и нарко-
мовские сто грамм. Женя готов к бою -- к Бережному его. А
сам на улице встаю, как танк -- "Все в зал!". Навстречу Б.Н.
с жюри "Странника" в полном составе. Я говорю: как же так? В
ответ: ну когда еще собираться жюри, работы часов на пять, а
завтра вручать! Все правильно, но обидно. "Борис Натанович,
но ведь и ДЛЯ ВАС тоже петь будут! Имя Стругацкого много
значит, для тех кто будет выступать! Хоть немного посидите!"
Б.Н. вздыхает и покорно возвращается.
Зато Андрей Столяров пытается увести остальных членов жю-
ри. Но Лукин и Рыбаков участвуют в концерте. Каюсь, каюсь,
каюсь: я не сдержался, вспылил и сказал то, что не должен
был говорить ни при каких обстоятельствах: "Ради
"Странника", Андрей Михайлович, вы готовы пожертвовать всем
"Интерпрессконом"!". Сказал и пошел гневно прочь (лишь осуж-
дающий взгляд Черткова, секретаря "Странника", стоит пред
мысленным взором). Дошел до конца длинного коридора, остыл,
взял себя в руки. Надо немедленно исправлять положение --
ведь я не прав и прекрасно понимаю это. Нельзя позволять
эмоциям рушить столь трудно построенное. И я чуть ли не бе-
гом отправляюсь на поиски Андрея Михайловича: догнать, изви-
ниться, упросить простить. Выбегаю из здания на улицу. По
лестнице ко мне навстречу поднимается известный миротворец
Синицин: "Андрюша, ты не пра..." Я не дослушиваю, вижу смот-
рящего на меня напряженно Андрея. Спешно протягиваю к нему
руку: "Андрей Михайлович, прошу прощения, я не прав!" Он
вздыхает облегченно. Я тоже. Самое поганое дело когда из-за
несущественных пустяков портятся отношения. Говорю: "Вы хоть
на начале концерта посидите, пожалуйста!" "Будет еще хуже,
если мы уйдем посредине концерта," -- отвечает Андрей. Да,
согласен. И понимаю необходимость проведения жюри "Странни-
ка" -- а действительно, когда еще?!
Но концерт уже начинается, спешно возвращаюсь в зал.
На сцене Бережной -- умеет вести. И первый поднимается
Лукин. Песни Лукина широко известны, но послушать их прият-
но всегда. Женя был в ударе -- у него получалось все. И за-
кончил он выступление ударным хитом (без аккомпанемента на
гитаре) "Казачья раздумчивая". Зал тихо стонал от восторга.
Следующим Васильев. Условия концерта жестоки -- только
собственные песни. И прошлогодний концерт вдруг неожиданно
открыл мне Воху с новой стороны -- не разухабисто-веселой, а
тонкой, лирическо-мечтательной. Это выступление подтвердило
прошлогоднее впечатление. Единственное замечание -- он сел
далеко от микрофона и я с трудом разбирал слова. Песни Вохи
рассчитаны на тонкое понимание, проникновение в душу, а не
на срыв бурных аплодисментов. И зал воспринял их адекватно
(ну и словечко ж, однако!). Концерт взлетел на высокую лири-
ческую ноту после выступления Лукина и Васильева.
И тут настал черед Алексея Свиридова. Наверное его песни
хороши, не знаю. Но чисто фэновские залипухи на мотивы "Дю-
ны" и "Аквариума" после Лукина и Васильева не греют душу. К
выходам потянулись гости, ради оправдания доставая на ходу
сигареты -- мы, мол, не уходим насовсем, организм, мол, тре-
бует. Под эту струю тихо ушел и Б.Н.: напрасно, ибо следую-
щим -- Юлий Буркин. Я тоже воспользовался моментом и встал в
коридоре, жадно затягиваясь. Все-таки всему надо знать вре-
мя и место -- у Свиридова, говорят, есть неплохие песни, без
заимствований чужих мелодий, и шаржевых толкинских текстов.
Бережной тонко прочувствовал такое дело и уселся перед
микрофоном сам, спасая положение, стараясь вытянуть концерт
на достигнутую было, но утерянную тональность. Что ж, у Се-
реги получилось. Он мастерски владеет инструментом и голо-
сом, который впрочем тоже инструмент, и прекрасно находит
темы для своих песен. Зрители постепенно вернулись на места.
Буркин был на высоте. Но мое внимание занимал Рыбаков.
Сразу после вручения я думал, что Слава выступать вновь не
будет. В прошлом году он вышел, на половине песни забыл сло-
ва, сказал, что простудился и ушел. Сейчас он тоже честно
предупредил: переволновался, может забыть слова. И Бережной
смирился с мыслью что Слава петь не будет, даже объявил, что
"завершает концерт Юлий Буркин". Бережной смирился, но не я.
За время концерта к Рыбакову подходили члены жюри "Странни-
ка", звали -- но Слава не пошел. И когда он вдруг взял гита-
ру и вышел в коридор, я (а как хотелось Юлия послушать) вы-
бежал за ним. Слава не ушел -- он настраивал гитару, "Может,
для лучшего выступления, тебе, как Лукину сто грамм?
1 2 3 4 5