Надо же, чтобы этого типа убили именно в это время! Квартальный комиссар был молод и неопытен. Узнав имя жертвы, он ударился в панику и сразу же позвонил на набережную Орфевр, Выехать на место происшествия пришлось Шенье.
Право же, лето чересчур жаркое... и это последний год его службы. На следующий год в это время он будет наслаждаться деревенским воздухом в своем домике на берегу Ионны, в местечке, которое он некогда выбрал, чтобы вкушать заслуженный отдых.
Шенье мимоходом бросил взгляд в окошко привратника. В комнатке сидела красивая черноволосая девушка с покрасневшими глазами. Жена привратника подавала ей чашку кофе. Полицейский, дежуривший у дверей, поприветствовал комиссара.
Тот что-то пробормотал и начал с трудом подниматься по лестнице. За ним легко шагал главный инспектор Симони в сопровождении сотрудников уголовной полиции. На Симони, невысокого худого корсиканца, жара не действовала. Об этом черноволосом нервозном инспекторе говорили, что он сухарь. Будучи таким же немногословным, как Шенье, Симони с ним прекрасно сработался.
Не было нужды указывать дорогу: квартальный комиссар ждал их на лестничной площадке четвертого этажа.Через открытую дверь можно было видеть тело, оно лежало так, что создавалось впечатление, будто ступни больше головы.
— Не знаю, зачем меня беспокоили! — ворчал врач.— Этот человек так же мертв, как я жив. Тут нужен судебный врач.
Шенье не ответил. Он поморщился. Бригадир был прав. На тело страшно было смотреть. Зрелище не для молоденькой девушки. Под ударами голова буквально раскололась, стены и ковер были забрызганы кровью и мозговым веществом.
Симони и Шенье обменялись взглядами.
— Еще один бешеный! — вздохнул комиссар.
— Отпечатки? — шепнул Симони. Шенье пожал плечами.
— Отпечатков нам хватит,— сказал он.— Целую сотню обнаружим. Некоторые найдутся в картотеке. Остальные...
— Если хоть несколько найдется, это уже нечто!
— Это ничего не докажет,—возразил Шенье.—Контора ведь. Этот тип принимал по сорок человек в день. Каждый оставил какие-то следы. Ну и что?
— Среди бывших бандитов...
— И это нам ничего не даст. В боксерской среде, как и везде, есть бывшие бандиты. Сильвер принимал их, как и других. О чем это говорит? Ни о чем. Не там надо искать, сынок.
В комнате пахло сигарным дымом. К этому запаху примешивался сладковатый запах крови.
— Чем? — спросил Шенье.
Квартальный комиссар указал ему на тяжелый медный подсвечник. Его подняли и поставили на комод. Убийца, видимо, наносил удары с редким ожесточением — подсвечник был весь в бурых пятнах, к которым прилипли седые
волосы,
Сотрудники уголовной полиции суетились, фотографировали труп со всех сторон. Затем один из них мелом обвел на полу контуры тела Сильвера. Другой посыпал подсвечник и кресла белым порошком, чтобы проявить отпечатки пальцев, которые, возможно, были здесь оставлены, Наконец, сняли отпечатки пальцев покойного.
— Моей жене захотелось поехать в Ножан,—говорил фотограф, рассеянно наводя аппарат.
— Было весело?
— Как бы не так! Там можно повеселиться, только если ты холост... Подожди, сделаю последний снимок.
Он отступил. Вспышка осветила кабинет. Глядя на Сильвера, трудно было поверить, что когда-то это был живой человек.
— Заметь,— продолжал фотограф,— что мы поехали туда просто подышать свежим воздухом. А потом мне захотелось поесть. И тут я понял...
— Что, невкусно?
— Не в этом дело. Но счет испортил мне пищеварение. Ты идешь?
Он уложил аппаратуру и теперь думал лишь о том, как бы скорее уйти, вновь оказаться на улице, на свободе. Для него это тело было безымянным, таким же, как все другие, которые он фотографировал в течение многих лет. Он бездумно делал свое дело, а остальное его не интересовало.
— Как насчет холодного пивка?
Шенье облизнул сухие губы. Ребята из уголовной уже уходили, и комиссар с завистью смотрел им вслед. Его работа только начиналась.
— Так,—произнес он.— Приведите сюда привратника. Он обошел комнату, небрежно перелистал несколько бумаг, заглянул в ящики письменного стола и... застыл от удивления, увидев никелированный револьвер 38-го калибра. Он долго смотрел на него, потом взял в руки и вынул обойму. Все патроны были на месте.
Комиссар положил револьвер на место. Потом склонился над трупом. Сильверу нанесли удар сзади.
— Интересно,— проговорил Шенье.— Они ударили его в затылок, а он упал вперед.
— Они?—переспросил Снмони.— Их было несколько? Шенье наклонил голову.
— Мне ничего неизвестно. Так просто —размышляю. Но, когда человеку наносят смертельный удар сзади, он падает назад. Спереди — вперед. Что от подсвечника, что от пули. Значит, первый удар был не смертельным. Он, наверное, упал, и убийца его прикончил.
— А потом?
Шенье достал из кармана сигарету.
— А потом?—Он Щелкнул зажигалкой.— Увидишь, что присяжные скажут о такой жестокости. Во всяком Случае на смягчающие обстоятельства убийце рассчитывать нечего.
В дверях послышался шум, и в комнату вошел полицейский.
— Привратник здесь, господин комиссар. — Пусть войдет,—сказал Шенье.
Вошел привратник. Он был бледен, дрожал, отчаянно старался не смотреть на труп.
— Как ваше имя?
— Леопольд, господин комиссар.
— Леопольд, а дальше?
— Леопольд Леопольд. Шенье нахмурил брови.
— У вас что, двойное имя?
— Ну, не совсем, господин комиссар, Леопольд — это мое имя и Леопольд — фамилия.
—Любопытно! Привратник кивнул.
— Надо сказать, что... я подкидыш или найденыш, как хотите. Имя мне дали по святому, чей был праздник.
«Приемным родителям бедняги явно не хватало фантазии»,— подумал Симони.
— Ладно,— сказал Шенье.— Что вам известно?
— Ровным счетом ничего! — последовал быстрый ответ.
— Маловато,— сказал Симони.— Вы не слышали шума?
— Никакого.
Привратник все заметней менялся в лице. По лбу его струился пот, а руки с трудом удерживали каскетку.
— Вы дрожите,— отметил Шенье, хмурясь.— Отчего? Леопольд указал на труп.
— Не могу видеть мертвецов,— ответил он.—Мне плохо становится. Может, спустимся ко мне.
Шенье пожал плечами. В этой истории все его нервировало. Предгрозовая духота летнего вечера, изнуряющая перспектива бессонной ночи, не говоря уже о сложности самого дела.
— Перейдем в соседнюю комнату. Пошли, Симони. Инспектор подтолкнул привратника к комнатке, где помещалась машинистка.
— Это вы обнаружили тело?
— Нет. Мадам Сильвер. Она разыскивала своего мужа. Вообще-то он должен был сегодня вечером пойти иа матч, и она беспокоилась, почему он не пришел.
— Хорошо. Мы сейчас расспросим мадам Сильвер. Симони, скажи кому-нибудь из полицейских, чтобы привел ее.
Может быть, это было не очень гуманно, но Шенье всегда рассчитывал на психологический шок.
Он резко повернулся к Леопольду,
— Этого человека убили около двух часов назад. Вы не заметили ничего подозрительного в здании? В нем помещаются лишь конторы, Я понимаю, что в течение дня здесь довольно оживленно, люди приходят и уходят. Но вечером должно быть тихо, а?
— Конечно.
— Значит, человек, который сделал это, не мог вылезти через крышу. Кто вышел из здания поздно вечером?
Привратник почесал затылок, — Месье Марко, но... — Кто это?
— Он работает в текстильной промышленности. Он ушел в половине девятого.
— Ах, так?
— Да, только в это время месье Сильвера здесь еще не было.
Шенье удрученно кивнул. Как и всякий раз, когда он начинал следствие, ему казалось, что он никогда не сможет раскрыть преступления.
— А к Сильверу никто не приходил?
— Никто. Вернее, я никого не видел. Понимаете... я на минутку отлучился...
— Куда?
— В табачную лавочку на углу. Но я видел, как кто-то вышел.
Когда?
Около половины десятого. Я собирался ложиться спать,
— Вы знаете этого человека? Леопольд кивнул.
- То есть я знаю его в лицо. Он часто бывает в здешних бистро,
— Чем он занимается?
— Не знаю. Похоже, ничем.
Симони взглянул на Шенье. В кабинете не нашли ни одного су, в то время как бумажник Сильвера был набит деньгами. Являлось ли ограбление мотивом преступления, было неясно,
— Вы знаете, как его зовут?
— Туан. Туан Олив.
Симони вновь взглянул на патрона. Это имя им кое-что говорило. Он открыл было рот, но в этот момент вошла мадам Сильвер.Внезапно Шенье почувствовал страшную усталость. Он отдал бы королевство за то, чтобы оказаться теперь в своей постели. Комиссаром овладело бешенство. Он должен до рассвета схватить того, кто сделал это. кто повинен во всех его неприятностях! До рассвета...
С того момента, как Туан зловещим тоном сообщила «Сильвер не согласен», мужчины, собравшиеся в «Золотой звезде», почти не разговаривали.Ришар, разумеется, молчал, как всегда, Туан выглядел подавленным; Вандербрук грыз ногти.
Наконец, марселец прочистил горло и, покачав головой, перевел взгляд с Туана на Вандербрука.
— Вы оба,— сказал Гюсту,— напоминаете мне кое-кого, кого я очень любил. Я так любил его, бедняжку, что даже боялся за него, когда он переходил улицу, Но теперь я спокоен, он в безопасности.
— В провинции? — спросил Вандербрук.
— Нет,— сухо ответил марселец.— На кладбище Тиэ. Он поднял жирную руку, всю в кольцах, руку бездельника.
— Несчастный случай...— сказал он.— Чистил револьвер, а вы знаете, как быгает с револьверами... Иногда они стреляют сами.
Вандербрук проглотил слюну.
— Зачем ты это рассказываешь? Гюсту поднял на него невинный взгляд.
— Я? Да так. Просто этот летний вечер напоминает мне день рождения того парня.
— Он чокнулся! — произнес Туан.
— Чокнулся, может быть. Но я не дурак,-— сказал Гюсту.— Ты и твой дружок Вандербрук втянули меня в гиблое дело. Это все, что я знаю, и ничего больше знать не желаю.
— Как гиблое? — запротестовал Бельгиец.—Это чистое дело и...
— Такое чистое, что пахнет тюрьмой,— невозмутимо прервал его Гюсту.
Марселей положил руку на стол и, откинувшись назад, тяжело вздохнул:
— Вечно одна и та же история. В жадности не знаем меры. Вот уже тридцать лет, как я говорю себе это, и тем не менее...
— Ты хочешь сказать, что я тебя обманул? — резко спросил Вандербрук.
— О, нет! — мягко возразил Посту.— Ты на это не способен. Я доверяю твоей заслуженной репутации честного человека. Но, возможно, ты допустил промах. Ты переоценил свои силы и уменье. Только для меня, сынок, ты лишь маклер, биржевый игрок, нотариус, слышишь? Нотариус.
— Может, ты перестанешь на нас орать? — возмутился Туан.
— Я? — переспросил Посту.— Я ничего не говорю! Пей, смотри на девочек и помалкивай.
Туан не стал спорить.Теперь Посту наклонился вперед, облокотись на стол, и взглянул Бельгийцу прямо в глаза.
— Сынок,— сказал он,— я поставил два миллиона на заезд. Лошадка не поскакала. Я хочу, чтобы мне вернули деньги. На остальное мне плевать.
— Это невозможно,— сухо произнес Вандербрук, Он выпрямился, просунул большие пальцы под подтяжки.
— Это невозможно?—тихо переспросил Гюсту. В его спокойном, чуть удивленном голосе звучала угроза.—А почему невозможно?
— Потому что, как ты сам только что сказал, есть пари, по которым придется платить.
— Значит, возвращаемся к тому, что я говорил. Лучше бы я вложил свои денежки в торговлю бюстгальтерами. По крайней мере у меня ее было бы неприятностей, Говорю тебе, Вандербрук, ты вроде этого Пополя.
— Кто такой Пополь?
— Тот, что купил себе особнячок на кладбище Тиэ. Быстрым движением Бельгиец сунул руку в карман пиджака.
— Ты мне угрожаешь? — проговорил он.
— С чего ты взял? — марселец оставался спокойным.—И вытащи руку из кармана. Ты прекрасно знаешь, что в нем, кроме портсигара, ничего нет!
— Вврочем,— произнес Вандербрук,— я в состоянии... Он взглянул на Туана, но тот не поднимал головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18