А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Ты понимаешь это? Ходит как ни в чем не бывало! Понимаешь? Этого не должно быть!
Марал закрыла глаза... Утром, к тому часу, когда открывается министерство, Хаиткулы уже был в Следственном управлении и снова погрузился в незаконченное дело.
Хаиткулы плохо спал, расстроенный вчерашней встречей с Марал, и теперь с трудом вникал в содержание бумаг. Он перечитывал их по нескольку раз, чтобы связать все в одно логическое целое. Наконец, закрыв последнюю страницу, завязал тесемки пухлой папки и, вернув ее сотруднику управления, поспешил домой. Он так устал, что дома тут же заснул как убитый.
Проснулся он на закате, умылся... Взял трубку и набрал служебный номер Аннамамеда. Не дозвонившись на работу, позвонил домой.
— Салам, гелендже1. Да, это я, Хаиткулы... Как живы-здоровы? Мегрэ, конечно, еще не пришел? Как только придет, пусть передохнет и едет ко мне... Без звонка пусть сразу приезжает. Он мне очень нужен, вы уж извините...
После первой же пиалы чая Хаиткулы почувствовал себя бодрым. Сделал бутерброд, достал с полки книгу и улегся на полу на кошме в ожидании Аннамамеда. Детектив поможет скрасить время, пока появится друг... Книга Адамова «...Со многими неизвестными» пользовалась большим успехом, и Хаиткулы тоже заинтересовался ею, хотя, признаться, дал себе слово не брать в руки увлекательных книг, когда занят срочным делом. Зарок дал еще тогда, когда был студентом. Почему? Как-то он встал в длинную очередь в магазине, что на русском базаре, и купил книгу, которая была тогда новинкой для туркменского читателя,— «Всадник без головы» Майн Рида. Назавтра надо было сдавать экзамен по политэкономии, а он, вместо того чтобы готовиться к нему, читал роман. Открыл первую страницу, за ней другую, потом еще... еще... и так глотал главу за главой до конца. Экзаменационный материал потом уже в голову не полез. Книга ему дорого обошлась: преподаватель, несмотря на его невразумительные ответы, сжалился и поставил «уд», и эта тройка, единственная за все пять лет учебы, едва не стоила ему диплома с отличием. Если бы декан не разрешил пересдать тот экзамен, Майн Рид стал бы виновником первой крупной неудачи в его жизни...
Детектив все же подвигался плохо, мысли все время возвращались к Марал, к диссертации... К тому же, если ждешь кого-то, сгорая от нетерпения, трудно сосредоточиться. Несколько раз Хаиткулы казалось, что за дверью кто-то ходит. Вставал, подходил к ней, прислушивался. Страниц
пятьдесят все же прочел, когда раздался звонок в дверь. Аннамамед!
— Садам! Не сглазить бы, но ты, Хаиткулы, счастливый человек — и в заботах находишь время читать! Преклоняюсь! Спросите меня; как имя одного высокого, красивого молодого человека, всесторонне развитого, энергичного, у которого дело буквально горит в руках? Не задумываясь отвечу: Хаиткулы Мовлямбердыев! Разве я не прав? — Аннамамед вошел, снял плащ, каракулевую шапку, бросил то и другое в угол. Он явно нервничал.— А если учесть, что ты не куришь, не берешь в рот спиртного, то тебе и вовсе нет цены! Неужели ты вызвал меня, у. которого хлопот полон рот, кто только что разоблачил несколько мерзавцев, вызвал для того только, чтобы я начал завидовать тебе, что ты лежишь на подушке и почитываешь книжки...— Он подошел к холодильнику, заглянул внутрь.— Так... Масло, кефир, колбаса:.. Ага, «Ал шерап». Подойдет. Сухое вино ты держишь определенно для меня!
— Садись, садись... По случаю своих побед можешь себе налить полную пиалу. Правда, ты и после одного глотка можешь расшуметься, как после целой бутылки.— Хаиткулы постелил посередине кошмы газету, сам вынул из холодильника «Ал шерап», кефир, закуски.— А книга интересная. Работают люди так же, как мы, есть чему поучиться.
Аннамамед сел, облокотился о подушку.
— Неужели ты думаешь, Хаиткулы, мне мало ежедневных поучений Ходжи Назаровича? Скажи лучше, зачем я тебе понадобился?
— Чтобы продолжить вчерашний разговор. На чем я остановился, когда мы ехали в машине? А... Бекджан расстался с Гуйч-агой и потом исчез. Давай-ка посмотрим, куда он шел и что могло произойти на его пути.— Хаиткулы положил на газету блокнот, начертил карандашом длинную прямую линию.— Это центральная улица аула Сурхи, по которой шли Гуйч-ага и Бекджан...
Он нарисовал в начале и а середине линии жирные точки. От средней точки провел вправо еще одну линию. У каждой точки написал сокращенные обозначения: рядом с начальной точкой — «м. отк. Б. в.» (место, откуда Бекджан вышел), рядом со средней— «м. г. Б. расст. с Гуйч.» (место, где Бекджан расстался с Гуйч-агой), рядом с третьей точкой, которую он поставил на ответвлении от центральной улицы,— «д. Б.» (дом Бекджана).
Хаиткулы пояснил:
— Похоже, дом Бекджана стоит недалеко от развилки. Домой он не пришел. Что могло произойти на этом коротком участке дороги? Если бы его кто-нибудь там встретил, если бы поднялся шум, то это услыхали бы и Гуйч-ага, и шофер, и жители ближайших домов. Если бы он пошел прямо по улице, то Гуйч-ага и Довлетгельды на мотоцикле догнали бы его и увидели...
— Постой-ка, дорогой.— Аннамамед взял у Хаиткулы карандаш и поставил слева от центральной улицы, рядом с развилкой, большой вопросительный знак.— Ты уверен, что эта улица примыкает к центральной, а не пересекает ее? Что, если Бекджан не пошел направо, домой, а свернул влево?
Хаиткулы взъерошил затылок.
— Может быть, и так. Это сейчас трудно проверить, в деле никаких схем нет.». Но меня вот что интересует: Бекджан — мальчишка, врагов у него не было, он никому ничего плохого не мог сделать — не тот характер. .Довлетгельды, если верить соседям и шоферу, конечно, вызывает подозрения, но, мне кажется, у него не было по-настоящему серьезного повода мстить Бекджану. Все, что между ними было,— это обычные мальчишеские ссоры.
— И все же враги у Бекджана наверняка были, ина-че бы он и сегодня жил и здравствовал. Каким образом установлено алиби Довлетгельды?
— Следователь проверил все очень тщательно, выяснил, что Довлетгельды сначала отвёз домой Гуйч-агу, а потом сразу махнул в район. К кинотеатру он и близко не подъезжал. В районе жила девушка, которая кончала вместе с ним фельдшерские курсы. Он с ней встречался. Испугавшись, что да девушку упадет тень, дал ложные показания: мол, поехал в кино. Нашлись свидетели, которые видели их в тот вечер, причем довольно поздно, вместе. У, него, похоже, полное алиби. Отношения Бекджана и Довлетгельды не настолько уж были сложными. Вместе с тем следствие, по-моему, проведено поверхностно.
— Я бы не был столь категоричным... Или — или... Или у следователя узок кругозор, и он выбрал одно направление и шел только по нему, оно и завело его в тупик. Других версий не отрабатывал... Или же реабилитация Довлетгельды не бесспорна...— Аннамамед немного помолчал.— Ну, а что с Марал? Какое она имеет отношение к Бекджану?
— Есть и другой сюрприз... Ты не поверишь, кто тогда занимался розыском...
— Ну кто?
— Ходжа Назарович Назаров, наш начальник, а тогда начальник уголовного розыска района...
— Ты. уверен?
— Уверен.
— Честно говоря, Мегрэ, я меньше бы удивился, если бы в Ашхабаде в сентябре выпал снег... Скажи ложалуйста - наш Ходжа Назардвич!.. Вспоминаю, одна время он очень любил приговаривать: «Когда я работал в Керки...»
— Это ничего не значит. Он такой же человек, как и мы. Одна голова, две руки, две ноги. Столько же, наверное, хорошего, сколько плохого. У него тоже могли быть просчеты, были, конечно, и победы... Как у всякого. Обычно неудачи начальства сразу бьют в глаза. Но никто почему-то не чувствует своих недостатков. Это, по-моему, наш общий недостаток.
— Валла, этот человек не нуждается в твоем оправдании. Потом, я его знаю немного больше тебя.— Смуглое лицо Аннамамеда помрачнело,, в голосе послышались нотки раздражения.— Больше всего на свете он любит себя. Не выносит тех, кто работает лучше его. Если его не осаживать...
Хаиткулы перебил:
— Может быть, все это так, но говорить худое о человеке за глаза — значит сплетничать. Извини.
Хаиткулы, подливая в пиалу кефир, искоса поглядывал на Аннамамеда. Увидев, как у того дрожит рука, когда он брал пиалу, понял, что надо переменить тему разговора... или же обратить все в шутку. Но он знал, что Аннамамед не успокоится, пока не ответит ему, выскажет все, что у него на душе. Такой у друга характер.
Аннамамед переложил подушку на правую сторону, сухо сказал:
— Хорошо, пусть мы сплетники. Но я-то считаю, что мы имеем право критиковать любого человека. Ты согласен?.. А если исходить из этого, то преимущество все-таки за мной. Ты. же просто-напросто... соглашатель.— Он залпом выпил свою пиалу кефира.
Замечание в адрес Хаиткулы не было справедливым, его никак не назовешь «соглашателем». Но все-таки доля истины в нем, была. Хаиткулы никогда не торопился, с критическими оценками других людей. Он следовал в своей жизни
принципу: сначала исправь себя, прояви себя, потом уже учи других.
— Нет, нет, Аннамамед, у нас у всех есть недостатки, и у тебя тоже. Но, между прочим, мы отвлеклись...
— Что. же, я должен молчать, когда вижу у коллег промахи в работе? Должен не обращать внимания, утешать себя тем, что их и у меня хватает? Валла, что за философия?! Лучше говорить все, что видишь и думаешь. Пускай и мне все говорят в лицо. Добрый совет — хорошая наука...
Зазвонил телефон, и спор прекратился. Хаиткулы так стремительно бросился к аппарату, что, если бы мать сейчас видела его, она, как когда-то в детстве, сказала бы: «Сынок, не торопись — упадешь». Он сорвал трубку.
— Алло! Да, это квартира Мовлямбердыева... Марал?! — Хаиткулы вздохнул с облегчением»— Как настроение?.. Нормальное? Правда? Ты все поняла?.. Я уже звонил тебе, но какая-то девушка сердито ответила: «Ее нет». Потом позвонил еще, и снова она подошла: «Я же вам туркменским языком говорю — ее нет!» Чего она злится? Ты все расскажи подругам про нас, объясни им, а то в следующий раз они мне выцарапают глаза... Почему выцарапают? Я тебе объясню завтра или послезавтра, у нас как раз разговор с Анна-мамедом. Как пишут в газетах, встреча проходит в духе взаимопонимания, при полном совпадении точек зрения... Спокойной ночи.
Хаиткулы положил трубку. Его распирало от радости. Увидев вопросительный взгляд друга, он по порядку рассказал, что произошло после того, как Аннамамед высадил его у Красного Креста.
— ...Девушки — по сравнению с нами — и обидчивей, и упрямей... Но Марал все-таки другая, все делает с открытой душой, мягкосердечная, Прощает еще до того, как соберешься просить прощения. Но язычок у нее острый, шутку любит, но не любит соленых шуток, сразу же превращается в глухонемую, если при ней скажешь что-нибудь такое...
Его настроение передалось Аннамамеду. Он встал, начал прогуливаться по комнате.
— Валла, чего ты ждешь, я не понимаю... Ждешь, когда коннит институт? Осталось-то немного... Родители знают о ваших намерениях?
— Моя мать знает.
— А ее?
— Наверное, нет... Не знаю...
— Посылай сватов. Хочешь, я сам поеду? Не откладывай той, женись.
— Мегрэ, я звал тебя сюда не для сватовства... Аннамамед подошел к столику у изголовья кровати, взял стоявшую на нем фотографию в изящной рамке, всмотрелся... Марал в белом халате, улыбается, глаза прищурены на солнце, вокруг них мелкие морщинки. Хаиткулы спросил нетерпеливо:
— Что делать?
Но Аннамамед будто и не слышал вопроса.
— Хорошей будет невесткой. Из-за такой девушки можно плыть шесть месяцев в сундуке, как Тахир. Если попросит — плыви, не прогадаешь... Не станешь же ты говорить, что кто-нибудь лучше меня определяет характер... даже по фотографии. Узнаю любого человека с одного взгляда. Посмотрю на него — и вижу насквозь. — Он осторожно поставил фотографию на место.— Ты чего смеешься? Скоро сам убедишься, что я прав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24