Кристина кивнула Дэвиду и подумала, хватит ли у него решимости отойти от чересчур радикального подхода в отношении Шарлотты, но тут же подумала, что старший хирург ни за что не отступит от своего.
– Доктор Хатнер, – официально обратилась она к нему, – не могла бы я обсудить с вами положение Шарлотты.
Хатнер посмотрел на свои наручные часы и сказал:
– Замечательно, мисс Билл, но только после того, как мы пробежим историю ее болезни и осмотрим Шарлотту. После этого вот здесь вы все сможете обговорить с доктором Шелтоном. К тому времени он будет точно знать, чего я хочу.
Хатнер быстро отвел глаза в сторону, сторонясь ее убийственного взгляда. Дэвид смущенно пожал плечами, но Кристина уже повернулась и вышла из комнаты.
Хатнер отпил кофе и как ни в чем не бывало начал рассказывать о трудной больной.
– Миссис Томас – дипломированная медсестра. Думаю, ей под шестьдесят. – Дэвид бросил взгляд на карту и увидел дату ее рождения. Ей был почти шестьдесят один год. – Ее муж, Питер, профессор Гарвардского университета. Экономист. Ее направил ко мне терапевт с подозрением на рак прямой кишки. Несколько недель назад я провел у нее резекцию Майлса. Опухоль оказалась аденокарциномой, вышедшей за стенки кишечника.
– Однако я вынул все узлы негативного характера, – продолжал Хатнер. – Я надеюсь, есть немало шансов на то, что от моей чистки она поправится.
Дэвид оторвался от кофейного пятна на столе, по которому он рассеянно водил большим пальцем. Процент выживания в течение пяти лет после удаления прямой кишки составляет менее 20. Шанс? Вероятно. "Немало шансов"? Он откинулся на спинку кресла и подумал, а не попросить ли Хатнера, чтобы он привел причины своего оптимизма. Впрочем, благоразумней его вообще ни о чем не спрашивать.
Удобно укутавшись в одеяло из собственных слов, Хатнер продолжал свой рассказ.
– Как часто в работе с младшим персоналом после операции оправдываются самые худшие опасения. Сперва тазовый абсцесс... пришлось снова браться за дело и проводить дренаж. Затем пневмония. Дальше – страшная язва в результате пролежня в области крестца. А вчера у нее развились признаки закупорки кишечника, так что пришлось вставить трубку. Кажется, это устранило проблему, и у меня такое чувство, что худшее позади.
Хатнер положил руки на стол, давая понять, что разговор окончен. Его правый глаз начал еле заметно подергиваться. Этот человек совершенно истощен, подумал Дэвид. Чтобы преодолеть неловкость и чем-то заняться, а не просто глазеть на сидящего напротив коллегу, Дэвид вернул ему карту.
– А что если потребуется оперировать кишечник? – спросил он, заранее молясь, чтобы этого не произошло.
– Ну что же, тогда тебе придется взяться за дело. Все теперь будет зависеть от тебя самого, – довольно язвительным тоном ответил Хатнер.
Больше никаких вопросов, твердо решил Дэвид. Если хочешь что-то узнать, доходи до всего своим умом. Надо только пережить этот вечер.
Но в следующую секунду перед ним встала еще одна потенциальная проблема. Он попытался выбросить ее из головы, но потом понял, что без Хатнера не обойтись. Его решимость затрещала по швам и лопнула.
– А если у нее остановится сердце? – тихо спросил он.
– Черт возьми, доктор, никакой остановки не должно быть, – резко, с пугающим темпераментом, заявил Хатнер. Затем, чувствуя, что вспышка гнева тут неуместна, глубоко вздохнул, медленно выдохнул и добавил: – Хотелось бы надеяться, что ее не будет. Но если она случится, я требую задействовать правило девяносто девять, включая трахеальную интубацию и респиратор, если понадобится. Ясно?
– Ясно, – сказал Дэвид. – Он снова уставился на карту. Какие бы критические замечания не раздавались в адрес Уолласа Хатнера, упрекнуть в неправильном лечении Шарлотты Томас ни у кого не повернулся бы язык. Были потрачены уже тысячи долларов на лабораторные исследования, больничный уход и радиологическое обследование. Вместе с тем, по крайней мере, на бумаге для этой женщины "самое худшее" далеко не позади.
– Не пора ли нам к пациенту? – в голосе Хатнера прозвучал скорее приказ, чем приглашение.
Дэвид хотел было подняться, как вдруг ему на глаза попалась расшифровка снимка сканирования печени Шарлотты. "Множественные дефекты наполнения, типичные для данного типа опухоли". Он буквально онемел, прочитав эти слова. Ему почти не доводилось слышать, чтобы больной протянул так долго после того, как рак прямой кишки перешел на печень. Разумеется, при такого рода рассеянной болезни никоим образом нельзя было оправдать инвазивное лечение, предписанное для Шарлотты Томас. И если, как в случае с Мерчадо, и это ускользнуло от внимания Хатнера, то как можно после этого доверять ему?
– Что на этот раз, доктор? – ехидно спросил Хатнер.
– О... пожалуй, ничего, – ответил Дэвид, желая в этот момент очутиться в каком-нибудь другом месте. – Я... э... я просто наткнулся на этот отчет о снимке скандирования ее печени.
– Ха! – воскликнул Хатнер. – "Множественные дефекты наполнения, типичные для данного типа опухоли", правильно? – Внезапно он широко улыбнулся, впервые за весь вечер. – Взгляни на фамилию рентгенолога, который готовил этот отчет – Г. Рыбицки, притча во языцех в медицинской радиологии. Он точно также прочитал снимок, который мы сделали перед операцией, поэтому я самым осторожным образом обследовал ее печень в операционной. Даже послал на биопсию. Это киста, Дэвид. Множественная, врожденная, абсолютно доброкачественная киста. – Я пошел даже на то, чтобы отправить этому Рыбицки копию отчета о патологии, – продолжал Хатнер. – Скорее всего, он на него даже не взглянул, потому что продолжал гнуть свое. Может быть, его отчет лучше выдрать из карты. – Он скомкал листок бумаги и швырнул его в корзину. – А теперь, если у тебя нет больше вопросов, отправляемся к нашей женщине.
– Вопросов больше нет, ваша честь. – Дэвид покачал головой от изумления и улыбнулся, благодарный за то, что соскользнул с крючка. В широкой улыбке Хатнера было что-то такое, что окончательно развеяло все опасения Дэвида в отношении этого человека.
Плечо к плечу они вышли в коридор корпуса Юг-4 и зашагали в направлении палаты 412.
Глава IV
Единственным источником освещения в палате 412 служила – образная лечебная лампа, направленная чуть выше обнаженных ягодиц Шарлотты Томас. Широким шагом Хатнер в сопровождении Дэвида приблизился к кровати и отодвинул в сторону лампу. На миг он оцепенел, потом немного отошел от столбняка. Пораженный и немного заинтригованный Дэвид подавил улыбку, заметив такую странную реакцию именитого коллеги, но тут же понял причину его поведения. Пролежень, который Хатнер описал как "страшный", оказался воистину ужасным и представлял собой зияющую дырку шириной дюймов шесть. Стенками служили сырые мускулы, покрытые белой припаркой. Крестцовая кость размером с крупную монету торчала из центра отверстия.
Хатнер передернул плечами, как бы говоря: "В нашей работе встречается всякое, верно?"
Дэвид хотел было что-то ответить, но в конце концов только тряхнул головой. Ему приходилось видеть пролежни и раны неисчислимое количество раз в самых различных обстоятельствах, но такое...
– Это доктор Хатнер, Шарлотта, – проговорил хирург, отключая лампу и включая светильник с мягким искусственным светом, который висел над ее головой. Он прикрыл простыней ее поясницу и перешел на другую сторону кровати. Дэвид последовал за ним следом, глядя на мешки для внутривенного вливания и ремни, удерживающие ее в одном положении, мочеточниковый катетер, змеившийся из-под простыни, аспирационные и кислородные трубки. Он знал об их назначении и спокойно воспринимал их присутствие, ни о чем особенно не задумываясь. Для него они были такими же подручными средствами, как гигантские тарелки-светильники и разнообразный стальной инструмент в операционной.
В первые мгновения одно особенно его поразило в миссис Томас – пустота лица, некая статическая бездушная аура вокруг ее влажных глаз, которые сквозь мягкий свет внимательно наблюдали за ним. Да ее дыхание – ритмические всхлипывания – было лишено наполненности.
Дэвид подумал, что Шарлотта Томас одной ногой уже стоит в могиле, потеряв веру в жизнь, потеряв тот запас энергии, который необходим для того, чтобы преодолеть болезнь, угрожающую ее жизни. Та искра, которая часто является единственным различием между медицинским чудом и статистикой смертности, потухла.
Интересно, спросил себя Дэвид, видит ли Хатнер то же, что и он, ощущает ли ту же пустоту. Как бы отвечая на его мысленный вопрос, высокий хирург склонился на колени, приподнял голову Шарлотты и повернул так, чтобы она могла смотреть ему прямо в лицо. С минуту они оставались в таком положении... доктор и пациент, застывшие, словно изваяния. Дэвид, стоявший поодаль, почувствовал, как к горлу опять подкатывает комок. Нежность Хатнера была столь искренна, сколь и удивительна. Еще одна грань, сверкнувшая с такой странной калейдоскопической быстротой в этом человеке.
– Чувствуем себя сегодня не самым лучшим образом, а? – наконец спросил Хатнер.
Шарлотта скривила губы в безуспешной попытке улыбнуться и покачала головой. Хатнер убрал прядь ее волос со лба иосторожно провел рукой по щеке.
– Сегодня у нас за много дней температура почти нормальная. Я думаю, что мы справимся с этой вашей инфекцией в груди, – продолжал он, тщательно перемежая ободряющие новости с вопросами, на которые следовали неутешительные ответы. – Спина все также сильно болит? – Снова покачивание головы. – Если дела пойдут так, как я предполагал, то мы сможем через пару дней вынуть эту трубку из носа. Я понимаю, как она вас раздражает. Ну а уж если я повернул вас, дайте-ка я вас послушаю, а потом мы повернемся на спину, чтобы узнать, нет ли в вашем животе новых шумов.
Он быстро осмотрел ее, затем взглянув на уровень жидкостей во внутренних мешках и в цилиндре катетерного дренажа, мягко и настойчиво произнес: – Вы должны преодолеть это, Шарлотта. Поверьте мне.
На этот раз Шарлотте удалось изобразить скорбную улыбку, которая сопровождала ее отрицательный ответ.
– Пожалуйста, будьте терпеливы, верьте и продержитесь еще немного, – умоляющим голосом произнес Хатнер. – Поверьте, я знаю, какую боль вы испытываете. Во многих отношениях для меня она так же ужасна, как и для вас. Но мне также известно, что мало помалу худшее остается позади. Пройдет совсем немного времени, и вы будете красить губы, готовясь к встрече с вашими чудесными внуками, о которых вы мне столько рассказывали. – Он замолчал. В наступившей тишине Дэвид впился взглядом в лицо мужчины. Его брови сошлись вместе, а подбородок резко выступил вперед. Казалось, одним усилием воли он старался передать ей энергию своих слов и надежды. Женщина никак не реагировала. – О Боже, совсем забыл, – пробормотал Хатнер. – Шарлотта, я приготовил вам сюрприз. Нетрудно догадаться, насколько за последнее время вам надоела моя ухмыляющаяся физиономия. Так вот, вы избавляетесь от нее. Я на несколько дней отправляюсь в Кейп-Код на конференцию. Этот молодой симпатичный доктор подменит меня. Он много лет проработал главным стажером в Белом мемориале. А мне даже не удалось попасть к ним в интернатуру. Его зовут Дэвид Шелтон. – Хатнер жестом руки показал, чтобы Дэвид приблизился к изголовью кровати.
Дэвид, заняв место Хатнера, положил руки на простыню и опустил на них подбородок совсем близко от головы Шарлотты. Прошла почти вечность, прежде, чем она осмысленно взглянула на него.
– Я Дэвид, миссис Томас. Здравствуйте, – сказал он, и тут же поймал себя на том, что она уже несколько раз ответила на его неуместное приветствие. – Что вам нужно в данный момент? Что я могу для вас сделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49