А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

Прашкевич Геннадий Мартович

Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение


 

Здесь выложена бесплатная электронная книга Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение автора, которого зовут Прашкевич Геннадий Мартович. В электронной библиотеке lib-detective.info можно скачать бесплатно книгу Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение в форматах RTF, TXT и FB2 или же читать онлайн электронную книгу: Прашкевич Геннадий Мартович - Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение без регистрации и без СМС

Размер книги Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение в архиве равен: 389.34 KB

Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение - Прашкевич Геннадий Мартович => скачать бесплатно электронную книгу детективов




Аннотация
Исторический роман Геннадия Прашкевича, одного из самых ярких сибирских писателей, «Секретный дьяк» — уникален по своему эмоциональному воздействию на читателя. Этот роман можно сравнить с музыкальным произведением, — настолько четок строй и ритм прозы, самобытен и глобален язык повествования. Драматические коллизии, столь необходимые в романе, подаются композиционно безупречно, а своевременное мастерское переключение интонационных регистров создает реальную картину. Гул прошлого доносится до наших дней. Россия, XVII век. Русские еще только идут к Тихому океану, стремясь к загадочной земле Апонии.
Главный герой романа — приказной дьяк Иван Крестинин, тихо тоскуя о дальних странах, заливая водкой и скуку свою, и мечту, тридцать лет довольствовался перерисовыванием чужих карт, но затем случилось в его жизни роковое событие. И отправился он на край земли через громадные северные пространства Сибири. Способность понимать других людей не раз выводила его из страшных бедствий. Остро чувствуя правду, он по-новому начинает видеть мир, сами чувства иначе им теперь переживаются. Малоизвестные, нетривиальные исторические события, описанные Геннадием Прашкевичем в романе «Секретный дьяк» — становятся настоящей Историей. Ведь история состоит из многих мелочей.
Геннадий Прашкевич
Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение
Часть I. Государственный секрет

Сентябрь 1721 — февраль 1722 гг.
Уста премудрых нам гласят:
Там разных множество светов;
Несчетны солнца там горят,
Народы там и круг веков:
Для общей славы божества
Там равна сила естества.
М. Ломоносов

Глава I. Секретный дьяк

1
Осенью 1700 года (получается, к началу рассказа лет за двадцать), в северной плоской тундре (в сендухе, по-местному), верстах в ста от Якутского острога, среди занудливых комаров и жалко мекающих олешков, в день, когда Ваньке Крестинину стукнуло семь лет, некий парнишка, сын убивцы и сам давно убивца, хотя по виду и не превзошел десяти-одиннадцати лет, в драке отрубил Ваньке указательный палец на левой руке. Боль не великая, но рука стала походить на недоделанную вилку.
В той же сендухе, ровной и плоской, как стол, под томительное шуршанье осенних бесконечных дождей, старик-шептун, заговаривая Ваньке отрубленный палец, необычно и странно предсказал: жить, Иван, будешь долго, обратишь на себя внимание царствующей особы, полюбишь дикующую, дойдешь до края земли, но жизнь, добавил, проживешь чужую.
Шел дождь, отрубленный палец пронзительно дергало, но старик-шептун потихоньку снял боль.
А пророчество…
Ну, разве не сказано: «Отчасти знаем, отчасти пророчествуем»?
Много чего нашептал в ту ночь старик, напугал не одного Ваньку, а все не в толк. Прошло немного времени, и Ванькиного отца, опытного стрельца Матвеева, тоже, кстати, Ивана, зарезали в тундре злые шоромбойские мужики. Как не зарезать, когда одно небо вокруг? Сидишь, дикуешь.
Добрые люди подобрали одинокого мальчишку и отправили с ясачным обозом в Москву, где волею родной тетки Елизаветы Петровны Саплиной, урожденной Матвеевой, и ее супруга славного майора (тогда еще капитана) Якова Афанасьевича Саплина Иван Матвеев-младший (записанный, на всякий случай, Крестининым — по матери, что понятно: стрельцы при государе Петре, Усатом, вышли из почета) начал изучать по Псалтирю грамоту и в короткий срок проявил такие таланты, что в пятнадцать лет взяли Ивана в Сибирский приказ — изучать иностранные языки и переписывать служебные скаски. В тринадцатом, когда маиор (тогда еще капитан) Саплин и его супруга, как многие другие государственные люди, по указанию государя, Усатого, переселены были в новую столицу, Иван Крестинин тоже перешел в канцелярию думного дьяка Кузьмы Петровича Матвеева, опять же родного дяди, ревниво и внимательно следившего за жизнью любимой, замужней, но как бы одинокой сестры, поскольку муж ее, Яков Афанасьевич, тогда еще капитан, беспрерывно воевал шведов, почти не показываясь в столице.
Сибирь потихонечку забывалась. Вспоминал Иван про нее, когда начинал ныть на погоду отрубленный палец. Но все равно, время шло, забывалась боль, забывались пророчества старика-шептуна. Кто нынче берет такое в голову? Упорным трудом дошел Иван Крестинин до старшего дьяка, но в канцелярии оставался незаметным, держался от других дьяков и подьячих в стороне, потому как часто учинял секретные чертежики для думного дьяка Матвеева (по заказу зельных чинов) и никогда не получал от него разрешения на встречи с другими понимающими в этом деле людьми. По приказу Матвеева правил Иван старые и новые маппы, в основном, тоже секретные, а еще много переводил со шведского и немецкого, показав истинную склонность к разным языкам.
Но к маппам, то есть, картам, как их тогда называли, особенно был склонен.
Любая чистая не записанная плоскость, любой не покрытый изображениями лист бумаги поражали воображение Ивана своей тайной. Ведь, правда, как многое можно изобразить на таких плоскостях! Например, океан, а в нем ужасного левиафана, и те пути, по которым плавает ужасный левиафан от одного острова к другому, и, наконец, сами эти еще никому не известные острова. Или большую сушу, а на ней всякие извивы рек, и всякие возвышенности, и наоборот, всякие ужасные провалы, в которых после дождей может собираться вода, образуя озера, а то и моря, в которых вода со временем становится соленой. Даже лужи после дождя казались Ивану всего лишь уменьшенными морями, а пространство любого пустыря казалось копией какой-то маппы. На все смотрел по особенному, дивился сам себе. Появляясь в канцелярии, неторопливо хромал между широкими столами (два года подряд дважды в одном и том же месте ломал правую ногу), обдумывал новые чертежи, переносил из казачьих отписок, присланных из Сибири, необычные очертания на бумагу, потом долго всматривался, пугаясь — вот совсем новый край! В том краю, говорят, великая стужа, там тьма, мгла, льды. Там корабль не пройдет, птица не пролетит, там воздух тверд от мороза. Непонятно, как вообще возвращаются из таких краев казаки?
Смутно помнил: а ведь есть в Сибири места, где зимой совсем не бывает солнца.
Полузабытое всплывало…
Многое в жизни обмануло Ивана, но больше всего обижался он на глупого старика-шептуна. Ну, во всем соврал бесстыжий старик-шептун. Может, Санкт-Петербурх и есть конец света, только уж никак не отыщешь на его прешпектах настоящую дикующую, да и внимание царствующей особы тоже не сильно на себя обратишь.
Да может, и не надо.
Короче, жизнь секретного дьяка Крестинина тянулась скучно, как старая мочала. Не сложилась она так, как предсказывал старик-шептун. Иногда Ивану казалось, что скучная его жизнь всегда так и будет тянуться.
Всегда!
От таких горьких мыслей время от времени секретный дьяк Иван Крестинин впадал в мрачные запои.
Но, конечно, по-умному.
Не просто так, как прыгают в прорубь.
Наученный суровой судьбой, он всегда помнил о превратностях.
Впрочем, и не сильно-то забудешь о превратностях: на каменных столбах и на деревянных кольях посреди Санкт-Петербурха в любой день можно было видеть разлагающиеся трупы казненных царем Петром людишек. Князя Гагарина, казнокрада, к примеру, перевешивали три раза — для науки. Истлелое лицо закрыли платом, а распухшее тело, заполонившее весь камзол, для верности перетянули цепями.
И так не с одним Гагариным.
Когда-то была у каждого повешенного собственная жизнь, каждому в свое время мамка агукала, и каждому, может быть, старики-шептуны предсказывали удачу. А чем кончилось? Виселицей посреди Санкт-Петербурха.
Ох, Санкт-Петербурх…
Город низкий, город плоский, город сырой, всегда недостроенный, на неуютных деревянных набережных пахнет смолой, пенькой, гнилью. Выйдешь рано утром, не хочешь, а вздрогнешь. Бледная Луна выкатилась, высветила каменный столб на неустроенной площади, а на столбу прикован цепью заплесневелый вор, таинственно и бесшумно машет крыльями на низком берегу деревянная мельница, побрехивают собаки, стучат колотушки солдат, обходящих улицы. По плоской Неве, по бледному рассвету, неспешно идут плоские плоты, с плотов тянет дымом, и небо над Невой тоже плоское и сырое.
Правда, в детстве Иван видел пространства не менее плоские.
В сендухе, например, в тундре, всегда дивился, всматриваясь в болотное марево: да неужто впрямь земля может быть такой плоской? Даже стаи гусей, медлительно тянувшиеся над тундрой, казались Ивану плоскими.
А сама жизнь? Разве не плоская?
Отец Крестинина Иван Петрович Матвеев, так несчастно убитый в тундре злыми шоромбойскими мужиками, был из богатых стрельцов, из тех, кто в восемьдесят третьем году с придыханием клялся в верности царевне Софье. Жил богато, многим интересовался, сам за руку выводил семью на высокое крыльцо, когда незадолго до стрелецкого бунта взошла над Москвой на северо-западе странная звезда. Вот смотрите, говорил, указывая пальцем на странную звезду, вроде как все звезды, однако гораздо светлее их, и хвост уперт прямо в Московское государство. Если б стояла та звезда головой в Московское государство, говорил, тогда б все вокруг было тихой благостью и покоем, но видите, уставилась в Московское государство хвостом, значит, всякое нам грозит — и темное настроение, и брань кровавая, и даже война.
Так и учинилось.
В один страшный день шумно побежали по низким палатам Кремля пьяные стрельцы, стали вязать узлы, жадно шарить в сундуках, ворошить чужие лари, а заодно рубить бердышами людей. Упившись до полного бесчестия, стольника Нарышкина закололи копьями на площади перед приказами, как свинью. Потом, беснуясь, зарубили бердышами у Мастерской палаты стольника Салтыкова. Потом подвели под топор по-бабьи кричащего от страха думного дьяка Лариона Иванова. И так многих, многих. Боярин князь Юрий Алексеевич Долгоруков, человек известный, встретил стрельцов гневным криком — куда, мол? Очнитесь, смерды! поднимаете руку на кого? — но, не слушая смелого боярина, стрельцы сразу проломились в винный погреб. Сильно гуляли. Потом, погуляв, вспомнили, конечно, и о боярине, предусмотрительно запертом в клети. Вывели смелого Юрия Алексеевича на крыльцо и без всякого уважения порубили бердышами на дробные части.
Стрелец Иван Петрович Матвеев, хоть и клялся с придыханием в вечной верности суровой царице Софье, сам рук в бунте не окровавил. Господь не допустил. Волею Его болел в те дни Иван Петрович, лежал в огневице. Стрельцам, вбежавшим в избу, прошептал: «Уймитесь! Торчать вашим головам на кольях, добунтуетесь!» Стрельцы, посмеявшись, больного Матвеева не тронули, не заставили бегать с ними по площадям, может, поэтому позже Матвеев не был казнен вместе со всеми. Ему даже ноздри не рвали, все обошлось отнятием деревенек и московского дома. Все же на всякий случай (молодой государь не доверял ни одному стрельцу) в том же году Иван Петрович Матвеев был выслан в Сибирь — якобы для взыскания и охраны ясачных казенных сборов. Впрочем, уезжал Матвеев по-хорошему — в стрелецком кафтане зеленого цвета, обшитом галунами, с красивой перевязью, на ногах весело желтели сапоги, и шапка на голове была еще бархатная с меховою опушкою. Вот только глаза…
Глаза Ивана Петровича Матвеева смотрели на мир с печалью. Видно, предчувствовал нехорошее бывший стрелец.
Нехорошее сразу и началось.
На старой Бабиновской дороге, впуская в свет маленького Ивана, в крике и в стонах изошла жена Матвеева, урожденная Крестинина, из давнего тихого русского рода, сидевшего ранее на Клязьме. Младенца, ставшего невольным убивцем матери, нарекли Иваном, довезли до Якутска — выжил, подлец, не помер. И в Сибири не помер. Навсегда запомнил плоскую сендуху, жалобно мекающих олешков, рычащего сына убивцы, бросающегося на него с ножом, потом старика-шептуна, и, само собой, небо над головой — бледное, бледное…
Эта бледность как бы навсегда вошла в жизнь Ивана.

Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение - Прашкевич Геннадий Мартович => читать онлайн книгу детективов дальше


Хотелось бы, чтобы книга-детектив Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение автора Прашкевич Геннадий Мартович понравилась бы вам!
Если так окажется, то вы можете порекомендовать книгу Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение своим друзьям, проставив ссылку на эту страницу с детективом: Прашкевич Геннадий Мартович - Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение.
Ключевые слова страницы: Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение; Прашкевич Геннадий Мартович, скачать, бесплатно, читать, книга, детектив, криминал, электронная, онлайн