А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

и солнечные зайчики, что
трепетали на ее подбородке и отражались в глазах, и ее смех, светлый и
звонкий, и кусочек безоблачного неба, которое, казалось, ворвалось в
комнату и окрасило все вокруг голубизной, даже обычные домашние вещи
сделало прозрачными и невесомыми.
Но Аннет умолкла, и небо отступило из комнаты. Словно пытаясь догнать
его, Карл подошел к окну, сейчас он ощущал тепло, исходящее от девушки,
оно дурманило его, но помнил слова о назойливости и все же не мог
удержаться: дотронулся рукой до плеча Аннет слегка, готовый в ту же
секунду отнять ладонь, но Аннет прижалась к его пальцам щекой, может, на
один лишь миг и сразу же соскочила с подоконника.
Карл все еще стоял растерянный, а она уже засуетилась, собирая вещи.
- Нам придется заехать во Франкфурт. - И, увидев, что Карл не
понимает, объяснила: - Документы... Несколько дней на оформление
документов.
- Не страшно.
Карл согласился бы ждать и неделю, и месяц, только бы не расставаться
с Аннет. Черт возьми, неужели он так влюбился?
- А как посмотрит на это Гюнтер?
- Мы его сейчас спросим. Думаю, Гюнтер тоже будет рад.
Аннет посмотрела внимательно: что это - проявление благородства или
детское простодушие? Но не стала спорить.
Карл выглянул в коридор, позвал:
- Гюнтер, ты еще жив?
Тот открыл дверь.
- Можно не мешать?.. - процедил сквозь зубы. Ему неприятно было
видеть сияющее лицо Карла и рядом такую же радостную улыбку на устах
Аннет. Почувствовал свое превосходство, каким утешался во время
спектаклей, когда входил в роль, а он и на самом деле вошел в роль -
размышлял о пьесе, и она все еще стояла перед глазами. И сказал то, что
думал, - ему было безразлично, как воспримут это Карл и Аннет, говорил не
им, а будто в переполненный зал, даже всему человечеству: - Я только что
понял... Да, эта мысль засела мне в мозг и представляться при явной
парадоксальности единственно правильной... Все говорят, пишут, доказывают:
настоящий талант неотделим от гуманизма. Глупости! Талант должен быть
злым! Да, всем нам не хватает порядочной порции злости, злости совершенно
определенной - вместе с талантом она будет бить в цель, уничтожать
подлость и разрушать власть имущих и, главное, вдохновлять тех, кто идет
за талантом, кто сочувствует ему. Талантливый гуманист - вредный, он
размягчает людей, убаюкивает, а злой и гневный - зовет на баррикады!
- Однако же, - возразила Аннет, - гуманность совсем не исключает
злобы. Она укрепляет ненависть к врагам человека, к тем, кто унижает его.
А Карл не выдержал и спросил ехидно:
- Не хочешь ли ты сам стать злым пророком человечества?
Гюнтер не воспринял ни возражения девушки, ни иронии Карла.
- Мы воспламеним человеческие сердца, и дай бог, чтобы пепел Клааса
не развеялся ветром!
- Я всегда знал, что ты талант, - сказал Карл, - но не об этом сейчас
разговор. Слушай внимательно, гений. Аннет едет с нами.
Гюнтер опустился с небес. Какая-то тень промелькнула на его лице, он
переспросил:
- Фрейлейн Аннет? С нами?
- Сегодня ночью мы двинемся в Италию.
- Но почему в Италию? - не понял Гюнтер.
Карл рассказал, как Каммхубель разузнал о Пфердменгесе.
Гюнтер слушал внимательно, кивал головой, но никак не мог скрыть
неудовольствия - этот Карл Хаген оказался болтуном, еще двое узнали о цели
их путешествия. Правда, Каммхубель - человек серьезный, от него вряд ли
стоит ждать каверзы, а племянница... обыкновенная девчонка, симпатичная,
не возразишь, но чем красивее женщина, тем она непостижимей - от такой
можно ждать любых выкрутасов.
Гюнтер вымученно улыбнулся.
- Я рад вашей компании, фрейлейн Каммхубель.

Стекло в машине опустили, и ее продувало со всех сторон, но это не
приносило желаемой прохлады. Особенно, когда ехали по извилистым горным
дорогам, где сорок километров в час уже считалось лихачеством. Склоны,
покрытые низкорослым кустарником и травой, казалось, раскалены жарой, над
ними дрожал прозрачный горячий воздух, от перегретого асфальта горько
пахло смолой - не верилось, что совсем недавно шоссе обступали зеленые
альпийские луга, а от холодной воды горных ключей сводило рот.
Гюнтер глотнул из бутылки тепловатого лимонада, сплюнул с
отвращением.
- В Терни остановимся на несколько минут возле какой-нибудь
траттории, - предложил он. - Я умру, если не глотну воды со льдом.
В Рим приехали поздно вечером, переночевали в дешевом отеле на
окраине и решили не задерживаться - удивительно, но решила так Аннет, хотя
она раньше не бывала в древнем городе. И не потому, что ей не хотелось
взойти на Капитолий или осмотреть Ватиканский музей, просто знала, что и
Карл и Гюнтер мыслями давно уже в Ассизи - разве будешь со спокойной душой
рассматривать интереснейшие руины, когда до места назначения осталось три
часа езды?
Договорились остановиться в Риме на обратном пути. И вот их
"фольксваген" поднимал пыль на древней умбрийской дороге.
За Терни шоссе постепенно выровнялось, теперь ехали по долине,
изредка минуя села, местечки.
Ассизи увидели издалека - справа от дороги на высоком холме лепились
один к одному, как игрушечные, домики, соборы - все это на фоне синего
неба и рыжих, выжженных солнцем возвышенностей казалось нереальным,
вымышленным; словно великан забавлялся в песке, нагреб кучу, а потом
налепил формочкой разные кубики и прямоугольники, провел между ними линии,
соорудив узкие улочки и площади.
Эта иллюзия сказочности не исчезала вплоть до последней минуты, пока
не повернули на асфальтированную ленту, что вилась между склонами холмов и
наконец привела их в Ассизи.
Гюнтер пристроился за туристским автобусом и не ошибся, потому что
через несколько минут они стояли на центральной площади города: справа
нижний собор Сан-Франческо с гробницей святого Франциска Ассизского, слева
- монастырь, верхний собор Сан-Франческо с фресками Чимабуе, чуть дальше -
женская обитель Сан-Домиано. Обо всем этом они узнали сразу после приезда:
туристы высыпали из автобуса, и гид стал знакомить их с местными
памятниками старины.
В Ассизи, как и в большинстве подобных итальянских городков, у
которых есть свой знаменитый святой, или фонтаны, или собор с фресками
Джотто, было несколько маленьких отелей, напоминавших скорее грязноватые и
некомфортабельные меблированные комнаты. Один из них пристроился рядом с
собором, и Карл предложил остановиться именно здесь. Это устраивало и
Аннет, которая уже просматривала цветные проспекты у ближайшего киоска, и
Гюнтера, который немедля занял место в гостиничной траттории и заказал
бутылку холодного вина.
Карл тоже не отказался от стакана. Утолив жажду, спросил хозяина
траттории об отце Людвиге Пфердменгесе и услышал в ответ, что тот знает
такого важного священнослужителя, да и вообще, кто в Ассизи не знает отца
Людвига, ибо в Ассизи каждый житель знает друг друга, а отца Пфердменгеса
не знать просто невозможно.
Хозяин внезапно оборвал эту темпераментно произнесенную тираду,
распахнул двери и, замахав руками прямо перед носом молодого послушника в
черной сутане, остановил его и позвал Карла.
- Этому сеньору нужен отец Людвиг!.. - начал громко, почти на всю
площадь, и Карл вынужден был оборвать его, пояснив, что на самом деле
имеет личное дело к отцу Пфердменгесу, и не возьмет ли послушник на себя
труд показать ему, где тот живет.
- Отец Людвиг отдыхают, - объяснил послушник, ощупывая Карла
любопытными глазами. - Они встают в пять, потом молитва, кофе - раньше
шести вас не примут.
- И где быть в шесть?
- Но мне нужно знать, хотя бы немного, по какому делу господин
собирается беспокоить отца Людвига?
Карл только смерил послушника насмешливым взглядом, и тот отступил.
Договорились, что Карл будет ждать у входа в монастырь. До шести было
еще много времени, и Карл с Аннет спустились к усыпальнице Франциска
Ассизского, находящегося в нижнем соборе. Здесь было прохладно, пахло
ладаном и еще чем-то сладковатым - запах, который сопровождает мощи в
церквах, подвалах и пещерах во всем мире.
Усыпальница производила величественное впечатление: везде много
золота, полированный гранит и мрамор, тяжелый бархат. Аннет остановилась
пораженная, постояла немного и шепнула Карлу, что святому Франциску лежать
здесь, наверно, неуютно - он всю жизнь проповедывал аскетизм, а члены его
ордена в свое время отказывались не только от роскоши - элементарных
человеческих благ.
Карл улыбнулся, вспомнив любопытного послушника, пышущего здоровьем,
видно, потомки святого нищего ни в чем себе не отказывают. В конце концов,
Карлу наплевать на образ жизни монахов. Он повел Аннет обедать, поскольку
часы показывали уже четвертый час.
Встали из-за стола в начале шестого, солнце клонилось уже к западу, и
на площадь перед тратторией легли длинные тени. Карл поднялся на второй
этаж, где им отвели комнаты, и принял душ. Извлек из чемодана белую
полотняную сорочку, она немного холодила и не прилипала к телу. Пиджак
подержал в руке, только одна мысль о том, что нужно выйти в нем на уличную
жару, вызвала отвращение.
До встречи с Пфердменгесом оставалось несколько минут - они посидели
втроем, не разговаривая: обо всем было уже переговорено, все волновались,
но старались не показывать этого. Наконец Карл встал, помахал небрежно
рукой.
- Не задерживайся, - попросила Аннет.
- Конечно. Мне приятнее смотреть на вас, чем на самого симпатичного
духовника!
Аннет и Гюнтер видели, как Карл миновал площадь, обошел автобусы и
исчез за углом собора. Еще издалека увидел возле монастырских ворот
послушника - тот сидел на скамейке в тени и читал молитвенник.
Карл мог поспорить, что шустрый монах увидел его уже давно, но
оторвал глаза от книжки только тогда, когда Карл сел рядом. Послушник
сказал:
- Вас ждут в саду. Я провожу.
Отец Людвиг Пфердменгес гулял по тенистой аллее. Он берег свое
здоровье и, когда только мог, старался двигаться и больше бывать на свежем
воздухе. Увидев послушника с человеком, который просил у него аудиенции,
остановился за деревом, разглядывая: никогда не помешает увидеть будущего
собеседника раньше, чем он тебя; сколько раз отец Людвиг выигрывал на
этом.
Но внешность юноши, что шел за монахом, ничего не подсказала
Пфердменгесу: мог быть и философом, что изучает богословские науки, и
посланцем оттуда - по старой привычке отец Людвиг даже в мыслях не уточнил
- откуда: сколько их прошло через его руки, вначале эсэсовцев, которые
сожгли где-то свои мундиры, потом просто курьеров или представителей
организаций, которые желали наладить связи с эмигрантами в Испании или
Южной Америке; раньше, правда, приезжали люди солидные, бывшие коллеги
Пфердменгеса по партии, но потом стали появляться энергичные юнцы в
клетчатых сорочках и даже в шортах. Отец Людвиг вначале косил на них
глазом, однако постепенно привык, молодежь подрастает, берет дело в свои
руки, что и говорить, он сам в начале тридцатых годов был не старше этих
парней.
Отец Людвиг вышел из-за дерева, махнул рукой послушнику, чтобы исчез.
Улыбнулся и поклонился посетителю: сделал жест, который можно было
расценить как желание благословить, но молодой человек никак не
отреагировал на него, и духовник указал ему на скамейку под кипарисом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16