Понимаешь, я потерял ее след и буду очень благодарен тому, кто поможет мне ее найти.
Я сую снимки ему под нос. Он их добросовестно изучает.
— Никогда не видел.
— Точно? Посмотри повнимательнее.
Он подходит к неоновой вывеске и продолжает осмотр.
— Нет. Вы знаете, в наше время все красотки более или менее похожи.
— Представь ее себе блондинкой, — прошу я. Он напрягает воображение, от чего его мозги хрустят, как сухие ветки под ногой.
— Блондинка… — шепчет он. — Блондинка… Блондинкой она, может быть, мне что-то напоминает. Подождите… Да, кажется, я ее здесь видел… Но я могу ошибаться. Я не очень хорошо знаю персонал. Ваша девочка входила в труппу? Я не отвечаю. Размышляю… Методично размышляю.
— Держи, приятель, — говорю я и кладу ему в руку десятку, — выпей грога за мое здоровье.
Я перехожу через улицу и захожу в бар позвонить патрону.
— Вы видели ваших топтунов, босс?
— Они здесь, — отвечает он. — Утверждают, что Хелена по вечерам выходила крайне редко. За весь период их наблюдения она ни разу не ездила в номера на улице Курсель. Никогда не встречалась с мужчинами… Что вы на это скажете?
— Что все идет нормально.
На этот раз я говорю совершенно искренне.
— Кстати, — добавляет он, — мы узнали, на каком языке говорила Хелена в комнате…
— Правда7 Я улыбаюсь, потому что еще раз убедился в упрямстве патрона, — На румынском, — говорит он.
— Хорошо — Вам это что-то дает?
— Немного. Какое подданство было у Хелены?
— Английское, как у профессора…
— Странно, вы не находите? Разве что она выросла в Румынии.
— У вас есть что-нибудь новенькое?
— Есть. Я нашел Шварца Он вскрикивает. Надо думать, он просто обалдел, потому что этот человек умеет сохранять хладнокровие.
— По крайней мере я получил о нем точные сведения он хозяин “Гриба”.
— Отлично… Какая у вас программа?
— Не торопить события Буду действовать осторожно: нужно не только арестовать убийцу, но и освободить профессора. Кстати, планы ракеты по-прежнему остаются в сейфе?
— Нет, сейф пуст.
— До скорого, шеф.
— До скорого, Сан-Антонио Если бы я мог знать, что со мной произойдет!
Глава 11
Я снова пересекаю шоссе, но на этот раз в “Гриб” не захожу, а иду по боковой улице, сжимая в руке ключ, переданный мне малышкой Гардероб. Ее комнатку я нахожу без всякого труда. Это гнездышко безумной субретки. Меблировка состоит из диван-кровати стиля “горячечный бред”, кресла, обитого плюшем цвета “желтуха от любовных неудач”, и комода из лакированного дерева. Разумеется, всюду понатыканы жуткие гипсовые статуэтки и фотографии третьесортных звезд с их автографами. Это одновременно нежно, слащаво и миленько.
Я ложусь на диван и начинаю размышлять. Как вы, наверное, успели заметить, размышления — мой любимый спорт. Это верно. Я люблю давать пищу моему мыслительному аппарату, когда переживаю мертвый сезон. Такой, как этот.
Я не могу перейти к чему-то другому, пока не закончу с “Грибом”.
Невероятная случайность в сочетании с моим прославленным нюхом привели меня в это заведение. Его хозяин напрямую замешан в эту историю. На сей счет нет никаких сомнений. Шварц позвонил Мобуру и приказал прервать сеанс траха. Он знал, куда тот поедет и что произойдет, потому что предупредил меня.
Вывод: этот мужик знает о деле Стивенса больше, чем о секретном шифре Людовика XIV Это точно, четко, ясно. Я открываю ящики комода, проверяя, не держит ли королева гардероба в запасе пузырек чего-нибудь для гостей. Пузырек чего-нибудь я нахожу, но это флакон одеколона. Возвращаюсь на диван. Остается только ждать. Через часок она явится и я выжму из нее все, что ей известно о странном хозяине “Гриба”.
Уф! Как приятно растянуться. Идут минуты, которые отсчитывает будильник моей приятельницы. Шумы “Гриба” сюда доносятся в виде слабого гула, не нарушающего окружающую тишину, но в этой тишине слышится какой-то негромкий свист. Наверное, это водопроводные трубы. Я не позволяю ему отвлекать меня от моих забот. Я снова перебираю в голове элементы этого темного дела: телефонный звонок Шварца, Мобур, Хелена… Голова Хелены…
Вдруг замечаю, что начал засыпать. Понимаете, такое странное чувство, что летаю над кроватью.
И тут реагирует мое подсознание. Я делаю открытие, потрясающее и пугающее меня: я засыпаю, но спать не хочу. Сечете?
Я себя прекрасно чувствую, проваливаюсь в беспамятство, но при этом спать не хочу.
Что происходит?
Мне нужно время, чтобы составить об этом мнение. Моя голова как будто наливается свинцом; чувствую, у меня совсем нет сил.
Может, у меня случился инсульт?
При такой напряженной работе мозгов в этом нет ничего удивительного. И все-таки… Разгадку мне приносят мои уши. Правда, на них нет радаров, но это и не лопухи…
Тихий свист, который я слышу, это утечка газа… А мой липовый сон — начало миленького отравления этим газом. Как говорится, спи спокойно, вечная тебе память.
Если я не хочу закончить ночь со святым Петром, надо во что бы то ни стало открыть это поганое окно. Пытаюсь сесть — не выходит.
Я слаб, как младенец в колыбели…
Ну уж нет! Я не собираюсь подыхать в этой комнате служанки! Что это за конец для аса из асов Секретной службы?!
Предпринимаю новую попытку, но результат тот же.
Пока, компания! Мои костыли становятся ватными, а нервы превращаются в сбитые сливки.
Я говорю себе, что подыхать так — предел дурости. Подыхать вообще глупо, но так… От такой перспективы даже волосы в носу встают дыбом.
Весить около ста кило и не мочь пошевелить даже пальцем!
Я прекрасно чувствую, что ритм моего дыхания меняется.
Раз у меня парализованы ноги, может, еще двигаются руки?
Пробую. Моя правая рука онемела возле плеча, но до локтя еще шевелится. Самое время ею воспользоваться. Я с трудом тянусь к вырезу пиджака, и мне удается положить ее на рукоятку моей пушки. Теперь самым сложным будет вытащить ее из кобуры. Берусь задело. Восьмилетний ребенок справился бы с этой задачей с первого раза, мне же требуется несколько попыток. Наконец я вытягиваю пушку из кобуры, но рука не в силах удержать оружия и валится на кровать. К счастью, пальцы продолжают сжимать рукоятку.
Моя голова кажется мне огромной, как крытый велодром. В ней громко звонят колокола. Странный гул! Я смотрю на пистолет и на глаз делаю элементарные баллистические выкладки. Если я не совсем одурел, то нажму на спусковой крючок и пуля пробьет квадратик стекла.
Я действую в то же время, что думаю. Слышу выстрел моего шпалера, который должен быть громким, но в моем полузабытьи кажущийся едва слышным. Как пук благовоспитанной девушки.
Ему отвечает другой, более сложный звук — хрустальный звон разбитого стекла. Поскольку мой пистолет автоматический, а пальца со спуска я не снимал, то маслины продолжают вылетать. Я инстинктивно передвигаю руку, и разбиваются другие квадратики стекла. В меня бьет сильная струя свежего воздуха. В квартире взлетают занавески. Мой котелок издает звук кассового аппарата. Я несколько раз широко разеваю рот, вдыхая воздух, и теряю сознание…
Я слышу вокруг себя голоса. Меня окружает множество морд экзотических рыб. Застилающий их розовый туман рассеивается, и рыбы становятся людьми. Здесь есть и женщины, и мужчины… Я их не знаю.
Кто-то говорит:
— Я отвезу его в больницу. Вызовите слесаря, скажите, что произошла утечка газа…
Я узнаю этот голос. В какой прошлой жизни я его слышал?
Меня поднимают и куда-то несут. В коридоре стоят несколько человек. Темно. Я глубоко дышу. Колокола, гудевшие у меня под кумполом, уплывают. Мне кажется, кровь снова начала циркулировать в моих костылях, нервы становятся опять нервами, и если я захочу, то вполне смогу идти сам. Жуткая рвота скручивает мне кишки. Я говорю себе, что это хороший знак и что я спасен. Спасен благодаря моей пушке. Она дала мне свежий воздух и привлекла внимание людей.
Последняя мысль меня немного огорчает. Ничего не скажешь, здорово я справился с поставленной себе задачей потихоньку разузнать о “Грибе”. В тошниловке наверняка уже начался шухер. Если Шварц был где-то поблизости, он теперь начеку.
Полицейская натура берет верх над рвотой.
Я вырываюсь, чтобы встать на ноги. У нас, ищеек, работа в крови. Когда вы перерезаете горло утке, она еще бежит, тряся кровавым обрубком. С полицейским происходит примерно то же самое. Даже если он при смерти, рефлексы требуют от него идти в бой.
— Не двигайтесь, — говорит женский голос.
Я думаю, что в моем состоянии было бы хорошо заскочить в ближайшую больницу, чтобы меня там подлатали, и успокаиваюсь.
С “ха!” лесорубов меня грузят в машину. Кто-то садится рядом со мной, очевидно, женщина, которая говорила, потому что я чувствую запах духов. Мужчины занимают места впереди. Обо всем этом я догадываюсь по характерным звукам.
Я издаю вздох, способный смягчить бордюрный камень, и открываю один глаз. Видно лучше, чем несколько минут назад. Я различаю цвета, контуры…
Таким образом я могу убедиться, что рядом со мной действительно сидит женщина.
Я даже могу убедиться, что это мадемуазель Хелена и что ее очаровательная головка крепко сидит у нее на плечах.
Глава 12
Она смотрит на меня с задумчивым видом, в котором, если хорошенько поискать, можно найти восхищение.
Она выглядит еще более красивой, чем на фотографиях, более красивой, чем ее двойник…
— Привет, мисс Хелена, — с трудом выговариваю я. Она мило улыбается. Ее глаза похожи на драгоценные камни. Это действительно так, а не потому что я впадаю в стиль литературы для добродетельных барышень. Просто это самое подходящее сравнение. Подобные глазищи я, если бы мог, выставлял бы в витрине Лувра, и могу поклясться, что драгоценности Короны казались бы рядом с ними дешевой бижутерией.
Один из мужчин, сидящих впереди, оборачивается и говорит:
— Смотри-ка, очухался… Это голос Шварца.
Поскольку мне нравится приводить в изумление бандюг вроде него, я встряхиваюсь.
— А почему бы мне не очухаться, мой милый Шварц? Он не просто изумлен — ошарашен. Присвистнув сквозь зубы, он бормочет:
— Сильный вы малый!
Поскольку тщеславие — мощный стимул, я чувствую себя повеселевшим.
Я с трудом приподнимаюсь и прислоняюсь к спинке сиденья.
— Неплохо сработано, — говорю я. — Полагаю, вы следили за мной во время моего пребывания в вашем почтенном заведении? Увидев, что я беседую с киской из гардероба, вы расспросили ее; она вам призналась, что я жду в ее квартирушке. Вот вы и организовали маленькую утечку газа, так?
— Совершенно верно, — подтверждает он. Я улыбаюсь.
— Но вы вовремя поняли, что происходит, — добавляет он, — и выпустили обойму в окно.
— Ну и до какого места мы дошли? — спрашиваю я.
— Вы — до последней главы…
— Ну конечно, — замечаю я.
Наверняка из-за моего полубессознательного состояния я еще не думал об ожидающей меня участи. Я еще не сказал себе, что, когда такие партнеры, как эти, выкладывают карты на стол, это означает, что партия закончена… Во всяком случае для сына моей матери она точно закончена. Есть большая вероятность, что к восходу солнца я буду холодным, как собачий нос.
Мы едем на большой скорости. Все молчат. Я пользуюсь передышкой, чтобы привести в норму мое физическое состояние. Вы думаете, что в данном положении это не имеет значения? Значит, ваши мозги, и ранее отмеченные тяжелой врожденной дебильностью, совсем забуксовали, как сказал бы психиатр. Мой главный жизненный принцип — жить настоящим, не заботясь о будущем, даже самом ближайшем. Я из тех типов, что, оказавшись отрезанными пожаром на верхнем этаже многоэтажного дома, в ожидании, пока огонь доберется до их штанов, изучают театральные программки. Сечете?
— Я проглотил столько газа, что вы могли бы надуть им все воздушные шары, что продаются в “Галери Лафайетт” в день распродажи по сниженным ценам, — говорю я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Я сую снимки ему под нос. Он их добросовестно изучает.
— Никогда не видел.
— Точно? Посмотри повнимательнее.
Он подходит к неоновой вывеске и продолжает осмотр.
— Нет. Вы знаете, в наше время все красотки более или менее похожи.
— Представь ее себе блондинкой, — прошу я. Он напрягает воображение, от чего его мозги хрустят, как сухие ветки под ногой.
— Блондинка… — шепчет он. — Блондинка… Блондинкой она, может быть, мне что-то напоминает. Подождите… Да, кажется, я ее здесь видел… Но я могу ошибаться. Я не очень хорошо знаю персонал. Ваша девочка входила в труппу? Я не отвечаю. Размышляю… Методично размышляю.
— Держи, приятель, — говорю я и кладу ему в руку десятку, — выпей грога за мое здоровье.
Я перехожу через улицу и захожу в бар позвонить патрону.
— Вы видели ваших топтунов, босс?
— Они здесь, — отвечает он. — Утверждают, что Хелена по вечерам выходила крайне редко. За весь период их наблюдения она ни разу не ездила в номера на улице Курсель. Никогда не встречалась с мужчинами… Что вы на это скажете?
— Что все идет нормально.
На этот раз я говорю совершенно искренне.
— Кстати, — добавляет он, — мы узнали, на каком языке говорила Хелена в комнате…
— Правда7 Я улыбаюсь, потому что еще раз убедился в упрямстве патрона, — На румынском, — говорит он.
— Хорошо — Вам это что-то дает?
— Немного. Какое подданство было у Хелены?
— Английское, как у профессора…
— Странно, вы не находите? Разве что она выросла в Румынии.
— У вас есть что-нибудь новенькое?
— Есть. Я нашел Шварца Он вскрикивает. Надо думать, он просто обалдел, потому что этот человек умеет сохранять хладнокровие.
— По крайней мере я получил о нем точные сведения он хозяин “Гриба”.
— Отлично… Какая у вас программа?
— Не торопить события Буду действовать осторожно: нужно не только арестовать убийцу, но и освободить профессора. Кстати, планы ракеты по-прежнему остаются в сейфе?
— Нет, сейф пуст.
— До скорого, шеф.
— До скорого, Сан-Антонио Если бы я мог знать, что со мной произойдет!
Глава 11
Я снова пересекаю шоссе, но на этот раз в “Гриб” не захожу, а иду по боковой улице, сжимая в руке ключ, переданный мне малышкой Гардероб. Ее комнатку я нахожу без всякого труда. Это гнездышко безумной субретки. Меблировка состоит из диван-кровати стиля “горячечный бред”, кресла, обитого плюшем цвета “желтуха от любовных неудач”, и комода из лакированного дерева. Разумеется, всюду понатыканы жуткие гипсовые статуэтки и фотографии третьесортных звезд с их автографами. Это одновременно нежно, слащаво и миленько.
Я ложусь на диван и начинаю размышлять. Как вы, наверное, успели заметить, размышления — мой любимый спорт. Это верно. Я люблю давать пищу моему мыслительному аппарату, когда переживаю мертвый сезон. Такой, как этот.
Я не могу перейти к чему-то другому, пока не закончу с “Грибом”.
Невероятная случайность в сочетании с моим прославленным нюхом привели меня в это заведение. Его хозяин напрямую замешан в эту историю. На сей счет нет никаких сомнений. Шварц позвонил Мобуру и приказал прервать сеанс траха. Он знал, куда тот поедет и что произойдет, потому что предупредил меня.
Вывод: этот мужик знает о деле Стивенса больше, чем о секретном шифре Людовика XIV Это точно, четко, ясно. Я открываю ящики комода, проверяя, не держит ли королева гардероба в запасе пузырек чего-нибудь для гостей. Пузырек чего-нибудь я нахожу, но это флакон одеколона. Возвращаюсь на диван. Остается только ждать. Через часок она явится и я выжму из нее все, что ей известно о странном хозяине “Гриба”.
Уф! Как приятно растянуться. Идут минуты, которые отсчитывает будильник моей приятельницы. Шумы “Гриба” сюда доносятся в виде слабого гула, не нарушающего окружающую тишину, но в этой тишине слышится какой-то негромкий свист. Наверное, это водопроводные трубы. Я не позволяю ему отвлекать меня от моих забот. Я снова перебираю в голове элементы этого темного дела: телефонный звонок Шварца, Мобур, Хелена… Голова Хелены…
Вдруг замечаю, что начал засыпать. Понимаете, такое странное чувство, что летаю над кроватью.
И тут реагирует мое подсознание. Я делаю открытие, потрясающее и пугающее меня: я засыпаю, но спать не хочу. Сечете?
Я себя прекрасно чувствую, проваливаюсь в беспамятство, но при этом спать не хочу.
Что происходит?
Мне нужно время, чтобы составить об этом мнение. Моя голова как будто наливается свинцом; чувствую, у меня совсем нет сил.
Может, у меня случился инсульт?
При такой напряженной работе мозгов в этом нет ничего удивительного. И все-таки… Разгадку мне приносят мои уши. Правда, на них нет радаров, но это и не лопухи…
Тихий свист, который я слышу, это утечка газа… А мой липовый сон — начало миленького отравления этим газом. Как говорится, спи спокойно, вечная тебе память.
Если я не хочу закончить ночь со святым Петром, надо во что бы то ни стало открыть это поганое окно. Пытаюсь сесть — не выходит.
Я слаб, как младенец в колыбели…
Ну уж нет! Я не собираюсь подыхать в этой комнате служанки! Что это за конец для аса из асов Секретной службы?!
Предпринимаю новую попытку, но результат тот же.
Пока, компания! Мои костыли становятся ватными, а нервы превращаются в сбитые сливки.
Я говорю себе, что подыхать так — предел дурости. Подыхать вообще глупо, но так… От такой перспективы даже волосы в носу встают дыбом.
Весить около ста кило и не мочь пошевелить даже пальцем!
Я прекрасно чувствую, что ритм моего дыхания меняется.
Раз у меня парализованы ноги, может, еще двигаются руки?
Пробую. Моя правая рука онемела возле плеча, но до локтя еще шевелится. Самое время ею воспользоваться. Я с трудом тянусь к вырезу пиджака, и мне удается положить ее на рукоятку моей пушки. Теперь самым сложным будет вытащить ее из кобуры. Берусь задело. Восьмилетний ребенок справился бы с этой задачей с первого раза, мне же требуется несколько попыток. Наконец я вытягиваю пушку из кобуры, но рука не в силах удержать оружия и валится на кровать. К счастью, пальцы продолжают сжимать рукоятку.
Моя голова кажется мне огромной, как крытый велодром. В ней громко звонят колокола. Странный гул! Я смотрю на пистолет и на глаз делаю элементарные баллистические выкладки. Если я не совсем одурел, то нажму на спусковой крючок и пуля пробьет квадратик стекла.
Я действую в то же время, что думаю. Слышу выстрел моего шпалера, который должен быть громким, но в моем полузабытьи кажущийся едва слышным. Как пук благовоспитанной девушки.
Ему отвечает другой, более сложный звук — хрустальный звон разбитого стекла. Поскольку мой пистолет автоматический, а пальца со спуска я не снимал, то маслины продолжают вылетать. Я инстинктивно передвигаю руку, и разбиваются другие квадратики стекла. В меня бьет сильная струя свежего воздуха. В квартире взлетают занавески. Мой котелок издает звук кассового аппарата. Я несколько раз широко разеваю рот, вдыхая воздух, и теряю сознание…
Я слышу вокруг себя голоса. Меня окружает множество морд экзотических рыб. Застилающий их розовый туман рассеивается, и рыбы становятся людьми. Здесь есть и женщины, и мужчины… Я их не знаю.
Кто-то говорит:
— Я отвезу его в больницу. Вызовите слесаря, скажите, что произошла утечка газа…
Я узнаю этот голос. В какой прошлой жизни я его слышал?
Меня поднимают и куда-то несут. В коридоре стоят несколько человек. Темно. Я глубоко дышу. Колокола, гудевшие у меня под кумполом, уплывают. Мне кажется, кровь снова начала циркулировать в моих костылях, нервы становятся опять нервами, и если я захочу, то вполне смогу идти сам. Жуткая рвота скручивает мне кишки. Я говорю себе, что это хороший знак и что я спасен. Спасен благодаря моей пушке. Она дала мне свежий воздух и привлекла внимание людей.
Последняя мысль меня немного огорчает. Ничего не скажешь, здорово я справился с поставленной себе задачей потихоньку разузнать о “Грибе”. В тошниловке наверняка уже начался шухер. Если Шварц был где-то поблизости, он теперь начеку.
Полицейская натура берет верх над рвотой.
Я вырываюсь, чтобы встать на ноги. У нас, ищеек, работа в крови. Когда вы перерезаете горло утке, она еще бежит, тряся кровавым обрубком. С полицейским происходит примерно то же самое. Даже если он при смерти, рефлексы требуют от него идти в бой.
— Не двигайтесь, — говорит женский голос.
Я думаю, что в моем состоянии было бы хорошо заскочить в ближайшую больницу, чтобы меня там подлатали, и успокаиваюсь.
С “ха!” лесорубов меня грузят в машину. Кто-то садится рядом со мной, очевидно, женщина, которая говорила, потому что я чувствую запах духов. Мужчины занимают места впереди. Обо всем этом я догадываюсь по характерным звукам.
Я издаю вздох, способный смягчить бордюрный камень, и открываю один глаз. Видно лучше, чем несколько минут назад. Я различаю цвета, контуры…
Таким образом я могу убедиться, что рядом со мной действительно сидит женщина.
Я даже могу убедиться, что это мадемуазель Хелена и что ее очаровательная головка крепко сидит у нее на плечах.
Глава 12
Она смотрит на меня с задумчивым видом, в котором, если хорошенько поискать, можно найти восхищение.
Она выглядит еще более красивой, чем на фотографиях, более красивой, чем ее двойник…
— Привет, мисс Хелена, — с трудом выговариваю я. Она мило улыбается. Ее глаза похожи на драгоценные камни. Это действительно так, а не потому что я впадаю в стиль литературы для добродетельных барышень. Просто это самое подходящее сравнение. Подобные глазищи я, если бы мог, выставлял бы в витрине Лувра, и могу поклясться, что драгоценности Короны казались бы рядом с ними дешевой бижутерией.
Один из мужчин, сидящих впереди, оборачивается и говорит:
— Смотри-ка, очухался… Это голос Шварца.
Поскольку мне нравится приводить в изумление бандюг вроде него, я встряхиваюсь.
— А почему бы мне не очухаться, мой милый Шварц? Он не просто изумлен — ошарашен. Присвистнув сквозь зубы, он бормочет:
— Сильный вы малый!
Поскольку тщеславие — мощный стимул, я чувствую себя повеселевшим.
Я с трудом приподнимаюсь и прислоняюсь к спинке сиденья.
— Неплохо сработано, — говорю я. — Полагаю, вы следили за мной во время моего пребывания в вашем почтенном заведении? Увидев, что я беседую с киской из гардероба, вы расспросили ее; она вам призналась, что я жду в ее квартирушке. Вот вы и организовали маленькую утечку газа, так?
— Совершенно верно, — подтверждает он. Я улыбаюсь.
— Но вы вовремя поняли, что происходит, — добавляет он, — и выпустили обойму в окно.
— Ну и до какого места мы дошли? — спрашиваю я.
— Вы — до последней главы…
— Ну конечно, — замечаю я.
Наверняка из-за моего полубессознательного состояния я еще не думал об ожидающей меня участи. Я еще не сказал себе, что, когда такие партнеры, как эти, выкладывают карты на стол, это означает, что партия закончена… Во всяком случае для сына моей матери она точно закончена. Есть большая вероятность, что к восходу солнца я буду холодным, как собачий нос.
Мы едем на большой скорости. Все молчат. Я пользуюсь передышкой, чтобы привести в норму мое физическое состояние. Вы думаете, что в данном положении это не имеет значения? Значит, ваши мозги, и ранее отмеченные тяжелой врожденной дебильностью, совсем забуксовали, как сказал бы психиатр. Мой главный жизненный принцип — жить настоящим, не заботясь о будущем, даже самом ближайшем. Я из тех типов, что, оказавшись отрезанными пожаром на верхнем этаже многоэтажного дома, в ожидании, пока огонь доберется до их штанов, изучают театральные программки. Сечете?
— Я проглотил столько газа, что вы могли бы надуть им все воздушные шары, что продаются в “Галери Лафайетт” в день распродажи по сниженным ценам, — говорю я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15