– Вовсе нет. Мне очень нравится слово «ба».
– Возможно, вы единственная княгиня, которую когда-либо так называли.
Гертруда задержалась в гараже, она была счастлива, что между ней и внуком возникла такая близость.
– Другую бабушку ты очень любил?
– Рашель? О да, конечно. Она была незаурядным человеком.
– Скажи, только не думая! Ты любил ее больше меня?
Эта ребяческая ревность растрогала Эдуара.
– Нет, моя дорогая. Вы в моем сердце и в моей жизни занимаете особое место!
Князь поцеловал Гертруду в губы так целомудренно, как это обычно делают дети.
– Я люблю тебя так же сильно, как солнце, – сказал Эдуар, впервые обращаясь к княгине на «ты».
Вальтер стучал по гладкой поверхности пластика.
– Ваша светлость, – окликнул он княгиню. Старик просунул свою седую голову в гараж.
– Месье герцог просит мадам княгиню подняться в библиотеку, – доложил Вальтер. – У герцога разговор с банкиром, мадам, и предстоит решать серьезные вопросы.
Гертруда вздохнула:
– Этот старый осел совсем запутался.
Ворча, она отправилась к Гролоффу. Вальтер, заинтересовавшись работой Эдуара, замешкался возле него.
– Как я слышал, ваш отец тоже любил механику. Мне кажется, это королевское хобби. Вы изобразите ваш фамильный герб на дверцах машины?
– А может, еще и корону? – пошутил Эдуар. – Вы путаете Версуа с Букингемом, мой милый Вальтер.
– Если те, кто по праву могут себе позволить нечто экстраординарное, этого не делают, кто же тогда? – сказал назидательно Вальтер. – Герб – это так красиво, так поэтично. Возможно, в Англии не было бы сейчас королевы, если бы отменили кареты и гербы!
Эдуар положил руку на плечо Вальтера.
– Вы мне очень нравитесь, Вальтер.
– Вы мне тоже, Ваша светлость, – сказал слуга. – Впрочем, я не смог бы работать у людей, которые мне не нравятся.
– Как вы относитесь к моей бабушке?
– Есть одно слово, его постоянно повторяет мой внучатый племянник: «супер». Помимо уважения, которое я испытываю к княгине, я тоже считаю ее «супер». – И он задумчиво прибавил: – Надеюсь, что она сможет выдержать удар.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил встревоженно князь.
Вальтер покачал головой:
– Когда приходят банкиры, это всегда плохо.
– Вы думаете, у княгини финансовые затруднения?
– Я не думаю, я знаю.
Новость привела Эдуара в ужас, он никак этого не ожидал. Он думал, что в Швейцарии находится казна Черногории, из которой можно черпать деньги, не считая. Представление о неисчерпаемости богатства позволяло Эдуару тратить деньги без зазрения совести. Обычно правительства в изгнании располагали достаточными средствами, что помогало им смириться с потерей власти.
– По-вашему, это серьезно?
– Замок заложен под стопроцентную стоимость, кредиторы проявляют настойчивость, и бедный герцог выкручивается как может. Если заместитель директора Женевского банка приехал собственной персоной, значит, дела совсем плохи.
Князь вспомнил праздники, которые он устраивал, свой роскошный гардероб, и ему стало стыдно. Княгиня всегда безропотно оплачивала все его счета, ни разу не намекнув, чтобы он как-то умерил свои безумные запросы. Гертруда в своем желании обеспечить внуку соответствующий его рангу образ жизни, готова была на все: она влезла в долги, заложила замок.
– Спасибо, Вальтер, что вы мне об этом сказали.
– Только не говорите княгине.
– Не беспокойтесь, я ведь не доносчик.
Вальтер ушел. Князю доложили о приходе Дмитрия Юлафа.
– Проведите его в мою комнату, я сейчас приду. Для Эдуара эти занятия были пыткой. Ему не нравился ни черногорский язык, ни этот человек.
Дмитрий Юлаф был плохим учителем. Его уроки сводились к тому, что Эдуар должен был повторять за ним целые фразы, которые сам же Юлаф и переводил. Он не очень хорошо знал грамматику, и Эдуар убедился, что скрипач говорил на своем родном языке с такими же ошибками, что и на французском.
Сняв комбинезон и вымыв руки, князь отправился к Юлафу. Неподвижный взгляд, застывшая поза делали музыканта похожим на экспонат музея восковых фигур.
Юлаф даже не улыбнулся при появлении Эдуара, ограничившись сухим рукопожатием. Руки у скрипача были горячими, словно его лихорадило.
– С вами все в порядке? – спросил машинально Эдуар.
Юлаф как-то неопределенно кивнул и вынул из потрепанного портфеля книгу.
Он по-прежнему был одет в то же самое тряпье. Создавалось впечатление, что это его единственный костюм. Галстук-бабочка свисал как увядший цветок, а на бортах пиджака алели красные пятна от соуса.
Помятая, порванная игральная карта служила ему книжной закладкой. Это была трефовая восьмерка. Юлаф читал параграф из трех строк своим раскатистым «р» и тщательно его переводил:
– «Мужчина нашпоривал лошадь, которая уходила на третий галоп. Он про себя… подумал, что ему нужно нагнать карету кардинала».
Юлаф передал книгу князю.
– Читайте медленно! – велел он ему.
Князь вздохнул и взял книгу. Его спас телефонный звонок.
– Мадемуазель Стивен! – резко проговорила Маргарет, умиравшая каждый раз от ревности, когда звонила Элоди.
– Алло! – сказала молодая женщина. – Вас еще не возвели на трон, Ваша светлость?
Ее голос был странным, казалось, что она пьяна.
– К чему эти вопросы? – поинтересовался Эдуар.
– Я вас не вижу, не слышу; поэтому и делаю разные предположения.
– Вы пьяны? – спросил князь сухо.
– Более или менее: скажем, капельку! У меня был завтрак с часовщиком, и он меня так достал, что я одна выдула целую бутылку Шато д'Анжелюс.
– Что значит «часовщик»?
– Это тип, который производит часы!
Она засмеялась.
– Он хочет поручить мне сбыть его последние модели: часы, инкрустированные драгоценными камнями. Один араб из-за них потерял голову. Не будете ли вы столь великодушны повидать меня?
– Только не сегодня, – отрезал Эдуар.
– Потому что…
– Потому что вы пьяны.
Элоди не рассердилась.
– Тогда завтра?
– Завтра тоже нет, так как вас будет мучить похмелье!
– Вы очень жестоки, – сказала она грустно.
– Я заеду послезавтра, – смягчился князь.
– Боюсь, что послезавтра мне не удастся отменить назначенную встречу с фирмой «Тампэкс». Боже мой, князь, будьте великодушны, приезжайте сейчас: я в отличной форме благодаря алкоголю. Если вам никогда не приходилось целовать провод высокого напряжения, то наденьте туфли на резиновой подошве и попробуйте!
– Я занят, – сказал Эдуар твердо. – Очень жаль, Элоди.
Она прокричала:
– Эй! Не бросайте трубку! У меня для вас подарок.
– Это очень мило, – сказал князь тем же ледяным тоном.
– Представьте себе, что последние ночи я много думала о вас. Я пришла к выводу, что вам не хватает одной вещицы, пустячка, но тем не менее очень важного.
– И чего же мне не хватает?
– Духов, Ваша светлость, хороших духов.
– Зачем? От меня плохо пахнет?
– Наоборот: от вас пахнет настоящим самцом и настолько сильно, что от вашей шевелюры летят искры. Но человек вашего ранга и положения должен иметь духи, и не просто какие-нибудь. Я хотела бы, чтобы вы попробовали «Нью-Йорк» Патрисии де Николаи; это запах свежести с чуть пряным ароматом. Вы придете за ними?
– Нет.
– Чертов принц! – сказала Элоди. И повесила трубку.
Эдуар улыбнулся. Его забавляло, что обостренное алкоголем желание Элоди настолько ударило ей в голову, что она даже стала его оскорблять.
Юлаф во время разговора не шелохнулся; этот тип, вероятно, мог часами сидеть неподвижно.
Его присутствие стало для князя невыносимым, и он решил от него отделаться. Но телефон зазвонил снова. Он подумал, что это, вероятно, снова Элоди, которая звонит, чтобы извиниться. Это действительно была Элоди, но она не собиралась извиняться.
– Я вам говорю об эротике, а о самом главном забыла: насчет праздника в пятницу. Какую музыку вы предпочитаете?
– Я собираюсь его отменить, – сказал Эдуар.
– Князь, вы сошли с ума! Отменить, когда уже заранее, за полмесяца, были разосланы пригласительные билеты, и все гости приняли приглашение!
– Мы найдем вескую причину и позвоним каждому с извинениями.
Элоди была на грани истерики.
– Опять ваши причуды, князь? Но только не в Швейцарии, Ваша светлость. Здесь не принято отменять то, что запланировано. А капризы считаются плохим тоном.
– Отлично, – сказал Эдуар, – считайте, что я ничего не говорил.
– Браво! Теперь ответьте на мой вопрос: какую музыку вы хотите?
– Музыку? Не знаю, какой-нибудь дешевенький трюк.
Дмитрий Юлаф вдруг неожиданно вышел из своего состояния прострации и поднял руку.
– Что такое? – спросил у него князь.
– Музыку! – повторил Юлаф. – Я и трое моих друзей! У нас прекрасная группа. Цыганская музыка; очень, очень красивая!
Эдуар сказал:
– Не волнуйтесь, Элоди. У меня есть то, что нам нужно.
Вот с такой легкостью он распорядился своей судьбой.
32
Розина была убеждена, что в ближайшее время Фаусто вернется, так как он оставил свое барахло в ее новых вагончиках: транзистор, два колеса, спортивный костюм, рекламирующий фирму «Пежо», связку ключей и фотографию, где запечатлены были Фаусто Коп-пи (настоящий) и Джино Бартали, обменивающиеся флягами при восхождении на перевал.
В любом случае он должен был прийти днем или ночью, чтобы забрать свои сокровища. Зная его трусливый характер, Розина предполагала, что скорее всего это произойдет ночью, ибо он боялся сцен, упреков, ссор. Ожидая ночного возвращения, Розина прикрепила к двери колокольчик, который бы разбудил ее при появлении Фаусто.
Колокольчик зазвонил на четвертый день, ранним утром. Розина быстро встала и вышла – в ночной сорочке, в стоптанных старых туфлях. Фаусто стоял в дверном проеме. Розина улыбнулась ему.
– Когда я была совсем маленькой, отец брал меня на рыбалку. На конец своей удочки он всегда прикреплял бубенчик. Начинается трезвон – он спешил подсечь рыбу. Привет, чемпион, ты переезжаешь или меняешь улицу?
Она говорила дружелюбно, но очень быстро, чтобы побороть свою ярость. Розине не хотелось, чтобы их отношения закончились сценой ревности.
– Итак, ты нашел свеженькое тело, Казанова? Кто она? Официантка из бара или продавщица из супермаркета?
Фаусто, казалось, размышлял, а потом набрался смелости и сказал:
– Ты мне осточертела!
– Лестное замечание, чемпион. Из тебя вышел бы неплохой адвокат.
У него была огромная сумка, в которую он запихивал свои вещи.
– Ты хотя бы заметил, что строительство закончилось? И теперь мою территорию никогда больше не назовут «строительным участком»?
Фаусто молчал.
– По крайней мере, пока ты не удрал, ты должен знать: все это я делала ради тебя. Я не могу сказать, во сколько мне это обошлось, так как я тратила, не считая. На это ушли все мои деньги. Пожертвуй тремя минутами, чтобы посмотреть на все это, окажи мне последнюю любезность.
Розина взяла его за руку, увлекая за собой. Фаусто резко отдернул руку, но пошел следом. Они направились к котловине; в лучах утреннего солнца кольцо асфальта блестело, словно рыбья чешуя.
– Что это такое? – спросил итальянец. Розина взорвалась.
– Он еще спрашивает, что это! Ты мудак или велосипедист? Велодром, олух! Я думала, что ты будешь здесь тренироваться со своими одноклубниками. Мы бы устраивали тут региональные отборочные соревнования. В центре был бы буфет, где подавались бы напитки, картошка фри, сандвичи. Это было бы так здорово и называлось бы все это «Велодром Фаусто Феррари».
Розина смутно надеялась увидеть на его лице хоть какие-то признаки волнения, но там не было ничего, кроме презрения и оцепенелого изумления.
Фаусто, глядя на Розину, покрутил указательным пальцем у виска.
– Где ты видела такие велодромы? Эта штуковина абсолютно плоская, непригодная к виражам. Здесь только можно кататься на роликах. Надо быть круглой идиоткой, чтобы строить велодром, не имея о нем никакого понятия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56