Но ведь он сам, судя по всему, вышел из низов и с таким остервенением набросился на одну из себе подобных.
Теперь почти все слова, слетавшие с языка Ферона и произносившиеся им все более и более уверенным тоном, звучали для Мегрэ тягостно.
— Во-первых, я ей выложил, что она официально не имеет никаких средств к существованию, раз нигде не работает уже более восьми месяцев. А поскольку к ней регулярно ходит мужчина, значит, она автоматически попадает в разряд проституток. Она наконец сориентировалась. Испугалась. Но все же долгое время сопротивлялась. Не знаю, как вы с ней обходились, но мне Сабати в конце концов призналась, что все уже рассказала комиссару Мегрэ.
— И что это «все»?
— Раскололась насчет своей интимной связи с Аленом Верну и поведения последнего, который впадал в приступы слепой ярости, в результате чего нещадно избивал ее.
— Она провела ночь в камере предварительного заключения?
— Сегодня утром я освободил ее. Это пошло Сабати на пользу.
— Подписала ли она свои показания?
— Я бы ее не отпустил без этого.
Шабо укоризненно взглянул на друга.
— Я ведь совершенно не в курсе событий, — еле слышно произнес он.
Должно быть, он уже заявлял это своим коллегам.
Мегрэ и вправду не рассказывал ему о своем посещении квартала казарм, и в данный момент следователь, наверное, расценивал его умолчание, в результате которого Шабо оказался в затруднительной ситуации, как предательство с его стороны.
Внешне Мегрэ оставался спокойным. Его взгляд задумчиво бродил по фигуре этого скверно сложенного недомерка-комиссара, который, судя по самодовольному виду, ожидал похвалы в свой адрес.
— Предполагаю, вы сделали какие-то выводы из этой истории?
— В любом случае она показывает нам доктора Верну в новом свете. Сегодня утром я опросил соседок Сабати, и они подтвердили, что почти каждый его визит к любовнице сопровождался громкими скандалами в ее квартире, причем настолько бурными, что они неоднократно подумывали, не вызвать ли полицию.
— Так почему же они этого не сделали?
— Вероятно, считали, что это не их дело.
Нет! Если соседки не подняли тревогу, то лишь потому, что считали побои расплатой Сабати за то, что она целыми днями била баклуши. Не исключено, что, чем сильнее ее поколачивал Ален, тем большее удовлетворение они испытывали.
По духу и поступкам они могли бы быть сестрами этого мелкого комиссара Ферона.
— Что с ней стало?
— Я приказал ей возвращаться домой и находиться отныне в распоряжении следователя.
Тот откашлялся в свою очередь.
— Теперь очевидно, что оба открывшихся сегодня утром обстоятельства ставят Алена Верну в трудное положение.
— Что он делал вчера после того, как мы расстались?
Ответил Ферон:
— Вернулся к себе. Я поддерживаю контакт с комитетом бдительности. Не в силах помешать его формированию, предпочел заручиться его поддержкой. Верну направился прямиком в особняк на улице Рабле.
— Ходит ли он, как обычно, на мессу в половине одиннадцатого?
На этот раз слово взял Шабо:
— Он вообще их не посещает. Единственный из всей семьи.
— А выходил ли он сегодня утром из дому?
Ферон сделал неопределенный жест:
— Не думаю. В девять тридцать мне еще ни о чем не сообщали.
Наконец-то с видом человека, которому все это начало основательно надоедать, заговорил прокурор:
— Все разговоры на эту тему не ведут нас ни к чему конкретному. Вопрос стоит так: достаточно ли в нашем распоряжении улик против Алена Верну, чтобы задержать его? — Он пристально взглянул на следователя: — И это ваша епархия, Шабо. Ваше поле ответственности.
Шабо в свою очередь посмотрел на Мегрэ, чье лицо продолжало оставаться бесстрастным и серьезным.
И тогда следователь вместо ответа произнес целую речь:
— Ситуация выглядит следующим образом. По той или иной причине, но общественное мнение уже после первого убийства, то есть убийства Робера де Курсона, указало на его племянника как на главного подозреваемого. Я до сих пор недоумеваю, на чем основывались эти люди, выдвигая подобное обвинение. Ален Верну непопулярен. Его семью в большей или меньшей степени ненавидят. Я получил уже порядка двадцати анонимок с утверждениями, что искать виновного надо в доме по улице Рабле, и обвинениями в мой адрес в том, что я щажу толстосумов, поскольку поддерживаю с ними светские отношения. Оба последовавших затем преступления не только не уменьшили, но, наоборот, усилили эти настроения. Уже давно Ален Верну выглядит в глазах некоторых жителей как «человек, не такой как все остальные».
Ферон перебил его:
— Признания девицы Сабати…
— …Являются тяжким для него свидетельством, равно как и показания Шалю после найденного сегодня орудия убийства. Три преступления за одну неделю — это много. Естественно, население встревожено и стремится как-то обезопасить себя. До сего времени я колебался с принятием решения, считая собранные улики недостаточными. Это, как только что справедливо заметил прокурор, большая ответственность, выпавшая на мою долю.
Неожиданно он подметил промелькнувшую — не без иронии и горечи — на устах Мегрэ улыбку, покраснел, потерял нить своих рассуждений.
— Речь идет о том, что лучше: задержать его уже сейчас или же выждать, пока…
Мегрэ не смог удержаться, чтобы не проворчать сквозь зубы:
— Зато девушку Сабати запросто сцапали и продержали в кутузке целую ночь!
Шабо услышал эти слова, открыл было рот, чтобы ответить, бросить реплику, скорее всего насчет того, что это, мол, разные вещи, но в последнюю секунду передумал.
— Сегодня с учетом солнечной погоды и мессы наступило своего рода затишье. Но уже в этот час, собираясь в кафе на аперитив, люди, по всей видимости, снова начинают бурлить. Наверняка некоторых потянет нарочно пройти мимо особняка Верну. Всем известно, что я играл там вчера в бридж и что комиссар меня сопровождал. Трудно заставить понять…
— Вы арестуете его или нет? — ребром поставил вопрос прокурор, поднимаясь с места, очевидно сочтя, что всякого рода увиливаниям пора бы уже положить конец.
— Боюсь, что к вечеру может произойти инцидент с далеко идущими последствиями. Для этого достаточно будет пустяка, типа какого-нибудь мальчишки, запустившего камнем в стекла особняка, или пьянчужки, который начнет изрыгать проклятья и ругательства в адрес Верну перед их домом. При нынешнем умонастроении жителей города…
— Так арестовываете или нет?
Прокурор начал искать шляпу, но никак не мог ее обнаружить. Комиссар-недомерок подобострастно хихикнул.
— Вы оставили ее в своем кабинете. Я сейчас принесу.
А Шабо, уставившись на Мегрэ, тихо промолвил:
— Что ты об этом думаешь?
— Ничего.
— Что бы ты сделал на моем месте?..
— Я не на твоем месте.
— Считаешь ли ты доктора сдвинутым по фазе?
— Это зависит от того, что считать сумасшествием.
— Думаешь, это он убийца?
Мегрэ, не ответив, тоже стал искать шляпу.
— Подожди минуточку. Мне надо перемолвиться с тобой парочкой слов. Но сначала покончим с этим. Тем хуже, если я ошибаюсь.
Он открыл правый ящик стола, взял там бланк и начал его заполнять, в то время как Шабирон бросил на Мегрэ более чем когда-либо до этого насмешливый взгляд.
Итак, этот раунд выиграли Шабирон и мелкотравчатый комиссар, ибо формуляр был постановлением о задержании. Шабо все же еще на мгновение замешкался, ставя под ним подпись и прилагая печать.
Потом он застыл в нерешительности, прикидывая, кому из двух полицейских следовало его вручать. Такого крупного события в Фонтэне до сих пор не происходило.
— Полагаю… — решился он наконец. — В общем, ступайте оба. И сделайте все как можно тише и незаметнее, чтобы избежать каких-либо нежелательных всплесков настроения со стороны населения. Возьмите лучше машину.
— У меня есть своя, — рявкнул Шабирон.
Момент был неприятным. Можно было бы сказать, что на какое-то время каждому из них стало немного стыдно. И возможно, не оттого, что они сомневались в виновности доктора — в этом они были почти уверены, — а потому, что в глубине души понимали, что поступают так не по этой причине, а из-за боязни общественного мнения.
— Держите меня в курсе, — тихо произнес прокурор, уходивший первым, и добавил: — Если не найдете дома, звоните родителям жены.
Он намеревался остаток воскресного дня провести в семейном кругу. Ферон и Шабирон вышли в свою очередь, при этом задохлик-комиссар предварительно тщательно сложил ордер на арест и спрятал его в бумажник.
Но Шабирон, выглянув по пути из окна коридора, счел нужным вернуться, чтобы осведомиться:
— Как быть с журналистами?
— Пока ничего им не говорите. А сами поезжайте сначала в центр города. Скажите газетчикам, что через полчаса я сделаю заявление для прессы, и они от вас отвяжутся.
— А его привезти сюда?
— Нет, прямо в тюрьму. Если вдруг толпа вознамерится устроить над ним самосуд, то там будет легче обеспечить его безопасность.
Все это заняло немало времени. А сейчас они наконец-то остались вдвоем. Шабо не выглядел человеком, испытывавшим гордость за принятое им решение.
— Что ты обо всем этом думаешь? — решился он спросить. — Считаешь, что я поступил неправильно?
— Я боюсь, — признался комиссар, покуривая с мрачным видом трубку.
— Чего?
Он не ответил.
— По совести, я не могу занять иную позицию.
— Знаю. Но я не это имею в виду.
— Тогда что же?
Мегрэ не хотел признаться, что его тяготило поведение этого комиссара-недомерка по отношению к Луизе Сабати.
Шабо взглянул на часы:
— Через тридцать минут все кончится. И мы сможем заняться его допросом.
Мегрэ по-прежнему хранил молчание, он выглядел как человек, обдумывающий Бог ведает какую таинственную мысль.
— Почему ты не рассказал мне вчера вечером о своей встрече?
— С Сабати?
— Да.
— Чтобы избежать того, что сейчас произошло.
— Но это тем не менее случилось.
— Увы. Я не предусмотрел, что Ферон займется этим вопросом.
— Письмо у тебя?
— Какое?
— Та анонимка, что я получил относительно этой девицы и передал тебе. Теперь я обязан приобщить ее к делу.
Мегрэ пошарил в кармане, нашел записку — истрепанную, все еще влажную от вчерашнего дождя — и уронил ее на стол.
— Взгляни, пожалуйста, не увязались ли репортеры за полицейскими?
Комиссар подошел к окну и выглянул. Журналисты и фотографы кучковались на прежнем месте и, судя по всему, ожидали какого-то события.
— У тебя часы показывают верное время?
— Сейчас пять минут первого.
Ни один из присутствующих не слышал полуденного звона колоколов — при закрытых дверях они точно в подземелье находились.
— Ломаю голову над тем, как он прореагирует. А также, что его отец…
Резко зазвонил телефон. Шабо какое-то время не осмеливался взять трубку, неотрывно глядя на Мегрэ, но все же в конце концов решился:
— Алло… — Его лоб сморщился, брови сдвинулись. — Вы уверены в этом?
Мегрэ слышал какие-то отрывистые голоса, срывавшиеся с мембраны, но не мог различить ни слова. Было, однако, ясно, что говорил Шабирон.
— Вы обыскали весь дом? Где вы сейчас находитесь?
Хорошо. Да. Оставайтесь там. Я… — Он встревоженно провел рукой по начавшему лысеть черепу. — Позвоню через пару минут.
Едва он повесил трубку, как Мегрэ скупо обронил всего два слова:
— Нет дома?
— Ты ожидал этого? — И, поскольку комиссар продолжал угрюмо молчать, добавил: — Мы уверены, что он вернулся к себе вчера вечером сразу же после того, как расстался с тобой. Ночь провел в своей комнате. Сегодня рано утром попросил принести ему чашку кофе.
— И газеты.
— У нас в воскресенье они не выходят.
— С кем он разговаривал?
— Еще не знаю. Ферон и инспектор сейчас в особняке и расспрашивают прислугу. Чуть позже десяти часов вся семья, за исключением Алена, отправилась на мессу на автомашине, которую вел дворецкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Теперь почти все слова, слетавшие с языка Ферона и произносившиеся им все более и более уверенным тоном, звучали для Мегрэ тягостно.
— Во-первых, я ей выложил, что она официально не имеет никаких средств к существованию, раз нигде не работает уже более восьми месяцев. А поскольку к ней регулярно ходит мужчина, значит, она автоматически попадает в разряд проституток. Она наконец сориентировалась. Испугалась. Но все же долгое время сопротивлялась. Не знаю, как вы с ней обходились, но мне Сабати в конце концов призналась, что все уже рассказала комиссару Мегрэ.
— И что это «все»?
— Раскололась насчет своей интимной связи с Аленом Верну и поведения последнего, который впадал в приступы слепой ярости, в результате чего нещадно избивал ее.
— Она провела ночь в камере предварительного заключения?
— Сегодня утром я освободил ее. Это пошло Сабати на пользу.
— Подписала ли она свои показания?
— Я бы ее не отпустил без этого.
Шабо укоризненно взглянул на друга.
— Я ведь совершенно не в курсе событий, — еле слышно произнес он.
Должно быть, он уже заявлял это своим коллегам.
Мегрэ и вправду не рассказывал ему о своем посещении квартала казарм, и в данный момент следователь, наверное, расценивал его умолчание, в результате которого Шабо оказался в затруднительной ситуации, как предательство с его стороны.
Внешне Мегрэ оставался спокойным. Его взгляд задумчиво бродил по фигуре этого скверно сложенного недомерка-комиссара, который, судя по самодовольному виду, ожидал похвалы в свой адрес.
— Предполагаю, вы сделали какие-то выводы из этой истории?
— В любом случае она показывает нам доктора Верну в новом свете. Сегодня утром я опросил соседок Сабати, и они подтвердили, что почти каждый его визит к любовнице сопровождался громкими скандалами в ее квартире, причем настолько бурными, что они неоднократно подумывали, не вызвать ли полицию.
— Так почему же они этого не сделали?
— Вероятно, считали, что это не их дело.
Нет! Если соседки не подняли тревогу, то лишь потому, что считали побои расплатой Сабати за то, что она целыми днями била баклуши. Не исключено, что, чем сильнее ее поколачивал Ален, тем большее удовлетворение они испытывали.
По духу и поступкам они могли бы быть сестрами этого мелкого комиссара Ферона.
— Что с ней стало?
— Я приказал ей возвращаться домой и находиться отныне в распоряжении следователя.
Тот откашлялся в свою очередь.
— Теперь очевидно, что оба открывшихся сегодня утром обстоятельства ставят Алена Верну в трудное положение.
— Что он делал вчера после того, как мы расстались?
Ответил Ферон:
— Вернулся к себе. Я поддерживаю контакт с комитетом бдительности. Не в силах помешать его формированию, предпочел заручиться его поддержкой. Верну направился прямиком в особняк на улице Рабле.
— Ходит ли он, как обычно, на мессу в половине одиннадцатого?
На этот раз слово взял Шабо:
— Он вообще их не посещает. Единственный из всей семьи.
— А выходил ли он сегодня утром из дому?
Ферон сделал неопределенный жест:
— Не думаю. В девять тридцать мне еще ни о чем не сообщали.
Наконец-то с видом человека, которому все это начало основательно надоедать, заговорил прокурор:
— Все разговоры на эту тему не ведут нас ни к чему конкретному. Вопрос стоит так: достаточно ли в нашем распоряжении улик против Алена Верну, чтобы задержать его? — Он пристально взглянул на следователя: — И это ваша епархия, Шабо. Ваше поле ответственности.
Шабо в свою очередь посмотрел на Мегрэ, чье лицо продолжало оставаться бесстрастным и серьезным.
И тогда следователь вместо ответа произнес целую речь:
— Ситуация выглядит следующим образом. По той или иной причине, но общественное мнение уже после первого убийства, то есть убийства Робера де Курсона, указало на его племянника как на главного подозреваемого. Я до сих пор недоумеваю, на чем основывались эти люди, выдвигая подобное обвинение. Ален Верну непопулярен. Его семью в большей или меньшей степени ненавидят. Я получил уже порядка двадцати анонимок с утверждениями, что искать виновного надо в доме по улице Рабле, и обвинениями в мой адрес в том, что я щажу толстосумов, поскольку поддерживаю с ними светские отношения. Оба последовавших затем преступления не только не уменьшили, но, наоборот, усилили эти настроения. Уже давно Ален Верну выглядит в глазах некоторых жителей как «человек, не такой как все остальные».
Ферон перебил его:
— Признания девицы Сабати…
— …Являются тяжким для него свидетельством, равно как и показания Шалю после найденного сегодня орудия убийства. Три преступления за одну неделю — это много. Естественно, население встревожено и стремится как-то обезопасить себя. До сего времени я колебался с принятием решения, считая собранные улики недостаточными. Это, как только что справедливо заметил прокурор, большая ответственность, выпавшая на мою долю.
Неожиданно он подметил промелькнувшую — не без иронии и горечи — на устах Мегрэ улыбку, покраснел, потерял нить своих рассуждений.
— Речь идет о том, что лучше: задержать его уже сейчас или же выждать, пока…
Мегрэ не смог удержаться, чтобы не проворчать сквозь зубы:
— Зато девушку Сабати запросто сцапали и продержали в кутузке целую ночь!
Шабо услышал эти слова, открыл было рот, чтобы ответить, бросить реплику, скорее всего насчет того, что это, мол, разные вещи, но в последнюю секунду передумал.
— Сегодня с учетом солнечной погоды и мессы наступило своего рода затишье. Но уже в этот час, собираясь в кафе на аперитив, люди, по всей видимости, снова начинают бурлить. Наверняка некоторых потянет нарочно пройти мимо особняка Верну. Всем известно, что я играл там вчера в бридж и что комиссар меня сопровождал. Трудно заставить понять…
— Вы арестуете его или нет? — ребром поставил вопрос прокурор, поднимаясь с места, очевидно сочтя, что всякого рода увиливаниям пора бы уже положить конец.
— Боюсь, что к вечеру может произойти инцидент с далеко идущими последствиями. Для этого достаточно будет пустяка, типа какого-нибудь мальчишки, запустившего камнем в стекла особняка, или пьянчужки, который начнет изрыгать проклятья и ругательства в адрес Верну перед их домом. При нынешнем умонастроении жителей города…
— Так арестовываете или нет?
Прокурор начал искать шляпу, но никак не мог ее обнаружить. Комиссар-недомерок подобострастно хихикнул.
— Вы оставили ее в своем кабинете. Я сейчас принесу.
А Шабо, уставившись на Мегрэ, тихо промолвил:
— Что ты об этом думаешь?
— Ничего.
— Что бы ты сделал на моем месте?..
— Я не на твоем месте.
— Считаешь ли ты доктора сдвинутым по фазе?
— Это зависит от того, что считать сумасшествием.
— Думаешь, это он убийца?
Мегрэ, не ответив, тоже стал искать шляпу.
— Подожди минуточку. Мне надо перемолвиться с тобой парочкой слов. Но сначала покончим с этим. Тем хуже, если я ошибаюсь.
Он открыл правый ящик стола, взял там бланк и начал его заполнять, в то время как Шабирон бросил на Мегрэ более чем когда-либо до этого насмешливый взгляд.
Итак, этот раунд выиграли Шабирон и мелкотравчатый комиссар, ибо формуляр был постановлением о задержании. Шабо все же еще на мгновение замешкался, ставя под ним подпись и прилагая печать.
Потом он застыл в нерешительности, прикидывая, кому из двух полицейских следовало его вручать. Такого крупного события в Фонтэне до сих пор не происходило.
— Полагаю… — решился он наконец. — В общем, ступайте оба. И сделайте все как можно тише и незаметнее, чтобы избежать каких-либо нежелательных всплесков настроения со стороны населения. Возьмите лучше машину.
— У меня есть своя, — рявкнул Шабирон.
Момент был неприятным. Можно было бы сказать, что на какое-то время каждому из них стало немного стыдно. И возможно, не оттого, что они сомневались в виновности доктора — в этом они были почти уверены, — а потому, что в глубине души понимали, что поступают так не по этой причине, а из-за боязни общественного мнения.
— Держите меня в курсе, — тихо произнес прокурор, уходивший первым, и добавил: — Если не найдете дома, звоните родителям жены.
Он намеревался остаток воскресного дня провести в семейном кругу. Ферон и Шабирон вышли в свою очередь, при этом задохлик-комиссар предварительно тщательно сложил ордер на арест и спрятал его в бумажник.
Но Шабирон, выглянув по пути из окна коридора, счел нужным вернуться, чтобы осведомиться:
— Как быть с журналистами?
— Пока ничего им не говорите. А сами поезжайте сначала в центр города. Скажите газетчикам, что через полчаса я сделаю заявление для прессы, и они от вас отвяжутся.
— А его привезти сюда?
— Нет, прямо в тюрьму. Если вдруг толпа вознамерится устроить над ним самосуд, то там будет легче обеспечить его безопасность.
Все это заняло немало времени. А сейчас они наконец-то остались вдвоем. Шабо не выглядел человеком, испытывавшим гордость за принятое им решение.
— Что ты обо всем этом думаешь? — решился он спросить. — Считаешь, что я поступил неправильно?
— Я боюсь, — признался комиссар, покуривая с мрачным видом трубку.
— Чего?
Он не ответил.
— По совести, я не могу занять иную позицию.
— Знаю. Но я не это имею в виду.
— Тогда что же?
Мегрэ не хотел признаться, что его тяготило поведение этого комиссара-недомерка по отношению к Луизе Сабати.
Шабо взглянул на часы:
— Через тридцать минут все кончится. И мы сможем заняться его допросом.
Мегрэ по-прежнему хранил молчание, он выглядел как человек, обдумывающий Бог ведает какую таинственную мысль.
— Почему ты не рассказал мне вчера вечером о своей встрече?
— С Сабати?
— Да.
— Чтобы избежать того, что сейчас произошло.
— Но это тем не менее случилось.
— Увы. Я не предусмотрел, что Ферон займется этим вопросом.
— Письмо у тебя?
— Какое?
— Та анонимка, что я получил относительно этой девицы и передал тебе. Теперь я обязан приобщить ее к делу.
Мегрэ пошарил в кармане, нашел записку — истрепанную, все еще влажную от вчерашнего дождя — и уронил ее на стол.
— Взгляни, пожалуйста, не увязались ли репортеры за полицейскими?
Комиссар подошел к окну и выглянул. Журналисты и фотографы кучковались на прежнем месте и, судя по всему, ожидали какого-то события.
— У тебя часы показывают верное время?
— Сейчас пять минут первого.
Ни один из присутствующих не слышал полуденного звона колоколов — при закрытых дверях они точно в подземелье находились.
— Ломаю голову над тем, как он прореагирует. А также, что его отец…
Резко зазвонил телефон. Шабо какое-то время не осмеливался взять трубку, неотрывно глядя на Мегрэ, но все же в конце концов решился:
— Алло… — Его лоб сморщился, брови сдвинулись. — Вы уверены в этом?
Мегрэ слышал какие-то отрывистые голоса, срывавшиеся с мембраны, но не мог различить ни слова. Было, однако, ясно, что говорил Шабирон.
— Вы обыскали весь дом? Где вы сейчас находитесь?
Хорошо. Да. Оставайтесь там. Я… — Он встревоженно провел рукой по начавшему лысеть черепу. — Позвоню через пару минут.
Едва он повесил трубку, как Мегрэ скупо обронил всего два слова:
— Нет дома?
— Ты ожидал этого? — И, поскольку комиссар продолжал угрюмо молчать, добавил: — Мы уверены, что он вернулся к себе вчера вечером сразу же после того, как расстался с тобой. Ночь провел в своей комнате. Сегодня рано утром попросил принести ему чашку кофе.
— И газеты.
— У нас в воскресенье они не выходят.
— С кем он разговаривал?
— Еще не знаю. Ферон и инспектор сейчас в особняке и расспрашивают прислугу. Чуть позже десяти часов вся семья, за исключением Алена, отправилась на мессу на автомашине, которую вел дворецкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21