А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


– Я никого из них не знала. Он избегал говорить о семье. Мне известно только, что у него было тяжелое детство и что много лет он служил в Индокитае…
На губах сына промелькнула презрительная усмешка.
– Я не случайно задаю вам эти вопросы, сударыня: недавно я выяснил, что вот уже восемнадцать лет ваш муж не служит в фирме «Ньель».
Она неотрывно смотрела на комиссара; Анри живо запротестовал:
– Но, сударь…
– Эти сведения исходят от самого господина Ньеля.
– Может быть, лучше… – начал молодой человек, приближаясь к Мегрэ.
– Нет, Анри! Я хочу доказать, что это ложь, чудовищный обман. Идемте, комиссар. Да, да, следуйте за мной.
И впервые выказав нервозность, она двинулась по коридору, налетев по дороге на рулон черной ткани, которую скатывали обойщики. Комиссар поднялся вслед за нею на второй этаж; она провела его через спальню с мебелью полированного дерева, где на вешалке до сих пор висела соломенная шляпа Эмиля Галле и его костюм из тика – наверное, в них он ходил на рыбалку.
За этой комнатой находилась еще одна, поменьше, служившая рабочим кабинетом.
– Взгляните, вот образцы. Вот, например, ужасно безвкусные столовые приборы. Как видите, они совсем не восемнадцатилетней давности. Вы согласны? Вот тетрадь заказов, где муж ежемесячно производил расчеты. Вот письма на бланках фирмы «Ньель», которые он регулярно получал…
Мегрэ почти не смотрел. Он не сомневался, что ему еще придется вернуться в эту комнату, и хотел проникнуться ее атмосферой.
Он постарался представить себе Эмиля Галле, сидящего перед письменным столом во вращающемся кресле. На столе стояла чернильница из белого металла, хрустальный шар вместо пресс-папье.
Из окна открывался вид на главную аллею и красную крышу соседней пустующей виллы.
Письма, отпечатанные на бланках фирмы «Ньель», были примерно одного содержания:
«Уважаемый Господин Галле! Мы получили ваше письмо от 15-го сего месяца, а также список заказов на январь.
Ждем вас, как обычно, в конце месяца для окончательных расчетов и для передачи необходимых инструкций по поводу расширения вашей деятельности. С сердечным приветом.
Подпись: Жан Ньель».
Мегрэ взял несколько писем и положил к себе в портфель.
– Ну, что вы теперь скажете? – с вызовом спросила г-жа Галле.
– А это что такое?
– Ничего особенного. Мой муж любил мастерить. Это старые часы, он их разбирал. В сарае свалена куча приспособлений, которые он сам изобрел, много рыболовных снастей. Каждый месяц он неделю проводил дома, а работал, что-то писал всего час или два, по утрам.
Мегрэ один за другим выдвигал ящики стола. В одном он увидел пухлую розовую папку с надписью «Солнце».
– Это бумаги моего отца, – пояснила г-жа Галле. – Не знаю, зачем мы их сохранили. В этом шкафу – полная подшивка газеты до последнего номера. Ради этого отец продал даже свои облигации.
– Вы позволите взять мне с собой эту папку?
Она повернулась к двери, как будто хотела посоветоваться с сыном, но Анри остался внизу.
– Что вы из нее узнаете? Это своего рода реликвия.
Впрочем, если вы считаете… Но скажите, комиссар, может ли быть, что господин Ньель не подтвердил?.. То же самое с открытками. Вчера пришла еще одна. Это почерк мужа, я уверена в этом. Отправлена, как и первая, из Руана.
«Все в порядке. Возвращаюсь в четверг вечером».
В голосе ее снова прозвучали какие-то человеческие нотки. Правда, едва уловимые.
«С нетерпением жду этого дня. Четверг уже завтра».
Внезапно она зарыдала, но рыдания тут же прекратились. Два-три всхлипа. Она поднесла ко рту платок, отделанный черной каймой, и глухо попросила:
– Уйдемте отсюда…
Снова пришлось проходить через спальню, обставленную хоть и дорогой, но безвкусной мебелью: зеркальный шкаф, две тумбочки, ковер «под персидский».
Внизу в коридоре Анри невидящим взором смотрел, как обойщики вкатывают рулон на грузовичок. Он даже не обернулся, когда г-жа Галле и Мегрэ стали спускаться по скрипящим ступеням натертой до блеска лестницы.
В доме царил беспорядок. В столовую, откуда двое рабочих в робах вытаскивали пианино, вошла горничная с литровой бутылью красного вина и двумя стаканами.
– Это не помешает, – одобрил один из них.
У Мегрэ вдруг создалось странное ощущение – он ни разу еще не испытывал ничего подобного, и это сбивало его с толку. Ему показалось, что истина скрыта где-то здесь, рядом. Все, что происходило, имело определенное значение.
Но нужно было взглянуть на все это в ином ракурсе. Он понимал, что взор ему застилает пелена тумана, мешающая увидеть события в подлинном свете. Эту атмосферу создавали одновременно мать и сын – женщина, боровшаяся со своими чувствами, и молодой человек с продолговатым непроницаемым лицом. Пелена тумана исходила от этих снятых драпировок, от всей окружающей обстановки, а главное, ее порождала неловкость, которую испытывал сам Мегрэ, понимая неуместность своего присутствия.
Ему было стыдно, что он уносит с собой, как вор, розовую папку, хотя, по правде сказать, плохо представлял, для чего она может ему понадобиться. Он предпочел бы подольше побыть один наверху, в кабинете покойного, походить по сараю, где Эмиль Галле мастерил свои усовершенствованные рыболовные снасти. Несколько минут все нерешительно топтались в коридоре. Пора было обедать, но Галле явно ждали, пока полицейский уйдет.
Из кухни доносился запах жареного лука: одна кухарка продолжала выполнять свои обязанности, не обращая внимания на сумятицу.
Теперь каждый делал вид, что внимательно следит за тем, как обойщики приводят в порядок гостиную. Один из них нашел под подносом для ликеров фотографию г-на Галле.
– Вы позволите ее взять? – обратился Мегрэ к вдове. – Она мне может понадобиться.
Он чувствовал, что Анри смотрит на него взглядом, полным презрения.
– Если нужно… У меня осталось очень мало его фотографий.
– Я непременно верну.
И все-таки он никак не мог уйти. Когда рабочие едва не уронили огромную вазу «под севр», г-жа Галле бросилась к ним:
– Осторожно! Осторожно!
В атмосфере этого унылого дома по-прежнему было слито воедино грустное и гротескное, возвышенное и мелкое, и это угнетало Мегрэ. Он представлял себе, как Эмиль Галле, которого он ни разу не видел живым, бродит здесь в слишком свободном пиджаке, молчаливый, с впалой грудью, мешками под глазами, потому что у него больная печень.
Мегрэ спрятал фотографию в розовую папку и, поколебавшись, сказал:
– Еще раз простите, сударыня. Я ухожу. Если не возражаете, пусть ваш сын немного меня проводит.
Г-жа Галле взглянула на Анри с плохо скрытой тревогой. Несмотря на свою горделивую осанку, размеренные движения, три ряда бус из черных камней, она тоже, вероятно, чувствовала – что-то происходит.
Но молодой человек невозмутимо снял с вешалки шляпу с креповой лентой.
Уход напоминал бегство. Папка была увесистой, без тесемок, и Мегрэ каждую минуту мог выронить бумаги.
– Не хотите ли завернуть ее в газету? – спросила г-жа Галле.
Мегрэ уже вышел за дверь. Служанка несла в столовую скатерть и приборы. Анри шагал рядом с Мегрэ – высокий, замкнутый, пряча глаза от собеседника.
Когда они отошли метров на триста от дома, раздался шум мотора – отъезжал грузовичок обойщиков.
Мегрэ сказал:
– Я должен выяснить у вас следующее: парижский адрес Элеоноры Бурсан, ваш адрес и адрес фирмы, где вы служите.
Комиссар достал из кармана карандаш и записал на розовой папке: «Элеонора Бурсан, улица Тюренн, 27. Банк Совринос, бульвар Бомарше, 117. Анри Галле, отель Бельвю улица де ла Рокет, 19».
– Это все? – спросил молодой человек.
– Благодарю, все.
– В таком случае, полагаю, теперь вы займетесь преступником.
Его даже не интересовало, какую реакцию вызовут его слова. Он прикоснулся к шляпе и пошел назад по главной аллее. Грузовичок обогнал Мегрэ почти у самого вокзала.

Последние сведения в этот день Мегрэ получил чисто случайно. Комиссар пришел на вокзал за час до отхода поезда. Он сидел один в пустом зале ожидания, а над ним кружился рой мух.
На велосипеде приехал почтальон с багровой апоплексической шеей, он выгружал свои сумки на специальном почтовом столе.
– Вы обслуживаете «Маргаритки»? – спросил комиссар, встав за спиной почтальона.
Тот резко обернулся.
– Что вы имеете в виду?
– Я из полиции. Нужно кое-что выяснить. Большую корреспонденцию получал господин Галле?
– Нет, небольшую. Письма из фирмы, где бедняга работал. Они приходили по определенным числам. Газеты.
– Какие?
– Провинциальные. В основном, из Берри и Шера. Еще журналы: «Сельская жизнь», «Охота и рыболовство», «Замки и поместья».
Комиссар заметил, что собеседник старается не смотреть ему в глаза.
– А в Сен-Фаржо есть на почте отдел до востребования?
– Что вы имеете в виду?
– Господин Галле не получал других писем?
Внезапно почтальон смутился.
– Ну, раз он умер… – пробормотал он. – Кроме того, я не нарушал инструкцию. Просто он просил меня не опускать к нему в ящик некоторые письма, а хранить до его возвращения, если он был в отъезде.
– Какие письма?
– Совсем немного. В лучшем случае, одно письмо раз в два или три месяца. Дешевые голубые конверты. Адрес напечатан на машинке.
– А обратного адреса не было?
– Нет. Только на обороте конверта было напечатано: отправитель – господин Жакоб. Выходит, я это напрасно делал?
– Откуда были отправлены эти письма?
– Из Парижа.
– Округ не помните?
– Каждый раз округ был другой.
– Когда пришло последнее письмо?
– Постойте… Сегодня у нас двадцать девятое? Среда.
Значит, в четверг вечером. А увидел я господина Галле только в пятницу утром, когда он собирался на рыбалку.
– И он пошел на рыбалку?
– Нет, вернулся домой, но прежде дал мне, как заведено, пять франков. Когда его убили, я здорово расстроился.
Вы думаете, это письмо…
– Он уехал в тот же день?
– Да. Вы, кажется, ждете поезд из Мелена? Слышите гудок на переезде? А вы обязательно должны сообщить то, что я рассказал?
Мегрэ едва успел добежать до платформы и вскочить в единственный в составе вагон первого класса.
Глава 4
Мошенник в стане легитимистов
Снова оказавшись в гостинице «Луара», Мегрэ довольно сдержанно ответил на расспросы Тардивона, который встретил его, словно ближайшего друга, проводил в номер я показал письма в больших желтых конвертах, пришедших на имя комиссара.
Это было заключение судебно-медицинского эксперта, протоколы из жандармерии и из неверской полиции.
Полиция Руана также прислала дополнительные сведения о кассирше Ирме Стросс.
– Это еще не все, – торжественно заявил хозяин гостиницы. – Заходил жандармский бригадир, хотел поговорить с вами. Он просил, чтобы ему позвонили, как только вы приедете. Короче говоря, к нему трижды приходила одна женщина, наверное, после объявления в городе.
– Что за женщина?
– Матушка Каню, жена садовника из дома напротив отеля. Помните, я вам рассказывал о Маленьком замке?
– Она что-нибудь сообщила?
– Не так уж она глупа! Раз назначено денежное вознаграждение, она ничего не выболтает даром, если, конечно, действительно что-нибудь знает.
Мегрэ выложил на стол розовую папку и фотографию Эмиля Галле.
– Пошлите, пожалуйста, за этой женщиной и соедините меня с жандармерией.
Вскоре бригадир жандармов сообщил ему, что, согласно полученной инструкции, он собрал у себя в казарме всех окрестных бродяг.
Несколько минут Мегрэ сидел один в комнате перед грудой бумаг. Он послал телеграмму в Париж с просьбой сообщить сведения об Анри Галле и его любовнице. На всякий случай запросил орлеанскую полицию, проживает ли в городе некий г-н Клеман.
И, наконец, ему предстояло осмотреть комнату, где было совершено преступление, и одежду покойного, принесенную сюда после вскрытия.
Поначалу дело казалось пустячным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18