А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Если ее и не оправдают — Селита, впрочем, и не стремится к этому, — она получит более или менее длительный срок, допустим, пять лет. И кто знает, может быть, когда она окажется в тюрьме, Леон вернется к ней.
Если и случалось Селите посмеиваться про себя, то только когда она думала о том, что скоро исполнит последнюю волю хозяйки, но так, как той и не могло никогда прийти в голову.
Практическую часть задуманного Селита готовила в течение двух дней. Она знала, что не могла без необходимых формальностей, совершенно непреодолимых для нее, зайти в оружейный магазин и купить там револьвер. Попросить же револьвер ей было не у кого. Но она знала все же, где можно его найти: в самом «Монико», в одном из ящиков кассы, куда положил его Леон, когда осенью два заведения на Лазурном берегу подверглись вооруженному ограблению.
Кабаре было закрыто. Временно вынули из стеклянной витрины фотографии обнаженных женщин, и на карточке с траурной рамкой было написано: «Закрыто по случаю траура».
Она звонила туда несколько раз. С тех пор как хозяин перестал приходить регулярно в дневное время, он передал ключ Эмилю, который впускал уборщиц и поставщиков.
Полтора дня никто не отвечал на ее звонки. А адрес Эмиля в Канне ей был неизвестен. Не видела она его больше и на набережной Круазетт, где искала юношу, видимо, он временно прекратил распространять проспекты.
На второй день она тоже звонила несколько раз, последний — в четыре часа.
В шесть она решила сходить на всякий случай туда сама. Дверь оказалась незапертой, Селита толкнула ее и чуть было не сбила с ног Эмиля, который, наклонившись, собирал на полу почту, которую почтальон опустил в щель.
— Это вы! — с изумлением произнес он, выпрямляясь.
— Я пришла взять кое-какие вещи, которые мне нужны.
— Вам повезло, что хозяин как раз в это время послал меня взять почту. Я пришел за минуту до вас.
Благодаря закрытым ставням в кабаре было довольно темно, и это тоже оказалось весьма кстати, потому что Селита предполагала, что не очень хорошо играет свою роль.
— Я поднимусь на минуту…
Потом, прежде чем открыть дверь с окошечком, Селита сказала:
— Ты не смог бы сбегать купить мне пачку сигарет?
Она не могла придумать ничего другого, чтобы удалить его, и вздохнула с облегчением, когда Эмиль, ни о чем не подозревая, ушел, весело посвистывая.
Селита взяла с собой отвертку, в случае если ящик кассы окажется запертым. Табачная лавка находилась недалеко, а Эмиль имел привычку ходить очень быстро.
Запор легко открылся; никто и не подумал вынуть этот барабанный револьвер с коротким дулом. Танцовщица поспешно сунула его в свою сумку.
Она все же не успела отойти от бара, когда появился Эмиль. Селита схватила бутылку виски.
— Это не запрещено?
— Нет, конечно.
— Ты хочешь выпить со мной?
— Вы же хорошо знаете, что алкоголь и даже вино мне обжигают желудок.
Он посмотрел, как она поднялась в артистическую и спустилась оттуда с платьем в руках.
— Мадмуазель Селита…
— Я очень тороплюсь, Эмиль…
— Это не то, что вы думаете…
— Я знаю… я тебя увижу завтра.
И она действительно увидела его. Он приветствовал женщин издалека, не решаясь смешиваться с их группой. Автобус остановился перед домом, служащие похоронного бюро вошли в подъезд и вскоре появились вновь, неся гроб на своих плечах.
— Как ты думаешь, придет она?
Селита внезапно разозлилась и сердито посмотрела на Мари-Лу, которая, естественно, не могла понять, что весь ее план строился на том, что Мадо будет присутствовать на похоронах.
Леон вышел из дверей, одетый в черный костюм с ярко-белой накрахмаленной манишкой и с темным галстуком, что делало его похожим на метрдотеля, и. Бог знает почему, стало заметнее, что у него чуть искривлен нос, а один глаз больше другого.
Рядом с ним трусила мелкими шажками маленькая старушка с морщинистым лицом, затем вышли вместе Алиса, ее муж и Мадо, одетая во все черное, вплоть до шляпы и перчаток, казалось, что она член семьи.
Немного подождали, стоя под лучами палящего солнца. Прохожие останавливались, чтобы посмотреть, как выстраивается похоронная процессия.
Людо, Джианини и музыканты занимали свои места. Эмиль протиснулся рядом с Жюлем, не сводя глаз с Селиты. За ними довольно беспорядочно толпились коллеги Леона, хорошо знающие друг друга, поставщики, которые тоже были все знакомы между собой, и несколько не известных никому людей.
Ближайшая церковь находилась в конце бульвара, но Леон настоял, чтобы отпевание проводилось в соборе Нотр-Дам, неподалеку от «Монико», самой элегантной церкви в городе. Гроб был завален венками, на одном из них, на который собирали деньги по подписке, написали: «Нашей оплакиваемой хозяйке. Персонал».
Всем этим занимался Людо, он хорошо знал, как делаются подобные вещи.
Леон держал в руках шляпу и шел, опустив голову.
Селита заметила, что его волосы начали редеть. Мадо двигалась сразу следом за ним, глаза ее, как и у Алисы, были красными от слез, и она время от времени подносила к лицу платок, а маленькая старушка, хотя она и была все же матерью покойной, оглядывала с любопытством незнакомый для нее город, в который она вряд ли еще когда попадет.
Селита была спокойной, немного напряженной, но спокойной. Ей ни о чем больше не надо было думать. Теперь, когда решение принято и она предусмотрела все мельчайшие детали, все, что могло произойти, ей казалось, что это уже ее не касается, что механизм запущен, заведен и будет действовать сам по себе, независимо от нее. Она даже с удивлением обнаружила, что, подобно матери Флоранс, с любопытством рассматривает улицу, затем церковь, где совсем недавно любовалась брачной церемонией.
Обе уборщицы, мадам Бланк и мадам Тузелли, находились уже там, коленопреклоненные у предпоследней скамьи. Видно было, что они здесь завсегдатаи. Мари-Лу тоже знала, когда следует креститься, когда опускаться на колени, подыматься, садиться, готовить деньги для пожертвования, и Селита внимательно следила за ней, чтобы все делать так же, как и она.
Мессу не служили, только читали молитвы, церковь была заполнена наполовину; когда выходили, то с двух сторон паперти обнаружили толпу любопытных. Их было не меньше, чем тогда, при выходе новобрачных.
Селите все казалось каким-то нереальным, как будто это было нарисовано на картине или происходило в фильме с отключенным звуком. Даже Леона она узнавала с трудом, в его траурном костюме, который он купил готовым. Костюм явно жал ему в плечах. Хозяин уже начал полнеть. Бреясь, он немного порезался: на щеке осталась красная царапина.
Селита старалась не искать глазами Мадо. К тому же те, что шли впереди, загораживали ее, ибо она была невысокого роста. Похоронный автобус двигался очень медленно, процессия направилась, блокировав на какое-то время уличное движение, в сторону моста Карно, вышла на улицу Грасс, медленно поднялась по кварталу Бруссай, где недалеко от новой больницы находилось кладбище.
Народу теперь стало меньше, чем тогда, когда шли к церкви. Двое мужчин покинули процессию, забежали в бистро, наспех выпили по стаканчику вина и быстро вернулись, вытирая губы.
— Ты веришь, что есть небо и ад? — спросила вдруг Мари-Лу, все еще находившаяся под впечатлением услышанных молитв.
Если Селита и не ответила, это не означало, что вопрос был ей неприятен.
Она просто предпочитала об этом не думать, особенно сейчас.
Она уже не могла отступать. Задета была ее гордость. Она рассмотрела все возможные развязки, и ей было поздно возвращаться назад.
— Я тебя спрашиваю.
— А ты не можешь помолчать?
Она ответила так грубо, что Мари-Лу и Франсина удивленно переглянулись.
Разве не правы были они, говоря, что от нее можно ждать чего угодно?
Теперь быстрым шагом проходили по улицам, все более пустым, где только изредка цветным пятном мелькали лавочки этого квартала.
Селита не хотела анализировать, почему, собственно говоря, приняла свое решение. Это было нужно, и все тут! Она сделает это во что бы то ни стало. В сумке ощущалась тяжесть револьвера, а до остального ей не было дела.
Она увидела Мадо, та обернулась, чтобы окинуть взглядом процессию. Их взгляды встретились на долю секунды. Любопытно, что именно Мадо первая отвела глаза со смущенным видом. Может быть, она убедила Леона выставить Селиту за дверь? Если это произойдет, у нее не останется больше врагов, ибо Мари-Лу и Франсина не в счет. К тому же Франсина объявила только что о своем твердом решении уехать на месяц с Пьеро в горы, и она не уверена, что вернется в «Монико». Один коммерсант с улицы Грасс, который посещал ее пару раз в неделю и которого Пьеро уже называл дядей, настаивал на том, чтобы содержать ее полностью.
Каблуки у женщин цеплялись за неровную мостовую улицы, ведущей в гору; проходили мимо старых вилл, мимо отелей, знававших лучшие времена, когда Канн был зимним курортом, а теперь в них сдавали внаем квартиры. Крест, который нес мальчик из хора, поблескивал над головами. Приближались к кладбищу, проходили мимо совсем новых, недавно изготовленных могильных плит, расставленных вдоль тротуара.
Священник снова стал петь молитвы.
— Что с тобой? — спросила Мари-Лу.
— Ничего. Я чуть было не упала.
И Селита наврала. У нее кружилась голова, как на ярмарочной карусели, все, что она видела, расплывалось в ярком солнечном свете.
Шли по старинным аллеям, потом по более новым. Процессия остановилась недалеко от стены. Вершина креста из черного дерева резко вырисовывалась на светлом небе. Среди темных силуэтов людей можно было разглядеть прямоугольную яму в желтой земле.
Это нужно сделать, и все тут!
Она все обдумала заранее. Может быть, будет обдумывать и позже. А пока ей казалось, что она больше не существует.
Она отдавала себе отчет только в одном: ей обязательно нужно было проскользнуть между двумя мужчинами, стоявшими в первом ряду, так как она решила действовать в тот момент, когда опустят гроб и Леон бросит первую горсть земли.
— Извините, мадам, — сказал один мужчина, которого она толкнула. Он подвинулся, чтобы пропустить ее.
Мадо стояла как раз против нее, на видном месте, рядом с Леоном, и казалось, была готова в любой момент подбодрить его, сжав его руку.
Могильщики работали в поте лица. Гроб, поддерживаемый веревками, на мгновение застрял при спуске, как будто наткнулся на какое-то препятствие, потом стал снова медленно опускаться.
Правая рука Селиты открыла сумочку и исчезла в ней, нащупала револьвер и сжала рукоятку.
Никто не обращал на нее внимания. У нее вполне хватало времени тщательно прицелиться. Мадо находилась от нее на расстоянии примерно в три метра. И между ними не было никакого препятствия.
— Libera me, Domine…
Литургические фразы сливались в трудноразличимое бормотание, заглушаемое шумом бетономешалки, работавшей где-то поблизости от кладбища.
Правая рука Селиты по-прежнему сжимала рукоятку в сумке, а ее указательный палец нащупывал, искал и наконец нашел курок.
Она не сводила глаз с Мадо, но ее вдруг охватило какое-то оцепенение, как если бы она разом утратила представление о том, где находится и что делает.
Осознавала ли она еще, кто была эта девушка, которая смотрела в вырытую яму, и зачем она собралась убивать ее?
Леону дали лопату с небольшой кучкой земли. Он неумело наклонился, в то время как Селита, которой никто не интересовался, вытащила револьвер из сумки.
Но она не стала целиться в Мадо, а медленно подняла оружие, стволом обращенное к себе самой, ибо, охваченная паникой, она не видела иного выхода, кроме как убить себя.
Ей оставалось только еще немного поднять руку и повернуть ее к своей груди. И все будет кончено. Не будет больше никаких проблем, унижений, неприятностей, не будет больше Селиты, не будет ничего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21