— Таково уж мое ремесло.
— И вас от него никогда не тошнит?
— А что, если мы прекратим играть в войну? Допустим, что я занимаюсь своим ремеслом, как вы занимаетесь своим, и не важно, что каждый из нас стоит по другую сторону барьера.
— За свою жизнь я никому не причинила зла.
— Возможно. Зато Манюэлю причинили сейчас непоправимое зло.
Он видел, как глаза молодой женщины наполнились слезами, и слезы эти не казались притворными. Алина неловко высморкалась, как маленькая девчонка, которая старается не разрыдаться.
— Зачем было нужно, чтобы…
Она осеклась.
— Что именно было нужно?
— Ничего. Не знаю. Ну… Чтобы он умер. Как будто он и так не был несчастен, живя в четырех стенах, потеряв ногу.
— Но он жил с вами.
— От этого он тоже страдал, потому что ревновал меня, и, Бог знает, возможно, на это и были причины.
Мегрэ взял на туалете золотой портсигар, открыл его и протянул Алине. Она машинально взяла сигарету.
— Вы вернулись с покупками без пяти десять?
— Инспектор подтвердит вам это.
— Если только вы не скрылись от его наблюдения, как случалось время от времени.
— Но только не сегодня.
— Значит, вы ни с кем не имели контактов по поручению Манюэля, не должны были передавать никаких инструкций, никому не звонили?
Она пожала плечами, машинально отгоняя от себя дым.
— Вы поднялись по парадной лестнице?
— А зачем мне было идти по черной? Я ведь не прислуга.
— И прежде всего вы направились на кухню?
— Как всегда, когда возвращаюсь с рынка.
— Можно осмотреть кухню?
— Кухня — направо по коридору.
Он открыл дверь и окинул помещение взглядом. Служанка варила кофе. Стол был завален овощами.
— Вы прежде всего вынули все из сумки?
— Кажется, нет.
— Кажется?
— Иногда мы действуем машинально. Мне трудно вспомнить все детально, я до сих пор не могу прийти в себя.
— Насколько я вас знаю, вы затем направились в кабинет, чтобы поцеловать Манюэля.
— И вы так же хорошо, как и я, знаете, что я там увидела.
— Но не знаю, как вы отреагировали.
— Кажется, я закричала. Инстинктивно бросилась к нему, но, признаюсь вам, при виде крови я трусливо отпрянула. Я даже не нашла мужества в последний раз поцеловать его. Бедный папа!
По щекам ее текли слезы, которые она и не думала вытирать.
— Вы подобрали пистолет?
— Я вам уже сказала, что нет. Вот видите! Вы заявляете, что верите мне, но, как только мы остаемся одни, вы ставите мне ловушки, шитые белыми нитками.
— Вы не дотронулись до него хотя бы для того, чтобы его вытереть?
— Я ни до чего не дотрагивалась.
— Когда пришла ваша служанка?
— Не знаю. Она ходит по черной лестнице и никогда не беспокоит нас, когда мы находимся в этой комнате.
— А вы слышали, когда она пришла?
— Из кабинета этого не слышно.
— А случается, что служанка опаздывает?
— Часто. У нее больной сын, и она, прежде чем уйти, должна ему все приготовить.
— Вы позвонили в комиссариат только в четверть одиннадцатого. Почему? И почему не вызвали тут же врача?
— Вы его видели, нет? Разве живые так выглядят?
— Что вы делали в течение двадцати минут с того момента, когда обнаружили тело, и до тех пор, пока позвонили в комиссариат? Мой вам совет, Алина, не отвечайте слишком быстро. Я знаю вас. Вы мне часто лгали. Я не уверен, что следователь будет в таком же настроении, как и я. А ведь ему предстоит решать вопрос о вашей свободе.
Она снова ухмыльнулась, как девушка с улицы, и закричала:
— Ну вот, только этого не хватало! Арестовать меня!
И есть еще люди, которые верят в правосудие! И вы в него верите? Скажите, вы в него верите?
Мегрэ предпочел не отвечать на этот вопрос.
— Видите ли, Алина, эти двадцать минут могут стать решающими. Манюэль был человек осторожный. Не думаю, чтобы он держал здесь в квартире компрометирующие бумаги или предметы, а тем более драгоценности или крупные суммы денег…
— К чему вы клоните?
— А вы не догадываетесь? Когда находят труп, первым делом вызывают врача или полицию.
— У меня иные рефлексы, не те, что у обычных смертных.
— Не стояли же вы неподвижно возле тела в течение двадцати минут?
— Во всяком случае, несколько минут простояла.
— Ничего не делая?
— Если вы уж очень хотите знать, то я молилась.
Я прекрасно понимаю, что это идиотизм, я не верю в проклятого боженьку. Однако же бывают моменты, когда о нем вспоминаешь против воли. Пригодится это или нет, но я помолилась за упокой души Манюэля.
— А потом?
— Потом я ходила.
— Где?
— От кабинета до этой комнаты и обратно. Я говорила сама с собой. Я чувствовала себя зверем в клетке, у которой отняли ее льва и львят. Он был для меня всем, и мужем, и ребенком.
Она говорила со страшным возбуждением и ходила по комнате, словно для того, чтобы восстановить в памяти все то, что делала утром.
— Это продолжалось двадцать минут?
— Не знаю…
— А вам не пришло в голову поставить в известность прислугу?
— Я даже не подумала о ней.
— Вы не выходили из квартиры?
— А куда бы я пошла? Спросите у ваших людей.
— Хорошо. Предположим, вы сказали правду.
— Я только это и делаю.
Бывали случаи, когда она вела себя как девушка из хорошей семьи. Может быть, в глубине души она и была хорошей и искренне привязанной к Манюэлю… но только ее жизненный опыт оставил в ее душе озлобленность и агрессивность.
Как верить в добро, в правосудие, как доверять людям после той жизни, которую она вела до встречи с Пальмари?
— Мы проделаем небольшой опыт, — проворчал Мегрэ, отворяя дверь. — Мере, — позвал он. — Вы можете прийти сюда с парафином?
Специалист стал готовить свои инструменты.
— Позвольте вашу руку, мадам.
— Зачем?
Комиссар объяснил:
— Чтобы установить точно, что сегодня утром вы не пользовались огнестрельным оружием.
Она подала правую руку. Потом, на всякий случай, опыт повторили с левой рукой.
— Когда вы сможете дать мне ответ, Мере?
— Минут через десять. У меня в машине есть все необходимое для анализа.
— Если вы не подозреваете меня… или так полагается?
— Я почти уверен, что это не вы убили Манюэля.
— Тогда в чем же вы подозреваете меня?
— Вы знаете это лучше меня, малютка. Я не тороплюсь. Все придет в свое время.
Он позвал Жанвье и двух инспекторов, которым было не по себе в этой бело-желтой спальне.
— Ваша очередь, ребята!
Словно готовясь к бою, Алина зажгла сигарету и с презрительной гримасой закурила.
Глава 2
Конечно, утром, выходя из дома, Мегрэ не ожидал, что снова очутится на улице Акаций, где неделю назад провел столько тревожных часов. Для него просто начинался сияющий день, как и для нескольких миллионов парижан. Еще меньше он ожидал, что около часа дня будет сидеть за столом, в компании со следователем Анселеном, в бистро под вывеской «У овернца».
Это был бар напротив квартиры Пальмари, бар прежних времен, с оцинкованным прилавком, с аперитивами, которые почти никто, кроме стариков, теперь уже не пил, с хозяином в синем переднике, лицо которого было перечеркнуто красивыми черными усиками.
Сосиски, колбаски, сыры в форме тыквы, ветчина с сероватой кожей, словно она сохранялась под золой, свешивались с потолка, а на витрине виднелись огромные плоские хлебы.
За застекленной дверью кухни сухопарая хозяйка суетилась у плиты.
— Будете обедать? Вам столик на двоих?
Столы покрывали не скатерти, а клеенки, а поверх была застлана гофрированная бумага — на ней хозяин писал свои счета. На грифельной доске мелом было означено меню:
Тарталетки со свиным фаршем из Морвана
Телячьи кружки с чечевицей
Сыр
Домашний пирог с фруктами и ягодами
Толстенький следователь расцветал в этой среде, со смаком вдыхая густой пар, поднимающийся от еды.
В зале сидело только два или три молчаливых клиента, завсегдатаи, которых хозяин называл по имени.
Вот уже месяц, как здесь образовался главный штаб инспекторов, которые сменялись, наблюдая за Манюэлем Пальмари и Алиной. Один из них всегда готов был следовать за молодой женщиной, как только она выходила из дома.
— Что вы об этом думаете, Мегрэ? Вы разрешите называть вас так? Я мечтал о встрече с вами давно. Знаете, ведь вы завораживаете меня.
Мегрэ удовольствовался тем, что проворчал:
— Вы любите телячьи кружки?
— Я люблю все деревенские блюда. Я тоже сын крестьянина, и мой младший брат управляет нашей семейной фермой.
За полчаса до этого, когда Мегрэ вышел из комнаты Алины, он с удивлением увидел, что следователь ожидает его в кабинете.
К тому времени Мере уже сдал комиссару свой первый отчет. Проверка с парафином оказалась отрицательной. Это не Алина дважды выстрелила в Манюэля.
— Никаких отпечатков пальцев на пистолете — его тщательно вытерли, равно как и дверные ручки, в том числе и ручку входной двери.
Мегрэ нахмурился.
— Вы хотите сказать, Мере, что и на ручках дверей не было отпечатков пальцев Алины?
— Так точно.
Алина вмешалась в разговор:
— Выходя, я всегда надеваю перчатки, даже летом, потому что ненавижу, когда у меня потные руки.
— Какие перчатки взяли вы сегодня, когда пошли на рынок?
— Белые хлопчатобумажные. Смотрите! Вот они.
Она вынула их из сумки. Зеленые следы на них свидетельствовали, что она перебирала овощи.
— Барон!
— Да, шеф.
— Сегодня утром вы следовали за Алиной?
— Да. Она вышла около девяти часов и несла, кроме сумки, которую я вижу на столе, еще сетку для провизии красного цвета.
— На ней были перчатки?
— Белые перчатки, как обычно.
— Вы не спускали с нее глаз?
— Я не заходил вместе с ней в лавки, но ни на секунду не упускал ее из виду.
— Она не звонила по телефону?
— Нет. У мясника она довольно долго ждала своей очереди и не разговаривала с женщинами, которые стояли в хвосте вместе с ней.
— Вы заметили, в котором часу она вернулась?
— С точностью до минуты. Без шести минут десять.
— Она торопилась?
— Напротив, у меня сложилось впечатление, что она гуляет, наслаждаясь прекрасной погодой.
— Позовите мне Ваше. Хорошо. Скажите, Ваше, пока ваш товарищ следовал за Алиной Бош, вы дежурили перед домой? Где вы стояли?
— Возле дома зубного врача, как раз напротив, правда, на пять минут я зашел в бистро выпить белого вина.
Но там от прилавка очень хорошо виден дом, где жил Пальмари.
— Кто же входил туда и кто выходил?
— Сначала на порог вышла консьержка, чтобы вытряхнуть соломенный коврик. Она узнала меня и что-то проворчала. Ей не нравится наша команда, она считает нашу слежку личным оскорблением.
— Ну а потом?
— Около десяти минут десятого из дома вышла девушка с папкой для рисунков под мышкой. Это мадемуазель Лаваншер. Ее семья живет на втором этаже, направо. Отец — контролер в метро. Каждое утро она ходит в художественную школу на бульваре Батиньоль.
— Дальше…
— Разносчик от мясника приносил кому-то мясо. Я его знаю, он всегда стоит за прилавком в мясной лавке Модюи, тут же по улице, немного подальше.
— А еще кто?
— Итальянка с четвертого этажа выбивала свои половики у окна. Потом вернулась Алина, нагруженная провизией, и Барон присоединился ко мне. Мы очень удивились, когда затем сюда приехал полицейский комиссар, за ним следователь и, наконец, вы сами. Мы не знали, что делать, и решили, что, поскольку у нас нет инструкций, лучше переждать на улице.
— Я хотел бы, чтобы после полудня вы составили список всех квартирантов этого дома, этаж за этажом, указав состав семьи, профессию, их привычки и прочее.
— Мы должны их расспрашивать?
— Это я сделаю сам.
Манюэля увезли, и, вероятно, судебный медик уже приступил к вскрытию.
— Попрошу вас, Алина, не выходить из квартиры.
Инспектор Жанвье останется здесь. Ваши люди ушли, Мере?
— Здесь они закончили свою работу. К трем часам мы получим снимки и увеличенные отпечатки пальцев.
— Значит, все-таки есть отпечатки пальцев?
— Понемногу везде, как обычно, на пепельницах, например, на радио, на телевизоре, на пластинках, на многих предметах, которых убийца, по-видимому, не касался, а значит, и не считал нужным вытирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17