Он чуть было не заскочил в кафе "У почты" выпить пива. К сожалению, там уже оказалось не меньше дюжины посетителей, и все они повернулись в его сторону стоило Мегрэ приблизиться к двери, а у него не было никакого желания уже сейчас начинать отвечать на вопросы, которые ему непременно начнут задавать.
Чтобы попасть в квартал казарм следовало пересечь Марсово поле обширный пустырь, окаймленный недавно посаженными деревьями, которые зябко вздрагивали от порывов ветра.
Он пошел по той же улочке, что и доктор накануне вечером, той самой, на которой лишился жизни Гобийяр. Пройдя мимо одного из домов, он услышал громкие голоса, доносившиеся с третьего этажа. Здесь, вероятнее всего, и жил учитель Шалю. А сейчас к нему подтянулись дружки, дабы узнать новости, и они жарко о чем-то спорили.
Он прошел по Марсовому полю, обогнул казарму, повернул направо и стал рыскать взглядом в поисках большого запущенного дома, описанного ему Шабо. Действительно, таковой имелся - на безлюдной улице, между двумя пустырями. Сейчас уже было трудно угадать, что в нем размещалось раньше - то ли склад, или мельница, если не маленькая фабрика? На тротуаре играла стайка ребятишек. Другие, совсем ещё малыши с голыми попками, ползали по коридору. В приоткрывшуюся дверь просунулась голова женщины-толстухи со спадавшими на спину волосами, она о комиссаре Мегрэ уж точно ничего и никогда не слышала.
- Чего вы ищите?
- Мадемуазель Сабати.
- Луизу?
- Да, кажется, так её и зовут.
- Тогда обогните дом и заходите с черного хода. Поднимитесь по лестнице. Упретесь в дверь, она одна, других нет. Там и живет Луиза.
Комиссар сделал все в точности так, как ему посоветовали, задел походя баки для мусора, перешагнул через отбросы, в этот момент во дворе казармы пропела труба. Дверь, о которой ему говорили, была распахнута. Крутая, без перил лестница привела его на этаж, на другом, чем остальные квартиры, уровне, и он постучался в окрашенную голубым филенку.
Сначала никто не ответил. Стукнул вновь, посильнее, услышал женские шаги, передвигались в старых туфлях со стоптанными задниками; он был вынужден ещё раз двинуть кулаком пока изнутри не послышался голос:
- В чем дело?
- Мадемуазель Сабати?
- Что вам надо?
- Поговорить с вами.
И добавил на всякий случай:
- Я от доктора.
Она опять куда-то удалилась, наверное, накинуть на себя что-то более подходящее случаю. Когда наконец дверь открылась, выяснилось, что женщина была одета в домашний с цветастыми узорами халат из плохо выделанного хлопка, под которым, кроме ночной рубашки, по-видимому, ничего больше не было. На голых ногах болтались шлепанцы, черные волосы взлохмачены.
- Вы спали?
- Нет.
Она недоверчиво осмотрела его с ног до головы. Позади нее, с крохотной лестничной площадки, просматривалась комната, пребывавшая в полнейшем беспорядке, хозяйка так и не приглашала его зайти.
- Что он велел мне передать?
При этом она повернула голову чуть в сторону, и стали виден синяк вокруг левого глаза. Отнюдь не первой свежести. Уже начавший желтеть.
- Не бойтесь. Я ваш друг. Всего лишь хотел бы немного поговорить с вами.
Она все же решилась пропустить незнакомого ей мужчину, но надо полагать, только потому, что внизу на ступенях лестницы появились двое-трое мальчишек, наблюдавших за происходившим.
Квартира состояла из спальной с неудобной кроватью - это он углядел ещё на пороге, - и кухни. Там, на столе лежал раскрытый томик какого-то романа, рядом стояла чашка с остатками кофе с молока, на тарелке лежал кусочек масла.
Луизу Сабати нельзя было назвать красавицей. В черном платье с белым передником она, должно быть, выглядела всегда утомленной, как это типично для большинства горничных в провинциальных гостиницах. И все же в ней проглядывало что-то привлекательное, нечто почти патетическое таилось в её лице с темными, полными внутренней напряженности глазами.
Она освободила для него стул.
- Вас послал действительно Ален?
- Нет.
- Ему неизвестно, что вы тут?
Произнося эти слова, он бросила испуганный взгляд на дверь, сам и не собиралась садиться, держалась сторожко, в полной готовности оказать сопротивление.
- Не надо меня бояться.
- Вы из полиции?
- И да, и нет.
- Что случилось? Где Ален?
- Вероятно, у себя дома.
- Вы уверены в этом?
- А почему должно было бы быть иначе?
Она прикусила губу так сильно, что выступила кровь. Было заметно, что она очень нервничает, причем болезненно. На какое-то мгновение у Мегрэ промелькнула даже мысль, уже не принимает ли Луиза наркотики.
- Кто вас навел на меня?
- Вы давно любовница доктора?
- Кто-то смолотил языком, да?
Он напустил на себя самый благодушный, какой только смог вид, впрочем, принуждать себя выказать ей симпатию надобности у Мегрэ вовсе не было.
- Вы только что встали? - спросил он вместо ответа.
- А вам-то какое дело?
Они говорили с легким итальянским акцентом, почти незаметным. На вид чуть более двадцати лет, под плохо скроенным. Халатом угадывалось гибкое тело, лишь грудь, надо полагать, весьма вызывающая, несколько потяжелела.
- Вы не против сесть рядом?
Женщина не могла найти себе места. Лихорадочно дергаясь из стороны в сторону, она выхватила из пачки сигарету, закурила:
- Вы уверена, что чего доброго не нагрянет Ален?
- Вы страшитесь этого? Почему?
- Он ревнив.
- Но у него нет никаких оснований ревновать ко мне.
- Он видит соперника в каждом мужчине.
И добавила странновато прозвучавшим голосом:
- И поделом.
- Что вы хотите этим сказать?
- Что это его право.
- Он любит вас?
- Думаю, да. Знаю, что не стою этого, но...
- Вы действительно не желаете присесть?
- Кто вы такой?
- Комиссар Мегрэ из парижской Уголовной полиции.
- Слышала о вас. А чего вы тут забыли?
Почему бы не потолковать с ней откровенно?
- Приехал в ваш город совершенно случайно навестить друга, с которым не виделся много лет.
- Это он вам рассказал обо мне?
- Нет. Я познакомился также и с вашим другом Аленом. Кстати, сегодня вечером приглашен к нему в гости.
Она чувствовала, что Мегрэ не лгал, но все ещё не могла успокоиться. Тем не менее пододвинула к себе стул, хотя села на него не сразу.
- Если он пока ещё и не попал в затруднительной положение, то рискует оказаться в нем с часу на час.
- С чего бы это?
По тону, каким она произнесла эту фразу, комиссар понял, что Сабати уже знала обо всем.
- Некоторые считают, что он, возможно, и есть тот человек, которого сейчас разыскивают.
- Из-за этих злодеяний? Вранье все это. Это не он. У него нет никаких причин...
Комиссар перебил её, протянув анонимное письмо, которое передал ему следователь. Она ознакомилась с ним, лицо напряглось, брови нахмурились.
- Интересно, кто это такое сморозил?
- Какая-то женщина.
- Это уж точно. И явно из тех, кто проживает в этом бараке.
- Это почему же?
- Никто о нас и знать не знает. Но даже и здесь, ручаюсь, никому было невдомек, что он за птица. Кто-то сводит счеты, гнусь такая. Ален никогда...
- Да вы присаживайтесь.
Она в конечном счете все же уступила ему, при этом тщательно прикрыв полами халата оголившиеся ноги.
- Так давно ли вы его любовница?
Она выпалили, не задумываясь:
- Восемь месяцев и одну неделю.
Комиссар едва не улыбнулся такой точности.
- И как все началось?
- Я работала тогда официанткой в кафе "У почты". Он нет-нет да и забегал туда, сядет, как всегда на одно и то же место, у окна, и глазеет на прохожих. Его все знали, здоровались, но сам он на разговор не шел. А потом я приметила, что он стал вдруг пялиться на меня.
Она с вызовом взглянула на комиссара.
- Вам и в самом деле охота узнать, как все у нас началось? Ладно! Расскажу, сами потом докумекаете, что он не такой человек, каким вы его себе представляете. Дальше - больше, Ален стал захаживать и вечерами пропустить рюмочку. Как-то раз задержался до закрытия. Поначалу я все подтрунивала над его громадными из-за очков глазищами, которыми он так и высматривал меня, где бы я не находилась в зале. А тут ещё свидание у меня было оговорено с одним виноторговцем, с ним вы ещё столкнетесь, уверена мы повернули направо в улочку и...
- Что потом?
- Как что? Улеглись на лавочку на Марсовом поле! Смекаете для чего? Обычно раз-два и готово. Разделались с этим, и я потрусила одна через площадь домой, вдруг слышу - шаги позади. Это был доктор. Немного струхнула. Обернулась, и говорю: чего, мол, надо. А тот сконфузился, затрудняется, что ответить. А потом знаете, что он тихо так пробормотал:
"- Ну зачем вы это сделали?"
Я чуть со смеху не упала.
- А вам что, завидно?
- Меня это опечалило.
- Это отчего же?
"А потом уже все кончилось объяснением в любви, в которой он, дескать, никак не решался до этого мне признаться, заверениями, что он человек глубоко несчастный. Вам смешно, да?
- Нет.
Все верно. Мегрэ не улыбался. Он прекрасно представлял себе Алена Верну в подобной ситуации.
- Так мы и колобродили до часу, а то и двух ночи. Я не выдержала и к концу разревелась.
- Он вас довел до сюда?
- Не в тот вечер. Это длилось ещё целую неделю. И почти все эти дни Ален просиживал в кафе, так и зыркая мне вслед. Ревновал даже тогда, когда я благодарила какого-нибудь мужчину за чаевые. Таим остался и до сих пор. Требует, чтобы я сидела дома и не высовывалась.
- Бьет?
Женщина инстинктивно подняла руку к синяку на щеке, рукав халата сполз, обнажив другие следы насилия, видимо, оставшиеся после сжатия запястий крепкими пальцами.
- Это его право, - повторила она не без гордости.
- И часто так бывает?
- Почти каждый раз.
- Но почему?
- Если вы не догадываетесь, чего же тогда объяснять. Любит и все. А вынужден жить с женой и детьми. Он не выносит не только её, но и малолеток.
- Так и сказал?
- Сама знаю.
- А вы ему рога наставляете?
Она замкнулась, одарив его лютым взглядом. Затем:
- Что, сболтнул кто-то?
И добавила более сухо:
- Первое время случалось, когда я ещё не поняла ничего. Думала, с ним, как и с остальными, без разницы. Когда занимаешься этим с четырнадцати лет, становится, как раз плюнуть. А он, узнав, аж взревел, думала, прикончит на месте. Я не попусту это говорю. Настолько разъяренного мужика ещё и не видела. Битый час лежал на кровати, глаза - в потолок, руки сжаты в кулак, онемел весь, чувствовала, жутко маялся.
- А вы продолжили, да?
- Раза два, три. Дура была, вот что скажу вам.
- А с тех пор?
- Нет!
- Он приходит сюда каждый вечер?
- Почти.
- Вчера ждали его?
Она замешкалась с ответом, гадая, как скажутся её ответы на Алене и желая любой ценой выгородить его.
- Какая разница?
- Но вам ведь нужно время от времени сходить на рынок.
- А я в город ни ногой, тут на уголочке у нас есть бакалейная лавка.
- А все остальное время проводите здесь, этакой затворницей?
- Никто меня не запирал. Дверь-то я открыла, вот вам и доказательство.
- А он никогда так не ставил вопрос: посадить вас под замок.
- Кто это вы догадались?
- Он уже проделывал это с вами?
- Было, целую неделю продержал.
- Соседи заметили?
- Конечно.
- Потому-то он и вернул вам ключ, да?
- Откуда мне знать почему. Никак не возьму в толк, к чему вы клоните.
- Вы его любите?
- Уж не воображаете ли вы, что я вела бы такую жизнь, не будь этого?
- Он дает вам денег?
- Когда может.
- Я-то считал его человеком состоятельным.
- Все так думают, а на деле он как тот юноша, что вынужден каждую неделю клянчить у отца хоть несколько франков. Все они живут там кучей, в одном доме.
- Причина?
- А я знаю?
- Он мог бы работать.
- Это его дело, не ясно что ли? Иногда папаша неделями не дает ему ни гроша.
- Как сейчас, правда?
Она передернула плечами.
- Ну и что? Когда-то и я воображала себе невесть что насчет тех, кто слывет богатеньким. А на поверку - одна показуха, да-да! Домина, что надо, а внутри - пусто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21