Полки обоих комодов покорежились, зеркала помутнели и едва отражали наши силуэты.
Она бережно закрыла дверь и пошла к последней, в самом конце коридора. Та сперва не хотела поддаваться, но я поднажал плечом, толкнул изо всех сил и сумел-таки сдвинуть ее с места. Дверь жалобно заскрипела, нехотя приоткрылась и намертво застряла, так что нам пришлось протискиваться боком.
Окно осталось нетронутым, а учитывая то, что дверь все время стояла плотно закрытой, у грязи не было никакого шанса пробраться внутрь. Стеганое одеяло до сих пор покрывало постель, на тумбочке столпились пустые баночки из-под косметики и стопка журналов о кино; в углу, у самой стены, рядом с письменным столом тихонечко дремало кресло-качалка, в шкафу все еще ждали свою хозяйку старые туфли и груда вещей, из которых девочка давно выросла. По стенам, вперемежку со школьными снимками и всякими безделушками, привезенными с каникул, висели фотографии ее героев, вырванные из книг и журналов.
— Вот тут ты и жила, — сказал я.
Шарон поставила лампу на туалетный столик:
— Мое маленькое святилище. Мне очень нравилась эта комната.
— Ты ведь никогда не покидала этот дом по-настоящему, правда? С продажей вещей, паковкой, переездом и все такое.
— Я не могла. Просто взяла, что мне надо, и ушла. Никогда не думала, что снова вернусь сюда. Слишком много воспоминаний, Дог. Я начала жизнь с чистого листа.
— Но память стереть невозможно, детка.
На долю секунды ее лицо снова озарило то странное выражение, но оно пропало так же быстро, как и появилось.
— Да, знаю.
Она посмотрела на меня в зеркало, потом опустила глаза, и взгляд ее упал на маленькое фото в рамке. Она вытащила его, улыбнулась и сунула в карман.
— Дог... — нервно теребила она пуговицы на костюме и вдруг начала расстегивать их одну за другой. — Не могли бы мы остаться здесь на ночь? Вдвоем?
— Ты путаешь меня со своими мечтами, малышка.
— Я много о чем мечтала в этой самой кровати.
— Может, прекратишь бить меня по голове? Одну ночь на берегу я еще кое-как пережил. Это было забавно и смешно. Но время идет, и теперь уже все будет иначе. Ты же уже давно не маленькая девочка, куколка моя. Стоит снять одежду, и под ней окажется созревшая женская плоть. Мне ни к чему разочарования. Слишком больно ударяют. Мы называли это — любовная лихорадка.
Она сняла пиджак, бросила его на кресло-качалку и начала расстегивать блузку. Я поставил свою лампу на пол, схватил ее и прижал к себе прежде, чем она успела распахнуть ее. Шарон улыбнулась и покачала головой:
— Прошлый раз я хотела тебя, но ты отказался от меня. В этот раз я хочу, чтобы ты не взял меня.
— Но это бессмыслица какая-то, — чуть ли не кричал я.
— Прошу тебя, Дог! Всего один разок. Обещаю, что такое больше не повторится.
— Послушай, фантазии — это, конечно, хорошо, но...
— Иногда мы долго живем в мире фантазий. Прошу тебя, Дог.
Она осторожно оттолкнула меня маленькими нежными ручками и подошла к туалетному столику. Я наблюдал, как она медленно раздевается, и внутри меня разгоралось новое пламя. В этом призрачном желтом свете она казалась прекрасной, как никогда, но красота эта была совсем другая, юная, непорочная и в то же время бесстыдная.
И вот она оказалась совершенно без всего, откинула покрывало и скользнула под него. Я смотрел на нее и думал, зачем мне вся эта чертова ерунда, потом тоже разделся, но без показного бесстыдства. Быстренько скинув одежду, я задул лампы и лег рядом.
— Просто обними меня, — прошептала она.
Мне хотелось сказать то же самое, но я не стал.
Глава 12
Стоило мне дотронуться до кнопки, как мой сорок пятый тут же оказался у меня в руке, курок взведен. Когда дело касалось запоров на дверях, Ли, как истинный житель Нью-Йорка, становился педантом, ни за что не успокоится, пока не закроется, но теперь дверь почему-то оказалась открытой. Я подошел слишком близко, чтобы возвращаться назад, поэтому резким толчком распахнул дверь, вкатился внутрь и залег за углом, готовый вогнать пулю в любого, кто появится на моем пути.
Подождал, быстро сменил дислокацию и подождал еще. Никакого движения. В ярких лучах утреннего солнца весело танцевали пылинки, снизу, с улицы, доносился монотонный гул моторов. Еще секунд через тридцать я поднялся с пола и бросился к дверям своей спальни. Она была пуста, кровать не тронута. Тишина и покой.
Дверь в спальню Ли, расположенная с другой стороны гостиной, была закрыта, на полу валялось несколько писем и газет, Я одним броском оказался около нее, высадил ее ногой и подождал, что произойдет. Ничего.
Но на этот раз я услышал какой-то шум: невнятное бормотание, перемежающееся с бульканьем. Жалюзи были закрыты, и я направился через неприбранную спальню к ванной Ли. Странные звуки стали громче, казалось, они таинственным образом то затихали, то поднимались чуть ли не до истерических ноток.
Когда до меня дошло наконец что это такое, я убрал пушку и с такой силой бросился на дверь ванной, что язычок замка отвалился как отрезанный. Ли лежал в ванне, руки-ноги связаны, рот заклеен пластырем. Сверху положили тяжелый железный стул, чтобы он, не дай бог, не сумел подняться со дна, из крана медленно текла вода. Кто-то явно хотел продлить мучения Ли как можно дольше. Шея его была вытянута, мышцы напряжены до предела: парень из всех сил старался не захлебнуться. Расширенные глаза были наполнены неподдельным ужасом.
Я перекрыл кран, откинул в сторону стул и вытащил друга из ванны. Когда я разрезал веревки, от неожиданного облегчения его начало тошнить, из носа потекло, и я одним рывком сорвал с его губ пластырь, чтобы он не захлебнулся в собственной блевотине. Ли поглядел на меня, застонал и свалился в глубокий обморок.
На его теле не было абсолютно никаких следов насилия, если не считать маленького пятнышка на виске. Я положил Ли в кровать, прибрался и сел рядом, растирая его мокрым полотенцем, пока он не пришел в себя и не открыл глаза.
— Спокойно, не надо ничего говорить. Потом все расскажешь, — сказал я.
Ли едва заметно мотнул головой, делая знак, что понял меня.
— Болит где-нибудь?
Ли отрицательно махнул рукой.
— Ладно, тогда оставайся в кровати.
Я снова намочил полотенце, положил его на лоб Ли и пошел закрывать входную дверь, все время повторяя «Черт! Черт!», на все лады проклиная себя за то, что оказался таким идиотом и думал, что ничего подобного не произойдет. Я оставил без защиты дорогих мне людей только потому, что даже не предполагал, что эти уроды окажутся настолько беспринципными, что снова захотят привести в действие свою грязную машину, и ошибся, ошибся жестоко и непростительно. Не было никакого смысла брать этот след. Ванна наполнилась почти до краев, а это означает, что кран открыли слишком давно, и у тех, кто это сделал, было достаточно времени, чтобы убраться отсюда подальше.
Я поднял с пола письма и посмотрел на дату выпуска газет. Все вчерашние. Это означало, что они подкараулили его вечером, когда он возвращался с работы. Скорее всего, прождали здесь всю ночь в надежде на то, что я появлюсь с минуты на минуту, и, не дождавшись, решили оставить мне сюрприз.
И тут меня словно током ударило. Я снова изрыгнул проклятие и помчался в ванную, выбросил мокрые полотенца, затолкал веревки в сливной бачок, поставил стул перед письменным столом, туда, где он и должен был находиться, короче, навел порядок. В очередной раз пробегая мимо Ли, я увидел, что тот следит за мной полными страха глазами.
— Одевайся и приготовься сыграть роль, — бросил я ему на ходу.
У меня едва хватило времени скинуть плащ, убрать пушку в шкаф, и как только я набрал номер Лейланда Хантера, раздался стук в дверь. Я по телефону попросил секретаршу подождать и пошел открывать. В коридоре маячили все те же двое копов, Тобано и его напарник, но на этот раз оба наставили свои пушки прямо мне в грудь.
— Не стойте тут, — сказал я. — Входите. Я говорю по телефону.
Я развернулся и сделал шаг внутрь, но Тобано остановил меня:
— Спокойно, дружище. Без резких движений.
Все было сделано согласно правилам, напарник даже проверил телефонный звонок. Он сказал секретарше Хантера, что я перезвоню позже, и повесил трубку. Перед тем как они успели начать обыск, на пороге спальни, почесываясь и потягиваясь, появился Ли в штанах от пижамы: он неплохо изобразил парня, которого только что вытащили из постели. Он даже сумел заставить себя зевнуть.
— Какого черта тут происходит, Дог?
— Сам не знаю. — Я оглянулся на копов. — Не хотите объяснить?
— Не против, если мы сперва тут осмотримся?
— Валяйте.
— Заправьте мою кровать, раз уж попретесь ко мне в спальню, — попросил их Ли.
Тобано стерег нас, пока напарник рыскал по квартире. Наконец он закончил проверку и вышел из моей комнаты, отрицательно качая головой:
— Все чисто.
Пушки исчезли в недрах их плащей.
— Ну и? — вопросительно приподнял я брови.
— Нам сообщили, что у вас тут тело, — кивнул старший.
Ли выдавил улыбку:
— Моя горничная тоже однажды перепугалась и позвонила в полицию, когда нашла меня спящим на полу.
— Это была не женщина, — сказал ему коп.
— Аноним?
— Да все они анонимы, — отмахнулся коп. — Та комната ваша?
— Угу.
— Постель застелена.
— Я очень аккуратный.
— Провели здесь всю ночь?
— Это что, арест?
— Нет.
— Тогда опустим этот вопрос. Вы даже не зачитали мне мои права.
— Я же сказал, что это не задержание. И нам тоже не нравятся такие игры. И если вам известен шутник, который развлекается подобным образом, скажите ему, чтобы бросил это дело, а то как бы боком не вышло.
— Не волнуйтесь.
Высокий коп расплылся в милой улыбке:
— А я и не волнуюсь. Просто думаю, была ли это шутка.
— Почему же?
— Потому что мы не привыкли так часто встречаться с одними и теми же людьми. Не кажется вам все это немного странным?
— Теперь, когда вы сказали об этом, да, действительно кажется.
— Какие могут быть, по-вашему, объяснения?
Я пожал плечами, взял сигарету и прикурил.
— Черт его знает. Ну, рассказал некоторым из своих друзей о том, что случилось на днях. Может, кто-то решил поразвлечься?
— Если они будут продолжать в том же духе, это им дорого обойдется.
Тобано не видел выражения моего лица, когда я прошел мимо него, распахнул входную дверь и придержал ее открытой для них.
— Можете поставить на кон свою задницу, что так оно и будет, — сказал я.
Ли был больше не в состоянии играть свою роль, и стоило этим двоим убраться, как он застонал и, словно подкошенный, рухнул на кушетку. Там он и лежал, прикрывая глаза от яркого утреннего солнца, светившего в окно. Его руки тряслись, а уголок рта дергался в нервном тике. Лицо сделалось бледным, словно обсыпанным мукой.
Я пошел на кухню, вскипятил чайник и принес ему чашку кофе.
— Выпей, лучше станет.
Ли принял сидячее положение, взял дрожащими пальцами чашку и одним махом вылил в себя содержимое. Я забрал у него бокал и прикурил сигарету.
— Хочешь поговорить?
— Дог... в какое дерьмо ты вляпался? — скосил он на меня взгляд, не поворачивая головы.
— Извини, малыш.
— Они... пытались прикончить меня.
— Знаю.
— Но я ведь даже...
— Просто опиши их.
Он кивнул, облизал сухие губы и потер синяк на виске.
— Парней было двое. Ростом примерно с тебя, но из-за пушек они показались мне в два раза больше. Черт подери, Дог...
— Дальше, Ли, дальше.
— Дальше, ага, как же! Да ты хоть представляешь себе, каково это: знать, что через пару минут утонешь в собственной ванне? Ты...
— Прекрасно знаю.
Ли прикрыл глаза и обхватил голову руками.
— Обоим за сорок, один в черном костюме, другой в спортивной куртке и слаксах. Белые рубашки... темные галстуки.
— Какие-нибудь особые приметы?
Ли подумал минутку и сказал:
— Абсолютно никаких... ничего примечательного, если не считать ужасающе тяжелого взгляда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Она бережно закрыла дверь и пошла к последней, в самом конце коридора. Та сперва не хотела поддаваться, но я поднажал плечом, толкнул изо всех сил и сумел-таки сдвинуть ее с места. Дверь жалобно заскрипела, нехотя приоткрылась и намертво застряла, так что нам пришлось протискиваться боком.
Окно осталось нетронутым, а учитывая то, что дверь все время стояла плотно закрытой, у грязи не было никакого шанса пробраться внутрь. Стеганое одеяло до сих пор покрывало постель, на тумбочке столпились пустые баночки из-под косметики и стопка журналов о кино; в углу, у самой стены, рядом с письменным столом тихонечко дремало кресло-качалка, в шкафу все еще ждали свою хозяйку старые туфли и груда вещей, из которых девочка давно выросла. По стенам, вперемежку со школьными снимками и всякими безделушками, привезенными с каникул, висели фотографии ее героев, вырванные из книг и журналов.
— Вот тут ты и жила, — сказал я.
Шарон поставила лампу на туалетный столик:
— Мое маленькое святилище. Мне очень нравилась эта комната.
— Ты ведь никогда не покидала этот дом по-настоящему, правда? С продажей вещей, паковкой, переездом и все такое.
— Я не могла. Просто взяла, что мне надо, и ушла. Никогда не думала, что снова вернусь сюда. Слишком много воспоминаний, Дог. Я начала жизнь с чистого листа.
— Но память стереть невозможно, детка.
На долю секунды ее лицо снова озарило то странное выражение, но оно пропало так же быстро, как и появилось.
— Да, знаю.
Она посмотрела на меня в зеркало, потом опустила глаза, и взгляд ее упал на маленькое фото в рамке. Она вытащила его, улыбнулась и сунула в карман.
— Дог... — нервно теребила она пуговицы на костюме и вдруг начала расстегивать их одну за другой. — Не могли бы мы остаться здесь на ночь? Вдвоем?
— Ты путаешь меня со своими мечтами, малышка.
— Я много о чем мечтала в этой самой кровати.
— Может, прекратишь бить меня по голове? Одну ночь на берегу я еще кое-как пережил. Это было забавно и смешно. Но время идет, и теперь уже все будет иначе. Ты же уже давно не маленькая девочка, куколка моя. Стоит снять одежду, и под ней окажется созревшая женская плоть. Мне ни к чему разочарования. Слишком больно ударяют. Мы называли это — любовная лихорадка.
Она сняла пиджак, бросила его на кресло-качалку и начала расстегивать блузку. Я поставил свою лампу на пол, схватил ее и прижал к себе прежде, чем она успела распахнуть ее. Шарон улыбнулась и покачала головой:
— Прошлый раз я хотела тебя, но ты отказался от меня. В этот раз я хочу, чтобы ты не взял меня.
— Но это бессмыслица какая-то, — чуть ли не кричал я.
— Прошу тебя, Дог! Всего один разок. Обещаю, что такое больше не повторится.
— Послушай, фантазии — это, конечно, хорошо, но...
— Иногда мы долго живем в мире фантазий. Прошу тебя, Дог.
Она осторожно оттолкнула меня маленькими нежными ручками и подошла к туалетному столику. Я наблюдал, как она медленно раздевается, и внутри меня разгоралось новое пламя. В этом призрачном желтом свете она казалась прекрасной, как никогда, но красота эта была совсем другая, юная, непорочная и в то же время бесстыдная.
И вот она оказалась совершенно без всего, откинула покрывало и скользнула под него. Я смотрел на нее и думал, зачем мне вся эта чертова ерунда, потом тоже разделся, но без показного бесстыдства. Быстренько скинув одежду, я задул лампы и лег рядом.
— Просто обними меня, — прошептала она.
Мне хотелось сказать то же самое, но я не стал.
Глава 12
Стоило мне дотронуться до кнопки, как мой сорок пятый тут же оказался у меня в руке, курок взведен. Когда дело касалось запоров на дверях, Ли, как истинный житель Нью-Йорка, становился педантом, ни за что не успокоится, пока не закроется, но теперь дверь почему-то оказалась открытой. Я подошел слишком близко, чтобы возвращаться назад, поэтому резким толчком распахнул дверь, вкатился внутрь и залег за углом, готовый вогнать пулю в любого, кто появится на моем пути.
Подождал, быстро сменил дислокацию и подождал еще. Никакого движения. В ярких лучах утреннего солнца весело танцевали пылинки, снизу, с улицы, доносился монотонный гул моторов. Еще секунд через тридцать я поднялся с пола и бросился к дверям своей спальни. Она была пуста, кровать не тронута. Тишина и покой.
Дверь в спальню Ли, расположенная с другой стороны гостиной, была закрыта, на полу валялось несколько писем и газет, Я одним броском оказался около нее, высадил ее ногой и подождал, что произойдет. Ничего.
Но на этот раз я услышал какой-то шум: невнятное бормотание, перемежающееся с бульканьем. Жалюзи были закрыты, и я направился через неприбранную спальню к ванной Ли. Странные звуки стали громче, казалось, они таинственным образом то затихали, то поднимались чуть ли не до истерических ноток.
Когда до меня дошло наконец что это такое, я убрал пушку и с такой силой бросился на дверь ванной, что язычок замка отвалился как отрезанный. Ли лежал в ванне, руки-ноги связаны, рот заклеен пластырем. Сверху положили тяжелый железный стул, чтобы он, не дай бог, не сумел подняться со дна, из крана медленно текла вода. Кто-то явно хотел продлить мучения Ли как можно дольше. Шея его была вытянута, мышцы напряжены до предела: парень из всех сил старался не захлебнуться. Расширенные глаза были наполнены неподдельным ужасом.
Я перекрыл кран, откинул в сторону стул и вытащил друга из ванны. Когда я разрезал веревки, от неожиданного облегчения его начало тошнить, из носа потекло, и я одним рывком сорвал с его губ пластырь, чтобы он не захлебнулся в собственной блевотине. Ли поглядел на меня, застонал и свалился в глубокий обморок.
На его теле не было абсолютно никаких следов насилия, если не считать маленького пятнышка на виске. Я положил Ли в кровать, прибрался и сел рядом, растирая его мокрым полотенцем, пока он не пришел в себя и не открыл глаза.
— Спокойно, не надо ничего говорить. Потом все расскажешь, — сказал я.
Ли едва заметно мотнул головой, делая знак, что понял меня.
— Болит где-нибудь?
Ли отрицательно махнул рукой.
— Ладно, тогда оставайся в кровати.
Я снова намочил полотенце, положил его на лоб Ли и пошел закрывать входную дверь, все время повторяя «Черт! Черт!», на все лады проклиная себя за то, что оказался таким идиотом и думал, что ничего подобного не произойдет. Я оставил без защиты дорогих мне людей только потому, что даже не предполагал, что эти уроды окажутся настолько беспринципными, что снова захотят привести в действие свою грязную машину, и ошибся, ошибся жестоко и непростительно. Не было никакого смысла брать этот след. Ванна наполнилась почти до краев, а это означает, что кран открыли слишком давно, и у тех, кто это сделал, было достаточно времени, чтобы убраться отсюда подальше.
Я поднял с пола письма и посмотрел на дату выпуска газет. Все вчерашние. Это означало, что они подкараулили его вечером, когда он возвращался с работы. Скорее всего, прождали здесь всю ночь в надежде на то, что я появлюсь с минуты на минуту, и, не дождавшись, решили оставить мне сюрприз.
И тут меня словно током ударило. Я снова изрыгнул проклятие и помчался в ванную, выбросил мокрые полотенца, затолкал веревки в сливной бачок, поставил стул перед письменным столом, туда, где он и должен был находиться, короче, навел порядок. В очередной раз пробегая мимо Ли, я увидел, что тот следит за мной полными страха глазами.
— Одевайся и приготовься сыграть роль, — бросил я ему на ходу.
У меня едва хватило времени скинуть плащ, убрать пушку в шкаф, и как только я набрал номер Лейланда Хантера, раздался стук в дверь. Я по телефону попросил секретаршу подождать и пошел открывать. В коридоре маячили все те же двое копов, Тобано и его напарник, но на этот раз оба наставили свои пушки прямо мне в грудь.
— Не стойте тут, — сказал я. — Входите. Я говорю по телефону.
Я развернулся и сделал шаг внутрь, но Тобано остановил меня:
— Спокойно, дружище. Без резких движений.
Все было сделано согласно правилам, напарник даже проверил телефонный звонок. Он сказал секретарше Хантера, что я перезвоню позже, и повесил трубку. Перед тем как они успели начать обыск, на пороге спальни, почесываясь и потягиваясь, появился Ли в штанах от пижамы: он неплохо изобразил парня, которого только что вытащили из постели. Он даже сумел заставить себя зевнуть.
— Какого черта тут происходит, Дог?
— Сам не знаю. — Я оглянулся на копов. — Не хотите объяснить?
— Не против, если мы сперва тут осмотримся?
— Валяйте.
— Заправьте мою кровать, раз уж попретесь ко мне в спальню, — попросил их Ли.
Тобано стерег нас, пока напарник рыскал по квартире. Наконец он закончил проверку и вышел из моей комнаты, отрицательно качая головой:
— Все чисто.
Пушки исчезли в недрах их плащей.
— Ну и? — вопросительно приподнял я брови.
— Нам сообщили, что у вас тут тело, — кивнул старший.
Ли выдавил улыбку:
— Моя горничная тоже однажды перепугалась и позвонила в полицию, когда нашла меня спящим на полу.
— Это была не женщина, — сказал ему коп.
— Аноним?
— Да все они анонимы, — отмахнулся коп. — Та комната ваша?
— Угу.
— Постель застелена.
— Я очень аккуратный.
— Провели здесь всю ночь?
— Это что, арест?
— Нет.
— Тогда опустим этот вопрос. Вы даже не зачитали мне мои права.
— Я же сказал, что это не задержание. И нам тоже не нравятся такие игры. И если вам известен шутник, который развлекается подобным образом, скажите ему, чтобы бросил это дело, а то как бы боком не вышло.
— Не волнуйтесь.
Высокий коп расплылся в милой улыбке:
— А я и не волнуюсь. Просто думаю, была ли это шутка.
— Почему же?
— Потому что мы не привыкли так часто встречаться с одними и теми же людьми. Не кажется вам все это немного странным?
— Теперь, когда вы сказали об этом, да, действительно кажется.
— Какие могут быть, по-вашему, объяснения?
Я пожал плечами, взял сигарету и прикурил.
— Черт его знает. Ну, рассказал некоторым из своих друзей о том, что случилось на днях. Может, кто-то решил поразвлечься?
— Если они будут продолжать в том же духе, это им дорого обойдется.
Тобано не видел выражения моего лица, когда я прошел мимо него, распахнул входную дверь и придержал ее открытой для них.
— Можете поставить на кон свою задницу, что так оно и будет, — сказал я.
Ли был больше не в состоянии играть свою роль, и стоило этим двоим убраться, как он застонал и, словно подкошенный, рухнул на кушетку. Там он и лежал, прикрывая глаза от яркого утреннего солнца, светившего в окно. Его руки тряслись, а уголок рта дергался в нервном тике. Лицо сделалось бледным, словно обсыпанным мукой.
Я пошел на кухню, вскипятил чайник и принес ему чашку кофе.
— Выпей, лучше станет.
Ли принял сидячее положение, взял дрожащими пальцами чашку и одним махом вылил в себя содержимое. Я забрал у него бокал и прикурил сигарету.
— Хочешь поговорить?
— Дог... в какое дерьмо ты вляпался? — скосил он на меня взгляд, не поворачивая головы.
— Извини, малыш.
— Они... пытались прикончить меня.
— Знаю.
— Но я ведь даже...
— Просто опиши их.
Он кивнул, облизал сухие губы и потер синяк на виске.
— Парней было двое. Ростом примерно с тебя, но из-за пушек они показались мне в два раза больше. Черт подери, Дог...
— Дальше, Ли, дальше.
— Дальше, ага, как же! Да ты хоть представляешь себе, каково это: знать, что через пару минут утонешь в собственной ванне? Ты...
— Прекрасно знаю.
Ли прикрыл глаза и обхватил голову руками.
— Обоим за сорок, один в черном костюме, другой в спортивной куртке и слаксах. Белые рубашки... темные галстуки.
— Какие-нибудь особые приметы?
Ли подумал минутку и сказал:
— Абсолютно никаких... ничего примечательного, если не считать ужасающе тяжелого взгляда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60