О, мы заставили их потоптаться вокруг нас, испробовать все свои женские уловки и в конце концов великодушно согласились с их планом полета, позволили нанять нянь для малышей, любезно проводили их до станции.
В тот же день начался и наш отпуск. Мы вернулись к своей единственной настоящей любви, нашей неизменной даме сердца — Леди-Дракон. Мы прихорашивали и ласкали ее за обветшалыми стенами ангара, пока ее красота не вернулась к ней.
Щелчок выключателя — и она оживает. Она чутко вибрирует, когда вы прикасаетесь к штурвалу, говорит с вами, когда включаете микрофон, а еще — благодаря гению какого-то несправедливо забытого конструктора — мы могли греть ей брюхо в холодную погоду и остужать в жару.
О, мы вернули ей прежний, неотразимый облик! Никаких кричащих тонов, только темные. Мы щекотали ей кожу кисточками и восстановили ее оригинальную расцветку. Мы наложили аккуратные швы на ее старые раны, и она стала как новенькая.
За неделю мы вновь заставили ее сиять, а еще через десяток выходных она была наша, полностью наша. Мы ласкали и лелеяли ее как хотели. Это был настоящий второй медовый месяц! Наши «свадебные» костюмы пришлось радикально перешить, но в конце концов у нас у всех вновь появилась форма.
Хорошо, что ушлый фотограф «Лайф» не видел, как мы в первый раз выходили из старого сарая, который переоборудовали в раздевалку, одетые в старую розово-зеленую форму ВВС США. Скрипя кожей и сверкая медью, мы с глуповато-восторженными лицами отдавали друг другу честь, хватали парашюты, висящие возле ангара под бирками с нашими именами, и вбегали в ангар, где царила кромешная тьма. Прямо как в Англии. Только тогда мы знали, что наверху сидит Джерри и высматривает цель.
— Все готовы? — спросил Малыш Синквич, когда дверь ангара захлопнулась.
Мы утвердительно рявкнули в ответ. В пустом ангаре наши голоса звучали очень зычно.
— Отлично, — сказал Малыш. — Давай!
Верн повернул рубильник, и по всему ангару вспыхнули яркие лампы. О господи, мы вновь на полосе и ждем взлета!
— Красота, — вздохнул кто-то. — Красотища!
В точно таком же порядке, как и тогда, в 1944-м, мы залезли на борт Леди-Дракон, чтобы вновь отпраздновать нашу первую брачную ночь. Чтобы доказать свою любовь, мы принесли ей подарки... те самые маленькие обломки и детальки, которые много лет назад унесли в качестве сувениров — а может быть, талисманов? Мы вернули их ей... и провели незабываемую ночь.
Но это было лишь начало. Такую красотку, как наша Леди, просто невозможно долго держать взаперти. Мужчина не может не хвастаться, а за слова приходится отвечать. Поэтому вскоре Леди-Дракон предстала перед зрителями, прямо как королева перед своими подданными. Конечно же "полетать на «В-17» были приглашены лишь бывшие пилоты ВВС США, но и они должны были соответствовать определенным требованиям. В частности, все, кто заходил на борт, непременно должны были быть в такой же, как у нас форме, а те, у кого ее не было, либо одалживали у кого-нибудь, либо откапывали по частям в армейских магазинах.
Но могу поспорить на что угодно: никто не был разочарован. Вскоре старый ангар превратился в настоящий офицерский клуб, где мужчины могли почувствовать себя мужчинами в прежнем понимании, поиграть в войну и забыть на время о безумном мире за стеной. Сюда шли, как в увольнительную.
Здесь никто не чувствовал себя стариком, а если вдруг годы брали свое и наваливалась тоска, нужно было залезть в самолет и занять свое место. Леди-Дракон утешала и возвращала молодость.
Конечно же Верн Тайс с самого начала знал, что делает. Клуб приносил баснословный доход, хотя взносы были вполне умеренными. Все деньги мы вкладывали в обустройство аэродрома, и в конце концов наша база бомбардировщиков вполне могла потягаться с любой другой и выйти победительницей. Ни одна база в мире не насчитала бы такого количества офицеров и сержантов.
И ни одну базу в мире так не охраняли.
Ох, наши женушки, конечно, заподозрили, что с нами что-то происходит. Они выспрашивали и выведывали, но какой мужчина в здравом уме даст жене адрес своей любовницы?
Впрочем, одна женщина все же знала, что происходит. Это была Элейн Гуд, которая к тому времени уже стала звездой Голливуда, получила «Оскара», но вот Верна Тайса ей заполучить так и не удалось, как она ни старалась. А она старалась — ох как старалась!
Верн не замечал этого, но от нас, женатых голубей, ничего не скроешь. Тем, кто уже в ловушке, остается утешаться приобретенным опытом.
Но что делало Элейн чести, так это то, что она держала язык за зубами. Она все знала о нашей любовнице и могла бы рассказать об этом всем, но она помалкивала. Хорошая девчонка, хоть уже и не первой молодости, но очень славная. Она нам сочувствовала и пыталась понять. Она подружилась с нашими женами и даже как будто сплотила их. Им начинало нравиться общество друг друга, и они не прочь были иной раз побеседовать за ужином в загородном клубе.
Они даже помогали (видимо, боясь не выдержать конкуренции с Леди-Дракон), когда Малыш Синквич, Вик и Генри вложили все свои сбережения в дело и стали производить электронное оборудование. Луи Кубитски продал свой магазин, открыл боксерский клуб и заработал кучу денег. Его жена Ирена стала работать билетершей, и ей очень понравилось. Если припомнить, то что-то подобное происходило во всех наших семьях.
А на болотах недалеко от Веселого Ангара наладилась отличная рыбалка и охота на уток, и мы устраивали любые развлечения, какие только приходили нам на ум. Но это был наш секрет, и никто не собирался его раскрывать. Верн вел себя как обычно, но уже не выглядел таким счастливым. Впрочем, это неудивительно. Когда полет оканчивался и экипаж разъезжался по койкам, Верн вместо отдыха бесцельно носился по округе в своем «ягуаре». Иногда он ездил к Элейн, но когда возвращался, было заметно, что в душе у него идет борьба. И нам бы стоило собрать волю в кулак и приказать нашим половинам прекратить строить из себя свах и оставить Верна и Элейн в покое. Если парень не хочет жениться, то пусть себе живет на квартире неженатого офицера.
* * *
Этим же летом одновременно произошли сразу два события: Элейн перестала играть на Бродвее, а ВВС США решило возобновить работу аэродрома Эллисон. Элейн переехала в квартиру на Эвери-роуд, что в квартале от нас, а 332-я эскадрилья перевезла пятьдесят «F-100» на Эллисон.
Эти огромные летающие свиньи приводили в восторг всех мальчишек в округе и заставляли задирать голову взрослых, но для нас, привыкших летать на винтовых самолетах, они были просто неуклюжими монстрами, от которых слишком много шума и которым нужна огромная полоса, чтобы взлететь, и еще на порядок большая, чтобы сесть.
Но они изрядно подпортили нам настроение, так как каждый раз, когда эти реактивные чудовища пролетали над ангаром, наша Леди-Дракон начинала выглядеть совсем маленькой и жалкой, а мы этого никак не могли стерпеть. И каждый раз, когда мы встречали на улице кого-нибудь из этих розовощеких сосунков-пилотов, мы одаривали его презрительным взглядом, будто давая понять, что ему никогда не переменить своей голубенькой, как ползунки, формы и он так и останется кадетом.
Возможно, нас всех одолела бы пилотская тоска, если бы не сумасшедшее показательное выступление Верна Тайса и Элейн Гуд. Все, кроме самого Верна, видели, что это любовь, но он, даже если и чувствовал это, хорошо помнил, что с ней шутки плохи. Ему нравился угол атаки, все эти маневры между девочкой и мальчиком, но как только дело доходило до серьезного решения, он пикировал и скрывался в ангаре.
И что тут поделаешь? Верну удалось собрать нас, своих старых приятелей, вместе, и он полагал, что жениться на Элейн — это все равно что выброситься с парашютом во время возвращения с выполненного задания. Она ведь потащит его обратно в Голливуд или на Бродвей и не позволит даже обнять на прощание старушку Леди-Дракон. А этого Верн вынести бы не смог!
Все произошло в середине осени. Верн и Элейн всерьез рассорились, и, как мне удалось узнать из случайно подслушанного телефонного разговора, Элейн собиралась вернуться в Голливуд и участвовать в съемках, а Верн оставался здесь. Я рассказал об этом ребятам, потому что к тому моменту мы все были на стороне Элейн: нам уже порядком поднадоело, что Верн все еще живет на квартире неженатого офицера, в то время как ему, как мы полагали, давным-давно пора жениться.
Верн же парировал наши нападки тем, что выслушивает советы из уст людей, которые сами нуждаются в сострадании. Конечно, это было всего лишь бахвальство, хотя сам Верн ни за что бы в этом не признался. Вот так обстояли дела на момент празднования первой годовщины нашего клуба. Вся эскадрилья пришла ободрить Верна и выпить за нашу верную любовницу. И черт с ними, с этими свистелками на аэродроме Элиссон! Наша старушка все равно была самой прекрасной, и никто, никто не мог с ней сравниться.
О, вечер удался на славу! Уолдо Кейси и братья Стефано привели с собой шестерых «новообращенных», на которых, как и на всех новичках в нашем клубе, плоховато сидела их старая форма. И надо сказать, ребята никогда еще так не веселились.
Мы «летали» по ангару, нарезая «восьмерки»; каждый из нас лично выигрывал войну и превращал все малое в великое.
В это время прямо над нами реактивный самолет с громким хлопком преодолел звуковой барьер. На мгновение все умолкли.
Через полчаса зазвонил телефон. Трубку взял Малыш Синквич, а потом жестом показал Верну, что спрашивают его.
Номера ангара не знал никто. Совершенно и абсолютно никто, кроме членов клуба, а в тот вечер все были там. Оставалась только Элейн. Я заметил, что лицо Верна помрачнело. Он помотал головой и буркнул:
— Скажи ей, чтоб отвязалась.
— Проси об этом кого угодно, но только не меня, приятель, — замотал головой Малыш. — Она говорит, что ты должен подойти. Что-то очень важное.
— Что она хочет? — хмуро спросил Верн.
— Брат, я не понял, — ответил Малыш, — она ведь не говорит по-нашему, по-военному. Поговори с ней сам.
Верн еще больше нахмурился, пожал плечами, взял трубку и, вздохнув, спросил: «Ну что там у тебя еще?»
Получилось довольно весело, так как наш телефон был подключен к мощному громкоговорителю вроде тех, что использовались во время войны.
— Только что упал самолет одного из этих парней с аэродрома Эллисон. — Голос Элейн звучал резко.
— Пусть с этим разбираются ВВС. Они теперь полностью автономны.
Все разговоры смолкли сами собой. У нас появилось ощущение, что на нас вот-вот упадет бомба и мы не знаем, то ли бросаться на землю, то ли бежать со всех ног.
— Слушай ты, бессердечный! — рявкнула Элейн. — Посмотри на крылья, что ты носишь.
Все взглянули на собственную грудь.
— Крылья на груди этого паренька точно такие, как и у тебя, хотя он и моложе на целое поколение. Он один из вас. Ты понимаешь это?
— Ну и что... разве мы что-то можем...
— Он катапультировался как раз над тем болотом, что вы, мальчишки, называете своим домом. И сейчас он торчит посреди этой топи, и, возможно, он ранен и ему необходима помощь.
— Да, да, я все понял, детка. И что я должен делать?
— Да сделай же хоть что-нибудь! Вы так лихо сражались на этой войне, что все стали героями. Так что вы вполне в состоянии что-нибудь придумать. Вы ведь офицеры? Вы военные специалисты, так? Ну не знаю, ну... залезть в этот ваш чертов ящик и...
— Но-но, малышка, выбирай-ка выражения. Я слышу тебя хорошо и не позволю оскорблять старушку. Где ты сейчас?
— На аэродроме, вместе с женой этого парня. Мы живем рядом.
— А где там на аэродроме?
— На линии залета. — Голос Элейн стал чуть спокойнее.
— Хорошо, детка, а теперь успокойся. Ты можешь как-нибудь связаться с местными служащими?
— Я найду способ.
— Хорошо. Тогда позвони нам оттуда, а мы пока что-нибудь придумаем.
1 2 3