Только тогда, идиотически разглядывая ключ, машину и солнечный блик на скатерти, где только что была тень, я поняла, что выпендреж дорого мне обошелся. По-гречески «нэ» значит «да».
Конечно, я за ним побежала. Толпа волновалась и ходила ходуном, нигде не виднелось ни малейшего следа вестника богов. Официант испуганно бросился за мной, готовый схватить, когда я попытаюсь смыться, не заплатив. Я его проигнорировала и честно металась в равные стороны. Когда он озверел достаточно, чтобы тащить меня к столику и счету силой, я сдалась. Пошла в свой угол, взяла ключ, взволнованно улыбнулась напряженному официанту, который не говорил по-английски, и направилась к владельцу кафе.
Я распихивала мужчин плечами и локтями, нервно приговаривая «паракало», что, кажется, значит «пожалуйста». В любом случае меня пропускали.
— Паракало, кирие…
Хозяин посмотрел тревожным влажным взглядом из-за кучи жареной картошки и безошибочно меня оценил.
— Мисс?
— Кирие, у меня трудности. Случилась странная вещь. Мужчина привел машину, видите, за голубыми столиками, чтобы передать ее кому-то в кафе. По ошибке он решил, что это я ее наняла. Он думает, что я повезу ее кому-то в Дельфы. Но я ничего про это не знаю, кирие, ужасная ошибка, и не понимаю, что делать!
Он щедро ляпнул соусом на помидоры, подтолкнул их к крупному мужчине, сидевшему на маленьком стуле у стойки, и провел рукой по бровям.
— Вы хотите, чтобы я объяснил? Где он?
— В этом и беда, кирие! Он ушел. Оставил ключ и убежал. Я пыталась его поймать, но он исчез. Может вы знаете, кто здесь должен был ждать машину?
— Нет, ничего не знаю. — Он взял большой половник, что-то помешал под прилавком и еще раз посмотрел на улицу. — Ничего. Для кого машина?
— Месье, я же говорю, что неизвестно…
— Вы сказали, ее нужно отвести куда-то, в Дельфы, кажется, кому?
— О да, мистеру Саймону.
Он зачерпнул ложкой немного смеси, влил в тарелку, вручил ее распаренному официанту и пожал плечами:
— В Дельфах? Не слышал о таком. Может, кто-нибудь знает здесь его или машину. Минуточку, я спрошу.
Он сказал что-то по-гречески мужчинам у стойки и стал на четыре-пять минут центром оживленной страстной дискуссии, охватившей всех посетителей мужского рода и породившей следующую беспредельно доброжелательную информацию. Никто не видел маленького человека с ключом, не знает машины, никогда не слышал о мсье Саймоне в Дельфах (хотя один человек был жителем Криссы в нескольких километрах от Дельф), не допускал, что кому-нибудь в Дельфах может взбрести в голову нанимать машину в Афинах, и (в конце концов) ни один нормальный человек ее туда не поведет.
— Хотя, — промолвил обитатель Криссы с набитым креветками ртом, — если Саймон — английский турист, это все объясняет.
Он не расшифровал почему, просто улыбнулся с огромной добротой и очарованием, но я поняла, что он имел в виду.
Я сказала виновато:
— Понимаю, что это звучит безумно, кирие, но мне кажется, что я обязана что-то сделать. Человек с ключом сказал, что это — дело жизни и смерти.
Грек поднял брови, потом пожал плечами, ясно и однозначно показав, что дела жизни и смерти происходят в Афинах ежеминутно, улыбнулся:
— Замечательное приключение, мадмуазель», — и отвернулся. Я задумчиво его разглядывала минуту-другую.
— Да, — сказала я медленно. — Да…
Хозяин с трудом выковыривал оливки из очень красивого кувшинчика. Напряженная торговля и жара явно начали преодолевать его афинские хорошие манеры и терпение, поэтому я мило улыбнулась.
— Спасибо за доброту, кирие. Стыдно вас беспокоить. Мне кажется, что если дело действительно срочное, человек, которому нужна машина, обязательно придет за ней.
— Хотите оставить ключ? Я возьму его, и вам не придется больше беспокоиться. Нет, это удовольствие, уверяю.
— Пока не буду вас утруждать, спасибо. Должна признаться, — я рассмеялась, — что любопытна. Подожду здесь немножко и, если эта девушка придет, отдам ключ сама.
И к его облегчению я выбралась из этой давки и вернулась к столику. Села, заказала еще кофе, зажгла новую сигарету и собралась терпеливо заканчивать письмо, но в действительности следила за дверью и обшарпанным лимузином, который запросто мог бы катиться сейчас в Дельфы по этому делу жизни и смерти… Прошел час.
Официант начал бросать вопросительные взгляды, поэтому я оттолкнула нетронутое письмо, заказала тарелку фасоли и маленькую розовую рыбку и стала ковырять их, со все усиливающимся ощущением неловкости глядя на всех входящих и выходящих. Смысл ожидания был не так уж и прост. Поскольку я совершенно независимо от своей воли ввязалась в это дело, почему бы не обернуть его себе на пользу? Когда появится «девушка Саймона», наверняка можно намекнуть — или сказать прямо, — что я бы с удовольствием доехала с ней до Дельф. И не только такая перспектива зародилась у меня в голове…
Минуты медленно шли, никто не появлялся. Почему-то чем дольше я ждала, тем менее разумным мне казалось оставить все улаживаться самостоятельно, и тем более коварно вылезала на передний план другая возможность. Как бы я его не отталкивала, он сушил мне рот — соблазн, подарок, вызов богов…
Когда к двенадцати никто за машиной не пришел, я отодвинула тарелку и попыталась как можно трезвее оценить эту альтернативу — отвести машину самостоятельно. Очевидно, что по неизвестной причине девушка не придет. Что-то ей помешало, иначе бы она отменила заказ. Но машина, очень срочно нужная, стоит на месте, на полтора часа опаздывает. Я, со своей стороны, очень хочу в Дельфы и могу немедленно выехать, так как только что сошла с парохода и имею при себе все необходимое для короткого путешествия. Можно отправиться, передать машину, пробыть там два дня на деньги, сэкономленные на автобусном билете, и вернуться с туристами в четверг. Очень простая, очевидная вещь, причем прямое вмешательство судьбы.
Я подняла ключ онемевшими пальцами и медленно потянулась за своим единственным багажом — большущим цветным мешком, сотканным в Микенах, висевшем на спинке стула. Колебаться я начала, когда достала до него рукой — выпрямилась и завертела, закрутила ключ, глядя, как солнце блестело на нем при поворотах.
Этого делать нельзя. Так себя не ведут. Я должно быть сошла с ума, раз позволяю себе думать об этом. Девушка Саймона всего-навсего забыла отменить заказ и забрать деньги. Это не имеет никакого отношения ко мне. Никто мне спасибо не скажет. Несмотря на глупую ошибку, это совершенно не мое дело. Фраза «дело жизни и смерти», складная, как припев, такая убедительная причина для вмешательства — всего лишь оборот речи в конце концов. Нечего притворяться, что срочно нужно ехать. В любом случае это — не мое дело. Единственный разумный поступок — оставить автомобиль в покое, отдать ключ и уйти.
Решение принесло удивительно живое, почти физическое чувство облегчения. На этой волне я встала, повесила сумку на плечо, взяла неоконченное письмо со стола, чтобы засунуть в мешок, и неожиданно наткнулась взглядом на фразу «со мной никогда ничего не случается».
Бумага затрещала, так сжались мои пальцы. Самопонимание снисходит на человека где и когда угодно, меня часто интересовало, приятно ли это. Теперь поняла. Это продолжалось недолго. К своему безропотному удивлению я обнаружила, что стою у стойки и протягиваю хозяину листок бумаги.
— Имя и адрес, — сказала я слегка придушенно, — на случай, если кто-нибудь позже придет за машиной. Мисс Камилла Хэвен, отель Олимпия, Ру Марии… Скажите, что я сделала это из лучших побуждений.
Только садясь в машину, я осознала, что мои последние слова здорово смахивали на эпитафию.
2
Даже если ключ мне принес и не сам Гермес, все боги Эллады обо мне заботились, потому что я выехала из Афин живой. Более того, неповрежденной. Было несколько скользких моментов. Чистильщик очень хотел заняться моими туфлями, бежал и цеплялся за машину. Я бы обязательно его сбила, трогаясь, если бы не забыла нажать сцепление. Однажды, когда я осторожно поворачивала с площади Омониа на улицу Святого Константина на десяти милях в час, крепко прижавшись к левому тротуару, мне навстречу очертя голову вылетело такси по неправильной стороне. Его уверенно наглое поведение заставило меня дальше ехать значительно правее. Потом я препиралась на узкой улице с двумя пешеходами, которые слезли с тротуара без единого взгляда в моем направлении. Откуда я могла знать, что это улица с односторонним движением? Мне тогда помогли тормоза. Хуже было с осликом цветочника, но я задела только цветы. Его хозяин оказался очаровательным — отказался от денег, которые я поспешно протянула, и фактически подарил все вышибленные из корзины растения.
Учитывая все, люди очень добры. Единственный действительно неприятный человек — мужчина, который плюнул на капот, когда я задумчиво выезжала из-за застывшего на остановке автобуса. Незачем было так уж проявлять свой темперамент, я и тронула-то его чуть-чуть.
К тому времени, когда я выбралась на главную дорогу из Афин вдоль Священного пути, выяснились две истины. Во-первых, оказывается несколько недель на старом Хиллмане Элизабет по деревенским дорогам Англии (Филип, естественно, никогда не позволял мне прикасаться к своему автомобилю) — не совсем адекватная подготовка к поездкам по Афинам на странной машине, у которой руль с левой стороны. Во-вторых, у облезлого лимузина обнаружился неожиданно мощный мотор. Если бы не его древний вид, если бы это оказался один из лоснящихся трансатлантических монстров, которые используются в Афинах как такси, я бы и не подумала сесть за руль, но его внешность меня успокоила. Почти родной старый Хиллман. Через три минуты обнаружилось, что он трогается с места, как реактивный самолет, а ко времени, когда я осознала его неограниченные возможности как орудия убийства, было слишком поздно. Я двигалась с потоком транспорта, и безопаснее казалось не вылезать.
Угрюмо уцепившись за руль, я периодически перехватывалась руками, когда вспоминала, что рычаги справа, и молилась всем олимпийцам. Судорожными рывками и тычками, ужасаясь и извиняясь, я прокладывала путь к пригородам и в конце концов повернула на широкую двойную дорогу к Коринфу.
После тесных сверкающих улиц она показалась относительно пустой. По этому священному пути вдоль моря древние пилигримы шли с песнями и факелами отмечать мистерии в Элефсисе. По правой стороне — священное озеро Деметры. Через залив слева лежит остров Саломеи, как утонувший дракон, а там — вон там — Фемистокл разбил персидский флот.
Но я не смотрела ни направо, ни налево, не хотела еще раз переживать разочарование. Нечего и пытаться увидеть тут призраков, они давно исчезли. Священный путь бежит, широкий и прямой. Асфальт немного плавится на солнце между цементными и металлургическими заводами, священное озеро заросло травой и шлаком, в заливе лежат ржавые корпуса танкеров, винно-темная вода отражает сложные алюминиевые сооружения. Сам Элефсис превратился в грязную деревушку, почти скрытую клубами цементной пыли.
Я смотрела на дорогу, сосредоточилась на автомобиле и ехала как только могла быстро. Скоро промышленная зона закончилась, дорога сузилась и побелела от пыли под безжалостным сентябрьским солнцем, отбежала от берега и завилась между полями с красной землей, усаженной оливами. Маленькие коробочки домов совершенно бессистемно припадали к ней между деревьями. Загорелые худые дети в лохмотьях смотрели на меня, стоя в пыли. Куры. Собаки. Ослы пробирались вдоль края дороги, наполовину скрытые тяжелым грузом хвороста. Высокая повозка с виноградом проехала по проселку перпендикулярно дороге, бока мула и грозди одинаково матово светились, туманно сверкали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Конечно, я за ним побежала. Толпа волновалась и ходила ходуном, нигде не виднелось ни малейшего следа вестника богов. Официант испуганно бросился за мной, готовый схватить, когда я попытаюсь смыться, не заплатив. Я его проигнорировала и честно металась в равные стороны. Когда он озверел достаточно, чтобы тащить меня к столику и счету силой, я сдалась. Пошла в свой угол, взяла ключ, взволнованно улыбнулась напряженному официанту, который не говорил по-английски, и направилась к владельцу кафе.
Я распихивала мужчин плечами и локтями, нервно приговаривая «паракало», что, кажется, значит «пожалуйста». В любом случае меня пропускали.
— Паракало, кирие…
Хозяин посмотрел тревожным влажным взглядом из-за кучи жареной картошки и безошибочно меня оценил.
— Мисс?
— Кирие, у меня трудности. Случилась странная вещь. Мужчина привел машину, видите, за голубыми столиками, чтобы передать ее кому-то в кафе. По ошибке он решил, что это я ее наняла. Он думает, что я повезу ее кому-то в Дельфы. Но я ничего про это не знаю, кирие, ужасная ошибка, и не понимаю, что делать!
Он щедро ляпнул соусом на помидоры, подтолкнул их к крупному мужчине, сидевшему на маленьком стуле у стойки, и провел рукой по бровям.
— Вы хотите, чтобы я объяснил? Где он?
— В этом и беда, кирие! Он ушел. Оставил ключ и убежал. Я пыталась его поймать, но он исчез. Может вы знаете, кто здесь должен был ждать машину?
— Нет, ничего не знаю. — Он взял большой половник, что-то помешал под прилавком и еще раз посмотрел на улицу. — Ничего. Для кого машина?
— Месье, я же говорю, что неизвестно…
— Вы сказали, ее нужно отвести куда-то, в Дельфы, кажется, кому?
— О да, мистеру Саймону.
Он зачерпнул ложкой немного смеси, влил в тарелку, вручил ее распаренному официанту и пожал плечами:
— В Дельфах? Не слышал о таком. Может, кто-нибудь знает здесь его или машину. Минуточку, я спрошу.
Он сказал что-то по-гречески мужчинам у стойки и стал на четыре-пять минут центром оживленной страстной дискуссии, охватившей всех посетителей мужского рода и породившей следующую беспредельно доброжелательную информацию. Никто не видел маленького человека с ключом, не знает машины, никогда не слышал о мсье Саймоне в Дельфах (хотя один человек был жителем Криссы в нескольких километрах от Дельф), не допускал, что кому-нибудь в Дельфах может взбрести в голову нанимать машину в Афинах, и (в конце концов) ни один нормальный человек ее туда не поведет.
— Хотя, — промолвил обитатель Криссы с набитым креветками ртом, — если Саймон — английский турист, это все объясняет.
Он не расшифровал почему, просто улыбнулся с огромной добротой и очарованием, но я поняла, что он имел в виду.
Я сказала виновато:
— Понимаю, что это звучит безумно, кирие, но мне кажется, что я обязана что-то сделать. Человек с ключом сказал, что это — дело жизни и смерти.
Грек поднял брови, потом пожал плечами, ясно и однозначно показав, что дела жизни и смерти происходят в Афинах ежеминутно, улыбнулся:
— Замечательное приключение, мадмуазель», — и отвернулся. Я задумчиво его разглядывала минуту-другую.
— Да, — сказала я медленно. — Да…
Хозяин с трудом выковыривал оливки из очень красивого кувшинчика. Напряженная торговля и жара явно начали преодолевать его афинские хорошие манеры и терпение, поэтому я мило улыбнулась.
— Спасибо за доброту, кирие. Стыдно вас беспокоить. Мне кажется, что если дело действительно срочное, человек, которому нужна машина, обязательно придет за ней.
— Хотите оставить ключ? Я возьму его, и вам не придется больше беспокоиться. Нет, это удовольствие, уверяю.
— Пока не буду вас утруждать, спасибо. Должна признаться, — я рассмеялась, — что любопытна. Подожду здесь немножко и, если эта девушка придет, отдам ключ сама.
И к его облегчению я выбралась из этой давки и вернулась к столику. Села, заказала еще кофе, зажгла новую сигарету и собралась терпеливо заканчивать письмо, но в действительности следила за дверью и обшарпанным лимузином, который запросто мог бы катиться сейчас в Дельфы по этому делу жизни и смерти… Прошел час.
Официант начал бросать вопросительные взгляды, поэтому я оттолкнула нетронутое письмо, заказала тарелку фасоли и маленькую розовую рыбку и стала ковырять их, со все усиливающимся ощущением неловкости глядя на всех входящих и выходящих. Смысл ожидания был не так уж и прост. Поскольку я совершенно независимо от своей воли ввязалась в это дело, почему бы не обернуть его себе на пользу? Когда появится «девушка Саймона», наверняка можно намекнуть — или сказать прямо, — что я бы с удовольствием доехала с ней до Дельф. И не только такая перспектива зародилась у меня в голове…
Минуты медленно шли, никто не появлялся. Почему-то чем дольше я ждала, тем менее разумным мне казалось оставить все улаживаться самостоятельно, и тем более коварно вылезала на передний план другая возможность. Как бы я его не отталкивала, он сушил мне рот — соблазн, подарок, вызов богов…
Когда к двенадцати никто за машиной не пришел, я отодвинула тарелку и попыталась как можно трезвее оценить эту альтернативу — отвести машину самостоятельно. Очевидно, что по неизвестной причине девушка не придет. Что-то ей помешало, иначе бы она отменила заказ. Но машина, очень срочно нужная, стоит на месте, на полтора часа опаздывает. Я, со своей стороны, очень хочу в Дельфы и могу немедленно выехать, так как только что сошла с парохода и имею при себе все необходимое для короткого путешествия. Можно отправиться, передать машину, пробыть там два дня на деньги, сэкономленные на автобусном билете, и вернуться с туристами в четверг. Очень простая, очевидная вещь, причем прямое вмешательство судьбы.
Я подняла ключ онемевшими пальцами и медленно потянулась за своим единственным багажом — большущим цветным мешком, сотканным в Микенах, висевшем на спинке стула. Колебаться я начала, когда достала до него рукой — выпрямилась и завертела, закрутила ключ, глядя, как солнце блестело на нем при поворотах.
Этого делать нельзя. Так себя не ведут. Я должно быть сошла с ума, раз позволяю себе думать об этом. Девушка Саймона всего-навсего забыла отменить заказ и забрать деньги. Это не имеет никакого отношения ко мне. Никто мне спасибо не скажет. Несмотря на глупую ошибку, это совершенно не мое дело. Фраза «дело жизни и смерти», складная, как припев, такая убедительная причина для вмешательства — всего лишь оборот речи в конце концов. Нечего притворяться, что срочно нужно ехать. В любом случае это — не мое дело. Единственный разумный поступок — оставить автомобиль в покое, отдать ключ и уйти.
Решение принесло удивительно живое, почти физическое чувство облегчения. На этой волне я встала, повесила сумку на плечо, взяла неоконченное письмо со стола, чтобы засунуть в мешок, и неожиданно наткнулась взглядом на фразу «со мной никогда ничего не случается».
Бумага затрещала, так сжались мои пальцы. Самопонимание снисходит на человека где и когда угодно, меня часто интересовало, приятно ли это. Теперь поняла. Это продолжалось недолго. К своему безропотному удивлению я обнаружила, что стою у стойки и протягиваю хозяину листок бумаги.
— Имя и адрес, — сказала я слегка придушенно, — на случай, если кто-нибудь позже придет за машиной. Мисс Камилла Хэвен, отель Олимпия, Ру Марии… Скажите, что я сделала это из лучших побуждений.
Только садясь в машину, я осознала, что мои последние слова здорово смахивали на эпитафию.
2
Даже если ключ мне принес и не сам Гермес, все боги Эллады обо мне заботились, потому что я выехала из Афин живой. Более того, неповрежденной. Было несколько скользких моментов. Чистильщик очень хотел заняться моими туфлями, бежал и цеплялся за машину. Я бы обязательно его сбила, трогаясь, если бы не забыла нажать сцепление. Однажды, когда я осторожно поворачивала с площади Омониа на улицу Святого Константина на десяти милях в час, крепко прижавшись к левому тротуару, мне навстречу очертя голову вылетело такси по неправильной стороне. Его уверенно наглое поведение заставило меня дальше ехать значительно правее. Потом я препиралась на узкой улице с двумя пешеходами, которые слезли с тротуара без единого взгляда в моем направлении. Откуда я могла знать, что это улица с односторонним движением? Мне тогда помогли тормоза. Хуже было с осликом цветочника, но я задела только цветы. Его хозяин оказался очаровательным — отказался от денег, которые я поспешно протянула, и фактически подарил все вышибленные из корзины растения.
Учитывая все, люди очень добры. Единственный действительно неприятный человек — мужчина, который плюнул на капот, когда я задумчиво выезжала из-за застывшего на остановке автобуса. Незачем было так уж проявлять свой темперамент, я и тронула-то его чуть-чуть.
К тому времени, когда я выбралась на главную дорогу из Афин вдоль Священного пути, выяснились две истины. Во-первых, оказывается несколько недель на старом Хиллмане Элизабет по деревенским дорогам Англии (Филип, естественно, никогда не позволял мне прикасаться к своему автомобилю) — не совсем адекватная подготовка к поездкам по Афинам на странной машине, у которой руль с левой стороны. Во-вторых, у облезлого лимузина обнаружился неожиданно мощный мотор. Если бы не его древний вид, если бы это оказался один из лоснящихся трансатлантических монстров, которые используются в Афинах как такси, я бы и не подумала сесть за руль, но его внешность меня успокоила. Почти родной старый Хиллман. Через три минуты обнаружилось, что он трогается с места, как реактивный самолет, а ко времени, когда я осознала его неограниченные возможности как орудия убийства, было слишком поздно. Я двигалась с потоком транспорта, и безопаснее казалось не вылезать.
Угрюмо уцепившись за руль, я периодически перехватывалась руками, когда вспоминала, что рычаги справа, и молилась всем олимпийцам. Судорожными рывками и тычками, ужасаясь и извиняясь, я прокладывала путь к пригородам и в конце концов повернула на широкую двойную дорогу к Коринфу.
После тесных сверкающих улиц она показалась относительно пустой. По этому священному пути вдоль моря древние пилигримы шли с песнями и факелами отмечать мистерии в Элефсисе. По правой стороне — священное озеро Деметры. Через залив слева лежит остров Саломеи, как утонувший дракон, а там — вон там — Фемистокл разбил персидский флот.
Но я не смотрела ни направо, ни налево, не хотела еще раз переживать разочарование. Нечего и пытаться увидеть тут призраков, они давно исчезли. Священный путь бежит, широкий и прямой. Асфальт немного плавится на солнце между цементными и металлургическими заводами, священное озеро заросло травой и шлаком, в заливе лежат ржавые корпуса танкеров, винно-темная вода отражает сложные алюминиевые сооружения. Сам Элефсис превратился в грязную деревушку, почти скрытую клубами цементной пыли.
Я смотрела на дорогу, сосредоточилась на автомобиле и ехала как только могла быстро. Скоро промышленная зона закончилась, дорога сузилась и побелела от пыли под безжалостным сентябрьским солнцем, отбежала от берега и завилась между полями с красной землей, усаженной оливами. Маленькие коробочки домов совершенно бессистемно припадали к ней между деревьями. Загорелые худые дети в лохмотьях смотрели на меня, стоя в пыли. Куры. Собаки. Ослы пробирались вдоль края дороги, наполовину скрытые тяжелым грузом хвороста. Высокая повозка с виноградом проехала по проселку перпендикулярно дороге, бока мула и грозди одинаково матово светились, туманно сверкали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24