— Наверняка нам придется выдержать довольно сильную оппозицию, — доложил секретарь, — но Мэнланд мобилизовал почти всех парламентских загонщиков и надеется на большинство, по крайней мере, в тридцать шесть голосов.
Рамон просмотрел набросок речи и успокоился. К нему вернулось прежнее чувство безопасности и самоуверенности. В конце концов, он был великим министром великого государства. Угрозы Четырех просто смешны. Со стороны полиции было глупо поднимать столько шума. А пресса… Да, все дело было создано нездоровой газетной шумихой.
Он добродушно, почти весело обернулся к секретарю:
— Ну, а что поделывают мои друзья — как, бишь, эти злодеи себя называют? — Четыре Справедливых Человека?
Но, конечно же, министр играл роль. Он не мог забыть названия Четырех, которое не покидало его мозг ни днем, ни ночью.
Секретарь слегка замялся. До сих пор между ним и его начальников не было произнесено ни слова на эту тему.
— О, мы больше ничего от них не получали! Мы теперь знаем, кто такой Сери, но его сообщники не обнаружены.
Министр поморщился:
— Они дали мне срок до завтрашнего вечера.
— Они опять писали вам?
— Да, коротенькую записку.
— А если вы не перемените решения?..
Сэр Филипп нахмурился.
— Тогда они исполнят свое намерение, — кратко сказал он, не зная, чем объяснить внезапный холод, проникший в его сердце.
В верхней комнате литографической мастерской на Карнеги-стрит Сери, запуганный и угрюмый, сидел в обществе трех остальных.
— Я хочу, чтобы вы ясно поняли, — говорил Манфред, — что мы не сердимся на вас за то, что вы сделали. Я нахожу, и сеньор Пойккерт тоже, что сеньор Гонзалес поступил правильно, пощадив вашу жизнь.
Сери молчал.
— Завтра вечером, если это будет необходимо, вы сделаете то, о чем было условлено между нами. А потом уедете…
— Куда? — спросил Сери с внезапной яростью. — Они знают мое имя, им известно, кто я. Куда же вы хотите меня отправить?
Он вскочил на ноги. Руки его дрожали, тело тряслось от неудержимого гнева.
— Вы сами выдали себя, — заметил Манфред, — и это ваше наказание. Но мы найдем для вас безопасное место, новую Испанию под другим небом, и девушка из Хереса будет ожидать вас там.
Не смеются ли они над ним, думал Сери. Но нет, их лица были серьезны. Только Гонзалес наблюдал за ним с легкой полуулыбкой.
— Вы готовы поклясться в этом? — хрипло спросил он наконец.
— Я даю вам слово. Если хотите, даже могу поклясться, — подтвердил Манфред. — А теперь, — голос его резко изменился, — вы хорошо помните, что вы должны сделать завтра?
Сери кивнул.
— Не должно быть ни малейшей случайности, ни малейшей ошибки. Вы, я, Пойккерт и Гонзалес убьем этого несправедливого человека способом, о котором мир никогда не догадается, казнью, которая приведет людей в ужас. Смерть, быстрая, верная, пройдет незамеченной мимо тысячи сторожей, проникнув сквозь запертые двери. В истории еще не было такого… — Он вдруг остановился. Щеки его горели, глаза блестели. Лицо покрылось краской. — Простите, — сказал он, словно извиняясь, — Увлекшись нашим открытием, я забыл о наших побуждениях и целях.
Возникла неловкая пауза. Но не надолго.
— За работу! — скомандовал Манфред и пошел впереди других в импровизированную лабораторию.
В лаборатории Сери снял пальто. Здесь было его хозяйство; из подчиненного он превращался в начальника: направлял, указывал, приказывал, а те, кто еще несколько минут назад внушали ему животный страх, теперь послушно ходили из мастерской в лабораторию и бегали с этажа на этаж.
Сделать предстояло еще многое: произвести ряд опытов, расчетов, тщательных вычислений — для убийства сэра Филиппа Рамона решено было использовать последние достижения современной науки.
— Посмотрю, что делается снаружи, — сообщил Манфред. Он вышел из мастерской и вернулся с приставной лестницей.
Установив ее в темном коридоре, он быстро поднялся, открыл слуховое окно и выглянул на крышу. Затем усилием мускулов поднялся на локтях, пролез в окно и пополз по крыше.
На полмили вокруг виднелись крыши. Дальше Лондон терялся в дыму и тумане. Внизу шумела улица. Манфред вынул карманную подзорную трубу и внимательно посмотрел на юг. Потом он Осторожно пополз обратно, проник в слуховое окно, нащупал ногой лестницу и опустился на пол.
— Ну? — спросил Сери, и в голосе его звучало торжество.
— Я вижу, вам удалось закрепить, — сказал Манфред.
— Так лучше, раз уж мы решили действовать в темноте, — подтвердил Сери.
— Ты видел?.. — спросил Пойккерт.
— Очень неясно. Едва можно было различить здание Парламента, а Даунинг-стрит теряется среди крыш.
Сери вернулся к работе, поглощавшей его внимание. Каково бы ни было его ремесло, он должен выполнить свое дело с особенным старанием. Он хорошо почувствовал в последние дни превосходство этих людей над собой и теперь был счастлив доказать, что и он чего-нибудь стоит, искупая этим свое унижение.
Трое внимательно следили за ним. Леон не сводил с него глаз. Для него, ученого физиономиста, казалось невероятным представление о преступнике соединить с представлением о труженике в одном лице.
Между тем Сери закончил работу.
— Все готово, — самодовольно сказал он. — Дайте мне вашего министра, я поговорю с ним и через минуту ему будет крышка.
Выражение его лица стало дьявольским.
На лицах его хозяев ни один мускул не пошевельнулся. Они чем-то напоминали физиономию судьи, читающего смертный приговор.
— Нет! Не смотрите так!.. Ради всего святого! — Сери поднял руки, словно желая защитить себя.
— Как, Сери? — мягко спросил Леон.
— Вы похожи на Гренадерского судью, когда он…
— Это потому, что мы сами судьи, — резко ответил Манфред. — И не только судьи, но и палачи, приводящие собственный приговор в исполнение.
— Вы будете довольны, — несвязно пробормотал Сери.
— Пока мы вами довольны, — сухо сказал Манфред.
— Вполне, — подтвердили двое других.
— Молите Бога, чтобы ваше дело увенчалось успехом.
Инспектор Фалшут докладывал в этот день начальнику полиции о мерах, принятых для охраны министра иностранных дел.
— № 44 на Даунинг-стрит полон нашими людьми. Почти в каждую комнату я поставил по человеку. На крыше дежурят четыре лучших сыщика, столько же в подвале и столько же на кухне.
— Вы уверены в прислуге?
— Я изучил жизнь и поступки каждого, начиная от личного секретаря министра и заканчивая последним привратником.
Начальник полиции озабоченно вздохнул.
— Каковы ваши последние распоряжения?
— Я ничего не менял, сэр, в том плане, который мы выработали. Сэр Филипп будет сидеть на Даунинг-стрит весь завтрашний день до половины девятого. В девять поедет в Палату, проведет билль и вернется в одиннадцать.
— Я приказал перевести уличное движение на Набережную без четверти девять до четверти десятого и то же самое сделать в одиннадцать, — сказал начальник полиции. — Четыре закрытых коляски выедут с Даунинг-стрит в Палату, а сэр Филипп вслед за ними выедет на автомобиле.
Разговор происходил в служебном кабинете начальника полиции. В дверь постучали, и в комнату вошел полицейский. В руке он держал визитную карточку.
— Сеньор Хосе де Сильва, начальник испанской полиции, — взглянув на карточку, объяснил начальник инспектору и приказал:
— Пригласите его, пожалуйста.
Сеньор де Сильва, шустрый маленький человек, с остроконечным носом и бородой, приветствовал англичан с подчеркнутой вежливостью, принятой в испанских официальных кругах.
— Простите, что потревожил вас, — сказал начальник, пожав гостю руку и познакомив его с Фальмутом. — Мы рассчитываем на вашу помощь в поисках Сери.
— К счастью, я находился в Париже, — ответил испанец. — Конечно, я знаю Сери. Знаю ли я Четырех? — Плечи испанца поднялись до ушей. — Разве кто-нибудь их знает? Я слышал о них по делу в Малаге, и только. Сери — неловкий преступник. И я был очень удивлен, когда узнал, что он примкнул к шайке.
— Между прочим, — прервал его начальник, беря со стола объявление о награде и быстро просматривая его, — ваши люди забыли передать нам, какое ремесло у Сери. Правда, это мелочь, но все-таки…
— Ремесло Сери? — Испанец нахмурил брови. — Дайте вспомнить.
Минуту он усиленно припоминал.
— Боюсь, забыл. Нет, вспомнил: первым его преступлением была кража резины. Но если вы хотите знать наверное…
— Ну, это не столь важно, — снял свой вопрос начальник полиции.
Глава 7. ПОСЛАННИК ЧЕТЫРЕХ
Министр должен был получить еще одно предупреждение. В последнем письме Четырех было сказано:
«Еще одно предостережение Вы получите от нас, и чтобы мы были уверены, что Вы его действительно получили, наше следующее и последнее письмо будет вручено Вам в собственные руки лично одним из нас».
Это обещание значительно успокоило полицию. Кажется невероятным, но полиция искренне верила в честность Четырех. С ее точки зрения, они были не обыкновенные преступники, и поэтому слово их казалось верным и надежным. Честность и прямота Четырех более всего внушали страх и полиции и сэру Филиппу Рамону.
Однако появилась надежда, что увлекшиеся злодеи переоценили свои силы. Письмо, в котором говорилось о предстоящем последнем предупреждении, было той краткой запиской, о которой сэр Филипп упомянул в разговоре со своим секретарем. Оно пришло по почте со штемпелем: «Балэм. 12.15».
— Теперь вот в чем загвоздка, — говорил в замешательстве инспектор Фальмут. — Желаете ли вы, чтобы мы окружили вас людьми так, что физически никто не смог бы приблизиться к вам, или считаете лучшим, чтобы мы сделали вид, будто ослабили охрану, и позволили бы одному из Четырех проникнуть к вам?..
Вопрос был задан сэру Филиппу, утопавшему в громадном кожаном кресле.
— Вы хотите использовать меня, как приманку?
— Храни вас Бог, сэр. Мы только хотели бы дать им возможность…
— Я вполне вас понимаю.
— Мы теперь знаем, каким образом адская машина была подброшена в Палату. В тот день, когда это случилось, в Палате видели Бэскеу, депутата Северного Торрингтона.
— При чем здесь Бэскеу? — удивился сэр Филипп.
— При том, что в действительности в этот день Бэскеу был за сто миль от Палаты Общин. Это обстоятельство обнаружилось только в последние дни.
Сэр Филипп нервно вскочил с кресла и зашагал по комнате.
— Вероятно, они хорошо знают английские порядки.
— Они хорошо понимают, за какое дело взялись, и в этом главная опасность.
— Но недавно вы мне сами говорили, что никакой опасности нет, а только шумиха!
— В том опасность, сэр, — ответил инспектор, глядя прямо в глаза министра, — что эти люди обладают поразительным искусством менять внешность. Я не знаю точно, каков их план, но осуществляют они его с полным знанием и с исключительной смелостью.
— Мне надоело все это! — воскликнул сэр Филипп, ударяя ладонью по письменному столу. — Все эти сыщики, переодевания, убийцы в масках похожи на дешевый спектакль.
— Вам придется еще потерпеть день-два.
Инспектор с трудом удержался от злого слова, ведь Четыре Справедливых Человека портили нервы не одному только министру иностранных дел, но и отвечавшему за его безопасность руководителю сыскной полиции.
Сэр Филипп задумчиво провел рукой по лбу.
— Надо полагать, все принятые вами меры хранятся в тайне?
— Абсолютно.
— Кто знает о них?
— Вы, начальник полиции, ваш секретарь и я.
— Вы не записывали ваших распоряжений на бумаге?
— Нет, сэр. План выработан и передан на словах. Даже премьер-министр ничего не знает.
— Тогда все в порядке.
Сыщик собрался уходить.
— Я должен повидать начальника полиции. Оставляю вас на полчаса. Просил бы вас в это время никуда не выходить из этой комнаты.
Сэр Филипп проводил его в переднюю, где сидел Хэмильтон, личный секретарь.
— Я испытываю неприятное чувство, — признался Фальмут, надевая пальто, поданное полицейским, — словно за мной в последние дни кто-то неусыпно следит и ходит по пятам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14