— В противном случае я заставлю их сделать это с помощью своего авторитета — оба они принадлежат мне, и душой и телом.
— Я полагаю, что вы потерпите с осуществлением ваших желаний до тех пор, пока не вернетесь вместе с ними в цивилизованный мир, — сказал фон Хорн.
— С какой стати? — удивился профессор. — Я сам могу обвенчать их здесь, так оно будет вернее. Да, именно так я и поступлю.
Видя такую -одержимость профессора Максона, фон Хорн решил действовать без промедления, тем более, что теперь у него появилось реальное основание для исполнения задуманного.
Вскоре после разговора профессор покинул лабораторию, и фон Хорн воспользовался случаем, чтобы начать второй этап своей кампании. Номер Тринадцать сидел возле окна, выходящего во внутренний двор, упражняясь в написании английских слов. Фон Хорн подошел к нему,
— У тебя неплохо получается, Джек, — сказал он с похвалой, заглядывая тому через плечо и называя его именем, которым нарекли безымянного юношу по предложению фон Хорна, чтобы придать взаимоотношениям с ним более человеческий оттенок.
— Да, — ответил Номер Тринадцать, глядя на него с улыбкой. — Профессор Максон говорит, что через пару дней поселит меня в своем доме, и я снова увижу его прекрасную дочь. Не могу поверить, что стану жить под одной крышей с ней и встречать ее каждый день, сидеть с ней за одним столом, гулять вместе среди чудесных деревьев и цветов, которые были свидетелями нашей первой встречи. Интересно, помнит ли она меня. Обрадуется ли нашей встрече так же, как обрадуюсь я.
— Джек, — заговорил фон Хорн с печалью в голосе, — боюсь, что тебя ожидает жестокое разочарование. Мне больно оттого, что так оно и будет, но как честный человек я обязан сказать тебе о том, что профессор Максон либо не знает, либо не учел одно обстоятельство: его дочь страшно разочаруется, когда узнает о твоем происхождении. Ты не человек, а лишь результат лабораторных экспериментов. У тебя нет души, а именно душа возвышает человека над животными. Джек, бедный мальчик, ты не только не человек, но даже не животное. Общество и мисс Максон как его представительница не примет тебя. На тебя станут глядеть как на чудовище, жуткого монстра, гораздо более недостойного, чем самое низшее животное. Гляди, — и фон Хорн указал в окно на группу отвратительных созданий, бесцельно бродивших по «двору тайн». — Ты из той же породы, что и они, и отличаешься от них только совершенным телом, красивым лицом и высоко развитым мозгом. В мире нет для них места, как и для тебя. Мне очень жаль, но это так. И я сожалею, что именно я рассказываю тебе об этом; но будет лучше, если ты узнаешь правду от друга, нежели обнаружишь ее в тот момент, когда меньше всего ее ожидаешь, из уст человека, к которому воспылаешь безответным чувством.
Молодой человек слушал фон Хорна с выражением отчаяния на лице, а когда тот замолчал, обреченно закрыл лицо руками, сидя тихо и неподвижно, словно статуя. Его мощная фигура не содрогалась от рыданий, внешне он оставался совершенно безучастным, несмотря на постигшее его страшное горе, и только в его позе сквозила полнейшая подавленность и безысходность.
Фон Хорн не смог сдержать презрительной улыбки. На такой эффект он и не рассчитывал.
— Не огорчайся, мой мальчик, — продолжал он. — Мир велик. В нем ты без труда найдешь место, где никто не будет знать и не станет расспрашивать о твоем прошлом. Ты еще сможешь познать счастье. На свете есть сотни тысяч девушек, таких же красивых и милых, как Вирджиния Максон. Не забывай, что ты не видел других, поэтому не можешь сравнивать.
— Зачем он вообще создал меня? — воскликнул вдруг молодой человек. — Это подло, подло, страшно бездушно и подло.
— Я согласен с тобой, — поспешно сказал фон Хорн, увидев лазейку, которая безмерно облегчала его будущие планы. — Это было подло, а еще более подло продолжать эту работу и производить на свет все новых страдальцев, которые станут мишенью и игрушкой в руках жестокой судьбы.
— И он намерен сделать это? — спросил юноша.
— Если его не остановить, — ответил фон Хорн.
— Его нужно остановить, — воскликнул Номер Тринадцать. — Даже если для этого потребуется убить его.
Удовлетворенный поворотом событий, фон Хорн пожал плечами и повернулся к выходу.
— Если бы он причинил мне такое зло, как тебе и тем, другим, — сказал он, махнув в сторону «двора тайн», — то я бы знал, как мне поступить.
С этими словами фон Хорн вышел, оставив дверь незапертой. Он направился прямиком к южному сектору лагеря, где отыскал Будудрина. Поманив его за собой, он пересек поляну и зашел в джунгли, чтобы никто не видел и не слышал их. Китаец Синг, вывешивавший простиранное белье на северной стороне поляны, увидел, как они вышли из лагеря, и несколько удивился.
— Будудрин, — начал фон Хорн, когда они отошли на безопасное расстояние, — я не стану ходить вокруг да около, нужно что-то предпринять немедленно. Я не знаю, насколько ты в курсе той работы, которой занимается профессор Максон со времени прибытия на остров, но это сущий ад. Это нужно прекратить. Ты видел монстров по ту сторону ограды?
— Видел, — ответил Будудрин, содрогнувшись.
— Профессор Максон намерен выдать свою дочь за одного из них, — продолжал фон Хорн. — Она же любит меня, и мы хотим бежать. Могу ли я положиться на тебя и твоих людей? В лаборатории находится сундук, который мы должны забрать с собой. Обещаю, что всех вас ожидает немалое вознаграждение. Мы ничего не замышляем, просто оставим здесь профессора Максона вместе с созданными им тварями.
Будудрин едва сумел скрыть довольную улыбку, не веря своей удаче.
— Это очень рискованно, капитан, — ответил он, — Если нас поймают, не миновать нам виселицы.
— Не нужно этого бояться, Будудрин, никто не узнает про нашу тайну.
— А профессор Максон? — встревожился малаец. — Когда-нибудь он выберется с острова, и тогда нас всех повесят.
— Ему никогда не выбраться, — ответил фон Хорн, — об этом позаботятся его собственные создания. Они уже начинают сознавать весь ужас совершенного против них преступления, а когда окончательно прозреют, всем нам несдобровать. Если ты решил покинуть остров, то лучше всего будет принять мое предложение и убраться отсюда, пока голова еще цела. Если сейчас предложить профессору покинуть остров, он не только откажется, но и предпримет все меры, чтобы помешать нам, вплоть до затопления «Итаки». Этот человек безумец, абсолютный безумец, Будудрин, и мы больше не можем рисковать собственными жизнями, потакая его сумасбродным и преступным капризам.
Малаец лихорадочно соображал. Если бы фон Хорн мог угадать, какие мысли проносились в хитроумном мозгу малайца, он предпочел бы оказаться в американской тюрьме, где ему было бы во сто крат безопасней.
— Когда вы планируете побег? — спросил малаец.
— Сегодня ночью, — ответил фон Хорн, и они принялись обговаривать план действий.
Часом позже второй помощник капитана с шестеркой людей направился в джунгли, держа путь к бухте. Им предстояло подготовить судно к скорому отплытию.
После ужина фон Хорн сидел на веранде в обществе Вирджинии Максон, когда из лаборатории показался профессор, собравшийся отойти ко сну. Минуя их, он отозвал фон Хорна в сторонку с тем, чтобы его дочь не слышала их разговора.
— Вы не заметили ничего странного в поведении Номера Тринадцать? — спросил профессор. — Нынче вечером он был в угрюмом, подавленном настроении, а когда глядел на меня, в глазах его появлялся непонятный злобный огонь. Неужели его разум все-таки дефективен? Это было бы ужасно. Вся моя работа пошла бы насмарку, ибо я не вижу способа, как его выправить.
— Я схожу поговорю с ним, — сказал фон Хорн, — так что если вы услышите нас в лаборатории или даже здесь, снаружи, не волнуйтесь. Может, мне придется взять его на долгую прогулку. Возможно, интенсивные занятия и постоянное пребывание в маленьком здании сказались на его нервах и душевном состоянии. Если его подолгу выгуливать каждый день, он наверняка придет в себя.
— Превосходно, превосходно, — ответил профессор. — Так и сделайте, мой дорогой доктор.
В голосе профессора прозвучали давно забытые нотки дружеского расположения, и фон Хорн даже ощутил легкий укол совести за замышляемое им отвратительное предательство.
Когда профессор Максон вошел в дом, фон Хорн вернулся к Вирджинии и пригласил ее прогуляться перед сном. Девушка охотно согласилась, и они двинулись через поляну к южной оконечности лагеря. Там, в густой тени ограды, возле ворот притаилась человеческая фигура. Девушка не заметила ее, но когда они оказались рядом, фон Хорн дважды кашлянул и прошел с девушкой к опушке леса.
VI
УБИТЫ
Устав от отговорок и проволочек Будудрина, который откладывал выполнение своего обещания доставить прекрасную белую девушку, раджа Мюда Саффир решил наконец действовать самостоятельно. Дело в том, что он потерял доверие к первому помощнику капитана «Итаки» и, не подозревая о существовании большого сундука, приписал нерешительность Будудрина желанию самому завладеть девушкой.
Таким образом, в то время как первый помощник капитана с шестеркой людей шли вниз по руслу ручья, направляясь к бухте, где стояла шхуна, к противоположному берегу острова незаметно пристал десяток боевых лодок с пятьюдесятью воинственными даяками, возглавляемый самим Мюда Саффиром: пираты высадились в четверти мили от лагеря.
Между тем фон Хорн уводил Вирджинию Максон все дальше от северной оконечности лагеря, где сопротивление, если таковое вообще могло случиться, было наиболее вероятным. Услышав покашливание своего капитана, Будудрин молча подал знак, и через мгновение к нему бесшумно примкнули шестеро свирепых ласкаров.
Как только фон Хорна и девушку поглотила тьма, семерка крадучись двинулась вдоль ограды к северному сектору лагеря. Переполняемые жаждой крови и алчностью, все они без исключения предали бы своего лучшего друга за горсть серебра, и каждый втайне строил планы, как бы заполучить себе и сундук, и девушку.
Именно такую свору негодяев задействовал Будудрин, чтобы те вынесли сокровища из лагеря. В глубине души предводитель надеялся, что он внушил достаточно суеверного страха своим людям для того, чтобы при виде виновника всех воображаемых бед те воспылали желанием убить его, ибо Будудрин был слишком хитер, чтобы отдать прямой приказ расправиться с белым человеком — закон белых простирался далеко, и он чувствовал, что его душа будет спокойнее, если он покинет остров с сознанием того, что о его вероломстве будет знать лишь хладный труп.
Между тем как разворачивались эти события, Номер Тринадцать беспокойно расхаживал взад-вперед по лаборатории. Только что здесь, в его темнице, находился виновник его страданий, а он все же не дал выхода чувству мести, охватившему его целиком. Дважды он был готов напасть на своего создателя, но оба раза, встречаясь с ним взглядом, сдерживался, сам не зная почему. Теперь, когда профессор ушел, оставив его одного, ощущение содеянной с ним чудовищной несправедливости снова прорвало шлюзы сдерживаемого гнева.
Мысль о том, что он сотворен этим человеком, сотворен по образу и подобию человеческого существа, но в силу необычности своего появления на свет ему отказано занять место даже среди самых низких творений природы, наполнила его негодованием, но не это обстоятельство едва не лишило его рассудка, а врезавшиеся в память слова фон Хорна о том, что; Вирджиния станет относиться к нему с отвращением.
У него не было ни критериев, ни опыта, чтобы определить характер чувств, испытываемых к этому чудесному созданию. Он знал лишь одно — что жизнь его обретет смысл только тогда, когда он сможет постоянно быть рядом с нею — видеть ее и разговаривать с ней каждый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Я полагаю, что вы потерпите с осуществлением ваших желаний до тех пор, пока не вернетесь вместе с ними в цивилизованный мир, — сказал фон Хорн.
— С какой стати? — удивился профессор. — Я сам могу обвенчать их здесь, так оно будет вернее. Да, именно так я и поступлю.
Видя такую -одержимость профессора Максона, фон Хорн решил действовать без промедления, тем более, что теперь у него появилось реальное основание для исполнения задуманного.
Вскоре после разговора профессор покинул лабораторию, и фон Хорн воспользовался случаем, чтобы начать второй этап своей кампании. Номер Тринадцать сидел возле окна, выходящего во внутренний двор, упражняясь в написании английских слов. Фон Хорн подошел к нему,
— У тебя неплохо получается, Джек, — сказал он с похвалой, заглядывая тому через плечо и называя его именем, которым нарекли безымянного юношу по предложению фон Хорна, чтобы придать взаимоотношениям с ним более человеческий оттенок.
— Да, — ответил Номер Тринадцать, глядя на него с улыбкой. — Профессор Максон говорит, что через пару дней поселит меня в своем доме, и я снова увижу его прекрасную дочь. Не могу поверить, что стану жить под одной крышей с ней и встречать ее каждый день, сидеть с ней за одним столом, гулять вместе среди чудесных деревьев и цветов, которые были свидетелями нашей первой встречи. Интересно, помнит ли она меня. Обрадуется ли нашей встрече так же, как обрадуюсь я.
— Джек, — заговорил фон Хорн с печалью в голосе, — боюсь, что тебя ожидает жестокое разочарование. Мне больно оттого, что так оно и будет, но как честный человек я обязан сказать тебе о том, что профессор Максон либо не знает, либо не учел одно обстоятельство: его дочь страшно разочаруется, когда узнает о твоем происхождении. Ты не человек, а лишь результат лабораторных экспериментов. У тебя нет души, а именно душа возвышает человека над животными. Джек, бедный мальчик, ты не только не человек, но даже не животное. Общество и мисс Максон как его представительница не примет тебя. На тебя станут глядеть как на чудовище, жуткого монстра, гораздо более недостойного, чем самое низшее животное. Гляди, — и фон Хорн указал в окно на группу отвратительных созданий, бесцельно бродивших по «двору тайн». — Ты из той же породы, что и они, и отличаешься от них только совершенным телом, красивым лицом и высоко развитым мозгом. В мире нет для них места, как и для тебя. Мне очень жаль, но это так. И я сожалею, что именно я рассказываю тебе об этом; но будет лучше, если ты узнаешь правду от друга, нежели обнаружишь ее в тот момент, когда меньше всего ее ожидаешь, из уст человека, к которому воспылаешь безответным чувством.
Молодой человек слушал фон Хорна с выражением отчаяния на лице, а когда тот замолчал, обреченно закрыл лицо руками, сидя тихо и неподвижно, словно статуя. Его мощная фигура не содрогалась от рыданий, внешне он оставался совершенно безучастным, несмотря на постигшее его страшное горе, и только в его позе сквозила полнейшая подавленность и безысходность.
Фон Хорн не смог сдержать презрительной улыбки. На такой эффект он и не рассчитывал.
— Не огорчайся, мой мальчик, — продолжал он. — Мир велик. В нем ты без труда найдешь место, где никто не будет знать и не станет расспрашивать о твоем прошлом. Ты еще сможешь познать счастье. На свете есть сотни тысяч девушек, таких же красивых и милых, как Вирджиния Максон. Не забывай, что ты не видел других, поэтому не можешь сравнивать.
— Зачем он вообще создал меня? — воскликнул вдруг молодой человек. — Это подло, подло, страшно бездушно и подло.
— Я согласен с тобой, — поспешно сказал фон Хорн, увидев лазейку, которая безмерно облегчала его будущие планы. — Это было подло, а еще более подло продолжать эту работу и производить на свет все новых страдальцев, которые станут мишенью и игрушкой в руках жестокой судьбы.
— И он намерен сделать это? — спросил юноша.
— Если его не остановить, — ответил фон Хорн.
— Его нужно остановить, — воскликнул Номер Тринадцать. — Даже если для этого потребуется убить его.
Удовлетворенный поворотом событий, фон Хорн пожал плечами и повернулся к выходу.
— Если бы он причинил мне такое зло, как тебе и тем, другим, — сказал он, махнув в сторону «двора тайн», — то я бы знал, как мне поступить.
С этими словами фон Хорн вышел, оставив дверь незапертой. Он направился прямиком к южному сектору лагеря, где отыскал Будудрина. Поманив его за собой, он пересек поляну и зашел в джунгли, чтобы никто не видел и не слышал их. Китаец Синг, вывешивавший простиранное белье на северной стороне поляны, увидел, как они вышли из лагеря, и несколько удивился.
— Будудрин, — начал фон Хорн, когда они отошли на безопасное расстояние, — я не стану ходить вокруг да около, нужно что-то предпринять немедленно. Я не знаю, насколько ты в курсе той работы, которой занимается профессор Максон со времени прибытия на остров, но это сущий ад. Это нужно прекратить. Ты видел монстров по ту сторону ограды?
— Видел, — ответил Будудрин, содрогнувшись.
— Профессор Максон намерен выдать свою дочь за одного из них, — продолжал фон Хорн. — Она же любит меня, и мы хотим бежать. Могу ли я положиться на тебя и твоих людей? В лаборатории находится сундук, который мы должны забрать с собой. Обещаю, что всех вас ожидает немалое вознаграждение. Мы ничего не замышляем, просто оставим здесь профессора Максона вместе с созданными им тварями.
Будудрин едва сумел скрыть довольную улыбку, не веря своей удаче.
— Это очень рискованно, капитан, — ответил он, — Если нас поймают, не миновать нам виселицы.
— Не нужно этого бояться, Будудрин, никто не узнает про нашу тайну.
— А профессор Максон? — встревожился малаец. — Когда-нибудь он выберется с острова, и тогда нас всех повесят.
— Ему никогда не выбраться, — ответил фон Хорн, — об этом позаботятся его собственные создания. Они уже начинают сознавать весь ужас совершенного против них преступления, а когда окончательно прозреют, всем нам несдобровать. Если ты решил покинуть остров, то лучше всего будет принять мое предложение и убраться отсюда, пока голова еще цела. Если сейчас предложить профессору покинуть остров, он не только откажется, но и предпримет все меры, чтобы помешать нам, вплоть до затопления «Итаки». Этот человек безумец, абсолютный безумец, Будудрин, и мы больше не можем рисковать собственными жизнями, потакая его сумасбродным и преступным капризам.
Малаец лихорадочно соображал. Если бы фон Хорн мог угадать, какие мысли проносились в хитроумном мозгу малайца, он предпочел бы оказаться в американской тюрьме, где ему было бы во сто крат безопасней.
— Когда вы планируете побег? — спросил малаец.
— Сегодня ночью, — ответил фон Хорн, и они принялись обговаривать план действий.
Часом позже второй помощник капитана с шестеркой людей направился в джунгли, держа путь к бухте. Им предстояло подготовить судно к скорому отплытию.
После ужина фон Хорн сидел на веранде в обществе Вирджинии Максон, когда из лаборатории показался профессор, собравшийся отойти ко сну. Минуя их, он отозвал фон Хорна в сторонку с тем, чтобы его дочь не слышала их разговора.
— Вы не заметили ничего странного в поведении Номера Тринадцать? — спросил профессор. — Нынче вечером он был в угрюмом, подавленном настроении, а когда глядел на меня, в глазах его появлялся непонятный злобный огонь. Неужели его разум все-таки дефективен? Это было бы ужасно. Вся моя работа пошла бы насмарку, ибо я не вижу способа, как его выправить.
— Я схожу поговорю с ним, — сказал фон Хорн, — так что если вы услышите нас в лаборатории или даже здесь, снаружи, не волнуйтесь. Может, мне придется взять его на долгую прогулку. Возможно, интенсивные занятия и постоянное пребывание в маленьком здании сказались на его нервах и душевном состоянии. Если его подолгу выгуливать каждый день, он наверняка придет в себя.
— Превосходно, превосходно, — ответил профессор. — Так и сделайте, мой дорогой доктор.
В голосе профессора прозвучали давно забытые нотки дружеского расположения, и фон Хорн даже ощутил легкий укол совести за замышляемое им отвратительное предательство.
Когда профессор Максон вошел в дом, фон Хорн вернулся к Вирджинии и пригласил ее прогуляться перед сном. Девушка охотно согласилась, и они двинулись через поляну к южной оконечности лагеря. Там, в густой тени ограды, возле ворот притаилась человеческая фигура. Девушка не заметила ее, но когда они оказались рядом, фон Хорн дважды кашлянул и прошел с девушкой к опушке леса.
VI
УБИТЫ
Устав от отговорок и проволочек Будудрина, который откладывал выполнение своего обещания доставить прекрасную белую девушку, раджа Мюда Саффир решил наконец действовать самостоятельно. Дело в том, что он потерял доверие к первому помощнику капитана «Итаки» и, не подозревая о существовании большого сундука, приписал нерешительность Будудрина желанию самому завладеть девушкой.
Таким образом, в то время как первый помощник капитана с шестеркой людей шли вниз по руслу ручья, направляясь к бухте, где стояла шхуна, к противоположному берегу острова незаметно пристал десяток боевых лодок с пятьюдесятью воинственными даяками, возглавляемый самим Мюда Саффиром: пираты высадились в четверти мили от лагеря.
Между тем фон Хорн уводил Вирджинию Максон все дальше от северной оконечности лагеря, где сопротивление, если таковое вообще могло случиться, было наиболее вероятным. Услышав покашливание своего капитана, Будудрин молча подал знак, и через мгновение к нему бесшумно примкнули шестеро свирепых ласкаров.
Как только фон Хорна и девушку поглотила тьма, семерка крадучись двинулась вдоль ограды к северному сектору лагеря. Переполняемые жаждой крови и алчностью, все они без исключения предали бы своего лучшего друга за горсть серебра, и каждый втайне строил планы, как бы заполучить себе и сундук, и девушку.
Именно такую свору негодяев задействовал Будудрин, чтобы те вынесли сокровища из лагеря. В глубине души предводитель надеялся, что он внушил достаточно суеверного страха своим людям для того, чтобы при виде виновника всех воображаемых бед те воспылали желанием убить его, ибо Будудрин был слишком хитер, чтобы отдать прямой приказ расправиться с белым человеком — закон белых простирался далеко, и он чувствовал, что его душа будет спокойнее, если он покинет остров с сознанием того, что о его вероломстве будет знать лишь хладный труп.
Между тем как разворачивались эти события, Номер Тринадцать беспокойно расхаживал взад-вперед по лаборатории. Только что здесь, в его темнице, находился виновник его страданий, а он все же не дал выхода чувству мести, охватившему его целиком. Дважды он был готов напасть на своего создателя, но оба раза, встречаясь с ним взглядом, сдерживался, сам не зная почему. Теперь, когда профессор ушел, оставив его одного, ощущение содеянной с ним чудовищной несправедливости снова прорвало шлюзы сдерживаемого гнева.
Мысль о том, что он сотворен этим человеком, сотворен по образу и подобию человеческого существа, но в силу необычности своего появления на свет ему отказано занять место даже среди самых низких творений природы, наполнила его негодованием, но не это обстоятельство едва не лишило его рассудка, а врезавшиеся в память слова фон Хорна о том, что; Вирджиния станет относиться к нему с отвращением.
У него не было ни критериев, ни опыта, чтобы определить характер чувств, испытываемых к этому чудесному созданию. Он знал лишь одно — что жизнь его обретет смысл только тогда, когда он сможет постоянно быть рядом с нею — видеть ее и разговаривать с ней каждый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24