Добродетель восторжествовала. Бонд вышел на холодную улицу и взял такси до станции у Зоопарка.
Хорошенькие молодые деревца вокруг длинного озера уже были затронуты дыханием осени и среди зелени появились золотые краски. Бонд быстро шагал в течение двух часов вдоль засыпанных листьями дорожек, затем выбрал ресторан с застекленной верандой над озером и с большим наслаждением выпил крепкий чай, закусив двойной порцией селедки в сметане с луковыми колечками и запив двумя "Моле мит Корн" - берлинским эквивалентом "Котельщика и его помощника" (виски с пивом) и все это завершил сухим Ловенбрау. После этого, чувствуя себя взбодренным, он сел в вагон поезда и отправился обратно в город.
На улице около дома какой-то непонятный молодой человек копался в моторе черного "Опель-Капитана". Он не высунул даже головы из-под капота, когда Бонд прошел мимо него, подошел к двери и нажал звонок.
Капитан Сэндер заверил, что это был "друг" - капрал из транспортной секции Западноберлинской Станции. Он починил какую-то несвоевременную поломку в моторе у "Опеля". Каждый вечер с шести до семи он будет наготове, чтобы произвести серию многократных выхлопов, когда поступит по воки-токи сигнал от Сэндера начать пальбу. Это будет каким-то прикрытием для звуков выстрелов, когда Бонд вступит в дело. Иначе соседи могут поднять на ноги полицию и потребуется масса тяжких объяснений. Их прибежище находилось в американском секторе, и хотя американские "друзья" дали Западно-берлинской Станции "добро" на операцию, сами "друзья" были, естественно, озабочены, чтобы это была чистая работа без каких-либо последствий.
На Бонда произвела благоприятное впечатление эта задумка с машиной, так же как и весьма деловые приготовления, сделанные для него в жилой комнате. Там, позади спинки его высокой кровати, представляющей отличную огневую позицию, вплотную к подоконнику был установлен специальный стенд и поперек него лежал "Винчестер", конец ствола которого упирался в занавеску. Деревянные и все металлические части ружья и снайперскопа были выкрашены в матовую черную краску. На кровати лежал черный мрачный вечерний наряд: черный бархатный капюшон, с пришитой доходящей до пояса рубахой из того же материала. У капюшона были большие прорези для глаз и рта. Это напомнило Бонду старые картинки об испанской инквизиции или безликого палача на платформе гильотины во времена Французской революции. Такой же капюшон лежал на кровати капитана Сэндера и на его части подоконника лежал бинокль для ночного видения и микрофон от воки-токи.
Капитан Сэндер с лицом озабоченным и напряженным сказал, что со Станции не поступало никаких сообщений. Никаких изменений в ситуации, насколько им известно. Не хочет ли Бонд закусить? Или чашку чая? Может быть что-нибудь успокоительное? В ванной комнате имеются различные лекарства.
Бонд придал своему лицу веселое, расслабленное выражение и сказал "нет, благодарю". Он дал бодрый отчет о том, как провел часть дня, а в это время артерия в районе его солнечного сплетения начала мягко биться, поскольку его внутреннее напряжение возрастало как закручивающаяся часовая спираль. Наконец, его недлинный рассказ иссяк и он растянулся на своей кровати с немецким детективом, который он купил во время своих блужданий. А капитан Сэндер возбужденно прохаживался по комнате, поглядывая непрестанно на часы и непрерывно курил сигареты "Кент" с фильтром через данхилловский мундштук (он был аккуратным человеком).
Выбранный Джеймсом Бондом материал для чтива, на что его подтолкнула эффектная обложка с полуголой девицей, привязанной ремнями к кровати, оказался весьма удачным для подобного случая. Заголовок гласил: "Смерть, проклятие, измена". Заголовок свидетельствовал о том, что девица не только жестоко пострадала, подверглась надругательству и была предана, но что ей пришлось испить свои страдания полной чашей. Джеймс Бонд временно забылся в страданиях своей героини, графини Лизелотты Мутценбахер, и он с раздражением воспринял слова капитана Сэндера, что уже пять тридцать и пора занять свою позицию.
Бонд снял пиджак и галстук, положил в рот два куска жвачки и натянул капюшон. Свет был выключен капитаном Сэндером. Бонд лег на кровать, приложил глаз к снайперскопу, осторожно приподнял край шторы и передвинул ее за спину.
Приближались сумерки, но в остальном сцена, год спустя ставшая известной благодаря фильму "Контрольный пункт Чарли", была как хорошо знакомая фотография - пустырь, перед ним яркие огни пограничной улицы, дальше опять пустырь и слева уродливый квадратный корпус Дома Министров с его освещенными и потухшими окнами. Бонд пристально и не спеша разглядывал все, передвигая снайперскоп с ружьем при помощи винтов точной наводки, установленного на ложе. Было все то же, кроме того, что теперь там появился поток служащих, входящих и выходящих через министерскую дверь на улицу Вильгельмштрассе. Бонд посмотрел на четыре темных окна. Они сегодня опять не были освещены. Он согласился с Сэндером, что там была огневая точка. Занавес был задернут, подъемы окна были широко приподняты снизу. Снайперскоп Бонда не мог проникнуть в комнаты, но не было заметно никакого движения в этих четырех продолговатых, черных зияющих пастях.
На улице внизу движение стало интенсивнее. Женский ансамбль прошел по тротуару к входу - двадцать смеющихся, болтающих девушек со своими инструментами футлярами для скрипок и духовых инструментов, папками с нотами, а четверо с барабанами - как веселые, счастливые маленькие школьницы. Бонд размышлял о том, что кто-то там в советском секторе, по-видимому, еще способен находить удовольствие от жизни, когда его линзы высветили и остановились на девушке с виолончелью. Челюсти Бонда, перемалывавшие жвачку, застыли и затем задвигались снова, в то время как он крутил винты снайперскопа, чтобы держать ее в центре.
Девушка была выше других, и ее длинные прямые светлые волосы, спадающие на плечи, сияли как расплавленное золото в свете дуговых ламп над перекрестком. Она шла быстро, восхитительной твердой походкой и несла футляр от виолончели с такой легкостью, будто это была скрипка. Казалось, все вместе с ней летело - юбка ее костюма, ее ноги, ее волосы. Она была полна радости от движения, от жизни и, казалось, была весела и счастлива, болтая с двумя подругами, сопровождавшими ее по обе стороны и заливавшимися смехом, в ответ на то, что она им говорила. Когда она повернулась у входа в толпе участниц ансамбля, лампы мгновенно высветили чудесный матовый профиль. А затем она ушла, и Бонду показалось, что с ее исчезновением печаль воцарилась в его сердце. Как странно! Очень странно! Такого с ним не бывало со времен его молодости. И теперь эта единственная девушка, увиденная неясно и на большом расстоянии, заставила его испытать острый приступ тоски, это чувство животного магнетизма. Угрюмо Бонд взглянул на светящийся циферблат своих часов. Пять пятьдесят. Осталось всего лишь десять минут. К подъезду никто не подъезжал. Ни один из этих анонимных черных лимузинов, которых он ожидал здесь увидеть. Он перестал думать о девушке, направив свои мысли на другое. Очнись, черт тебя побери! Возвращайся к своей работе.
Где-то внутри Министерства прозвучали знакомые звуки настраиваемых инструментов - струны подлаживались к одной ноте, звучащей на фортепьяно, слышалось резкое гудение деревянных флейт и кларнетов. Затем последовала пауза, а потом послышался общий всплеск мелодии, исполняемой слаженным оркестром, которая Бонду была едва знакома.
- Половецкие пляски из "Князя Игоря", - прокомментировал капитан Сэндер кратко. - Во всяком случае, уже шесть часов подходит, - и затем быстро: Эй! С правой стороны внизу четырех окон! Смотрите внимательно!
Бонд мгновенно настроил снайперскоп. Да, что-то двигалось в недрах темного окна. Затем изнутри появился плотный черный предмет. Оружие. Он двигался уверенно ровно, поворачиваясь вниз и в стороны, как бы накрывая все пространство Циммерштрассе между двумя каменистыми пустырями. Невидимый, находящийся в комнате стрелок остался, судя по всему, доволен. Оружие перестало двигаться, закрепленное, по-видимому, на стенде, который был и у Бонда под ружьем.
- Что это такое? Какой вид оружия? - голос капитана Сэндера стал еще более глухим, чем обычно: "Расслабься, черт побери, - подумал Бонд. Это я, тот, у кого должны, по идее, быть крепкие нервы." Он напряг зрение и заметил короткий пламегаситель на срезе ствола, телескопический прицел и плотный отросток магазина под ложем. Да, это должно быть то самое. Абсолютно точно! И это лучшее, что у них есть!
- "Калашников", - произнес он кратко. - Ручной пулемет. С газовой перезарядкой. В обойме тридцать патронов калибра 7,62 миллиметров. Любимое оружие КГБ. Они готовятся довести работу до конца. А нам нужно добраться до него как можно скорее, иначе 272 закончит дни не просто мертвым, а изрешеченным до состояния клубничного джема. Вы наблюдайте за любым шевелением там в руинах. А я буду прикован к тому окну и его оружию. Он должен высунуться, чтобы вести огонь. Другие парни, вероятно, высматривают за его спиной, а возможно, и из всех четырех окон. Многое из того, что у них есть, мы ожидали увидеть, но я не думал, что они используют такое шумное оружие, как это. А следовало бы знать. Бегущего человека будет трудно зацепить с одного выстрела при этом свете.
Бонд покрутил немного кончиками пальцев винты для поперечной установки и подъемный и навел четко свой снайпероскоп на цель на то место, где приклад вражеского ружья уже был невидим в темноте. Навел на грудь - о голове нет смысла беспокоиться!
В капюшоне голова Бонда стала покрываться потом. И от него стал влажным резиновый глазок прицепа. Но это ерунда. Сейчас главное, чтобы его руки, его палец на курке оставались абсолютно сухим. И пока шло время он часто моргал глазами, давая им отдохнуть, двигал руками, чтобы они не затекли и слушал музыку, чтобы расслабить свой мозг.
Минуты тащились на свинцовых ногах. Сколько ей может быть лет? Около двадцати - скажем, двадцать три. С такой осанкой и независимым видом, налетом самоуверенности, проскальзывающей даже в ее легкой, но твердой походке, она, вероятно, происходила из хорошего породистого семейства возможно, принадлежала к одному из старых прусских родов или подобных же отпрысков в Польше или даже в России. Какого черта, она выбрала виолончель? Было что-то даже неприличное в том, что этот неуклюжий инструмент занимал место между ее расставленными ляжками. Конечно Суггия ухитрялась выглядеть элегантной, так же как и та девушка Амариллис. Но для женщин нужно изобрести какой-то другой способ играть на этой дурацкой штуке - сидя как-нибудь сбоку.
Находящийся около него капитан Сэндер сказал:
- Семь часов. Ничто не происходит на той стороне. Некоторое движение на нашей около погреба неподалеку от границы. Это участники нашего комитета по приему. Два добрых молодца из резидентуры. Но лучше подождем, когда они отчалят. Дайте мне знать, когда они заберут оружие.
- Хорошо.
Было семь тридцать, когда ручной пулемет КГБ осторожно был втащен обратно в темное помещение. Одно за другим нижние рамы четырех окон был закрыты. Охота на сегодняшний вечер закончилась. 272 все еще находился в неизвестном укрытии. Осталось еще две ночи.
Бонд осторожно перетянул занавес через плечи и через ствол своего "Винчестера". Он встал, стащил свою рясу с капюшоном, прошел в ванную комнату, разделся и принял душ. Затем выпил две больших порции виски со льдом одну за другой и пока он ждал, его уши ловили приглушенные звуки оркестра с тем, чтобы не пропустить момент, когда они смолкнут. Это произошло в восемь часов (последовал квалифицированный комментарий Сэндера, что это был хоральный танец N_17 из оперы "Князь Игорь" Бородина).
1 2 3 4
Хорошенькие молодые деревца вокруг длинного озера уже были затронуты дыханием осени и среди зелени появились золотые краски. Бонд быстро шагал в течение двух часов вдоль засыпанных листьями дорожек, затем выбрал ресторан с застекленной верандой над озером и с большим наслаждением выпил крепкий чай, закусив двойной порцией селедки в сметане с луковыми колечками и запив двумя "Моле мит Корн" - берлинским эквивалентом "Котельщика и его помощника" (виски с пивом) и все это завершил сухим Ловенбрау. После этого, чувствуя себя взбодренным, он сел в вагон поезда и отправился обратно в город.
На улице около дома какой-то непонятный молодой человек копался в моторе черного "Опель-Капитана". Он не высунул даже головы из-под капота, когда Бонд прошел мимо него, подошел к двери и нажал звонок.
Капитан Сэндер заверил, что это был "друг" - капрал из транспортной секции Западноберлинской Станции. Он починил какую-то несвоевременную поломку в моторе у "Опеля". Каждый вечер с шести до семи он будет наготове, чтобы произвести серию многократных выхлопов, когда поступит по воки-токи сигнал от Сэндера начать пальбу. Это будет каким-то прикрытием для звуков выстрелов, когда Бонд вступит в дело. Иначе соседи могут поднять на ноги полицию и потребуется масса тяжких объяснений. Их прибежище находилось в американском секторе, и хотя американские "друзья" дали Западно-берлинской Станции "добро" на операцию, сами "друзья" были, естественно, озабочены, чтобы это была чистая работа без каких-либо последствий.
На Бонда произвела благоприятное впечатление эта задумка с машиной, так же как и весьма деловые приготовления, сделанные для него в жилой комнате. Там, позади спинки его высокой кровати, представляющей отличную огневую позицию, вплотную к подоконнику был установлен специальный стенд и поперек него лежал "Винчестер", конец ствола которого упирался в занавеску. Деревянные и все металлические части ружья и снайперскопа были выкрашены в матовую черную краску. На кровати лежал черный мрачный вечерний наряд: черный бархатный капюшон, с пришитой доходящей до пояса рубахой из того же материала. У капюшона были большие прорези для глаз и рта. Это напомнило Бонду старые картинки об испанской инквизиции или безликого палача на платформе гильотины во времена Французской революции. Такой же капюшон лежал на кровати капитана Сэндера и на его части подоконника лежал бинокль для ночного видения и микрофон от воки-токи.
Капитан Сэндер с лицом озабоченным и напряженным сказал, что со Станции не поступало никаких сообщений. Никаких изменений в ситуации, насколько им известно. Не хочет ли Бонд закусить? Или чашку чая? Может быть что-нибудь успокоительное? В ванной комнате имеются различные лекарства.
Бонд придал своему лицу веселое, расслабленное выражение и сказал "нет, благодарю". Он дал бодрый отчет о том, как провел часть дня, а в это время артерия в районе его солнечного сплетения начала мягко биться, поскольку его внутреннее напряжение возрастало как закручивающаяся часовая спираль. Наконец, его недлинный рассказ иссяк и он растянулся на своей кровати с немецким детективом, который он купил во время своих блужданий. А капитан Сэндер возбужденно прохаживался по комнате, поглядывая непрестанно на часы и непрерывно курил сигареты "Кент" с фильтром через данхилловский мундштук (он был аккуратным человеком).
Выбранный Джеймсом Бондом материал для чтива, на что его подтолкнула эффектная обложка с полуголой девицей, привязанной ремнями к кровати, оказался весьма удачным для подобного случая. Заголовок гласил: "Смерть, проклятие, измена". Заголовок свидетельствовал о том, что девица не только жестоко пострадала, подверглась надругательству и была предана, но что ей пришлось испить свои страдания полной чашей. Джеймс Бонд временно забылся в страданиях своей героини, графини Лизелотты Мутценбахер, и он с раздражением воспринял слова капитана Сэндера, что уже пять тридцать и пора занять свою позицию.
Бонд снял пиджак и галстук, положил в рот два куска жвачки и натянул капюшон. Свет был выключен капитаном Сэндером. Бонд лег на кровать, приложил глаз к снайперскопу, осторожно приподнял край шторы и передвинул ее за спину.
Приближались сумерки, но в остальном сцена, год спустя ставшая известной благодаря фильму "Контрольный пункт Чарли", была как хорошо знакомая фотография - пустырь, перед ним яркие огни пограничной улицы, дальше опять пустырь и слева уродливый квадратный корпус Дома Министров с его освещенными и потухшими окнами. Бонд пристально и не спеша разглядывал все, передвигая снайперскоп с ружьем при помощи винтов точной наводки, установленного на ложе. Было все то же, кроме того, что теперь там появился поток служащих, входящих и выходящих через министерскую дверь на улицу Вильгельмштрассе. Бонд посмотрел на четыре темных окна. Они сегодня опять не были освещены. Он согласился с Сэндером, что там была огневая точка. Занавес был задернут, подъемы окна были широко приподняты снизу. Снайперскоп Бонда не мог проникнуть в комнаты, но не было заметно никакого движения в этих четырех продолговатых, черных зияющих пастях.
На улице внизу движение стало интенсивнее. Женский ансамбль прошел по тротуару к входу - двадцать смеющихся, болтающих девушек со своими инструментами футлярами для скрипок и духовых инструментов, папками с нотами, а четверо с барабанами - как веселые, счастливые маленькие школьницы. Бонд размышлял о том, что кто-то там в советском секторе, по-видимому, еще способен находить удовольствие от жизни, когда его линзы высветили и остановились на девушке с виолончелью. Челюсти Бонда, перемалывавшие жвачку, застыли и затем задвигались снова, в то время как он крутил винты снайперскопа, чтобы держать ее в центре.
Девушка была выше других, и ее длинные прямые светлые волосы, спадающие на плечи, сияли как расплавленное золото в свете дуговых ламп над перекрестком. Она шла быстро, восхитительной твердой походкой и несла футляр от виолончели с такой легкостью, будто это была скрипка. Казалось, все вместе с ней летело - юбка ее костюма, ее ноги, ее волосы. Она была полна радости от движения, от жизни и, казалось, была весела и счастлива, болтая с двумя подругами, сопровождавшими ее по обе стороны и заливавшимися смехом, в ответ на то, что она им говорила. Когда она повернулась у входа в толпе участниц ансамбля, лампы мгновенно высветили чудесный матовый профиль. А затем она ушла, и Бонду показалось, что с ее исчезновением печаль воцарилась в его сердце. Как странно! Очень странно! Такого с ним не бывало со времен его молодости. И теперь эта единственная девушка, увиденная неясно и на большом расстоянии, заставила его испытать острый приступ тоски, это чувство животного магнетизма. Угрюмо Бонд взглянул на светящийся циферблат своих часов. Пять пятьдесят. Осталось всего лишь десять минут. К подъезду никто не подъезжал. Ни один из этих анонимных черных лимузинов, которых он ожидал здесь увидеть. Он перестал думать о девушке, направив свои мысли на другое. Очнись, черт тебя побери! Возвращайся к своей работе.
Где-то внутри Министерства прозвучали знакомые звуки настраиваемых инструментов - струны подлаживались к одной ноте, звучащей на фортепьяно, слышалось резкое гудение деревянных флейт и кларнетов. Затем последовала пауза, а потом послышался общий всплеск мелодии, исполняемой слаженным оркестром, которая Бонду была едва знакома.
- Половецкие пляски из "Князя Игоря", - прокомментировал капитан Сэндер кратко. - Во всяком случае, уже шесть часов подходит, - и затем быстро: Эй! С правой стороны внизу четырех окон! Смотрите внимательно!
Бонд мгновенно настроил снайперскоп. Да, что-то двигалось в недрах темного окна. Затем изнутри появился плотный черный предмет. Оружие. Он двигался уверенно ровно, поворачиваясь вниз и в стороны, как бы накрывая все пространство Циммерштрассе между двумя каменистыми пустырями. Невидимый, находящийся в комнате стрелок остался, судя по всему, доволен. Оружие перестало двигаться, закрепленное, по-видимому, на стенде, который был и у Бонда под ружьем.
- Что это такое? Какой вид оружия? - голос капитана Сэндера стал еще более глухим, чем обычно: "Расслабься, черт побери, - подумал Бонд. Это я, тот, у кого должны, по идее, быть крепкие нервы." Он напряг зрение и заметил короткий пламегаситель на срезе ствола, телескопический прицел и плотный отросток магазина под ложем. Да, это должно быть то самое. Абсолютно точно! И это лучшее, что у них есть!
- "Калашников", - произнес он кратко. - Ручной пулемет. С газовой перезарядкой. В обойме тридцать патронов калибра 7,62 миллиметров. Любимое оружие КГБ. Они готовятся довести работу до конца. А нам нужно добраться до него как можно скорее, иначе 272 закончит дни не просто мертвым, а изрешеченным до состояния клубничного джема. Вы наблюдайте за любым шевелением там в руинах. А я буду прикован к тому окну и его оружию. Он должен высунуться, чтобы вести огонь. Другие парни, вероятно, высматривают за его спиной, а возможно, и из всех четырех окон. Многое из того, что у них есть, мы ожидали увидеть, но я не думал, что они используют такое шумное оружие, как это. А следовало бы знать. Бегущего человека будет трудно зацепить с одного выстрела при этом свете.
Бонд покрутил немного кончиками пальцев винты для поперечной установки и подъемный и навел четко свой снайпероскоп на цель на то место, где приклад вражеского ружья уже был невидим в темноте. Навел на грудь - о голове нет смысла беспокоиться!
В капюшоне голова Бонда стала покрываться потом. И от него стал влажным резиновый глазок прицепа. Но это ерунда. Сейчас главное, чтобы его руки, его палец на курке оставались абсолютно сухим. И пока шло время он часто моргал глазами, давая им отдохнуть, двигал руками, чтобы они не затекли и слушал музыку, чтобы расслабить свой мозг.
Минуты тащились на свинцовых ногах. Сколько ей может быть лет? Около двадцати - скажем, двадцать три. С такой осанкой и независимым видом, налетом самоуверенности, проскальзывающей даже в ее легкой, но твердой походке, она, вероятно, происходила из хорошего породистого семейства возможно, принадлежала к одному из старых прусских родов или подобных же отпрысков в Польше или даже в России. Какого черта, она выбрала виолончель? Было что-то даже неприличное в том, что этот неуклюжий инструмент занимал место между ее расставленными ляжками. Конечно Суггия ухитрялась выглядеть элегантной, так же как и та девушка Амариллис. Но для женщин нужно изобрести какой-то другой способ играть на этой дурацкой штуке - сидя как-нибудь сбоку.
Находящийся около него капитан Сэндер сказал:
- Семь часов. Ничто не происходит на той стороне. Некоторое движение на нашей около погреба неподалеку от границы. Это участники нашего комитета по приему. Два добрых молодца из резидентуры. Но лучше подождем, когда они отчалят. Дайте мне знать, когда они заберут оружие.
- Хорошо.
Было семь тридцать, когда ручной пулемет КГБ осторожно был втащен обратно в темное помещение. Одно за другим нижние рамы четырех окон был закрыты. Охота на сегодняшний вечер закончилась. 272 все еще находился в неизвестном укрытии. Осталось еще две ночи.
Бонд осторожно перетянул занавес через плечи и через ствол своего "Винчестера". Он встал, стащил свою рясу с капюшоном, прошел в ванную комнату, разделся и принял душ. Затем выпил две больших порции виски со льдом одну за другой и пока он ждал, его уши ловили приглушенные звуки оркестра с тем, чтобы не пропустить момент, когда они смолкнут. Это произошло в восемь часов (последовал квалифицированный комментарий Сэндера, что это был хоральный танец N_17 из оперы "Князь Игорь" Бородина).
1 2 3 4