– Да, это кабинет штурмбаннфюрера Прима. Нет, он только что вошел. – Он помолчал, потом повернулся и протянул трубку Приму, его глаза были широко раскрыты: – Мой Бог, это сам рейхсфюрер Гиммлер.
Прим протянул руку за трубкой, сохраняя абсолютно бесстрастное выражение лица, и жестом указал ему на дверь. Райсшлингер вышел, закрыв за собой дверь, быстро подбежал к своему столу и осторожно поднял трубку параллельного аппарата.
Гиммлер спросил:
– Прим?
– Да, рейхсфюрер.
– Вы верный член братства СС? Могу я рассчитывать на вашу помощь и осмотрительность?
– Конечно, рейхсфюрер.
– У вас прекрасный послужной список. Мы все гордимся вами.
«Что у этого ублюдка в рукаве?» – подумал Прим.
– Слушайте внимательно, – сказал Гиммлер. – Жизнь нашего фюрера может оказаться в ваших руках.
Прим нежно потрепал пса по шее, когда тот подошел и сел рядом.
– Что мне следует предпринять, рейхсфюрер? – спросил он, когда Гиммлер закончил.
– Наблюдение за участниками совещания. Убежден, совещание – только предлог. Этот генерал Земке кажется мне очень подозрительным, а Роммель явно отсиживается! Позор для офицера.
Не обращая внимания на то, что величайшего героя войны развенчивали самым пошлым образом, Прим остался спокоен:
– Насколько я понимаю, об арестах речь не идет, рейхсфюрер?
– Конечно, нет. Тщательно наблюдайте, заносите в журнал всех, кто прибудет, и, естественно, записывайте все телефонные разговоры маршала, любого другого высшего офицера. Это приказ, Прим.
– Цу бефель, рейхсфюрер, – автоматически ответил Прим.
– Прекрасно. Жду вашего отчета.
Разговор был окончен, но Прим все еще держал трубку в руках. Послышался легкий щелчок. Прим взглянул на дверь, ведущую в приемную, холодно улыбнулся, осторожно положил трубку и на цыпочках пересек комнату, сопровождаемый собакой. Когда он открыл дверь, Райсшлингер клал трубку на рычаг. Он обернулся, и его лицо полностью выдало его вину.
Прим был краток:
– Слушай, ты, мерзкий гаденыш! Если я еще раз поймаю тебя за этим занятием, то с радостью разрешу Карлу сожрать твои яйца.
Пес внимательно смотрел на него, свесив язык набок. Райсшлингер с пепельным лицом пролепетал:
– Я не имел в виду ничего плохого.
– Теперь вы осведомлены о государственной тайне высочайшей важности. – Прим внезапно рявкнул: – Встать смирно, Райсшлингер!
– Цу бефель, штурмбаннфюрер.
– Вы дали клятву защищать вашего фюрера, священную клятву. Повторите ее!
Райсшлингер затараторил:
– Я буду беспрекословно подчиняться фюреру германского рейха и народа Адольфу Гитлеру, Главнокомандующему Вооруженными силами, и буду готов, как смелый солдат, в соответствии с этой клятвой отдать за него свою жизнь.
– Отлично, вот и держи язык за зубами, иначе я застрелю тебя. И помни: поражение есть свидетельство слабости.
Когда он был уже на пороге своего кабинета, Райсшлингер вдруг произнес:
– Я бы хотел напомнить майору об одной вещи…
– О чем же?
– Вы тоже давали клятву.
Макс Прим родился в Гамбурге в 1910-м. Его отец, школьный учитель, был убит на Западном фронте в 1917-м, он был капралом артиллерии. Его мать умерла в 1924-м, оставив ему маленькое наследство, которого едва хватило, чтобы в конце концов поступить в университет в Гейдельберге, где он изучал право.
До 1933-го у него не было работы, хотя он числился хорошим юристом. Нацисты искали способных молодых людей. Прим, как и многие другие, присоединился к ним скорее ради работы, чем по идейным соображениям. Его способности к языкам привели его в СД, разведку СС. Но перед войной ему удалось добиться назначения в действующее подразделение СС. Когда формировался 21-й парашютно-десантный батальон СС, он одним из первых вступил в него, потом служил в Северной Африке и в России. Сталинград доконал его. Там он получил пулю в голову от русского снайпера. И вот теперь он сидел здесь за столом, за много верст от войны, в сказочном замке в красивой сельской местности в Бретани.
Он поднялся наверх в свою комнату, принял душ и переоделся, придирчиво осмотрев себя в зеркале. Только серебряный череп на фуражке говорил о его принадлежности к СС, форму он носил, как у парашютиста-десантника. Не серо-голубую, как в Люфтваффе, а зеленовато-серую, армейскую. Летная блуза, брюки свободного покроя, заправленные в сапоги десантника. Золотая нашивка за ранение, Серебряный крест первой степени и золотой с серебряным значок парашютиста-десантника украшали левую сторону мундира, Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами висел на шее.
– Очень красиво, – сказал он себе под нос. – Ничего общего с пижонством. – Он вышел на лестничную площадку в тот момент, когда Мариза, горничная Анн-Мари, шла мимо, неся в руках стопку полотенец. – Генерал Земке у графини? – спросил он на прекрасном французском.
Она присела в реверансе:
– Я видела, как он вошел в ее комнаты пять минут назад. Они приказали подать кофе.
– Хорошо. Ваша хозяйка возвращается завтра?
– Да, майор. Он кивнул:
– Идите, я вас больше не задерживаю.
Она ушла, и Прим, глубоко вздохнув, начал подниматься по ступенькам, ведущим к спальне графини де Вуанкур.
В Холодной гавани не переставая шел дождь, туман закрыл деревья и Гранчестер-Эбби, придав ему таинственность. Женевьева и Джулия, одетые в желтые дождевики и зюйдвестки, шли в поселок.
– Ничего не стоят эти прогнозы погоды, – сердилась Джулия. – Всегда ошибаются.
– Что будет дальше?
– Бог его знает. Что-нибудь придумают.
Они подошли туда, где была пришвартована «Лили Марлен». Хейр вышел из рулевой рубки и поднялся по трапу на пристань.
– Идете в паб? – спросил он.
– Да, – сказала Джулия, – я должна приготовить ленч.
Хейр улыбнулся Женевьеве:
– Переживания прошлой ночи позади? Ну и хорошо. Я, пожалуй, присоединюсь к вам. Крэйг и Мунро пошли туда недавно вместе с Грантом. Думаю, у них военный совет.
В «Висельнике» они увидели всех троих, сидящими за столом у окна. Мунро поднял глаза:
– А, вот и вы. Мы тут кое-что обсуждаем. Присоединяйтесь.
Крэйг заметил:
– Как вы могли заметить, погода сегодня не очень хороша. Скажите им, Грант.
Молодой пилот повернулся к ним:
– Предполагалось, что сегодня ночью будет луна и сухая погода, идеальные условия. Но прогноз теперь очень плохой. Понимаете, дело не только в видимости. Мы приземляемся на обычном поле. Если оно будет слишком мокрым, то взлететь с него будет невозможно.
– Так что же нам делать? – спросила Женевьева. Вновь заговорил Крэйг:
– Метеорологи считают, что небо все-таки может очиститься к семи или восьми часам вечера.
– А если нет?
– Вы должны отправиться, моя дорогая, мы не можем задерживаться, – ответил ей Мунро. – Так что если не будет самолета, то будет быстрый катер и ночная морская прогулка благодаря любезности Кригсмарин.
– С большим удовольствием, – улыбнулся Мартин Хейр.
– Прекрасно, отложим решение – до семи вечера. Джулия поднялась:
– Всем кофе? Мунро вздохнул:
– Сколько раз я должен напоминать вам, Джулия, что я пью только чай?
– Но, бригадир, – ответила она кротко, – я вспоминаю о том, кто вы такой, только когда вижу вас. – И она ушла на кухню.
Прим постучал в дверь, открыл ее и вошел в прихожую. Шанталь сидела на стуле у дверей спальни. Она, как всегда, была нарочито недружелюбна:
– Да, майор?
– Спросите, может ли графиня принять меня. Горничная открыла дверь и вошла, плотно прикрыв створки. Спустя несколько минут она вернулась:
– Теперь можете войти.
Гортензия де Вуанкур сидела в кровати, обложенная подушками. На ней было свободное шелковое платье, золотисто-красные волосы покрывал кокетливый чепчик. На коленях у нее стоял поднос, и она с аппетитом ела круасан с маслом.
– Доброе утро, майор. Говорила ли я вам, что вы похожи на сатану в этом нелепом мундире?
Приму она необыкновенно нравилась. Всегда нравилась. Он щелкнул каблуками и по-военному отдал честь:
– Вы прекрасны, как само утро, графиня.
Она потягивала шампанское с апельсиновым соком из высокого хрустального бокала.
– Что за вздор! Если вам нужен Карл, то он читает газету на террасе. Я не позволяю, чтобы немецкие газеты читали в моем доме.
Прим улыбнулся, снова отдал ей честь и вышел через створчатые двери. Земке сидел у маленького столика на террасе, перед ним тоже стоял бокал шампанского. Он читал копию берлинской газеты двухдневной давности. Он поднял глаза и улыбнулся:
– Читая первую страницу, я начинаю верить, что мы выигрываем войну.
Прим стоял и смотрел на него не говоря ни слова, и Земке перестал улыбаться.
– В чем дело, Макс?
– Мне звонил рейхсфюрер Гиммлер.
– В самом деле?
– Да. – Прим закурил сигарету и прислонился к парапету. – Кажется, замок Вуанкур становится средоточием закулисных игр. Не только вы, но и большинство других генералов, которые прибудут на совещание, в том числе и сам Роммель, подозреваются в организации заговора с целью покушения на жизнь фюрера.
– Боже правый! – Земке свернул газету. – Спасибо, что сказал мне об этом, Макс. – Он поднялся и положил руку на плечо Прима: – Бедный мой Макс. Герой СС и до сих пор не нацист. Должно быть, это чертовски осложняет вашу жизнь.
– О, я с этим справлюсь, – ответил Прим.
За дверью послышался шум голосов, и через минуту появилась Шанталь:
– Курьер оставил вот это, генерал. Земке прочел бумагу и громко захохотал:
– Ловок, шельма. Остается в душе владельцем птицефермы. Он заранее покупает ваши услуги, Макс. Послушайте: «От рейхсфюрера СС Максу Приму. В знак признания ваших заслуг перед рейхом, выходящих за рамки ваших непосредственных обязанностей, специальным приказом фюрера вам присвоено звание штандартенфюрера – с сегодняшнего дня. Хайль Гитлер».
Ошеломленный Прим взял бумагу, и Земке втолкнул его в спальню.
– Что ты об этом думаешь, дорогая? – спросил он графиню. – Этой бумагой удостоверяется, что Макс повышен в звании сразу на две ступени. Он теперь полковник.
– И что ему придется сделать за это? – требовательно спросила графиня.
Прим печально улыбнулся:
– Я ожидаю возвращения вашей племянницы. Очевидно, завтра.
– Да, она будет нам нужна, чтобы развлекать Роммеля на уик-энд, – сказал Земке. – Мне кажется, нам следует придумать что-нибудь особенное на этот раз. Например, бал, а не просто танцы.
– Отличная идея, – сказал Прим.
– Да, Анн-Мари остановилась в «Рице», – сказала графиня, обращаясь к Приму.
– Я знаю, – ответил он. – Я звонил ей туда трижды, но ее ни разу не оказалось в номере.
– Чего же вы хотите? Парижские магазины все так же привлекают нас, несмотря на эту ужасную войну.
– Вы правы. К сожалению, я должен покинуть вас и заняться делами. – Прим поклонился и вышел.
Гортензия взглянула на Земке:
– У тебя неприятности? Он взял ее за руку:
– Ничего такого, с чем я не смог бы справиться. Это не связано с Максом, он попал между молотом и наковальней.
– Какая жалость. – Она покачала головой. – Ты знаешь, Карл, этот парень мне очень нравится.
– Мне тоже, любимая. – Он достал шампанское из ведерка и наполнил ее бокал.
К вечеру, когда сумерки сгустились над Холодной гаванью, дождь все так же барабанил в окно кухни. Джулия и Женевьева сидели за кухонным столом, и француженка тасовала колоду карт таро. На граммофоне крутилась пластинка, и мужской голос в сопровождении ансамбля биг-бэнда пел песню «Туманный день в пригороде Лондона».
– Все именно так, если иметь в виду погоду, – сказала Джулия. – Это Ал Боули. Мой самый любимый певец. Он обычно пел в лучших ночных клубах большого Лондона.
– Я однажды видела его, – сказала Женевьева. – Мы кое-что отмечали с одним летчиком. Это было в 1940-м. Он привел меня в ресторан «Монсеньор». На Пикадилли. Там пел Боули с ансамблем Роя Фокса.
– Я бы отдала все, чтобы увидеть его своими глазами, – вздохнула Джулия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36