Мы устроились со своим кофе около стола Ядвиги, потому что представители власти мешали нам гораздо меньше, чем наши коллеги.
— Думаю, что он кого-то прикрывает, — сказала Алиция, покачивая задумчиво головой. — Я не допускаю, что это сделал он сам, потому что знаю его целых двадцать лет… Если кого-то прикрывает, то одного из двух: или её, или его.
— Монику или Кайтека? А его самого исключаешь?
— Исключать не исключаю, потому что Каспер способен на все, но я не думаю, что…
Алиция вряд ли ошибалась говоря, что Каспер способен на все. Его терзало трагическое несоответствие между душой и телом. Телу было 49 лет, а душе — 20. Душа делала его человеком вспыльчивым, безрассудным, с трудом управляющим своими чувствами… Хорошо, но при чем тут Тадеуш? Их не связывала ни любовь, ни ненависть; иногда они, правда, вместе выпивали, но это же не повод для убийства!
Алиция рассказала мне о ходе следствия в их отделе. Коли на то пошло, дураками показали себя все. Спрошенный о какой-то ерунде Казик начал произносить какие-то непонятные и совершенно неуместные высказывания на тему о пользовании различными телефонными аппаратами на территории мастерской. Никто не мог понять, о чем идёт речь, пока наконец не оказалось, что таким странным образом он пытается объяснить своё отсутствие в комнате. Он полностью всех запутал, после чего твёрдо отказался показать содержимое своих ящиков. Никто пока не собирался заглядывать в его ящики, но после такого заявления капитан сразу же захотел это сделать и, заглянув туда вопреки протестам Казика, нашёл семь пустых бутылок из-под алкогольных напитков, очень красиво уложенных.
Разбуженный Рышард ни с того ни с сего впал в бешенство и накричал на изумлённого капитана, что не позволит сломать себе жизнь из-за какого-то дурака. В первую минуту никто не понял, кого он имеет в виду, но дальнейшие выкрики показали, что речь идёт о покойном Тадеуше. Это можно было понять таким образом, что он собственноручно отправил Тадеуша на тот свет, чтобы его жизнь не была сломана. Далее он громко заявил, что уедет, несмотря ни на что, когда захочет и вместе с ребёнком, что для непосвящённого капитана должно было звучать маловразумительно.
— Какое это имеет отношение к делу? — недовольно спросил он, потому что все эти странности нарушали ход его мыслей. — Что общего между убийством и его отъездом?
— Наверное, ничего, но эта мания его так запутала, что он уже, видимо, помешался. Он уезжает в следующем месяце.
Рышард уже четыре года собирался уехать на Ближний Восток через Полсервис. Считал это своим единственным жизненным шансом и единственной целью, которой было подчинено все. Он жил далёким будущим и чудными мечтами, изо дня в день не пытаясь даже привести в порядок свою работу, потому что в связи с отъездом она не оплачивалась. В это чудесное путешествие он собирался взять любимую дочку, которую оставил у себя, разведясь с женой.
— Морочит голову! — гневно сказала я. — Что, Тадеуш мешал ему уехать? Пусть перестанет валять дурака, иначе ещё больше все запутает.
— Пусть перестанет, — согласилась Алиция и продолжила свой отчёт.
Ещё во время отсутствия капитана, в своём собственном кругу, так же как и мы, они установили, что каждый из них выходил из комнаты на короткое или долгое время. Хуже всех пришлось Анке, которая своё отсутствие объяснила необходимостью исправить что-то в своей одежде в помещении дамского туалета. Но за время, которое она на это потратила, можно было несколько раз переодеться в бальное платье с корсетом. Меня это очень удивило.
— А ты что скажешь, Алиция? Мы-то посчитали её невиновной!
— Мы тоже. А кого вы подозреваете?
— Половину мастерской. Вместе с Анкой будет четырнадцать человек. А самое худшее — то, что это убийство вообще кажется нам невозможным…
С разных сторон к нам подошли одновременно Анка и Моника, прерывая наши размышления. Моника только что присутствовала при разговоре капитана с Иоанной и была полна мрачных предчувствий.
— Послушайте, что делается с Иоанной! Судорожно схватилась за книгу выходов и, вместо того чтобы отвечать на вопросы, каждую минуту суёт им её под нос. Уверяет, что там содержится вся правда.
— Ну, таким способом она их погубит. Ярека не было, а в книге выходов он не записался, и теперь не знает, признаваться или нет.
— Что это на неё нашло? Будет ещё большая неразбериха…
— По-моему, самым сильным ударом для неё явилось использование конференц-зала не по назначению. Преступление слишком индивидуально…
— А если бы было массовым, она бы легче с этим смирилась?
— Пятнадцать покойников? Коллективная смерть участников конференции?
— Конечно, для этого место подходящее…
— Меня очень интересует одна вещь, — сказала Амбиция, но не закончила фразу, потому что из-за двери вылетел очень взволнованный Казик.
— Алиция, можно тебя на минуту…
Вернулась Ядвига, мы покинули её стол и переместились к дверям моей комнаты, приглядываясь к действиям милиционеров, количество которых странным образом увеличилось. По-видимому, мы им чем-то помешали, потому что они смотрели на нас с явным отвращением.
У Ядвиги были новости.
— Приехал прокурор, — таинственно сказала она. — Он в кабинете и мучает вопросами Витека. Молодой и чертовски интересный. О, это он!..
Мы втроём с интересом посмотрели на входящих в приёмную мужчин, потому что слово «прокурор» всегда громко звучит в ушах каждого, даже ни в чем не виновного обывателя. Взглянули — и были потрясены!
Вместе с поручиком в мундире и известным уже нам капитаном вошёл ещё один, высокий, худощавый, черноволосый, с голубыми глазами, в чёрном костюме. Кроме интенсивности красок, в нем не было ничего агрессивного, он был исключительно хорош собой. Незначительная асимметрия лица придавала ему ещё большее очарование и в то же время подчёркивала, что эта излишняя красота была все-таки мужской.
Мы стояли как раз у противоположных дверей, прямо на виду, все три исключительно хорошо причёсанные, все, несомненно, достаточно интересные и, что самое важное, все совершенно разные. Чёрная, жгучая, прекрасно сложенная Моника, худощавая, светловолосая, зеленоглазая Анка и я, что-то среднее между ними, но тоже не из самых плохих.
Прокурор взглянул на нас, и хотя выражение его лица не изменилось, однако в глазах у него блеснуло нечто хорошо мне знакомое. Никаких сомнений, стопроцентный мужчина!
— Черт побери… — шепнула Моника с явным одобрением.
Трое мужчин заглянули на минуту в конференц-зал, затем направились в последнюю комнату, которая была пустой, так как Моника стояла с нами, а Ольгерд сидел у Витека в кабинете. Мы молча наблюдали за ними, потрясённые незаурядной внешностью прокурора.
— Ну? — сказала Ядвига. — Что я вам говорила?
— Хо-хо, — отозвалась Анка, что можно было истолковать по-разному, но через минуту добавила с сомнением: — Он, наверное, нетипичный?
Вместе с ними я тоже находилась в состоянии созерцания, но внезапно меня озарила превосходная мысль. Я покинула их и на цыпочках вошла в дамский туалет.
В каждом бюро есть свои тайны. В дамском туалете было такое местечко около умывальника, из которого можно было услышать любой звук в комнате главного бухгалтера, при условии, если расположиться там на корточках или на четвереньках. Об этом случайно стало известно только нам с Алицией. Мы открыли этот секрет, когда однажды у Алиции порвались бусы. Теперь я застыла в этом неприглядном месте в довольно странной позе и слушала…
Капитан, которого я узнала по голосу, как раз закончил описывать обстоятельства преступления и расположение помещений в бюро, после чего мне удалось услышать объяснение самого непонятного обстоятельства.
Я узнала, что Тадеуш был оглушён сзади твёрдым предметом, осторожно опущен на пол, а затем задушен этим несчастным пояском. Твёрдым предметом оказался наш служебный дырокол, единственная вещь в конференц-зале, на которой не было обнаружено никаких отпечатков пальцев.
— Примите во внимание, — говорил капитан, — что его ударили достаточно легко, так что он, по-видимому, только на мгновение потерял сознание. Кожа на голове, правда, содрана, но кость не задета. Это преступление было инсценировано определённым образом. По каким-то причинам убийце было нужно, чтобы все выглядело именно так, как было перед этим предсказано…
Я замерла на четвереньках под умывальником, и холодная дрожь пробежала у меня по спине. В свете его объяснений я даже сама себе казалась наиболее подозрительной.
— …кто последний им пользовался?
— Ещё не знаю, мы должны будем это установить…
Я грустно и сочувственно покачала головой. Расследование на тему, кто последний пользовался дыроколом в нашем бюро, могло продолжаться до судного дня. В нормальных обстоятельствах, неизвестно почему, никто никогда не хотел признаваться в пользовании ни одной из постоянно нужных вещей, а теперь, после преступления?.. Все отопрутся!
Капитан продолжал дальше, все больше пробуждая мой интерес:
— Среди вещей, найденных при убитом, находилось вот это!..
В комнате главного бухгалтера наступила минутная пауза, потом кто-то из мужчин протяжно свистнул. Мне стало безумно интересно. Что такое они могли найти у Тадеуша?!..
Мужчины продолжали молчать.
— Интересно, — наконец сказал кто-то из них.
— Надо все внимательно обдумать, это может быть исходным пунктом…
Я чуть не сошла с ума в этом дамском туалете. Отдала бы не знаю что, чтобы хоть на минуту заглянуть туда! Неслыханно взволнованная, я продолжала слушать дальше, как трое мужчин комментируют высказывания Марека на тему «почему именно Столярек?» и принимают во внимание возможность ошибки в том, что касается жертвы, как собираются выяснить, не — замышлял ли кто бросить подозрение именно на меня, и как оценивают нашу психику на примере картины Лешека.
— …вы сами должны это увидеть, — сказал капитан.
Потом я услышала недоброжелательное высказывание о Яреке, который явно что-то крутит со своим присутствием на рабочем месте, и наконец прокурор, голос которого я уже отличала, сказал:
— Ничего не поделаешь, панове, мы должны немного отступить от процедуры. Начинаем допрос на месте. Если выпустим их домой, все пропало и мы ничего не узнаем. Займём кабинет и этот конференц-зал, как только уберут труп…
Так и не узнав, что за предмет был найден у Тадеуша, я вышла из туалета совершенно заинтригованная.
В центральной комнате была почти дружеская атмосфера. Большое количество собравшихся комментировало действия следственных властей и обсуждало методы поисков преступников.
Высказывались различные и совершенно нереальные предположения. Збышек повернулся ко мне.
— Пани Ирена, я хотел извиниться перед вами.
— За что?!
— За то, что я вам говорил. Извините меня, я был в жутком состоянии.
— Пан Збышек, во-первых, вы прекрасно знаете, что я питаю к вам слабость и все вам прощу, а во-вторых, не преувеличивайте. Мы все нервничали и все говорили разные глупости.
— Но я бросил на вас подозрение.
— Ерунда. Если это избавит вас от угрызений совести, я готова также бросить подозрение на вас.
— Нет, благодарю вас, лучше не надо. Я предпочитаю угрызения…
— Из этого ответа можно сделать вывод, что ты ещё хуже, чем угрызения совести, — любезно сказал Марек. Он сидел с чашкой кофе у маленького столика и с философским отречением курил сигарету. — Ты не знаешь, долго нас будут держать в этом принудительном заточении?
— А, вот что! — припомнила я. — Что ты наболтал? Дал им понять, что произошла ошибка в выборе жертвы…
— А разве ты другого мнения?
— Не знаю, не обсуждала этот вопрос с убийцей. Пока ищу врагов Тадеуша, но в ближайшее время начну искать врагов Витека.
— Что ж, ты без труда составишь себе прекрасную коллекцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Думаю, что он кого-то прикрывает, — сказала Алиция, покачивая задумчиво головой. — Я не допускаю, что это сделал он сам, потому что знаю его целых двадцать лет… Если кого-то прикрывает, то одного из двух: или её, или его.
— Монику или Кайтека? А его самого исключаешь?
— Исключать не исключаю, потому что Каспер способен на все, но я не думаю, что…
Алиция вряд ли ошибалась говоря, что Каспер способен на все. Его терзало трагическое несоответствие между душой и телом. Телу было 49 лет, а душе — 20. Душа делала его человеком вспыльчивым, безрассудным, с трудом управляющим своими чувствами… Хорошо, но при чем тут Тадеуш? Их не связывала ни любовь, ни ненависть; иногда они, правда, вместе выпивали, но это же не повод для убийства!
Алиция рассказала мне о ходе следствия в их отделе. Коли на то пошло, дураками показали себя все. Спрошенный о какой-то ерунде Казик начал произносить какие-то непонятные и совершенно неуместные высказывания на тему о пользовании различными телефонными аппаратами на территории мастерской. Никто не мог понять, о чем идёт речь, пока наконец не оказалось, что таким странным образом он пытается объяснить своё отсутствие в комнате. Он полностью всех запутал, после чего твёрдо отказался показать содержимое своих ящиков. Никто пока не собирался заглядывать в его ящики, но после такого заявления капитан сразу же захотел это сделать и, заглянув туда вопреки протестам Казика, нашёл семь пустых бутылок из-под алкогольных напитков, очень красиво уложенных.
Разбуженный Рышард ни с того ни с сего впал в бешенство и накричал на изумлённого капитана, что не позволит сломать себе жизнь из-за какого-то дурака. В первую минуту никто не понял, кого он имеет в виду, но дальнейшие выкрики показали, что речь идёт о покойном Тадеуше. Это можно было понять таким образом, что он собственноручно отправил Тадеуша на тот свет, чтобы его жизнь не была сломана. Далее он громко заявил, что уедет, несмотря ни на что, когда захочет и вместе с ребёнком, что для непосвящённого капитана должно было звучать маловразумительно.
— Какое это имеет отношение к делу? — недовольно спросил он, потому что все эти странности нарушали ход его мыслей. — Что общего между убийством и его отъездом?
— Наверное, ничего, но эта мания его так запутала, что он уже, видимо, помешался. Он уезжает в следующем месяце.
Рышард уже четыре года собирался уехать на Ближний Восток через Полсервис. Считал это своим единственным жизненным шансом и единственной целью, которой было подчинено все. Он жил далёким будущим и чудными мечтами, изо дня в день не пытаясь даже привести в порядок свою работу, потому что в связи с отъездом она не оплачивалась. В это чудесное путешествие он собирался взять любимую дочку, которую оставил у себя, разведясь с женой.
— Морочит голову! — гневно сказала я. — Что, Тадеуш мешал ему уехать? Пусть перестанет валять дурака, иначе ещё больше все запутает.
— Пусть перестанет, — согласилась Алиция и продолжила свой отчёт.
Ещё во время отсутствия капитана, в своём собственном кругу, так же как и мы, они установили, что каждый из них выходил из комнаты на короткое или долгое время. Хуже всех пришлось Анке, которая своё отсутствие объяснила необходимостью исправить что-то в своей одежде в помещении дамского туалета. Но за время, которое она на это потратила, можно было несколько раз переодеться в бальное платье с корсетом. Меня это очень удивило.
— А ты что скажешь, Алиция? Мы-то посчитали её невиновной!
— Мы тоже. А кого вы подозреваете?
— Половину мастерской. Вместе с Анкой будет четырнадцать человек. А самое худшее — то, что это убийство вообще кажется нам невозможным…
С разных сторон к нам подошли одновременно Анка и Моника, прерывая наши размышления. Моника только что присутствовала при разговоре капитана с Иоанной и была полна мрачных предчувствий.
— Послушайте, что делается с Иоанной! Судорожно схватилась за книгу выходов и, вместо того чтобы отвечать на вопросы, каждую минуту суёт им её под нос. Уверяет, что там содержится вся правда.
— Ну, таким способом она их погубит. Ярека не было, а в книге выходов он не записался, и теперь не знает, признаваться или нет.
— Что это на неё нашло? Будет ещё большая неразбериха…
— По-моему, самым сильным ударом для неё явилось использование конференц-зала не по назначению. Преступление слишком индивидуально…
— А если бы было массовым, она бы легче с этим смирилась?
— Пятнадцать покойников? Коллективная смерть участников конференции?
— Конечно, для этого место подходящее…
— Меня очень интересует одна вещь, — сказала Амбиция, но не закончила фразу, потому что из-за двери вылетел очень взволнованный Казик.
— Алиция, можно тебя на минуту…
Вернулась Ядвига, мы покинули её стол и переместились к дверям моей комнаты, приглядываясь к действиям милиционеров, количество которых странным образом увеличилось. По-видимому, мы им чем-то помешали, потому что они смотрели на нас с явным отвращением.
У Ядвиги были новости.
— Приехал прокурор, — таинственно сказала она. — Он в кабинете и мучает вопросами Витека. Молодой и чертовски интересный. О, это он!..
Мы втроём с интересом посмотрели на входящих в приёмную мужчин, потому что слово «прокурор» всегда громко звучит в ушах каждого, даже ни в чем не виновного обывателя. Взглянули — и были потрясены!
Вместе с поручиком в мундире и известным уже нам капитаном вошёл ещё один, высокий, худощавый, черноволосый, с голубыми глазами, в чёрном костюме. Кроме интенсивности красок, в нем не было ничего агрессивного, он был исключительно хорош собой. Незначительная асимметрия лица придавала ему ещё большее очарование и в то же время подчёркивала, что эта излишняя красота была все-таки мужской.
Мы стояли как раз у противоположных дверей, прямо на виду, все три исключительно хорошо причёсанные, все, несомненно, достаточно интересные и, что самое важное, все совершенно разные. Чёрная, жгучая, прекрасно сложенная Моника, худощавая, светловолосая, зеленоглазая Анка и я, что-то среднее между ними, но тоже не из самых плохих.
Прокурор взглянул на нас, и хотя выражение его лица не изменилось, однако в глазах у него блеснуло нечто хорошо мне знакомое. Никаких сомнений, стопроцентный мужчина!
— Черт побери… — шепнула Моника с явным одобрением.
Трое мужчин заглянули на минуту в конференц-зал, затем направились в последнюю комнату, которая была пустой, так как Моника стояла с нами, а Ольгерд сидел у Витека в кабинете. Мы молча наблюдали за ними, потрясённые незаурядной внешностью прокурора.
— Ну? — сказала Ядвига. — Что я вам говорила?
— Хо-хо, — отозвалась Анка, что можно было истолковать по-разному, но через минуту добавила с сомнением: — Он, наверное, нетипичный?
Вместе с ними я тоже находилась в состоянии созерцания, но внезапно меня озарила превосходная мысль. Я покинула их и на цыпочках вошла в дамский туалет.
В каждом бюро есть свои тайны. В дамском туалете было такое местечко около умывальника, из которого можно было услышать любой звук в комнате главного бухгалтера, при условии, если расположиться там на корточках или на четвереньках. Об этом случайно стало известно только нам с Алицией. Мы открыли этот секрет, когда однажды у Алиции порвались бусы. Теперь я застыла в этом неприглядном месте в довольно странной позе и слушала…
Капитан, которого я узнала по голосу, как раз закончил описывать обстоятельства преступления и расположение помещений в бюро, после чего мне удалось услышать объяснение самого непонятного обстоятельства.
Я узнала, что Тадеуш был оглушён сзади твёрдым предметом, осторожно опущен на пол, а затем задушен этим несчастным пояском. Твёрдым предметом оказался наш служебный дырокол, единственная вещь в конференц-зале, на которой не было обнаружено никаких отпечатков пальцев.
— Примите во внимание, — говорил капитан, — что его ударили достаточно легко, так что он, по-видимому, только на мгновение потерял сознание. Кожа на голове, правда, содрана, но кость не задета. Это преступление было инсценировано определённым образом. По каким-то причинам убийце было нужно, чтобы все выглядело именно так, как было перед этим предсказано…
Я замерла на четвереньках под умывальником, и холодная дрожь пробежала у меня по спине. В свете его объяснений я даже сама себе казалась наиболее подозрительной.
— …кто последний им пользовался?
— Ещё не знаю, мы должны будем это установить…
Я грустно и сочувственно покачала головой. Расследование на тему, кто последний пользовался дыроколом в нашем бюро, могло продолжаться до судного дня. В нормальных обстоятельствах, неизвестно почему, никто никогда не хотел признаваться в пользовании ни одной из постоянно нужных вещей, а теперь, после преступления?.. Все отопрутся!
Капитан продолжал дальше, все больше пробуждая мой интерес:
— Среди вещей, найденных при убитом, находилось вот это!..
В комнате главного бухгалтера наступила минутная пауза, потом кто-то из мужчин протяжно свистнул. Мне стало безумно интересно. Что такое они могли найти у Тадеуша?!..
Мужчины продолжали молчать.
— Интересно, — наконец сказал кто-то из них.
— Надо все внимательно обдумать, это может быть исходным пунктом…
Я чуть не сошла с ума в этом дамском туалете. Отдала бы не знаю что, чтобы хоть на минуту заглянуть туда! Неслыханно взволнованная, я продолжала слушать дальше, как трое мужчин комментируют высказывания Марека на тему «почему именно Столярек?» и принимают во внимание возможность ошибки в том, что касается жертвы, как собираются выяснить, не — замышлял ли кто бросить подозрение именно на меня, и как оценивают нашу психику на примере картины Лешека.
— …вы сами должны это увидеть, — сказал капитан.
Потом я услышала недоброжелательное высказывание о Яреке, который явно что-то крутит со своим присутствием на рабочем месте, и наконец прокурор, голос которого я уже отличала, сказал:
— Ничего не поделаешь, панове, мы должны немного отступить от процедуры. Начинаем допрос на месте. Если выпустим их домой, все пропало и мы ничего не узнаем. Займём кабинет и этот конференц-зал, как только уберут труп…
Так и не узнав, что за предмет был найден у Тадеуша, я вышла из туалета совершенно заинтригованная.
В центральной комнате была почти дружеская атмосфера. Большое количество собравшихся комментировало действия следственных властей и обсуждало методы поисков преступников.
Высказывались различные и совершенно нереальные предположения. Збышек повернулся ко мне.
— Пани Ирена, я хотел извиниться перед вами.
— За что?!
— За то, что я вам говорил. Извините меня, я был в жутком состоянии.
— Пан Збышек, во-первых, вы прекрасно знаете, что я питаю к вам слабость и все вам прощу, а во-вторых, не преувеличивайте. Мы все нервничали и все говорили разные глупости.
— Но я бросил на вас подозрение.
— Ерунда. Если это избавит вас от угрызений совести, я готова также бросить подозрение на вас.
— Нет, благодарю вас, лучше не надо. Я предпочитаю угрызения…
— Из этого ответа можно сделать вывод, что ты ещё хуже, чем угрызения совести, — любезно сказал Марек. Он сидел с чашкой кофе у маленького столика и с философским отречением курил сигарету. — Ты не знаешь, долго нас будут держать в этом принудительном заточении?
— А, вот что! — припомнила я. — Что ты наболтал? Дал им понять, что произошла ошибка в выборе жертвы…
— А разве ты другого мнения?
— Не знаю, не обсуждала этот вопрос с убийцей. Пока ищу врагов Тадеуша, но в ближайшее время начну искать врагов Витека.
— Что ж, ты без труда составишь себе прекрасную коллекцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37