Этот ручеек берет начало у соседа наверху. Что-то там у него
протекает. Из ручейка утоляют жажду клопы и пришлые тараканы. Своих
тараканов у меня не водится. Их давно изничтожили мыши. Они живут под
шкафом и под ванной. Периодически я сыплю им отраву, перемешанную с
сухарями. От этой смеси они катастрофически жиреют и, когда яд кончается,
недовольно скребутся и шуршат. Отрава их не берет. Возможно, они
воспринимают ее, как специи, которые лишь подстегивают аппетит. Мышеловки
еще более бесполезны. Нация грызунов питает к ним оправданное недоверие.
Каким-то шестым чувством они угадывают напряжение взведенной пружины,
обходя ее стороной. Своим писклявым детям они, вероятно, рассказывают про
мышеловки страшные байки, объясняя как опасно брать пищу из металлических
ловушек.
Я отворачиваюсь от капли и, засыпая, думаю о Викторе. Что-то в его
повествовании тронуло меня. Не всякий бред завораживает, но не всякий и
отвращает. Виктор никогда не лгал. Даже тогда, когда, вероятно, и
следовало бы. Я во всяком случае таких примеров не знал. Он был и без того
ярок, убедителен и интересен. А то роковое школьное собрание... Я
частенько о нем призадумывался. Оно сидело во мне неприятной занозой.
Случившееся с Виктором, казалось действительно необъяснимым. Он смутил
всех своих друзей и приятелей, в том числе и меня. После той сумбурной и
язвительной речи многие стали его сторониться... Словом, вся история
кропотливой подготовки собрания с печальным и совершенно непредвиденным
финалом представлялась абсолютнейшей нелепицей.
Я неуютно поежился, заново прокручивая в уме этапы сегодняшнего
разговора. Тут было над чем призадуматься. Та же история с мальчиком,
погибшем от когтей медведя... В сущности, история собственной двойной
смерти?.. Есть ли какое-то удовольствие в сочинении подобных мрачноватых
сказок? Судя по всему, рассказывал Виктор об этом вообще впервые. Или
раньше он не придавал воспоминаниям такого значения?..
Я перевернулся на другой бок, диван отозвался скрипучим ворчанием.
Мысленно чертыхнувшись, я покрепче зажмурил глаза. Все! К черту! Одеяло
повыше и спать!
В темноте за моей спиной зашуршали выбирающиеся на прогулку мыши. Они
рыскали в поисках отравы с сухарями. Прислушиваясь к их возне, я тщетно
пытался погрузиться в сон. Я нырял в него, как в черный речной омут -
ласточкой, солдатиком и плашмя. Боже, как я старался! Я даже вспотел. Но
всякий раз темная, неземная вода выбрасывала меня на поверхность.
НЕГАДАННОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ
Зов тишины. Когда-то я ощущал его, как ощущают любовь ближнего. Это
не менее сладко и не менее загадочно. Жаль, что нашим чувствам не суждено
жить вечно. С некоторых пор тишина стала пугать меня. Я перестал ей
верить, познав сколь непрочны ее молекулярные связи, наяву убедившись в
варварском превосходстве звука. Один-единственный крик мог расколоть
царство безмолвия, а молчаливым армадам космоса приходилось отступать
перед лаем озлобленной дворняги. Впрочем, и не было давным-давно никакого
царства, никаких армад. Тишина успела превратиться в вымирающего зверя -
робкого, всюду гонимого, теряющего приверженцев с каждым десятилетием.
Вероятно, я снова перевернулся на другой бок, потому что течение
мыслей переменилось...
Покойник перед смертью плакал и охал. Плохо, мол, в такой холод
умирать. Холодно. Слушая его, всякий про себя возражал, что умирать плохо
при любой температуре. Только гробовщик, человек со стороны, стало быть,
чужой, не постеснялся изъясниться вслух: "Что ж плохого? Самое разлюбезное
дело! Спеленал в простынку, на саночки и вперед. Главное - чтобы динамит
не переводился, а этого пока у нас не наблюдается..." Сосед, дядя Митя,
приятель умирающего, вытолкал гробовщика за дверь, а там, кажется, еще
добавил. Буйный у нас соседушка - дядя Митя. В ухо заезжает без
предупреждения, за самую невинную остроту. Я дрался с ним раза четыре.
Бабушке Тае приходилось мирить нас. Свой телевизор Митя разбил молотком во
время депутатских дебатов. Теперь время от времени стучится ко мне и
просит включить второй канал. В общем-то мне не жалко, хотя сам я
предпочитаю смотреть плавающие каналы. Их постоянно глушат, но эти ребята
на удивление ловки. Мне доставляет особое удовольствие отыскивать их в
эфире. Пока они проказничают, не теряем тонуса и мы. Программа у них
пестрая - от порнухи до интервью с эстетами прошлого. Иногда
демонстрируются выдержки из старых реклам шоколада, кукурузных хлопьев и
собачьих консервов. Как ни странно, это тоже тонизирует. Дядя Митя
относится к плавающим каналам благосклонно, но парламентские споры обожает
больше всего на свете. Это у него вроде болезни. Он переживает за страну,
смутно подозревая, что стоит ему хоть на пару дней прекратить следить за
теледебатами, как что-нибудь непременно стрясется. Лицезрея выступающих
флэттеров, он превращается в нервного болельщика. Так помогают, должно
быть, забить футболисту мяч неравнодушные зрители - постукивая кулаком о
колени, восклицая и улюлюкая в критические моменты...
Сперва я решил, что ко мне ломится дядя Митя, вбивший себе в голову,
что политические программы перенесены на два часа ночи. Однако, сев в
постели, я сообразил, что дело куда серьезнее. Ломали железную дверь в
подъезде. Колотили чем-то тяжелым, порождая грохочущие раскаты. Шум
взломщиков ничуть не смущал. Я подскочил к окну. Перед домом стояло три
легковых автомашины. Моторы их мерно урчали, фары освещали несчастную
дверь.
- Что там такое? - в комнату заглянул Виктор. Я мимоходом подивился
его оперативности. Он успел одеться и, казалось, готов был тронуться в
путь по первой команде.
- Каким-то гулякам не нравится наш дом, - сказал я. - А может,
наоборот - нравится.
- Что вы предпринимаете в таких случаях?
- Звоним в службу охраны правопорядка и забиваемся по щелям. Взгляни,
их не меньше дюжины. И настроены они, по-видимому, серьезно.
- Что же делать?
- Откуда я знаю! Будь у меня пулемет, разговор бы состоялся. А так...
- А так они надерут вам задницу и натворят тут черт-те чего, - Виктор
сунул руку в карман и достал тяжелый наган. - Эта штучка уже выручала меня
однажды, поможет и на этот раз.
Меня поразило его спокойствие. Он смотрел на беснующихся внизу
молодчиков, чуть прищурившись, с холодным интересом. Откуда-то издалека до
нас долетел женский крик. Мне показалось, что кричит Зоя. Схватив одежду в
охапку, я нашарил в столе "Глок" и запасную обойму.
- Учти, энтузиаст, таких вооруженных до зубов нас в доме всего двое.
- Ошибаешься, - Виктор взглянул на меня с усмешкой. - Нас будет
значительно больше.
- Очень сомневаюсь, - помешкав, я кивнул на окно. - Присмотри за ними
отсюда, а я проверю наши бедные засовы.
- Гляди в оба!
- Уж постараюсь...
НОЧНОЙ БОЙ
В подъезде я столкнулся с Зоей, простоволосой, страшной, потрясающей
столовым ножом и выкрикивающей в сторону двери жуткие проклятия. Тут же
возле нее перетаптывался вооруженный металлическим прутом Митя. Видно
было, что его одолевают двойственные чувства. Лицо соседа читалось подобно
букварю. Буйная озлобленность сменялась неуверенностью, и щеки попеременно
то бледнели, то наливались багровым румянцем. Возможно, впервые он
столкнулся с такой неприятной дилеммой: забиться в ту самую щель, о
которой я упомянул Виктору, или встать на защиту родного подъезда. Я его
отлично понимал, моего буйного соседушку. Жизнь Мити, потомственного
слесаря, напоминала каскад водопадов, проистекая от запоя к запою, от
одного скандального беспамятства до другого. В перерывах между хмельными
неделями Митя вытачивал ключи. Нынешнее обилие замков, как и равное
количество желающих взломать их, скорой безработицы не сулило. Ключи нужны
были всем, и Митя не то чтобы процветал, но все же и не бедствовал.
Бросив беглый взгляд на дрожащую под ударами дверь, я подумал, что в
скором времени тому же Мите придется крепко с ней повозиться. Замок уже
успели раскурочить, - атакующих сдерживал только задвигаемый на ночь
засов. Нельзя сказать, чтобы мое появление здорово воодушевило соседей,
однако, поймав меня за рукав, Митя стал торопливо докладывать.
Оказывается, кто-то из молодчиков влез к нему в окно на первый этаж. Лишь
чудом хозяину удалось выскочить из квартиры. Чудом-то чудом, но,
ретировавшись, он успел-таки запереть дверь на ключ. Вероятно, сработали
профессиональные навыки.
- Что ж, дело швах, - успокоил я соседа. - Твою дверь они вышибут в
два счета.
Мне не часто удается побывать в шкуре прорицателя, но на этот раз я
угадал. Из квартиры Мити донесся поток ругательств, и чей-то каблук ударил
по деревянным створкам. Мы вздрогнули. Ситуация складывалась более чем
неблагоприятно. Мы не знали, кто рвется в подъезд и с какой целью, зато
отлично представляли себе соотношение сил. Увы, перспектива самозащиты не
казалась особенно увлекательной. Тем не менее мы собрались здесь,
вооруженные чем попало, ожидая неизвестности, готовые, как ни странно,
противостоять этой неизвестности...
С верхней площадки лестницы показалась седовласая голова бабушки Таи.
Жалобным голосом она сообщила, что Мазик только что полез на крышу. По ее
словам он собирался устроить нападающим сюрприз.
Я недоуменно взглянул на пистолет в своей руке. Вот так, братец мой!
Чудеса приключаются, оказывается, и в наше время... Что с нами со всеми
стряслось? Почему мы повылазили из квартир и со свирепыми лицами поперли
на рожон? Как звать и величать тот дух сопротивления, что неожиданно
вселился в соседей?..
Я еще додумывал последнюю мысль, когда мой "Глок" дважды выплюнул
смертоносное пламя. Я стрелял в дверь Митиной квартиры. Кто-то немедленно
заблажил с той стороны, попытки сокрушить дерево прекратились. Правда,
радоваться пришлось недолго. В ту же многострадальную дверь ударили
очередью. Брызнула щепа, и мы поспешили прижаться к стене. Одна из заноз
изуродовала щеку Зои. По лицу ее пролилась тонкая струйка крови.
Удивительно, но именно эта небольшая ранка взъярила меня. Страх исчез.
Переступив незримую черту, я превратился в воина, жаждущего отмщения. Кто
сказал, что месть - чувство плохое? Прежде всего это сильное чувство! А
плохое оно или хорошее судить потомкам. И то и другое они оправдывают с
одинаковой легкостью сообразно сложившемуся менталитету, историческим
обстоятельствам и прочим премудрым условностям времени... Я обернулся к
соседям.
- Бегите наверх, в квартиры беженцев, распахивайте окна и валите
оттуда все, что попадется под руку. Лучше, если что-нибудь поувесистее.
- А дверь?
- Некоторое время я еще подежурю здесь, но многое будет зависеть от
ваших действий.
Они с готовностью кивнули. Так кивают на передовой, выслушав приказ
начальника.
В этот момент сверху донеслись выстрелы. Это был наверняка Виктор.
Ему ответили автоматным огнем, и мне тотчас захотелось полюбоваться на
свои окна. Продырявленные рамы, крошево битого стекла - по всей видимости
зрелище должно было впечатлять... Отмахнувшись от видения, я обратил
внимание на то, что в Митькиной квартире наступило затишье. Я действовал
по наитию, даже не пытаясь объяснить внезапного своего порыва.
Разогнавшись, как заправский рэгбист, я ударил плечом в дверь, и она
подалась, с треском распахнувшись вовнутрь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
протекает. Из ручейка утоляют жажду клопы и пришлые тараканы. Своих
тараканов у меня не водится. Их давно изничтожили мыши. Они живут под
шкафом и под ванной. Периодически я сыплю им отраву, перемешанную с
сухарями. От этой смеси они катастрофически жиреют и, когда яд кончается,
недовольно скребутся и шуршат. Отрава их не берет. Возможно, они
воспринимают ее, как специи, которые лишь подстегивают аппетит. Мышеловки
еще более бесполезны. Нация грызунов питает к ним оправданное недоверие.
Каким-то шестым чувством они угадывают напряжение взведенной пружины,
обходя ее стороной. Своим писклявым детям они, вероятно, рассказывают про
мышеловки страшные байки, объясняя как опасно брать пищу из металлических
ловушек.
Я отворачиваюсь от капли и, засыпая, думаю о Викторе. Что-то в его
повествовании тронуло меня. Не всякий бред завораживает, но не всякий и
отвращает. Виктор никогда не лгал. Даже тогда, когда, вероятно, и
следовало бы. Я во всяком случае таких примеров не знал. Он был и без того
ярок, убедителен и интересен. А то роковое школьное собрание... Я
частенько о нем призадумывался. Оно сидело во мне неприятной занозой.
Случившееся с Виктором, казалось действительно необъяснимым. Он смутил
всех своих друзей и приятелей, в том числе и меня. После той сумбурной и
язвительной речи многие стали его сторониться... Словом, вся история
кропотливой подготовки собрания с печальным и совершенно непредвиденным
финалом представлялась абсолютнейшей нелепицей.
Я неуютно поежился, заново прокручивая в уме этапы сегодняшнего
разговора. Тут было над чем призадуматься. Та же история с мальчиком,
погибшем от когтей медведя... В сущности, история собственной двойной
смерти?.. Есть ли какое-то удовольствие в сочинении подобных мрачноватых
сказок? Судя по всему, рассказывал Виктор об этом вообще впервые. Или
раньше он не придавал воспоминаниям такого значения?..
Я перевернулся на другой бок, диван отозвался скрипучим ворчанием.
Мысленно чертыхнувшись, я покрепче зажмурил глаза. Все! К черту! Одеяло
повыше и спать!
В темноте за моей спиной зашуршали выбирающиеся на прогулку мыши. Они
рыскали в поисках отравы с сухарями. Прислушиваясь к их возне, я тщетно
пытался погрузиться в сон. Я нырял в него, как в черный речной омут -
ласточкой, солдатиком и плашмя. Боже, как я старался! Я даже вспотел. Но
всякий раз темная, неземная вода выбрасывала меня на поверхность.
НЕГАДАННОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ
Зов тишины. Когда-то я ощущал его, как ощущают любовь ближнего. Это
не менее сладко и не менее загадочно. Жаль, что нашим чувствам не суждено
жить вечно. С некоторых пор тишина стала пугать меня. Я перестал ей
верить, познав сколь непрочны ее молекулярные связи, наяву убедившись в
варварском превосходстве звука. Один-единственный крик мог расколоть
царство безмолвия, а молчаливым армадам космоса приходилось отступать
перед лаем озлобленной дворняги. Впрочем, и не было давным-давно никакого
царства, никаких армад. Тишина успела превратиться в вымирающего зверя -
робкого, всюду гонимого, теряющего приверженцев с каждым десятилетием.
Вероятно, я снова перевернулся на другой бок, потому что течение
мыслей переменилось...
Покойник перед смертью плакал и охал. Плохо, мол, в такой холод
умирать. Холодно. Слушая его, всякий про себя возражал, что умирать плохо
при любой температуре. Только гробовщик, человек со стороны, стало быть,
чужой, не постеснялся изъясниться вслух: "Что ж плохого? Самое разлюбезное
дело! Спеленал в простынку, на саночки и вперед. Главное - чтобы динамит
не переводился, а этого пока у нас не наблюдается..." Сосед, дядя Митя,
приятель умирающего, вытолкал гробовщика за дверь, а там, кажется, еще
добавил. Буйный у нас соседушка - дядя Митя. В ухо заезжает без
предупреждения, за самую невинную остроту. Я дрался с ним раза четыре.
Бабушке Тае приходилось мирить нас. Свой телевизор Митя разбил молотком во
время депутатских дебатов. Теперь время от времени стучится ко мне и
просит включить второй канал. В общем-то мне не жалко, хотя сам я
предпочитаю смотреть плавающие каналы. Их постоянно глушат, но эти ребята
на удивление ловки. Мне доставляет особое удовольствие отыскивать их в
эфире. Пока они проказничают, не теряем тонуса и мы. Программа у них
пестрая - от порнухи до интервью с эстетами прошлого. Иногда
демонстрируются выдержки из старых реклам шоколада, кукурузных хлопьев и
собачьих консервов. Как ни странно, это тоже тонизирует. Дядя Митя
относится к плавающим каналам благосклонно, но парламентские споры обожает
больше всего на свете. Это у него вроде болезни. Он переживает за страну,
смутно подозревая, что стоит ему хоть на пару дней прекратить следить за
теледебатами, как что-нибудь непременно стрясется. Лицезрея выступающих
флэттеров, он превращается в нервного болельщика. Так помогают, должно
быть, забить футболисту мяч неравнодушные зрители - постукивая кулаком о
колени, восклицая и улюлюкая в критические моменты...
Сперва я решил, что ко мне ломится дядя Митя, вбивший себе в голову,
что политические программы перенесены на два часа ночи. Однако, сев в
постели, я сообразил, что дело куда серьезнее. Ломали железную дверь в
подъезде. Колотили чем-то тяжелым, порождая грохочущие раскаты. Шум
взломщиков ничуть не смущал. Я подскочил к окну. Перед домом стояло три
легковых автомашины. Моторы их мерно урчали, фары освещали несчастную
дверь.
- Что там такое? - в комнату заглянул Виктор. Я мимоходом подивился
его оперативности. Он успел одеться и, казалось, готов был тронуться в
путь по первой команде.
- Каким-то гулякам не нравится наш дом, - сказал я. - А может,
наоборот - нравится.
- Что вы предпринимаете в таких случаях?
- Звоним в службу охраны правопорядка и забиваемся по щелям. Взгляни,
их не меньше дюжины. И настроены они, по-видимому, серьезно.
- Что же делать?
- Откуда я знаю! Будь у меня пулемет, разговор бы состоялся. А так...
- А так они надерут вам задницу и натворят тут черт-те чего, - Виктор
сунул руку в карман и достал тяжелый наган. - Эта штучка уже выручала меня
однажды, поможет и на этот раз.
Меня поразило его спокойствие. Он смотрел на беснующихся внизу
молодчиков, чуть прищурившись, с холодным интересом. Откуда-то издалека до
нас долетел женский крик. Мне показалось, что кричит Зоя. Схватив одежду в
охапку, я нашарил в столе "Глок" и запасную обойму.
- Учти, энтузиаст, таких вооруженных до зубов нас в доме всего двое.
- Ошибаешься, - Виктор взглянул на меня с усмешкой. - Нас будет
значительно больше.
- Очень сомневаюсь, - помешкав, я кивнул на окно. - Присмотри за ними
отсюда, а я проверю наши бедные засовы.
- Гляди в оба!
- Уж постараюсь...
НОЧНОЙ БОЙ
В подъезде я столкнулся с Зоей, простоволосой, страшной, потрясающей
столовым ножом и выкрикивающей в сторону двери жуткие проклятия. Тут же
возле нее перетаптывался вооруженный металлическим прутом Митя. Видно
было, что его одолевают двойственные чувства. Лицо соседа читалось подобно
букварю. Буйная озлобленность сменялась неуверенностью, и щеки попеременно
то бледнели, то наливались багровым румянцем. Возможно, впервые он
столкнулся с такой неприятной дилеммой: забиться в ту самую щель, о
которой я упомянул Виктору, или встать на защиту родного подъезда. Я его
отлично понимал, моего буйного соседушку. Жизнь Мити, потомственного
слесаря, напоминала каскад водопадов, проистекая от запоя к запою, от
одного скандального беспамятства до другого. В перерывах между хмельными
неделями Митя вытачивал ключи. Нынешнее обилие замков, как и равное
количество желающих взломать их, скорой безработицы не сулило. Ключи нужны
были всем, и Митя не то чтобы процветал, но все же и не бедствовал.
Бросив беглый взгляд на дрожащую под ударами дверь, я подумал, что в
скором времени тому же Мите придется крепко с ней повозиться. Замок уже
успели раскурочить, - атакующих сдерживал только задвигаемый на ночь
засов. Нельзя сказать, чтобы мое появление здорово воодушевило соседей,
однако, поймав меня за рукав, Митя стал торопливо докладывать.
Оказывается, кто-то из молодчиков влез к нему в окно на первый этаж. Лишь
чудом хозяину удалось выскочить из квартиры. Чудом-то чудом, но,
ретировавшись, он успел-таки запереть дверь на ключ. Вероятно, сработали
профессиональные навыки.
- Что ж, дело швах, - успокоил я соседа. - Твою дверь они вышибут в
два счета.
Мне не часто удается побывать в шкуре прорицателя, но на этот раз я
угадал. Из квартиры Мити донесся поток ругательств, и чей-то каблук ударил
по деревянным створкам. Мы вздрогнули. Ситуация складывалась более чем
неблагоприятно. Мы не знали, кто рвется в подъезд и с какой целью, зато
отлично представляли себе соотношение сил. Увы, перспектива самозащиты не
казалась особенно увлекательной. Тем не менее мы собрались здесь,
вооруженные чем попало, ожидая неизвестности, готовые, как ни странно,
противостоять этой неизвестности...
С верхней площадки лестницы показалась седовласая голова бабушки Таи.
Жалобным голосом она сообщила, что Мазик только что полез на крышу. По ее
словам он собирался устроить нападающим сюрприз.
Я недоуменно взглянул на пистолет в своей руке. Вот так, братец мой!
Чудеса приключаются, оказывается, и в наше время... Что с нами со всеми
стряслось? Почему мы повылазили из квартир и со свирепыми лицами поперли
на рожон? Как звать и величать тот дух сопротивления, что неожиданно
вселился в соседей?..
Я еще додумывал последнюю мысль, когда мой "Глок" дважды выплюнул
смертоносное пламя. Я стрелял в дверь Митиной квартиры. Кто-то немедленно
заблажил с той стороны, попытки сокрушить дерево прекратились. Правда,
радоваться пришлось недолго. В ту же многострадальную дверь ударили
очередью. Брызнула щепа, и мы поспешили прижаться к стене. Одна из заноз
изуродовала щеку Зои. По лицу ее пролилась тонкая струйка крови.
Удивительно, но именно эта небольшая ранка взъярила меня. Страх исчез.
Переступив незримую черту, я превратился в воина, жаждущего отмщения. Кто
сказал, что месть - чувство плохое? Прежде всего это сильное чувство! А
плохое оно или хорошее судить потомкам. И то и другое они оправдывают с
одинаковой легкостью сообразно сложившемуся менталитету, историческим
обстоятельствам и прочим премудрым условностям времени... Я обернулся к
соседям.
- Бегите наверх, в квартиры беженцев, распахивайте окна и валите
оттуда все, что попадется под руку. Лучше, если что-нибудь поувесистее.
- А дверь?
- Некоторое время я еще подежурю здесь, но многое будет зависеть от
ваших действий.
Они с готовностью кивнули. Так кивают на передовой, выслушав приказ
начальника.
В этот момент сверху донеслись выстрелы. Это был наверняка Виктор.
Ему ответили автоматным огнем, и мне тотчас захотелось полюбоваться на
свои окна. Продырявленные рамы, крошево битого стекла - по всей видимости
зрелище должно было впечатлять... Отмахнувшись от видения, я обратил
внимание на то, что в Митькиной квартире наступило затишье. Я действовал
по наитию, даже не пытаясь объяснить внезапного своего порыва.
Разогнавшись, как заправский рэгбист, я ударил плечом в дверь, и она
подалась, с треском распахнувшись вовнутрь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12