..
Игнат проснулся от тупой, ноющей боли в почках. Пошевелился. Боль ощетинилась иголками. Игнат вздохнул поглубже. Два каменных ежа вместо почек раздулись, иглы их заострились, подросли. Игнат охнул, ойкнул и затих, глотая воздух маленькими порциями. Боль втянула иголки, съежилась...
Что такое здоровье? Это свобода от болевых уколов в теле, от страха перед этими уколами, ударами, таранами, волнами, взрывами... Укладываясь спать, Игнат машинально выключил лампу-ночник. Он выключал лампу тысячи раз, каждый раз перед сном выключал, не думая, как дотянуться до кнопки правой рукой и как при этом опереться о подушку левой. Боль заставила рассчитывать каждое микродвижение, она жестоко наказывала за поспешность и резкость, словно дрессировала, подчиняя себе. Скрипя зубами, Игнат медленно повернулся на бок, вытянул руку, застыл, переживая болевой импульс, потянулся к кнопке, медленно-медленно приподнялся на локте, вскрикнул... Свет!
Свет ударил в лицо, Игнат упал на подушку. Волны боли, разбегаясь от поясницы по всему телу, захлестнули, утопили сознание, смыли мысли... Волна, еще одна, девятый вал... отлив...
Миллиметр за миллиметром Игнат повернул голову. Трудно вертеть головой так, чтобы не беспокоить бдительную к малейшему движению туловища боль в почках. Скошенные глаза увидели наконец куцую стрелку на циферблате будильника. Меньшая из стрелок возле цифры 5.
Боль напала неожиданно, будто опытный диверсант. Она выбрала для нападения излюбленное диверсантами время суток между четырьмя и пятью часами утра.
Когда у маленького Сергача болели почки, мама согревала их, укутав поясницу колючим пуховым платком. Надо же, столько лет прошло, и он вспомнил неприятные ощущения от соприкосновения колючего платка с детской кожей, вспомнил про спасающее тепло.
Игнат поднимался с ложа страдания в три приема: опустил ноги на пол, поморщился, подышал, оттолкнулся руками, вскрикнул, выматерился, встал на ноги, пошатнулся, устоял. Шаг за шагом, вскрик за вскриком, Игнат дошел до ванной. Свет на пороге ванной комнаты зажигал поэтапно, выбирая оптимальную траекторию движения руки к выключателю.
Справиться с краном оказалось легче — не надо выпрямляться, можно стоять, согнувшись в три погибели. Горячие брызги, разбиваясь об эмаль, полетели в лицо. Теперь перекинуть ногу через край ванны, опереться на растопырку рук, подтянуть другую ногу и лечь. Быстрее!..
Почки отомстили за спешку болевыми извержениями, Игнат лежал, заткнув пяткой водосток, и ждал, когда водяное тепло погасит пожар под ребрами, мечтал об облегчении, молил о нем...
Боль ушла. Растворилась в воде с запахом ржавчины, испарилась в парах, осела каплями на вспотевшем потолке.
Спустя час Игнат вылез из ванны. Прислушался к ощущениям в пояснице. Почки не беспокоили. То есть он вообще их не чувствовал, никакой неприятной тяжести, покалывания, ничего.
И трудно поверить, что он шел в ванную, скрипя зубами, рассчитывая каждый шаг.
Сергач насухо вытерся полотенцем, прогнулся в пояснице вперед-назад, вправо-влево. Ничего. Замечательное «ничего»!
Танцующим шагом повеселевший Игнат вернулся в комнату, сел на растерзанную кушетку и... Моментально в бока впились раскаленные шипы. Убаюканная теплой водой садистка Боль пробудилась вновь...
Игнат застонал, упал на мятые простыни, заставил тело расслабиться, постарался дышать одной лишь грудью, так, чтобы живот не вздымался, чтобы поясница оставалась в полном покое. Боль задремала, втянула шипы, затаилась в засаде. Измученный Игнат сам не заметил, как заснул вслед за болью через сорок примерно минут тревожного ожидания новых приступов. И спал без сновидений до девяти, отдыхал после схватки с болезнью.
В девять Игнат открыл глаза. Почки не болели, лишь чуть-чуть ныли. Плавно перевернувшись на живот, с величайшей осторожностью Игнат потянулся к телефонному штепселю, без спешки вставил его в розетку. Тихонечко сел. Снял трубку радиотелефона с базы, набрал номер.
— Вас слушают.
— Алло, Костик...
— Игнат?
— Он. Костик, караул.
— Что случилось?
— Почки прихватили, полночи в горячей ванне провалялся.
— Сейчас болят?
— Тянет в пояснице. Я шаг ступить боюсь, так болело, как будто ножами резали.
— Лежи, через час приеду.
— Извини, старик, я, правда, в ауте...
— У меня прием с шестнадцати, до четырех придумаем, что с тобой делать.
— Спасибо, старый. Люське привет.
— Передам. Через десять минут выезжаю, не психуй.
— Да я ничего. В смысле, с нервами все о'кей, — соврал Игнат.
— Разберемся, — обнадежил Костик и отключился.
«Может, действительно, невроз приключился после вчерашних допросов? — подумал Игнат с надеждой. — Ну, не сглазили же меня позавчера, в самом деле? Да и подлечился я перед сном от сглаза, произвел профилактику по методу доктора Архивариуса...»
Трубка в руке требовательно заверещала.
— Алло, Костик?
— Сергач?
— Привет, Архивариус. Долго жить будешь, только что о тебе вспоминал.
— Я звонил вчера, ближе к ночи. Телефоны не отвечали.
Игнат усмехнулся — знать, не зря, придя домой, позаботился об отключении связи. Интуиция не подкачала.
— Ты меня удивляешь, Архивариус. Связь по твоей инициативе такая редкость.
— Сергач, ты вчера сходил по оставшимся адресам?
— Нет. С утра навалились заморочки в «Альфхейме». Из налоговой приходили счета проверять, до вечера мурыжили, потом я с ними бутылку распил, короче, никуда не успел.
— Удачно. Я звонил и звоню, чтобы предупредить: по последнему, восьмому, адресу в «Школу Фэн Шуи зовущих могил» не ходи. Мне срочно сигнализировали — спец негативного Фэн Шуй, возможно, связан с ФСБ. Сведения не точные, но есть угроза попасть на заметку спецслужб.
— Спасибо за предупреждение, ой!.. Черт!..
— Не расслышал последние слова, повтори.
— Я сказал «ой, черт». В почке резко кольнуло.
— Заболел?
— Пустяки. Вчера на меня гриппозная баба начихала, алкогольные возлияния и магнитная буря, опять же, не способствуют самочувствию. Плюс ко всему из логова Велиара драпал потный по морозу, мог застудиться.
— Ты предостерегся от сглаза? Скажи правду.
— Ага. Манипулировал рюмочками и дверной ручкой в точности по твоим инструкциям. Спасибо за нотки трогательной заботы в твоем прокуренном голосе, не волнуйся, все со мной будет о'кей. Я уже созвонился со старинным школьным дружком Костиком, мы с ним и с его будущей женой Люськой с первого класса дружим. Костик закончил медицинский с красным дипломом, врач-практик, доктор от бога. Он ко мне уже едет.
— В твоем случае обычный доктор может и не помочь.
— Это в каком таком «моем случае»? В случае порчи, да?.. А Костик, кстати, не совсем обычный доктор. Получив стандартное медобразование, Константин еще сто лет назад ринулся изучать премудрости восточной медицины, слышишь? Курсы акупунктуры Кот закончил, едва они появились при Институте повышения квалификации медиков...
— На Востоке иголкам учат шесть лет, — перебил Архивариус. — У нас — двухмесячные курсы. На Востоке используют деревянные, костяные, золотые, серебряные иголки. У нас — универсальную стальную, утвержденную Минздравом.
— Зря смеешься. Костик все это не хуже тебя знает. Он китайский выучил, английский у него как родной. Я, когда ассистировал в «Шестом чувстве», вывел его на узкоглазых, настоящих асов по пульсовой диагностике. А еще раньше он со мной к Фаму ходил, я сегучо изучал, а Костик из вьетнамца тем временем секреты точечного массажа выуживал. Он и травами лечит, и иридодиагностику освоил. В прошлом году, весной, я с температурой свалился, так он меня за день выходил, представляешь?
— Где он работает, твой Костик?
— Ты не поверишь — в поликлинике. Альтруист! Его во всякие буржуйские больницы зовут, он там консультирует за бабки время от времени, однако районную лечебню ему влом бросить, представляешь? Божий человек, уникум!.. Ох, черт!.. Блин, почки проклятые, то не болят, а то... Ладно, Архивариус, давай завязывать с трепотней, лягу я, полежу...
— Ложись. Костик Костиком, но и я подумаю, как бы тебе помочь.
— Спасибо.
— Я позвоню.
До того как в дверь позвонил старинный друг Костик, Игнат валялся полтора часа. Костик опоздал. Оно и понятно — за окном неожиданно разбушевалась метель. Очумевший от ледяного ветра снег бился в оконные стекла, точно мохнатые хлопья просились их впустить в дом, мечтая растаять и потечь весенними ручьями. Весь облепленный снегом, Константин долго отряхивал за порогом утепленную джинсовую куртку, отправив открывшего ему дверь Игната обратно в койку.
Однажды, еще в старших классах школы, Костик заковал себя в джинсовую униформу, да так и ходил в ней до сих пор, оставаясь верным лейблам «Ливане». В семнадцать лет, отрастив усики а-ля молодой Пол Маккартни, Костик никогда их не сбривал. Если он слушал музыку, то группу «Дип Перпл», если отдыхал, то в Судаке, если выпивал, то коньяк «Белый аист», курил до сих пор болгарские сигареты. Костик был консерватором во всем, кроме своей профессии, как профессионал он постоянно рос и совершенствовался.
— Костик, внимания на бардак не обращай, ладно?
— Лежи, не вставай!.. Да уж, беспорядок в комнате образцово-показательный. — Костик огляделся, засучил рукава джинсовой рубахи. — Переворачивайся на живот. Здесь больно?
Костик мягко шлепнул ребрами ладоней по почкам.
— Немножко. Почти не чувствую.
Костик шлепнул посильнее.
— Так чувствую. Больно, но терпимо.
— Здесь? — Доктор обхватил плечо пальцами, стиснул.
— Плечи-то, блин, на фига тискать?!
— Больно?
— Да.
— Потеря аппетита накануне имела место?
— А... а, пожалуй, что имела. Позавчера вечером мотался по городу, жрать хотелось — ужас, а вчера...
— Понял тебя, молчи. Здесь больно?
— Ой!.. Отпусти пятку, садюга!.. Слышь, Айболит, ты почему меня про ухо не спрашиваешь? Вчера каждый приставал, чего у меня с ухом, а ты... Ой! Полегче, икроножные мышцы не железные!..
— Больно, понял... Про ухо не спрашиваю потому, что вижу — с ухом ничего опасного. Здесь тоже больно?
— Ай!..
— Лежи, отдыхай пока. Я позвоню?
— Не вопрос, звони, конечно.
Костик взял трубку радиотелефона, отстучал номер, отошел к гладильной доске. Ему ответили, и Костик заговорил не по-русски, мешая английские и, кажется, китайские слова. Говорил недолго, больше слушал. Разговаривал смешно — раболепно как-то, с придыханием. Когда телефонные переговоры закончились, Игнат не удержался, вставил шпильку:
— Умеешь к иностранцам подлизываться. Ты, часом, в школьные годы тайком от нас, друзей-однокашников, фарцовкой не занимался?
— Ты все такой же, Сергач — Серый Грач, с годами не меняешься. Ты что, и в морге будешь санитаров смешить, Игнаша? — парировал Костик. — Завещай себе на могильной плите вместо эпитафии анекдоты выбить, советую как врач.
— Шуточки у тебя...
— Как и у тебя.
— Согласен, шутки идиотские. Ладно, пошутили, и будет. Каков диагноз, доктор? Жить буду?
— С точки зрения западной медицины, ничего страшного с тобою не происходит. Острый пиелонефрит, в худшем случае. Я практически убежден — возьмем у тебя анализы, и они не будут особенно паршивыми. Дела твои плоховаты с точки зрения медицины Востока. Обычно нечувствительные зоны реагируют болью, раз. Понижение аппетита перед приступом, два. Гоношишься, пытаешься выглядеть бодрячком, три.
— Это-то при чем? В смысле, что гоношусь, приободряюсь?
— Долго объяснять. Вставай, одевайся. Не бойся, я почти уверен — до восхода луны нового серьезного приступа не будет. Одевайся, поедем на консультацию к дядюшке Вану.
— К китайцу? Ты с ним созванивался, да?
— С ним. Господин Ван Лю Чень милостиво согласился уделить нам целых полчаса своего драгоценного времени. Ты потешался над тем, как я лебезил перед Лю Чень, будто бы забыл, как сам кланялся сенсею Фаму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Игнат проснулся от тупой, ноющей боли в почках. Пошевелился. Боль ощетинилась иголками. Игнат вздохнул поглубже. Два каменных ежа вместо почек раздулись, иглы их заострились, подросли. Игнат охнул, ойкнул и затих, глотая воздух маленькими порциями. Боль втянула иголки, съежилась...
Что такое здоровье? Это свобода от болевых уколов в теле, от страха перед этими уколами, ударами, таранами, волнами, взрывами... Укладываясь спать, Игнат машинально выключил лампу-ночник. Он выключал лампу тысячи раз, каждый раз перед сном выключал, не думая, как дотянуться до кнопки правой рукой и как при этом опереться о подушку левой. Боль заставила рассчитывать каждое микродвижение, она жестоко наказывала за поспешность и резкость, словно дрессировала, подчиняя себе. Скрипя зубами, Игнат медленно повернулся на бок, вытянул руку, застыл, переживая болевой импульс, потянулся к кнопке, медленно-медленно приподнялся на локте, вскрикнул... Свет!
Свет ударил в лицо, Игнат упал на подушку. Волны боли, разбегаясь от поясницы по всему телу, захлестнули, утопили сознание, смыли мысли... Волна, еще одна, девятый вал... отлив...
Миллиметр за миллиметром Игнат повернул голову. Трудно вертеть головой так, чтобы не беспокоить бдительную к малейшему движению туловища боль в почках. Скошенные глаза увидели наконец куцую стрелку на циферблате будильника. Меньшая из стрелок возле цифры 5.
Боль напала неожиданно, будто опытный диверсант. Она выбрала для нападения излюбленное диверсантами время суток между четырьмя и пятью часами утра.
Когда у маленького Сергача болели почки, мама согревала их, укутав поясницу колючим пуховым платком. Надо же, столько лет прошло, и он вспомнил неприятные ощущения от соприкосновения колючего платка с детской кожей, вспомнил про спасающее тепло.
Игнат поднимался с ложа страдания в три приема: опустил ноги на пол, поморщился, подышал, оттолкнулся руками, вскрикнул, выматерился, встал на ноги, пошатнулся, устоял. Шаг за шагом, вскрик за вскриком, Игнат дошел до ванной. Свет на пороге ванной комнаты зажигал поэтапно, выбирая оптимальную траекторию движения руки к выключателю.
Справиться с краном оказалось легче — не надо выпрямляться, можно стоять, согнувшись в три погибели. Горячие брызги, разбиваясь об эмаль, полетели в лицо. Теперь перекинуть ногу через край ванны, опереться на растопырку рук, подтянуть другую ногу и лечь. Быстрее!..
Почки отомстили за спешку болевыми извержениями, Игнат лежал, заткнув пяткой водосток, и ждал, когда водяное тепло погасит пожар под ребрами, мечтал об облегчении, молил о нем...
Боль ушла. Растворилась в воде с запахом ржавчины, испарилась в парах, осела каплями на вспотевшем потолке.
Спустя час Игнат вылез из ванны. Прислушался к ощущениям в пояснице. Почки не беспокоили. То есть он вообще их не чувствовал, никакой неприятной тяжести, покалывания, ничего.
И трудно поверить, что он шел в ванную, скрипя зубами, рассчитывая каждый шаг.
Сергач насухо вытерся полотенцем, прогнулся в пояснице вперед-назад, вправо-влево. Ничего. Замечательное «ничего»!
Танцующим шагом повеселевший Игнат вернулся в комнату, сел на растерзанную кушетку и... Моментально в бока впились раскаленные шипы. Убаюканная теплой водой садистка Боль пробудилась вновь...
Игнат застонал, упал на мятые простыни, заставил тело расслабиться, постарался дышать одной лишь грудью, так, чтобы живот не вздымался, чтобы поясница оставалась в полном покое. Боль задремала, втянула шипы, затаилась в засаде. Измученный Игнат сам не заметил, как заснул вслед за болью через сорок примерно минут тревожного ожидания новых приступов. И спал без сновидений до девяти, отдыхал после схватки с болезнью.
В девять Игнат открыл глаза. Почки не болели, лишь чуть-чуть ныли. Плавно перевернувшись на живот, с величайшей осторожностью Игнат потянулся к телефонному штепселю, без спешки вставил его в розетку. Тихонечко сел. Снял трубку радиотелефона с базы, набрал номер.
— Вас слушают.
— Алло, Костик...
— Игнат?
— Он. Костик, караул.
— Что случилось?
— Почки прихватили, полночи в горячей ванне провалялся.
— Сейчас болят?
— Тянет в пояснице. Я шаг ступить боюсь, так болело, как будто ножами резали.
— Лежи, через час приеду.
— Извини, старик, я, правда, в ауте...
— У меня прием с шестнадцати, до четырех придумаем, что с тобой делать.
— Спасибо, старый. Люське привет.
— Передам. Через десять минут выезжаю, не психуй.
— Да я ничего. В смысле, с нервами все о'кей, — соврал Игнат.
— Разберемся, — обнадежил Костик и отключился.
«Может, действительно, невроз приключился после вчерашних допросов? — подумал Игнат с надеждой. — Ну, не сглазили же меня позавчера, в самом деле? Да и подлечился я перед сном от сглаза, произвел профилактику по методу доктора Архивариуса...»
Трубка в руке требовательно заверещала.
— Алло, Костик?
— Сергач?
— Привет, Архивариус. Долго жить будешь, только что о тебе вспоминал.
— Я звонил вчера, ближе к ночи. Телефоны не отвечали.
Игнат усмехнулся — знать, не зря, придя домой, позаботился об отключении связи. Интуиция не подкачала.
— Ты меня удивляешь, Архивариус. Связь по твоей инициативе такая редкость.
— Сергач, ты вчера сходил по оставшимся адресам?
— Нет. С утра навалились заморочки в «Альфхейме». Из налоговой приходили счета проверять, до вечера мурыжили, потом я с ними бутылку распил, короче, никуда не успел.
— Удачно. Я звонил и звоню, чтобы предупредить: по последнему, восьмому, адресу в «Школу Фэн Шуи зовущих могил» не ходи. Мне срочно сигнализировали — спец негативного Фэн Шуй, возможно, связан с ФСБ. Сведения не точные, но есть угроза попасть на заметку спецслужб.
— Спасибо за предупреждение, ой!.. Черт!..
— Не расслышал последние слова, повтори.
— Я сказал «ой, черт». В почке резко кольнуло.
— Заболел?
— Пустяки. Вчера на меня гриппозная баба начихала, алкогольные возлияния и магнитная буря, опять же, не способствуют самочувствию. Плюс ко всему из логова Велиара драпал потный по морозу, мог застудиться.
— Ты предостерегся от сглаза? Скажи правду.
— Ага. Манипулировал рюмочками и дверной ручкой в точности по твоим инструкциям. Спасибо за нотки трогательной заботы в твоем прокуренном голосе, не волнуйся, все со мной будет о'кей. Я уже созвонился со старинным школьным дружком Костиком, мы с ним и с его будущей женой Люськой с первого класса дружим. Костик закончил медицинский с красным дипломом, врач-практик, доктор от бога. Он ко мне уже едет.
— В твоем случае обычный доктор может и не помочь.
— Это в каком таком «моем случае»? В случае порчи, да?.. А Костик, кстати, не совсем обычный доктор. Получив стандартное медобразование, Константин еще сто лет назад ринулся изучать премудрости восточной медицины, слышишь? Курсы акупунктуры Кот закончил, едва они появились при Институте повышения квалификации медиков...
— На Востоке иголкам учат шесть лет, — перебил Архивариус. — У нас — двухмесячные курсы. На Востоке используют деревянные, костяные, золотые, серебряные иголки. У нас — универсальную стальную, утвержденную Минздравом.
— Зря смеешься. Костик все это не хуже тебя знает. Он китайский выучил, английский у него как родной. Я, когда ассистировал в «Шестом чувстве», вывел его на узкоглазых, настоящих асов по пульсовой диагностике. А еще раньше он со мной к Фаму ходил, я сегучо изучал, а Костик из вьетнамца тем временем секреты точечного массажа выуживал. Он и травами лечит, и иридодиагностику освоил. В прошлом году, весной, я с температурой свалился, так он меня за день выходил, представляешь?
— Где он работает, твой Костик?
— Ты не поверишь — в поликлинике. Альтруист! Его во всякие буржуйские больницы зовут, он там консультирует за бабки время от времени, однако районную лечебню ему влом бросить, представляешь? Божий человек, уникум!.. Ох, черт!.. Блин, почки проклятые, то не болят, а то... Ладно, Архивариус, давай завязывать с трепотней, лягу я, полежу...
— Ложись. Костик Костиком, но и я подумаю, как бы тебе помочь.
— Спасибо.
— Я позвоню.
До того как в дверь позвонил старинный друг Костик, Игнат валялся полтора часа. Костик опоздал. Оно и понятно — за окном неожиданно разбушевалась метель. Очумевший от ледяного ветра снег бился в оконные стекла, точно мохнатые хлопья просились их впустить в дом, мечтая растаять и потечь весенними ручьями. Весь облепленный снегом, Константин долго отряхивал за порогом утепленную джинсовую куртку, отправив открывшего ему дверь Игната обратно в койку.
Однажды, еще в старших классах школы, Костик заковал себя в джинсовую униформу, да так и ходил в ней до сих пор, оставаясь верным лейблам «Ливане». В семнадцать лет, отрастив усики а-ля молодой Пол Маккартни, Костик никогда их не сбривал. Если он слушал музыку, то группу «Дип Перпл», если отдыхал, то в Судаке, если выпивал, то коньяк «Белый аист», курил до сих пор болгарские сигареты. Костик был консерватором во всем, кроме своей профессии, как профессионал он постоянно рос и совершенствовался.
— Костик, внимания на бардак не обращай, ладно?
— Лежи, не вставай!.. Да уж, беспорядок в комнате образцово-показательный. — Костик огляделся, засучил рукава джинсовой рубахи. — Переворачивайся на живот. Здесь больно?
Костик мягко шлепнул ребрами ладоней по почкам.
— Немножко. Почти не чувствую.
Костик шлепнул посильнее.
— Так чувствую. Больно, но терпимо.
— Здесь? — Доктор обхватил плечо пальцами, стиснул.
— Плечи-то, блин, на фига тискать?!
— Больно?
— Да.
— Потеря аппетита накануне имела место?
— А... а, пожалуй, что имела. Позавчера вечером мотался по городу, жрать хотелось — ужас, а вчера...
— Понял тебя, молчи. Здесь больно?
— Ой!.. Отпусти пятку, садюга!.. Слышь, Айболит, ты почему меня про ухо не спрашиваешь? Вчера каждый приставал, чего у меня с ухом, а ты... Ой! Полегче, икроножные мышцы не железные!..
— Больно, понял... Про ухо не спрашиваю потому, что вижу — с ухом ничего опасного. Здесь тоже больно?
— Ай!..
— Лежи, отдыхай пока. Я позвоню?
— Не вопрос, звони, конечно.
Костик взял трубку радиотелефона, отстучал номер, отошел к гладильной доске. Ему ответили, и Костик заговорил не по-русски, мешая английские и, кажется, китайские слова. Говорил недолго, больше слушал. Разговаривал смешно — раболепно как-то, с придыханием. Когда телефонные переговоры закончились, Игнат не удержался, вставил шпильку:
— Умеешь к иностранцам подлизываться. Ты, часом, в школьные годы тайком от нас, друзей-однокашников, фарцовкой не занимался?
— Ты все такой же, Сергач — Серый Грач, с годами не меняешься. Ты что, и в морге будешь санитаров смешить, Игнаша? — парировал Костик. — Завещай себе на могильной плите вместо эпитафии анекдоты выбить, советую как врач.
— Шуточки у тебя...
— Как и у тебя.
— Согласен, шутки идиотские. Ладно, пошутили, и будет. Каков диагноз, доктор? Жить буду?
— С точки зрения западной медицины, ничего страшного с тобою не происходит. Острый пиелонефрит, в худшем случае. Я практически убежден — возьмем у тебя анализы, и они не будут особенно паршивыми. Дела твои плоховаты с точки зрения медицины Востока. Обычно нечувствительные зоны реагируют болью, раз. Понижение аппетита перед приступом, два. Гоношишься, пытаешься выглядеть бодрячком, три.
— Это-то при чем? В смысле, что гоношусь, приободряюсь?
— Долго объяснять. Вставай, одевайся. Не бойся, я почти уверен — до восхода луны нового серьезного приступа не будет. Одевайся, поедем на консультацию к дядюшке Вану.
— К китайцу? Ты с ним созванивался, да?
— С ним. Господин Ван Лю Чень милостиво согласился уделить нам целых полчаса своего драгоценного времени. Ты потешался над тем, как я лебезил перед Лю Чень, будто бы забыл, как сам кланялся сенсею Фаму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29