Под утро узнал, что спецподразделение быстро и умело обезвредило террористов.
В. ДЕМИДКИН:
В аэропорту нам дали возможность потренироваться на запасном самолете Все-таки волнение было — до сих пор мы работали на учебных машинах, а тут реальный самолет, настоящие убийцы, жертвы.
После тренировки началось самое неприятное время: время ожидания. В здании аэропорта нам отвели несколько комнат, периодически их покидали и выдвигались к самолету. Потом вновь уходили, прятались за ангаром, за грузовиками. Ждали. И так в течение всей ночи. В это время штаб по чрезвычайному происшествию вел переговоры с террористами. В зависимости от накала этих переговоров и действовали. Они агрессивней — мы ближе к самолету.
Там я впервые понял состояние солдата на фронте перед атакой. Его не передать словами…
Видимо, террористы нас все-таки заметили. Дело в том, что самолет освещался прожекторами, и делалось это весьма неудачно: наши тени были видны из иллюминаторов. На ломаном русском языке звучали угрозы, мол, уходите отсюда, иначе всех взорвем. Потом вдруг слышу: что-то упало нам под ноги. Невольно весь сжался — ни бежать, ни падать нельзя. К счастью, это оказалась не граната, а оторванная телефонная трубка.
Минуты текут, волнение нарастает, промозглый ветер с дождем, кажется, протыкает ледяными иголками каждую косточку. Вокруг темнота, где-то вдалеке горы. О них я судил по огонькам селений да фарам машины, которая петляла по горной дороге. Луч ее то утыкался в скалу, то шарил по небу, словно прожектор. Подумалось: увижу ли я еще раз ночную картину? Вспомнились семья, жена. Моему ребенку исполнился год, один месяц и один день. Увижу ли я своего малыша, когда ему будет год, месяц и два дня?
Но в следующее мгновение раздался плач ребенка из салона самолета, и мысли о семье ушли. Теперь все силы души были отданы операции: не отстать, не споткнуться, не испортить дело.
И. ОРЕХОВ:
Посадка самолета была очень жесткой, и при ударе о взлетно-посадочную полосу один из люков вывалился на крыло. Террористы его приподняли, прислонили. Этот люк мог в любую минуту упасть сам или его могли открыть бандиты. Теперь представьте, как «приятно» лежать у этого люка. Не успеешь ахнуть, как получишь пулю. Но такая yж, видимо, у меня судьба, по боевому расчету мне достался именно этот люк.
Когда была дана команда готовиться к штурму, заняли свои места на самолете. Не в самолете, а — на самолете. Ползешь и каждую заклепку чувствуешь. И все-таки качание машины, видимо, было. Из салона раздались крики: «Не вздумайте штурмовать! Всех перестреляем!»
Теперь, с годами, когда анализируешь свои действия, понимаешь: помогло то, что наше отделение в ходе учебных занятий так много внимания уделяло тренировкам на борту.
Не могу точно сказать, сколько мы пролежали на ноябрьском ветру — час, два, три. Напряженно огромное, а команды все нет и нет. Кажется, кожа уже примерзла к плоскости. Ведь у нас на голое тело были надеты бронежилеты и легкие комбинезоны. И все!
Виктор Федорович Карпухин, который находился где-то между штабом и самолетом, как мог, подбадривал нас, успокаивал: «Ребята, не волнуйтесь!»
А у меня свои, так сказать, индивидуальные проблемы из-за люка. Что делать, если он неожиданно откроется? Выход один: штурмовать, не дожидаясь команды.
В. ДЕМИДКИН:
Сначала в кабину поднялся Владимир Николаевич Зайцев. Помню, первое, что увидел: кабина маленькая, узкая, возле кресла лежал мертвый пилот. Впереди — бортинженер, тоже уже мертвый. Каждую минуту выходили на связь. Боевые группы докладывали о готовности. Мы тоже доложили, и потянулись минуты. Неоднократно объявлялась «готовность номер один». И снова время штурма откладывалось.
Из штаба нам сообщали о перемещении террористов, уточняли их местонахождение.
И. ОРЕХОВ:
Пока лежал у люка, продумал каждый свой шаг. «Сейчас я вскочу, выбью люк. У самолета „Ту-134“ два люка, которые выходят на крыло, значит, между ними салонная перегородка… Здесь я должен упасть, встать… Будут сложности с пассажирами, которые сидят у люка…»
Но в жизни оказалось все по-другому. Пассажиров на этих местах не было, спинки кресел оказались опущенными вперед, и люк упал в другую сторону.
Падаю в проход, вскакиваю. Дым, ничего не вижу. Тут еще ребята со всех сторон пошли. Поднимаю забрало каски. Понимаю, что попал в начало второго салона, где были пассажиры. В салоне темно, небольшая подсветка. Крики, стоны. Мы тоже кричим: «Где? Где?» Пассажиры показывают: «Вот они».
Мне достался один из бандитов, раненный в шею. Он сидел в третьем ряду салона, у прохода, и контролировал ситуацию. А порядок такой: если кто-то тебе попался, работаешь с ним до конца. Boт я и работал…
В. ДЕМИДКИН:
По команде «Штурм!» мы стали отрывать дверь кабины, но она не поддавалась. Оказывается, была привалена трупами. Налегли изо всех сил — открыли.
Вперед пошел Зайцев, я за ним. Слышу его голос: «Руки за голову!» Здесь, в коридорчике, который отделяет дверь кабины от салона, были двое террористов, мужчина мощного телосложения, ростом эдак под метр девяносто, и женщина. Оба с пистолетами. Зайцев неуловимыми движениями сразу уложил их на пол, лицом вниз, и побежал. Решительно действовали и мы. Мне досталась женщина, напарнику — мужчина. Я ее схватил и спустил по трапу вниз.
Выскочил в салон и увидел еще одну женщину, подумал — пассажирка. Сказал: «Пойдемте, вы свободны». И хотел помочь. Но она вцепилась в кресло, закричала: «Нет, нет, я хочу взорваться!" Оглянулся, позвал товарища: „Володя, она взорваться хочет!“И мы вдвоем под руки подняли ее, передали вниз, ребятам.
Снова вернулись в салон, а Зайцев уже далеко. Тороплюсь за ним. Справа, помню, когда бежал, увидел труп мужчины. Но заниматься им некогда, надо было спасать живых.
Во втором салоне поработал уже Головатов с ребятами. Когда мы вбежали, все в креслах полулежали, полусидели с поднятыми вверх руками. Кто из них заложник, кто террорист — не очень разберешь.
Посветили фонарем, мужчина в кресле обернулся, и мы увидели у него два пистолета. Подхватили под руки — и вниз. Потом помогали пассажирам — кому одеться, кому собрать разбросанные бумаги, документы. Многие и этого не могли сделать — в шоке от страха.
Затем осмотрели сиденья, места под сиденьями и все углы и закоулки — нет ли взрывного устройства. И, наконец, я спустился вниз. Было уже светло, вдалеке виднелись горы. Понял, что теперь увижу отца, мать, жену с сыном. Потом ребята не раз шутили, мол, Демидкин спустился с трапа и сказал: «Как хорошо жить!»
И. ОРЕХОВ:
Прошло столько лет, а все вспоминается тот штурм. Странно, как по-разному перед лицом опасности ведут себя люди.
Наша группа поддержки должна была подъехать к самолету на аэродромном микроавтобусе, но водитель автобуса в самый ответственный момент струсил, отказался ехать. Пришлось ребятам спиной в экипировке бежать через летное поле.
И противоположный пример. В самолете, рядом с туалетной комнатой, есть еще одна небольшая комнатка, гардеробная. Там несколько часов просидел врач, он на коленях держал женщину с пулевым ранением в спине. Несмотря на угрозы, выстрелы, он оказал помощь пострадавшей…
…С рассветом 19 ноября кровавая трагедии завершилась. Итогом ее стало несколько убитых и раненых. Террористы застрелили летчиков Запвена Шабартяна, Анзора Чедия, двоих пассажиров, зверски замучили бортпроводницу Валентину Крутикову. Получили тяжелые ранения и остались инвалидами штурман Плотко и бортпроводница Ирина Химич.
Террорист Табидзе убит в перестрелке, Микаберидзе покончил с собой. Суд приговорил всех бандитов к высшей мере наказания — расстрелу. Казалось бы, приговор снял все вопросы. Но не тут-то было. Кровавая история имеет свое продолжение и со временем она получила в Грузии новый импульс — старые судебные дела были сняты с архивной полки. Кое-кто хотел из бандитов, террористов и убийц сделать мучеников грузинского народа, объявить их «борцами за свободу и независимость». Не вышло.
Но как все это было, проследить, пожалуй, весьма интересно. Рассказывают участники событий.
В. ГАСОЯН:
Если бы еще немного у власти побыл Гамсахурдиа, то наверняка бандитов героями объявили бы, а нас судили. После того, как в 1983 году я вернулся из госпиталя, мне очень много раз звонили в дверь. Смотрю в глазок: какие-то мужчины. Спрашиваю: «Кто?» Отвечают: «Открывайте, мы следователи КГБ, поедете с нами на допрос». Я им: «Приходите ко мне завтра, на работу». Постоят и уходят.
Я в окно гляжу: садятся в легковую машину без номера и уезжают.
Пришел сам в КГБ. Мне говорят, никого ко мне не посылали, но пообещали установить наблюдение за домом. Установили, нет — не знаю, но больше никто не приезжал.
Перенервничал, конечно. У меня ведь четверо детей, мал мала меньше.
Потом я на Кубе работал, думал, столько лет прошло, забылось. Нет. Газеты стали нас грязью обливать. Почему, мол, нам Героев до окончания следствия дали? А мы откуда знаем? С Кубы приехал, деньжат немного привез. Пошел в управление торговли, прошу: «Дайте машину как многодетному или как Герою». Там отвечают: «Ты Герой Советского Союза, а Союза больше нет, значит, и машины тебе нет».
В том, что тогда стрелял, не раскаиваюсь. Бандиты к нам ворвались, товарищей на наших глазах убили, что ж, по головке их гладить?
А. ГАРДАПХАДЗЕ:
После той трагедии меня с летной работы по здоровью списали. А ведь вся моя жизнь в авиации прошла. У нас, когда летать перестают, там же, в аэропорту, остаются работать. А я не могу. Больно. Потому и ушел.
Что сейчас журналисты пишут: «Шеварднадзе, КГБ и экипаж были в сговоре, знали обо всем заранее, устроили бойню правозащитников». Какие же они правозащитники? На суде им сказал: «Вы же все дети высокопоставленных родителей. Взяли бы туристические путевки в Турцию и остались там, попросили политического убежища».
Знаете, что они ответили: «Если бы мы таким путем сбежали в Турцию, нас бы приняли за простых эмигрантов. Вот Бразинскасы улетели с шумом, со стрельбой, Надю Курченко убили, так их там в почетные академики приняли».
Сколько было угонов в разных странах, повсюду бандиты сначала предъявляют свои требования, один из членов экипажа выходит из кабины на переговоры. А наши? Пять пуль в лицо Шабартяну, три пули в спину Плотко, рукоятками пистолетов по голове бортпроводницам.
Мне говорят, выполнил бы их требования, отвез в Турцию, и жертв не было бы. Зачем, мол, Гасоян и я стреляли? Ко мне в дом врываются бандиты, убивают моих близких, а я должен молча смотреть, начинать «переговоры». Чедия пытался начать переговоры — они его тут же убили.
Один из них сказал на следствии, что Шабартяна они в ногу ранили, а экипаж его пристрелил. Какие сволочи! У них погиб один, другой сам застрелился, а наших пятерых положили.
Суд был закрытым, а жаль. Пусть бы народ все увидел и услышал. А то, мол, Героев дали еще до окончания следствия, подозрительно. При чем следствие? Нас, что ли, судили?
Комиссию назначили по расследованию этого дела. Говорят о «невинно убиенных детях». Xороши «детки», стольких перестреляли, инвалидами сделали. Нет, наша совесть чиста. Мы защищали жизнь пассажиров.
Надо ли добавлять что-либо к сказанному?
ГОД 1985. БОЙНЯ НА МАЛЬТЕ
Ноябрьским вечером самолет египетской авиакомпании «Египет Эрлайнс» рейсом МС-648 вылетел из Афин в Каир. Однако попасть ему в столицу Египта было не суждено.
Через двадцать минут после взлета террористы захватили самолет. По рассказам очевидцев, один из них прошел в пилотскую кабину, другой расположился в центре салона, третий остался в хвостовой части самолета.
Террористы смогли пронести на борт оружие — пистолеты и ручные гранаты. Они приказали лететь на Мальту.
Затем бандиты стали пересаживать пассажиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40