А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

похож на предпринимателя.
– Я не могу составить вам компанию? – поинтересовался незнакомец.
Пакетт указал на табуретку рядом с собой и подумал:
«Европеец, точно». «Вам» прозвучало как «фам». Немец, или голландец, или из какой-то из тех гребаных стран, которые там все разваливаются.
– Один господин на улице хотел бы поговорить с вами, – произнес незнакомец.
– О чем?
– Он слышал о вас... О том, что вы рассказывали. Пакетт помолчал, потом ответил:
– Хорошо, ведите его.
– Боюсь, это невозможно.
– Почему? – засмеялся Пакетт. – Слишком велик, в дверь не пролезет?
– Что-то вроде этого.
«Фроде»... Что-то «фроде». Немец. Должен быть немцем.
– Эй, Рей, – спросил Пакетт, – ты не запрещал вход толстякам, а?
Рей не засмеялся.
– Не могли бы вы выйти со мной? – повторил незнакомец. – Думаю, вам стоит выйти.
– Что значит – «стоит»?
– С финансовой точки зрения.
– Черт, что же вы сразу не сказали? – Пакетт встал. – Рей, постереги мое место. Если через десять минут не вернусь, звони девять-один-один.
На противоположной стороне улицы стоял черный микроавтобус с тонированными стеклами, так что разглядеть пассажиров было невозможно. Нью-йоркские номерные знаки, как заметил Пакетт, принадлежали водителю-инвалиду.
– Что за хреновина? – удивился он. – «Скорая»? Спутник толкнул в сторону одну из боковых дверных панелей и жестом пригласил Пакетта.
Пакетт наклонился и заглянул внутрь. Там оказалось темно и, насколько он мог различить, пусто. Без всякого явного повода Ржавый ощутил холодок страха.
– Не пойдет, – уперся он.
– Господин Пакетт...
– Слушай, Ганс, я не знаю, кто там, не знаю тебя, не знаю ничего. Зато я знаю, что туда не собираюсь. Пусть он сам выйдет.
– Я же сказал вам...
– Мне плевать. Хочешь говорить о деле, давай говорить на свежем воздухе. Конец связи.
– Извините, – вздохнул человек.
– Чего уж там...
Пакетт не заметил движения рук сопровождающего, но внезапно его обхватили, ноги оторвались от земли, и он почувствовал, что летит в темное нутро машины. Он ударился о ковровое покрытие пола и лежал, потрясенный, слушая, как закрывается дверь, заводится двигатель, и ощущая, что микроавтобус отъезжает.
39
Чейс вытащил последний лист из аппарата факсимильной связи, быстро прочитал.
– Еще один «оид», – с отвращением сказал он.
– Какой теперь? – спросил Длинный.
– Элазмобранхоид. То есть имеющий черты пластиножаберных рыб. – Чейс бросил бумагу на стол. – Некоторые из этих парней, должно быть, получили ученые степени за умение прикрывать собственную задницу. Они просто гениальны в увязывании предположений, которые отлично звучат и совершенно бессмысленны.
За последние сорок восемь часов Чейс связался по факсу со всеми океанологами, которых знал, разослал фотокопии сделанных «поляроидом» снимков стальных зубов и следов когтей на мертвых животных, описал каждое происшествие, случившееся после обнаружения братьев Беллами, и просил высказать мнения – догадки, умозаключения, что угодно (он обещал не разглашать их) – о том, с каким созданием они имеют дело.
Те несколько человек, что соблаговолили ответить, оказались в своих текстах весьма неопределенны и осторожны. Никто не решился указать какое-то конкретное животное, все страховались, пристегивая к предположениям суффикс «-оид» и ничего не добавив к уже уясненному Чейсом.
– Так что теперь, – продолжал он, – у нас есть «кархариноид» – значит, возможно, какая-то акула; «ихтиоид» – возможно, рыба; «пантероид» – возможно, мореходный лев или тигр; а также «элазмобранхоид». – С минуту он тупо смотрел на кипу факсимильных копий, потом перелистал ее и вытащил одну. – Ты знаешь, что, на мой вкус, содержит хоть какой-то смысл? Вот, от криптозоологов.
– Ребят, которые занимаются морскими чудовищами? – уточнил Длинный. – Но они же...
– Чокнутые. Я знаю. Лжеученые, никто не принимает их всерьез. Но только у них хватило ума использовать тот «оид», который мне годится: «гуманоид».
– Послушай, Саймон, – покачал головой Длинный, – ты знаешь факты лучше меня. Тварь, убившая морского льва, находилась по крайней мере в двухстах футах под водой; пузырей на пленке не видно, значит, она не пользовалась аквалангом. А без акваланга никто не опустится на двести футов – во всяком случае, не на такое долгое время, чтобы убить и съесть морского льва.
– Я не сказал, что это человек, я сказал, что это может быть гуманоид... Что-то человеческое... человекоподобное... Черт, да я сам не знаю.
– Ты начинаешь своими разговорами напоминать Пакетта. Его, кстати, нашли?
– Нет, он пропал, исчез, никто не...
Зазвонил телефон, и Чейс снял трубку. Он вздохнул, прикрыл ладонью микрофон, произнес: «Гибсон», потом закрыл глаза, откинулся в кресле и стал слушать причитания полицейского: расходы у того превысили все мыслимые размеры; он гоняет свои лодки двадцать четыре часа в сутки, личный состав дежурит по две смены; за ним охотится пресса; статья в «Кроникл» под заголовком «Чудовище сожрало сторожевого пса», где Нейт Грин провел параллель с неразгаданными смертями братьев Беллами и Бобби Тобина, собрала репортеров из всех информационных агентств страны; некий продюсер собрался делать телефильм «Демон из глубины»; от звонков торговцев недвижимостью, владельцев ресторанов и прочих мирных обывателей телефоны в отделе полиции светятся не хуже рождественской елки.
Как обычно, хныканье Гибсона заключало вопрос с оттенком обвинения: Чейс считается тут самым башковитым ученым парнем, так что же он намерен делать в связи с происходящим?
– А каких действий ты от меня ждешь? – спросил Чейс, когда Гибсон закончил. – Чтобы я обошел великий океан на своей маленькой лодке? Но я даже не знаю, что должен искать. Ребята из лаборатории подготовили анализ слизи, которую нашли на полу в гараже?
– И да и нет, – ответил Гибсон. – Думаю, они зарыли головы в песок. Я сказал, что не слезу с них, пока не получу окончательные результаты анализа по ДНК.
– Почему? Что они полагают?
– Они говорят, это выделения какого-то млекопитающего.
– Какого?
– Они считают... – Гибсон колебался, словно не решаясь выразить информацию словами. – Они говорят, похоже, что это выделения человека. О боже, Саймон...
Чейс повесил трубку, встал и спросил Длинного:
– Где наш местный специалист по млекопитающим?
– Где обычно, внизу с детьми и морскими львами.
* * *
Спускаясь с холма, Чейс и Длинный увидели Макса и Элизабет, игравших в бассейне с морскими львами; Аманда наблюдала за компанией с бетонного бортика.
Страх у морских львов все увеличивался: Аманда утверждала, что они стали болезненно нервными. Животные избегали воды – любой, не только морской. В течение двух дней они отказывались войти в бассейн по команде хозяйки.
В отчаянии Аманда позвонила во Флориду коллеге, работавшему с дельфинами, и выяснила, что разумные млекопитающие чрезвычайно хорошо реагируют на детей, особенно на не вполне здоровых: они, очевидно, вступают с ними в какую-то необъяснимую, вероятно парапсихологическую, связь. Аманда попросила Элизабет помочь ей в опытах, и результаты оказались изумительными.
Когда животные уже не подчинялись Аманде напрямую, они позволяли Элизабет приближаться, гладить их и каким-то образом уговорить войти за ней в воду, чтобы играть с ней и с Максом.
Аманду так увлек успех эксперимента, что она передавала через Элизабет все новые и новые указания и убеждала девочку ставить перед зверями собственные задачи, пытаясь раздвинуть пределы межвидового общения.
Услышав, что подошли Чейс с Длинным, Аманда показала на детей и морских львов и заметила:
– Это какое-то чудо.
– Мне бы нужно поговорить с вами пару минут, – попросил Чейс. – Речь идет о лабораторных анализах Гибсона.
– Я тоже хотела подняться к вам обсудить новости, но решила, они не настолько важны, чтобы прерывать занятия. Я сочла, что мы ничего не сможем сделать.
– Относительно чего?
– Я только что говорила во времянке по радио с пилотом самолета, он вызвал меня.
– Я полагал, что вы с ним распростились и рассчитались, – сказал Чейс, – раз морские львы отказываются работать.
– Думаю, ему просто интересно, что мы тут делаем. В общем, он искал меч-рыбу для промысловиков и увидел на этой стороне Блока рыболова-спортсмена, оставляющего здоровенный след приманки. Пилот решил, что нам не мешает знать об этом. Он сказал, похоже, парень ловит белых акул.
– Должно быть, парень не в себе. После всей этой шумихи вокруг наших мрачных загадок выходить в море и разбрасывать приманку? – Чейс нахмурился. – Кроме того, я никак не могу ему помешать. Закон не запрещает приманивать рыбу.
– Не запрещает, – согласилась Аманда, – но существует федеральный закон, не позволяющий использовать в качестве наживки детенышей афалины. А пилот сказал, что наблюдал именно это.
– Дельфинов! – воскликнул Чейс. – Он уверен?
– Вполне. Но я подумала, пока мы дозвонимся до береговой охраны, или департамента по охране окружающей среды, или еще куда-то...
– А он опознал лодку?
– Да, сказал – лодка из Уотерборо. «Бригадир».
– Не может быть... Он, наверное, ошибся.
– Почему?
– Просто не может быть. – Чейс направился к времянке.
– О чем вы хотели поговорить? – крикнула Аманда ему вслед.
– Минуту, – бросил Чейс.
Длинный вошел под навес вслед за Чейсом.
– Сэмми? – сказал он. – Не верю.
Они знали Сэмми Медину уже пятнадцать лет, это был преуспевающий и ответственный владелец сдаваемой под фрахт лодки. Недавно он возглавил кампанию за ограничение как коммерческого, так и спортивного вылова рыбы.
– Если это вообще «Бригадир», – заметил Чейс. – С самолета трудно разобрать. Но мы сейчас выясним. Сэмми мне врать не будет.
На стене во времянке висел телефон. Чейс снял трубку, набрал номер, поговорил пару минут, положил трубку на аппарат и сказал Длинному:
– Черт меня возьми.
– Это был Сэмми?
– Собственной персоной, – кивнул Чейс. – Он дома... Выходной, давит мух. Говорит, получил заказ: чистый фрахт лодки, ни его самого, ни его команду не наняли, только аренда лодки без всяких дополнений. За десять тысяч долларов в день!
– Что же это за рыбалка по десять штук в день? – удивился Длинный.
– Я тоже хотел бы узнать. – Чейс помолчал. – Угадай, кто арендовал его лодку?
– Дональд Трамп?
– Нет. Ржавый Пакетт.
– Пакетт?! У Пакетта нет столько капусты, да и ни у кого здесь нет. И потом, что Пакетт собирается делать с...
– Он не ловит больших белых, Длинный, – сказал Чейс. – Сэмми говорит, этот тупой ублюдок думает, что нашел чудовище... Или, по крайней мере, убедил в этом какого-то болвана с тугим кошельком. Или убедил в том, что найдет.
40
Существо лежало в зарослях кустарника, вслушиваясь в звуки собственного дыхания и в звуки жизни среди окружающих деревьев. Оно воспринимало все шумы, разделяло и запоминало для позднейшей идентификации.
Существо настраивало органы чувств.
Когда оно покинуло воду, в нем начали происходить изменения. Существо отмечало их, но не понимало. Чем дольше его сосудистая система, сердце и мозг пропитывались и насыщались смесью кислорода и азота – воздухом – взамен воды, где преобладал водород, тем больше, казалось, оно понимает и вспоминает, и тем больше становились его способности к новым решениям.
И вместе с изменением химических процессов менялась жизнь существа.
Оно знало, например, кем было когда-то. Мозг выдавал названия разных предметов и животных, хотя голос еще отказывался их произнести. В голове крутились всевозможные слова, пробуждавшие память о таких несхожих чувствах, как гнев, ненависть, гордость и восторг.
Существо сознавало величие собственной силы и вспоминало – хотя и смутно – удовольствие, которое доставляло применение этой силы. Припомнило оно и другие удовольствия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38