Подвигал одной ногой, потом другой, поднял голову, выгнул спину. Ну что ж, хорошо, что пуля, пройдя сквозь тело, не перебила спинной мозг. Но суть-то в том, сказал он себе, что ты умираешь. Такая большая рана и почти нет боли - это значит, ты умираешь.
Его удивило, что он мог думать об этом вполне спокойно.
Кто-то был рядом с ним. Стоял на коленях. Женщина. Старая женщина.
- Я могу что-нибудь сделать? - мягко спросила она.
- Нет. Нет, спасибо. Я не думаю, что вы что-то сможете сделать... Я попал в него, вы не знаете? Он мертв?
- Он упал, кажется, - сказала она. - Я из дома, что рядом с участком. Я точно не знаю.
Звуки сирены. Очень громкие. Где-то у него в голове. А сам он, казалось ему, был где-то рядом. Как странно. Он приподнял голову, глядя в сторону площади, - из-за угла появились полицейские машины, на бешеной скорости, с "мигалками" на крышах. Шесть, сосчитал он.
Завизжали покрышки по бетону - машины, резко дергаясь, останавливались у горящего полицейского участка, вой сирен угасал. Один из полицейских показал рукой в сторону Тисла, и все побежали к нему, закрывая лица от жаркого дыхания пожара; среди них он заметил Траутмэна. Каждый полицейский держал револьвер в руке, у Траутмэна было обычное полицейское ружье, которое он, наверное, взял в машине.
Теперь Тисл разглядел и Керна. Керн приказал на бегу соседнему полицейскому:
- Вернись в машину! Вызови по радио "Скорую помощь"! - И показав рукой в сторону улицы, прокричал другим полицейским: - Уберите отсюда этих людей! Быстро! Быстро!
- Парень, - сказал Тисл.
- Молчите, - сделал жест Керн.
- Кажется, я в него попал. - Тисл проговорил это очень спокойно. Он сконцентрировал внимание, стараясь представить, что он - это парень. - Да. Я в него попал.
- Берегите силы. Не нужно ничего говорить. Сейчас приедет врач. Мы появились бы здесь раньше, но пришлось объезжать огонь и...
- Слушайте.
- Успокойтесь. Вы сделали все, что могли. Дальше мы сами.
- Но я должен вам объяснишь, где он сейчас.
- Вы ввосьмером пойдете со мной, - сказал Керн, отворачиваясь. Разделитесь. Половина с этой стороны дома, половина с той. Будьте осторожны. Остальные пусть уберут отсюда зевак. Там еще кто-то ранен? Помогите ему.
- Но его нет за домом. - Слишком поздно. Керн и его люди ушли.
- Нет его там, - повторил он уже для себя. - Керн. Что с ним такое, он совсем не слушает? - Вот и хорошо, что он в тот вечер не подождал Керна, ушел в лес. С Керном было бы вдвое больше беспорядка, и люди его погибли бы с остальными.
Траутмэн еще ничего не сказал. Немногие полицейские, оставшиеся неподалеку, не могли смотреть на кровь. Но не он.
- Нет, только не вы, Траутмэн. Вас кровь не смущает. Вы привыкли.
Траутмэн не ответил, просто смотрел.
Кто-то из полицейских сказал:
- Может быть, Керн прав. Может быть, вам лучше не говорить.
- Эй, Траутмэн, а ведь я это сделал. Сказал, что сделаю, и сделал.
- О чем это он? - спросил полицейский. - Я не понимаю.
Траутмэн жестом велел ему замолчать.
- Я ведь говорил, что перехитрю его, разве нет? - Голос Тисла звучал по-детски. Ему это не понравилось, но он ничего не мог с собой сделать. - Он был здесь, сбоку крыльца, а я вон там, у того крыльца, и я чувствовал - он ждет, когда я выйду. Ваша школа хорошо его обучила, Траутмэн. Он делал в точности, как учили, поэтому я смог его перехитрить. - Его удивляло, что рана не болит, ничто не мешает ему говорить и слова льются ровным потоком. Ах да, это потому, что он умирает. - Я представил себе, что я - это он. Понимаете? Я думал о нем постоянно и теперь точно знаю, где он и что делает. И вот тогда я понял, чего он ждет: что я приду сзади, через двор, где деревья и темно, но уж никак не со стороны улицы, потому что там все освещено огнем пожара. Понимаете, Траутмэн? Ваша школа обучила его партизанским боям в гористой местности, и он инстинктивно повернул к деревьям и кустарнику. Но я, после того, что он сделал со мной в холмах, поклялся, что никогда не буду воевать на его условиях, только на моих.
Помните, что я вам говорил? Это м о и город. И я это сделал - перехитрил его, Траутмэн. Он получил мою пулю в грудь.
Траутмэн по-прежнему молчал. Он очень долго смотрел, потом показал на рану Тисла.
- Это? Вы об этом? Но я же говорил. Ваша школа хорошо его обучила. Боже мой, какая у него реакция.
Взрыв встряхнул, казалось, весь город, небо осветилось.
- Цистерны взорвались, - злобно пробормотал полицейский.
Вернулся Керн.
- Его там нет.
- Знаю. Я хотел об этом вам сказать.
- Мои люди ищут его. Он оставил след - кровь.
Послышался крик со стороны дома:
- Он пошел по детской площадке!
- Не кричи так громко, ты же его предупреждаешь!
- Не беспокойтесь, - сказал Тисл. - На детской площадке его нет.
- Откуда у вас такая уверенность? Вы же здесь довольно долго пролежали. Сейчас он может быть где угодно.
- Нет. Необходимо представить себя на его месте. Нужно притвориться, что вы - это он. Он ползком пересек детскую площадку, перелез через изгородь и сейчас лежит в кустах куманики. Я сбежал от него по таким зарослям, в лесу они прямо-таки бесконечные, а сейчас он пытается сделать то же самое, но он тяжело ранен. Вы не можете себе представить, какая у него в груди боль. Там стоит какой-то сарайчик, его сделали дети, вот к нему он и ползет.
Керн, хмурясь, вопросительно посмотрел на Траутмэна, потом на стоявшего рядом полицейского.
- Что с ним было в мое отсутствие? Что вообще происходит?
Полицейский как-то странно покачал головой.
- Ему кажется, что он - тот парень.
Керн опустился на колени рядом с Тислом.
- Держитесь, скоро прибудет врач. Очень скоро. Я обещаю.
- Это неважно.
- Держитесь. Пожалуйста.
Завывая сиренами, подъехали две огромные пожарные машины, быстро выскочили пожарники, разматывая шланги.
Опять донесся крик со стороны дома:
- Он пересек площадку! Везде кровь! Там какое-то поле и кусты!
- Не кричать я сказал! - Потом Тислу: - Окей, сейчас узнаем, правы вы были или нет.
- Подождите.
- Он скроется. Я должен идти.
- Нет. Подождите. Я хочу, чтобы вы мне пообещали.
- Я уже обещал. Врач скоро прибудет.
- Нет. Другое. Вы должны мне обещать. Когда найдете его, я хочу увидеть его конец. Я имею право. Я слишком много вынес, чтобы не видеть конца.
- Иисусе. - Керн изумленно покачал головой. - Иисусе.
- Я выстрелил в него, попал и сразу перестал его ненавидеть. Мне теперь его просто очень жаль.
- Да, конечно.
- Нет, не потому, что он в меня попал, нет. Само по себе это не имеет значения. Если бы он в меня не попал, мне все равно было бы жаль. Только обещайте, что я увижу его конец. Это мой долг перед ним. Я должен быть с ним до конца.
- Иисусе.
- Обещайте мне.
- Хорошо.
- Не лгите. Я знаю, вы считаете, что я слишком тяжело ранен, чтобы можно было тащить меня на то поле.
- Я не лгу, - сказал Керн. - Мне пора идти.
Траутмэн остался с Тислом.
- Да, вы не идете, Траутмэн, - сказал Тисл. - Вы пока хотите остаться в стороне, так? А не кажется ли вам, что вы тоже должны это видеть? Быть там и наблюдать, как он поведет себя в безвыходной ситуации?
Траутмэн заговорил наконец, и голос его был очень сухим.
- Как вы себя чувствуете?
- Я ничего не чувствую. Нет, не то. Бетон очень мягкий.
- О! - По земле пробежала ударная волна нового взрыва, небо осветила еще одна вспышка. Огонь дошел до второй бензостанции.
- Еще одно очко в пользу вашего парня, - сказал Тисл. - В школе его хорошо обучили, тут никаких сомнений.
Траутмэн посмотрел на пожарных, поливавших из шлангов здания суда и полицейского участка, на рану в животе Тисла, и его глаза блеснули. Он передернул затвор ружья, вводя патрон с дробью в патронник, и пошел через лужайку к задней части дома.
- Зачем вы это сделали? - спросил Тисл, хотя он уже сам догадался. Подождите.
Никакого ответа. Траутмэн быстро удалялся.
- Подождите, - из последних сил повысил голос Тисл. - Вам нельзя этого делать!
Но Траутмэн уже исчез.
- Черт возьми, подождите! - закричал Тисл. Он перекатился на живот, судорожно впиваясь ногтями в землю. - Я должен быть там! Это должен сделать я!
Он поднялся на четвереньки, кашляя, из живота текла на бетон кровь. К нему подбежали двое полицейских, схватили, не давая встать на ноги.
- Вы должны отдохнуть, - сказал один из них. - Успокойтесь.
- Не лезьте ко мне! Я серьезно говорю!
Он сопротивлялся, барахтался, они мягко его удерживали.
- Я имею право! Это я начал!
- Лучше отпусти его, - сказал другой. Если он будет от нас отбиваться, то причинит себе еще больше вреда.
- Посмотри, сколько на мне крови, - возразил первый. - Ну сколько ее еще может быть в нем?
Достаточно, подумал Тисл. Достаточно. Он поднялся на ноги. Это я начал, Траутмэн, думал он. Он мой. Не ваш. Парень хочет, чтобы это сделал я.
Он пошатывался, было трудно сохранить равновесие. Он знал, что если упадет, подняться уже не сможет. И одна мысль не оставляла его, парень хочет, чтобы это сделал он.
Глава 18
Отупевший от боли, Рэмбо полз через куманику к маленькому сарайчику. В отсвете пожара он видел, что одна стена его клонится внутрь, крыша под углом, а заглянуть в приоткрытую дверь он мог, там было черно. Он полз, но, казалось, слишком много времени уходит у него, чтобы преодолеть небольшое расстояние тут он заметил, что лишь производит необходимые движения, но остается на месте. Тогда он приложил больше усилий и начал понемногу продвигаться к сараю. Но когда оказался у черного входа, что-то его остановило. Почему-то ему вспомнился душ, в который его загнал Тисл, и камера, где он хотел его запереть. Они были ярко освещены, это верно, но чувство отвращения было таким же. Все, от чего он бежал, смыкается вокруг него, думал Рэмбо, и неужели он настолько обессилел, что собирается вести отсюда бой?
Ни о каком бое не могло быть сейчас и речи. Он видел слишком много людей, умерших от пулевых ранений, чтобы не понимать, сам умирает от кровотечения. Боль засела в груди и голове, резко отзываясь на каждый удар его сердца, но руки и ноги уже онемели от потери крови, вот почему так трудно было ползти. Жизни осталось совсем немного. Но, по крайней мере, он еще мог выбрать, где окончательно расстаться с ней. Только не здесь. Тут он чувствовал себя как в пещерах. Нет, на открытом месте. Он будет смотреть в небо, вдыхать чистый воздух.
Он пополз направо от сарая, неловко забиваясь глубже в кустарник. Правильно выбрать место. Это сейчас необходимо. Удобное и успокаивающее место. Он должен его найти, пока еще не поздно.
Впереди был пологий подъем, и он медленно вполз на самый верх. Здесь не так высоко, как ему хотелось бы, но все же теперь он был над полем, а трава казалась периной, набитой соломой. Он посмотрел на облака, там плясали яркие оранжевые отсветы пожаров. Ну вот, он нашел это место.
Во всяком случае, на душе у него было спокойно. Но боль усилилась, разрывая его грудь, - а конечности немели все больше. Скоро это онемение дойдет до груди и погасит боль - а что дальше? Голова? Или он умрет еще раньше?
Он думал о Тисле. Обо всем, что случилось за последние дни. Ему было жаль, что все это случилось. Но случиться это должно было. Он сожалел, но знал, что, если бы сейчас опять был понедельник, он заново сделал бы все, что уже сделал - как повторил бы свои действия и Тисл. Ничего избежать было нельзя. Их битва касалась чего-то очень важного.
Чего же?
Да всех этих громких слов, сказал он себе: свободы и прав человека. Он начал войну на своей земле, потому что... Нет. Нет. Он убил здесь много людей и мог бы притвориться, что это было необходимо, ибо они являлись частью того, что не дает таким, как он, жить в мире. Но он не совсем в это верил. Ему слишком нравился сам бой, а риск приятно щекотал нервы. Возможно, его создала война, подумал он. Возможно, он настолько привык к действию, что в мирной жизни ему уже нет места.
Онемение распространилось по телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Его удивило, что он мог думать об этом вполне спокойно.
Кто-то был рядом с ним. Стоял на коленях. Женщина. Старая женщина.
- Я могу что-нибудь сделать? - мягко спросила она.
- Нет. Нет, спасибо. Я не думаю, что вы что-то сможете сделать... Я попал в него, вы не знаете? Он мертв?
- Он упал, кажется, - сказала она. - Я из дома, что рядом с участком. Я точно не знаю.
Звуки сирены. Очень громкие. Где-то у него в голове. А сам он, казалось ему, был где-то рядом. Как странно. Он приподнял голову, глядя в сторону площади, - из-за угла появились полицейские машины, на бешеной скорости, с "мигалками" на крышах. Шесть, сосчитал он.
Завизжали покрышки по бетону - машины, резко дергаясь, останавливались у горящего полицейского участка, вой сирен угасал. Один из полицейских показал рукой в сторону Тисла, и все побежали к нему, закрывая лица от жаркого дыхания пожара; среди них он заметил Траутмэна. Каждый полицейский держал револьвер в руке, у Траутмэна было обычное полицейское ружье, которое он, наверное, взял в машине.
Теперь Тисл разглядел и Керна. Керн приказал на бегу соседнему полицейскому:
- Вернись в машину! Вызови по радио "Скорую помощь"! - И показав рукой в сторону улицы, прокричал другим полицейским: - Уберите отсюда этих людей! Быстро! Быстро!
- Парень, - сказал Тисл.
- Молчите, - сделал жест Керн.
- Кажется, я в него попал. - Тисл проговорил это очень спокойно. Он сконцентрировал внимание, стараясь представить, что он - это парень. - Да. Я в него попал.
- Берегите силы. Не нужно ничего говорить. Сейчас приедет врач. Мы появились бы здесь раньше, но пришлось объезжать огонь и...
- Слушайте.
- Успокойтесь. Вы сделали все, что могли. Дальше мы сами.
- Но я должен вам объяснишь, где он сейчас.
- Вы ввосьмером пойдете со мной, - сказал Керн, отворачиваясь. Разделитесь. Половина с этой стороны дома, половина с той. Будьте осторожны. Остальные пусть уберут отсюда зевак. Там еще кто-то ранен? Помогите ему.
- Но его нет за домом. - Слишком поздно. Керн и его люди ушли.
- Нет его там, - повторил он уже для себя. - Керн. Что с ним такое, он совсем не слушает? - Вот и хорошо, что он в тот вечер не подождал Керна, ушел в лес. С Керном было бы вдвое больше беспорядка, и люди его погибли бы с остальными.
Траутмэн еще ничего не сказал. Немногие полицейские, оставшиеся неподалеку, не могли смотреть на кровь. Но не он.
- Нет, только не вы, Траутмэн. Вас кровь не смущает. Вы привыкли.
Траутмэн не ответил, просто смотрел.
Кто-то из полицейских сказал:
- Может быть, Керн прав. Может быть, вам лучше не говорить.
- Эй, Траутмэн, а ведь я это сделал. Сказал, что сделаю, и сделал.
- О чем это он? - спросил полицейский. - Я не понимаю.
Траутмэн жестом велел ему замолчать.
- Я ведь говорил, что перехитрю его, разве нет? - Голос Тисла звучал по-детски. Ему это не понравилось, но он ничего не мог с собой сделать. - Он был здесь, сбоку крыльца, а я вон там, у того крыльца, и я чувствовал - он ждет, когда я выйду. Ваша школа хорошо его обучила, Траутмэн. Он делал в точности, как учили, поэтому я смог его перехитрить. - Его удивляло, что рана не болит, ничто не мешает ему говорить и слова льются ровным потоком. Ах да, это потому, что он умирает. - Я представил себе, что я - это он. Понимаете? Я думал о нем постоянно и теперь точно знаю, где он и что делает. И вот тогда я понял, чего он ждет: что я приду сзади, через двор, где деревья и темно, но уж никак не со стороны улицы, потому что там все освещено огнем пожара. Понимаете, Траутмэн? Ваша школа обучила его партизанским боям в гористой местности, и он инстинктивно повернул к деревьям и кустарнику. Но я, после того, что он сделал со мной в холмах, поклялся, что никогда не буду воевать на его условиях, только на моих.
Помните, что я вам говорил? Это м о и город. И я это сделал - перехитрил его, Траутмэн. Он получил мою пулю в грудь.
Траутмэн по-прежнему молчал. Он очень долго смотрел, потом показал на рану Тисла.
- Это? Вы об этом? Но я же говорил. Ваша школа хорошо его обучила. Боже мой, какая у него реакция.
Взрыв встряхнул, казалось, весь город, небо осветилось.
- Цистерны взорвались, - злобно пробормотал полицейский.
Вернулся Керн.
- Его там нет.
- Знаю. Я хотел об этом вам сказать.
- Мои люди ищут его. Он оставил след - кровь.
Послышался крик со стороны дома:
- Он пошел по детской площадке!
- Не кричи так громко, ты же его предупреждаешь!
- Не беспокойтесь, - сказал Тисл. - На детской площадке его нет.
- Откуда у вас такая уверенность? Вы же здесь довольно долго пролежали. Сейчас он может быть где угодно.
- Нет. Необходимо представить себя на его месте. Нужно притвориться, что вы - это он. Он ползком пересек детскую площадку, перелез через изгородь и сейчас лежит в кустах куманики. Я сбежал от него по таким зарослям, в лесу они прямо-таки бесконечные, а сейчас он пытается сделать то же самое, но он тяжело ранен. Вы не можете себе представить, какая у него в груди боль. Там стоит какой-то сарайчик, его сделали дети, вот к нему он и ползет.
Керн, хмурясь, вопросительно посмотрел на Траутмэна, потом на стоявшего рядом полицейского.
- Что с ним было в мое отсутствие? Что вообще происходит?
Полицейский как-то странно покачал головой.
- Ему кажется, что он - тот парень.
Керн опустился на колени рядом с Тислом.
- Держитесь, скоро прибудет врач. Очень скоро. Я обещаю.
- Это неважно.
- Держитесь. Пожалуйста.
Завывая сиренами, подъехали две огромные пожарные машины, быстро выскочили пожарники, разматывая шланги.
Опять донесся крик со стороны дома:
- Он пересек площадку! Везде кровь! Там какое-то поле и кусты!
- Не кричать я сказал! - Потом Тислу: - Окей, сейчас узнаем, правы вы были или нет.
- Подождите.
- Он скроется. Я должен идти.
- Нет. Подождите. Я хочу, чтобы вы мне пообещали.
- Я уже обещал. Врач скоро прибудет.
- Нет. Другое. Вы должны мне обещать. Когда найдете его, я хочу увидеть его конец. Я имею право. Я слишком много вынес, чтобы не видеть конца.
- Иисусе. - Керн изумленно покачал головой. - Иисусе.
- Я выстрелил в него, попал и сразу перестал его ненавидеть. Мне теперь его просто очень жаль.
- Да, конечно.
- Нет, не потому, что он в меня попал, нет. Само по себе это не имеет значения. Если бы он в меня не попал, мне все равно было бы жаль. Только обещайте, что я увижу его конец. Это мой долг перед ним. Я должен быть с ним до конца.
- Иисусе.
- Обещайте мне.
- Хорошо.
- Не лгите. Я знаю, вы считаете, что я слишком тяжело ранен, чтобы можно было тащить меня на то поле.
- Я не лгу, - сказал Керн. - Мне пора идти.
Траутмэн остался с Тислом.
- Да, вы не идете, Траутмэн, - сказал Тисл. - Вы пока хотите остаться в стороне, так? А не кажется ли вам, что вы тоже должны это видеть? Быть там и наблюдать, как он поведет себя в безвыходной ситуации?
Траутмэн заговорил наконец, и голос его был очень сухим.
- Как вы себя чувствуете?
- Я ничего не чувствую. Нет, не то. Бетон очень мягкий.
- О! - По земле пробежала ударная волна нового взрыва, небо осветила еще одна вспышка. Огонь дошел до второй бензостанции.
- Еще одно очко в пользу вашего парня, - сказал Тисл. - В школе его хорошо обучили, тут никаких сомнений.
Траутмэн посмотрел на пожарных, поливавших из шлангов здания суда и полицейского участка, на рану в животе Тисла, и его глаза блеснули. Он передернул затвор ружья, вводя патрон с дробью в патронник, и пошел через лужайку к задней части дома.
- Зачем вы это сделали? - спросил Тисл, хотя он уже сам догадался. Подождите.
Никакого ответа. Траутмэн быстро удалялся.
- Подождите, - из последних сил повысил голос Тисл. - Вам нельзя этого делать!
Но Траутмэн уже исчез.
- Черт возьми, подождите! - закричал Тисл. Он перекатился на живот, судорожно впиваясь ногтями в землю. - Я должен быть там! Это должен сделать я!
Он поднялся на четвереньки, кашляя, из живота текла на бетон кровь. К нему подбежали двое полицейских, схватили, не давая встать на ноги.
- Вы должны отдохнуть, - сказал один из них. - Успокойтесь.
- Не лезьте ко мне! Я серьезно говорю!
Он сопротивлялся, барахтался, они мягко его удерживали.
- Я имею право! Это я начал!
- Лучше отпусти его, - сказал другой. Если он будет от нас отбиваться, то причинит себе еще больше вреда.
- Посмотри, сколько на мне крови, - возразил первый. - Ну сколько ее еще может быть в нем?
Достаточно, подумал Тисл. Достаточно. Он поднялся на ноги. Это я начал, Траутмэн, думал он. Он мой. Не ваш. Парень хочет, чтобы это сделал я.
Он пошатывался, было трудно сохранить равновесие. Он знал, что если упадет, подняться уже не сможет. И одна мысль не оставляла его, парень хочет, чтобы это сделал он.
Глава 18
Отупевший от боли, Рэмбо полз через куманику к маленькому сарайчику. В отсвете пожара он видел, что одна стена его клонится внутрь, крыша под углом, а заглянуть в приоткрытую дверь он мог, там было черно. Он полз, но, казалось, слишком много времени уходит у него, чтобы преодолеть небольшое расстояние тут он заметил, что лишь производит необходимые движения, но остается на месте. Тогда он приложил больше усилий и начал понемногу продвигаться к сараю. Но когда оказался у черного входа, что-то его остановило. Почему-то ему вспомнился душ, в который его загнал Тисл, и камера, где он хотел его запереть. Они были ярко освещены, это верно, но чувство отвращения было таким же. Все, от чего он бежал, смыкается вокруг него, думал Рэмбо, и неужели он настолько обессилел, что собирается вести отсюда бой?
Ни о каком бое не могло быть сейчас и речи. Он видел слишком много людей, умерших от пулевых ранений, чтобы не понимать, сам умирает от кровотечения. Боль засела в груди и голове, резко отзываясь на каждый удар его сердца, но руки и ноги уже онемели от потери крови, вот почему так трудно было ползти. Жизни осталось совсем немного. Но, по крайней мере, он еще мог выбрать, где окончательно расстаться с ней. Только не здесь. Тут он чувствовал себя как в пещерах. Нет, на открытом месте. Он будет смотреть в небо, вдыхать чистый воздух.
Он пополз направо от сарая, неловко забиваясь глубже в кустарник. Правильно выбрать место. Это сейчас необходимо. Удобное и успокаивающее место. Он должен его найти, пока еще не поздно.
Впереди был пологий подъем, и он медленно вполз на самый верх. Здесь не так высоко, как ему хотелось бы, но все же теперь он был над полем, а трава казалась периной, набитой соломой. Он посмотрел на облака, там плясали яркие оранжевые отсветы пожаров. Ну вот, он нашел это место.
Во всяком случае, на душе у него было спокойно. Но боль усилилась, разрывая его грудь, - а конечности немели все больше. Скоро это онемение дойдет до груди и погасит боль - а что дальше? Голова? Или он умрет еще раньше?
Он думал о Тисле. Обо всем, что случилось за последние дни. Ему было жаль, что все это случилось. Но случиться это должно было. Он сожалел, но знал, что, если бы сейчас опять был понедельник, он заново сделал бы все, что уже сделал - как повторил бы свои действия и Тисл. Ничего избежать было нельзя. Их битва касалась чего-то очень важного.
Чего же?
Да всех этих громких слов, сказал он себе: свободы и прав человека. Он начал войну на своей земле, потому что... Нет. Нет. Он убил здесь много людей и мог бы притвориться, что это было необходимо, ибо они являлись частью того, что не дает таким, как он, жить в мире. Но он не совсем в это верил. Ему слишком нравился сам бой, а риск приятно щекотал нервы. Возможно, его создала война, подумал он. Возможно, он настолько привык к действию, что в мирной жизни ему уже нет места.
Онемение распространилось по телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21