- Как там твое серое вещество?
Функционирует? Он покачал головой.
- У меня в голове каша... - он выплюнул разжеванные остатки спички. -
Вязкая, никуда не годная каша. Невозможно представить, как с такими мозгами
я еще не так давно сдавал госэкзамены... Не могу уразуметь, что тут
творится. Даже если предположить, что в комнате есть потайной ход - хотя его
нет - все равно непонятно: как передвинули этот комод? Об "эксперименте"
вообще знали только мы впятером, и никто из нас не отлучался.
Да, фокус не из легких...
- Самое вероятное, - сказала Эбба, - что кто-то пытается выдворить Арне
из "пиратского гнезда". Он поставил на то, что человек, даже самый
цивилизованный и культурный, может впасть в суеверный ужас, если ею
подвергнуть массированному внушению. Этот субъект воспользовался старой
легендой. И делает свое дело весьма толково и зрелищно.
- Но, Боже мой, это же такая банальность! Все посредственные писатели,
которые пишут про всякие ужасы, непременно суют такую развязку... - сказал я
и добавил: - За исключением нашего друга Карстена, которому эта развязка
вообще не нужна, потому что у него привидения настоящие...
- И потому что он - далеко не посредственный! - вставила Моника.
А Эбба резонно заметила:
- Истина чаще всего банальна. И знаешь, Моника, Карстена в данном случае
лучше не слушать. Он верит в привидения, поскольку это позволяет ему
зарабатывать на жизнь.
Тропинка свернула на небольшой узкий полуостров, и перед нами показался
выкрашенный голубой краской рыбачий дом - прелестный, ухоженный серландский
домик, с чистенькими окошками и кружевными занавесками, сверкающими
белизной. Если Йерн и принадлежал в определенном смысле к богеме, то, как
видно, не в отношении собственного жилья: этот игрушечный домик полностью
выдавал вкусы и склонности стопроцентного бюргера.
Через несколько минут Карстен, сияя от радости, приветствовал нас.
По-моему, он был благодарен, что мы помешали ему работать. Он провел нас в
большую комнату. Я обратил внимание на несколько репродукций на стене -
Брейгель и Гойя, типичных для своеобразных интересов нашего хозяина. В
основном же стены были заняты книжными полками. У окна стоял дубовый
письменный стол, очень большой и старый. На столе находились весьма
характерные предметы: нож для бумаг в виде кривой арабской сабли, маленькая
позолоченная статуэтка сфинкса, исполнявшая прозаическую функцию
пресс-папье, несколько ручек в деревянном стакане со старинными рунами и
большая, массивная пепельница в виде черепа. Множество окурков
свидетельствовало о том, что сочинительство идет полным ходом. Посреди
лежала толстая раскрытая книга. Я заглянул в нее: "Неведомое"!
- Сказочно богатый материал, - прокомментировал Карстен. - Здесь собрано
более полусотни оккультных опытов с научным анализом. Этого материала мне
хватит на десять новых книг.
- Ты за деревьями не видишь леса, - заметил я. - Тут, у тебя под носом,
творятся самые невероятные вещи. Зачем рыться в книгах, когда жизнь
предоставляет тебе такой материал?
И я рассказал про историю с комодом. Карстен мгновенно воспламенился:
- А разве я вам не говорил? Ну, какие еще нужны доказательства, чтобы
заставить нашего американца поверить своим собственным глазам? Подобные люди
попросту не хотят видеть! Против глупости...
- Против госпожи Глупости бессмысленно бороться даже писателям, - прервал
его Танкред и повалился на мягкую софу. - О Великий и Ужасный, о Сын Луны,
друг и брат всех оборотней и мертвецов! Мы усталые путники, пришедшие искать
защиты и справедливости под твоим кровом - дай же нам выпить.
Йерн подал бокалы и бутылку клубного портвейна.
- Расскажи нам про Пале, Карстен! - требовательно попросила Эбба.
- И про Лиззи! - присоединилась к ней Моника, пригубив бокал.
- Про Пале я знаю немногим больше, чем вы, - сказал Йерн. - Весьма
загадочная личность. Насколько мне известно, он о себе ничего не
рассказывает, за исключением того, что много лет прожил в Америке и вроде бы
был там священником. Он не доверился даже собственной жене... А Лиззи я знаю
довольно давно, около года. Грустная история... Родители умерли, когда ей
было тринадцать лет. Сначала ее взяли к себе одни родственники, потом
другие, потом третьи - странные люди! С одной стороны, общими усилиями они
вырастили девочку, но с другой стороны - знаете эту манеру требовать
благодарности за добро? Ей вечно давали понять, что каждое платьице, каждый
кусок она получает из милости. Конечно, они небогаты, но эта душевная
черствость меня поражает. В прошлом году я встретил ее в Лиллезунде у
знакомых. Оказалось: она их племянница... Короче, Золушка наших дней.
- А мне показалось, она напоминает героинь Ибсена: создается впечатление,
будто у нее какая-то тяжесть на душе... - заметил я. - Но выглядит, впрочем,
очаровательно. Сколько ей лет, не знаешь?
- Двадцать один. Между прочим, она умница и очень интеллигентный человек.
И давно нашла бы нормальную работу, если бы не ее родственнички...
- "Каждый гражданин, достигший восемнадцатилетнего возраста, имеет право
самостоятельно принимать решение о начале трудовой деятельности", - не без
удовольствия процитировал я. - "Норвежское право", параграф пятнадцатый,
комментарий Рагнара Кнопа.
- Ну и что? Они ей все уши прожужжали про чувство долга перед родными, да
про то, какие они все больные и немощные. Она по характеру мягкий,
уступчивый человек, вот и жила как девочка на побегушках... И тут появляется
Пале. Он ее увидел в продуктовой лавочке. Прошлой весной, в апреле.
Поговорил с ней... и произвел на нее колоссальное впечатление. Она вообще
очень впечатлительна. И чрезвычайно доверчива... И вот, он предлагает ей
место - домоправительницы в его скромном холостом хозяйстве. И она
соглашается ... Конечно, это был шанс встать на собственные ноги. Он
побеседовал с ее родственниками, уломал их - кажется, они клюнули на деньги.
Короче, он вырвал ее из этой семьи. Она переехала на Хайландет. И вот, не
прошло и месяца, как они уже женаты... Как видно, американский напор и
американские темпы не чужды даже теологам.
Закончив рассказ, Карстен выпил свой бокал.
- Но видно же невооруженным глазом: этот Пале ее угнетает не меньше тех,
прежних! - Моника высказала мои собственные мысли. - Она мне глубоко
симпатична, но эта пара производит, по меньшей мере, странное впечатление.
Она целиком и полностью от него зависит. Больше того, она явно под его
влиянием. Когда-нибудь она очень пожалеет об этом замужестве... Мне, во
всяком случае, этот Пале совсем не понравился. В нем есть что-то фальшивое,
противоестественное - и потом, эти его отвратительные рассказы про сатанизм
и черную мессу! Не говоря уже о наружности.
- А что? - с любопытством спросила Эбба.
- Старый сластолюбец! Представь себе карикатуру на развратного
средневекового монаха...
Так мы болтали не более четверти часа, когда раздался стук в дверь. Йерн
пошел открывать и через мгновенье возвратился в сопровождении Лиззи.
- Ты легка на помине, Лиззи! Мы как раз говорили о тебе и твоем муже...
Садись, выпей с нами портвейна - это хорошо для астрального тела. Нет,
пардон, я забыл вас представить: Лиззи Пале - Капеллен-Йенсен, Эбба и
Танкред, супруги...
Пока Карстен подал еще бутылку, я отметил, что Лиззи беспокойна и
возбуждена. В ее глазах появилось загнанное выражение, как у зверька,
оказавшегося в ловушке. Карстен опекал ее по-отечески, усадил с собой рядом
на софу и протянул наполненный до краев бокал.
- Ты устала, малышка? Или что-то случилось? Лиззи послушно выпила вина.
Щеки ее быстро порозовели, в глазах появился блеск.
- Этот Рейн опять явился к моему мужу. Нет, это свыше моих сил! От него
тянет холодом, вы представляете? Весь дом становится ледяным и пахнет
сыростью... Нет, я не знаю, как объяснить! Я бы никогда не отважилась пожать
ему руку! Мне кажется, он весь мокрый и скользкий, как рыбья чешуя... Я
скорей убежала, как только он пришел.
Мне очень стыдно, но я ничего не могу с собой сделать... Это смешно, я
понимаю... Но я ничего... Может, я сумасшедшая, Карстен? Объясни мне... Ты
всегда так хорошо говоришь... Извините меня, я всегда бегу к Карстену, он
так добр, он так хорошо на меня действует...
- Что вы говорите? Неужели наш друг Карстен может действовать на людей
успокаивающе? - спокойная улыбка Танкреда разрядила наше замешательство. -
Вот тебе, Эбба, какие на свете случаются чудеса. А я-то считал, что это
вранье, будто есть люди, которые прекрасно себя чувствуют и могут уснуть в
комнате ужасов у мадам Тюссо.
- Так этот Рейн не прекратил своих посещений? - спросил я. - Видно, он
знает слишком уж много старых легенд. Будем надеяться, что он скоро
выдохнется!
- Я не имею понятия, о чем они говорят между собой, - снова заговорила
Лиззи, но теперь чуть спокойнее. - Я никогда не слушаю, и потом, они ведь
закрывают дверь. Они там сидят очень подолгу. А вы знаете, я ведь ни разу не
слышала чтобы он что-то сказал! Пока я не уйду из комнаты, он вообще не
раскрывает рта. Ах, нет, однажды я все-таки слышала его голос - через
стену... В самый первый раз, когда он к нам явился...
- А что он сказал? - спросили одновременно мы с Моникой.
- Какой-то пустяк... Но я почему-то ужасно перепугалась! Он сказал... Я
услышала только обрывок фразы: "СОЙТИ НА БЕРЕГ"... У него такой хриплый,
пришептывающий голос. Мне почему-то стало так плохо, так тяжело, что я ушла
из столовой, заперлась у себя в комнате и легла. Я решила, что я заболела.
Представляете, такая глупость! И вот он приходит - два раза в педелю, - и
каждый раз, каждый раз мне так плохо...
- Лиззи, скажи нам, а как у тебя сейчас с мужем? - ласково спросил Йерн,
обняв ее за плечи. - Между вами все хорошо?
- Все хорошо, все просто прекрасно! - сказала она и выпрямилась, теперь
она говорила, как примерная ученица. - Благодаря моему мужу, благодаря его
помощи я стала самостоятельным человеком. Я... Но мне кажется, он от меня
что-то скрывает. Это трудно объяснить, наверное, он считает, что я еще
слишком молода, чтобы понять его мысли... Но мне неприятно знать, что он мне
не доверяет. Он что-то от меня прячет...
Лиззи опустошила бокал. Мое любопытство было крайне возбуждено, но я
колебался: удобно ли ее расспрашивать? Танкред тоже молчал, он глядел
заинтересованно и явно ждал продолжения. И Лиззи стала рассказывать:
- У нас в доме, наверху, есть небольшая комната, в которую я ни разу не
входила. Муж сказал, что там совершенно прогнили половицы, можно ступить на
гнилую доску, и все обрушится. В общем, он запретил мне туда входить. Но
странно, что сам он туда ходит и, главное, всегда запирает дверь. А мне
почему-то нельзя туда даже заглянуть. Я его очень уважаю, я прекрасно
понимаю: кто он - и кто я... И я стесняюсь его расспрашивать. Он говорит:
"Из всех женских пороков самый невыносимый - это любопытство"... Карстен,
можно мне еще немножко вина?
Карстен наполнил ее бокал, она сделала еще глоток, и мне бросилось в
глаза, какие у нее тонкие, худые и бледные руки. Если бы я был художником, я
бы взял эти руки как образ человеческой слабости. Исполненный жалости и
сочувствия, я отвел глаза. Она продолжала:
- Дело в том, что он ходит туда ночью. И этого я тоже не понимаю, но
боюсь спрашивать... Я как-то не спала - я вообще очень плохо сплю - и
впервые услышала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33