Вдоль стен тянулась мягкая скамья, а посередине стоял столик. Дженис и метр Соломон мрачно забились подальше друг от друга, но оба тотчас поднялись, завидя Дермота; и его поразило выражение упрека на их лицах.
Метр Соломон был высок, толст, смугл, внушителен и говорил низким басом. Он весьма странно взглянул на Дермота.
— А, вы вернулись, мой друг, — констатировал он замогильным голосом.
— Конечно! Я же вам говорил, что вернусь. Где же миссис Нил?
Адвокат внимательно разглядывал ногти на своей руке, поворачивая ее то так, то эдак. Наконец он поднял глаза.
— Она в ратуше, мой друг.
— В ратуше? До сих пор? Что же они ее так долго держат?
Лицо метра Соломона окончательно омрачилось.
— Ее сунули в камеру, — ответил он. — И я сильно опасаюсь, старина, что ее очень не скоро оттуда выпустят. Мадам Нил арестована по обвинению в убийстве.
Глава 16
— Скажите, старина, — продолжал метр Соломон с искренним интересом, — между нами. Как мужчина с мужчиной. Вы что — морочите меня?
— Или морочите ее? — вставила Дженис. Дермот смотрел на них во все глаза.
— Я ничего не понимаю.
Метр Соломон ткнул в Дермота пальцем и помахал им, словно задавал вопрос на суде.
— Подучивали вы мадам Нил, чтоб она повторила полиции свою историю слово в слово, как рассказывала ее вам? Да или нет?
— Да, конечно.
— Ага! — загремел метр Соломон с глубоким удовлетворением. Он расправил плечи и запустил два пальца в жилетный карман. — Вы, видимо, рехнулись, мой друг? Безнадежно спятили?
— Послушайте…
— До самого сегодняшнего вечера и еще во время допроса мадам Нил в полиции были почти уверены в ее невиновности. Почти! Вы заставили их поколебаться.
— Ну?
— Но в тот самый момент, когда она дает последние показания, все колебания прекращаются. Мосье Горон и следователь переглядываются. Мадам Нил допустила ошибку до того грубую, до того изобличающую ее в глазах всякого знакомого с уликами, что в ее виновности не остается никаких сомнений. Баста! Конец! Все мое искусство — даже мое — не в силах ей помочь.
На столике перед Дженис Лоуз стояли до половины отпитое мартини и три составленных одно на другое блюдечка, свидетельствовавшие о трех предшествующих порциях. Дженис присела, покончила с мартини и еще больше раскраснелась. Будь тут Елена, она бы много чего могла сказать. Но Дермота эта черта в ее дочери не интересовала. Он снова посмотрел на метра Соломона.
— Минутку! — вскричал он. — Эта так называемая «ошибка» не связана с… с табакеркой императора?
— Связана.
— То есть как она ее описывала, да?
— Именно.
Дермот бросил на стол свой портфель.
— Так-так! — произнес он с такой горечью и с таким сарказмом, что метр Соломон и Дженис даже вздрогнули. — Выходит, то самое показание, которое должно бы их убедить в ее невиновности, убедило их в ее виновности?
Адвокат повел слоновьими плечами.
— Я вас не понимаю.
— Мосье Горон, — сказал Дермот, — производит впечатление умного человека. Господи боже ты мой, так что же с ним случилось? — Он нахмурился. — Или это с ней что-то случилось?
— Она была явно в плохом состоянии, — согласился адвокат, — рассказывала как-то неубедительно, даже в тех местах, где, казалось бы, не к чему придраться.
— Понимаю. Значит, она не рассказала Горону все так, как рассказывала утром мне?
Метр Соломон опять пожал плечами.
— Чего не знаю, того не знаю. Это дедушка надвое сказал.
— Можно мне? — робко вмешалась Дженис. Она долго вертела в руках рюмку и наконец обратилась к Дермоту по-английски.
— Я ничего не понимаю. Я целый день таскаюсь вот за этим Аппием Клавдием [10], — она кивнула на метра Соломона, — а он только шумит и боится уронить свое достоинство. А мы все дико волнуемся. Мама, Тоби и дядя Бен сейчас в ратуше.
— О? Они там?
— Да. Пытаются увидеть Еву. Но ничего не получается. — Дженис запнулась. — Я так поняла, что у Тоби с Евой вчера вышло черт те что. Тоби вроде был не в себе — это с ним часто бывает — и наговорил Еве бог знает чего, а сегодня ужасно угрызается. Я никогда еще не видела, чтоб он так терзался.
Быстро глянув в зловеще помрачневшее лицо Дермота, она снова принялась вертеть ножку рюмки в совсем уж неверных пальцах.
— В последние дни, — продолжала она, — нам не очень-то сладко пришлось. Но, что бы вы ни думали, мы на стороне Евы. Когда мы узнали про ее арест, мы поразились не меньше вашего.
— Счастлив это слышать.
— Пожалуйста, не надо так. Вы… вы прямо как палач какой-то.
— Благодарю. Я надеюсь исполнить его функции.
Дженис подняла на него глаза:
— В отношении кого?
— Когда я последний раз говорил с Гороном, — сказал Дермот, не удостаивая ее ответом, — у него на руках были два отличных козыря. С них и надо было идти. Первый — допрос с пристрастием Иветы Латур, от которого он многого ждал. А второй — тот факт, что одно лицо, рассказывая о событиях той памятной ночи, допустило заведомую ложь. Так какого же дьявола он бросил оба козыря в мусорную корзинку и арестовал Еву? Нет, это уж не моего слабого ума дело.
— Спросите у него самого, — предложил адвокат. — Вон он к нам идет.
Аристид Горон, несмотря на озабоченный взор, любезный и щеголеватый, как обычно, поигрывая тросточкой, шествовал по направлению к ним походкой монарха.
— А! Добрый вечер, мой друг, — чуть-чуть виновато приветствовал он Дермота, — вы, я вижу, уже из Лондона.
— Да, и застаю тут прелестную ситуацию.
— Весьма сожалею, — вздохнул мосье Горон. — Но правосудие есть правосудие. Вы согласны? Позволительно ли далее спросить, для чего вам понадобилось так срочно лететь в Лондон?
— Для того, — ответил Дермот, — чтоб выяснить мотивы, какими руководствовался подлинный убийца сэра Мориса Лоуза.
— Пфу! — вырвалось у мосье Горона. Дермот повернулся к метру Соломону.
— Мне необходимо переговорить с префектом полиции. Мисс Лоуз, вы простите мою невежливость, если я попрошу вас оставить меня с этими господами?
Дженис поднялась с величайшим самообладанием.
— Мне исчезнуть или как?
— Ну что вы. Сейчас мосье Соломон вас догонит и проводит к вашим родственникам в ратушу.
Он обождал, пока Дженис, действительно рассердясь, или валяя дурака, покинула прелестный уголок, а затем обратился к адвокату.
— Вы могли бы, мой друг, передать кое-что Еве Нил?
— Постараюсь, во всяком случае, — пожал плечами метр Соломон.
— Хорошо. Так скажите ей, что я переговорю с мосье Гороном и надеюсь, что не далее как через два часа ее отпустят на свободу. А вместо нее я предлагаю передать в руки правосудия подлинного убийцу сэра Мориса Лоуза.
Все умолкли.
— Это все из-за коки с соком? — крикнул наконец мосье Горон, отчаянно взмахнув тросточкой. — Ну и ну! Прошу меня сюда не впутывать, слышите!
Адвокат тем временем откланялся. Он двинулся по фойе, словно галеон под тугими парусами. Они видели, как он остановился и что-то сказал Дженис. Он предложил ей руку, она ее отвергла, после чего они вместе покинули фойе и затерялись в толпе. Затем Дермот опустился на мягкую скамью и открыл портфель.
— А вы не присядете, мосье Горон?
— Нет, мосье, я не присяду, — грозно отвечал префект.
— Ну, перестаньте! Учитывая, что я могу вам предложить…
— Фу!
— Почему бы не расположиться поудобней? Может, нам чего-нибудь выпить?
— Ладно! — проворчал мосье Горон, несколько смягчаясь и усаживаясь на скамью рядом с Дермотом. — Разве что на минутку. И выпьем по рюмочке. Раз вы так настаиваете, мосье, я выпил бы коку с соком… то есть виски с содой.
Дермот заказал.
— Вы удивляете меня, — начал он с коварной обходительностью. — После столь поразительной операции, как арест мадам Нил, вы почему-то сидите здесь вместо того, чтобы припирать ее к стенке вопросами. Почему вы не в ратуше?
— У меня дела тут, в гостинице, — ответил мосье Горон, барабаня пальцами по столу.
— Дела?
— Да, — ответил мосье Горон, — мне позвонил доктор Буте и сказал, что мосье Этвуд пришел в себя и можно порасспросить его, разумеется, в разумных рамках…
Заметив довольное лицо Дермота, префект снова вскипел.
— Так вот что, — сказал Дермот, — мосье Этвуд скажет вам в точности то же, что собираюсь сказать я. Это и будет недостающим звеном в цепи доказательств. И если без всякого давления с моей стороны он подтвердит мои слова, вы согласны выслушать мои показания?
— Показания? Какие еще показания…?
— Минутку, — прервал его Дермот. — Зачем вам понадобился этот поворот на сто восемьдесят градусов и арест Евы Нил?
Мосье Горон ему рассказал.
Прихлебывая виски с содовой, префект во всех подробностях объяснил ему свои соображения. Хоть у мосье Горона был сейчас не очень-то веселый вид, Дермоту пришлось признать, что подозрения префекта и роковая убежденность следователя мосье Вотура не лишены некоторых оснований.
— Значит, — пробормотал Дермот, — она вам так и не сказала… Она не повторила вам того, что вырвалось у нее сегодня утром, когда она буквально умирала от усталости после бессонной ночи. Она не сказала вам ту единственно важную вещь, которая доказывает ее невиновность и виновность другого лица.
— Что именно?
— Слушайте! — сказал Дермот и щелкнул застежками портфеля.
Когда он начал говорить, стрелки замысловатых часов на стене показывали без пяти минут девять. В пять минут десятого мосье Горон начал беспокойно ерзать. Еще через десять минут уныло затихший префект умоляюще воздел руки к Дермоту.
— Мне опротивело это дело, — простонал он, — мне оно осатанело. Только-только что-то начинает проясняться и — бац! — все оказывается наоборот. И так без конца.
— Разве теперь наконец все не стало на свои места?
— На сей раз молчу! Я уже научен! Но в общем-то… да.
— Значит, ясно. Вам остается только задать этот единственный вопрос тому, кто все видел. Спросите у Неда Этвуда: было ли это так-то и так-то? И если он скажет «да» — готовьте свою «скрипку» к достойной встрече. А меня вы не можете обвинить, будто я его подучивал.
Мосье Горон встал, допивая последние глотки виски.
— Ну, пойдем навстречу собственной погибели, — пригласил он Дермота.
Дермот уже второй раз в тот день посетил номер 401. Но в первое свое посещение он и надеяться не смел, что ему вдруг улыбнется такая удача. Благоволение и насмешливая пагуба будто неустанно боролись за судьбу Евы Нил и то и дело подставляли друг другу ножку.
В спальне горела тусклая лампа. Нед Этвуд, правда, страшно бледный и с несколько затуманенным взглядом, был в полном сознании. Он пытался сесть и препирался с ночной сиделкой из английской больницы, здоровенной и веселой уроженкой западных графств, которая укладывала его обратно на подушки.
— Простите за беспокойство, — начал Дермот, — но…
— Слушайте, — сказал Нед, отхаркиваясь, откашливаясь и выглядывая из-за сиделкиной руки. — Вы доктор? Тогда ради бога уберите от меня эту фурию! Она хочет силком сделать мне укол.
— Ложитесь, — сердилась сиделка. — Вам нужен покой!
— Какой, к черту, покой, когда вы мне не говорите, что происходит? Не нужен мне этот ваш покой. Я обещаю, что буду вести себя хорошо; буду принимать все ваши паршивые лекарства без разбора; только имейте совесть и объясните мне, что происходит.
— Все в порядке, няня, — сказал Дермот в ответ на ее подозрительный взгляд.
— Можно спросить, кто вы такой, сэр? И зачем пришли?
— Я доктор Кинрос. Это мосье Горон, префект полиции, расследующий дело об убийстве сэра Мориса Лоуза.
Лицо Неда Этвуда постепенно прояснилось, как попавшее в фокус изображение; взгляд стал осмысленным. Дыша с трудом, он сел на постели и оперся руками на подушки. Он поглядел на свою пижаму, будто впервые ее увидел, и, мигая, стал обводить глазами комнату.
— Я поднимался в лифте, — объявил он, старательно выговаривая слова, — и вот вдруг я… — Он тронул себя за горло. — Сколько я так провалялся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Метр Соломон был высок, толст, смугл, внушителен и говорил низким басом. Он весьма странно взглянул на Дермота.
— А, вы вернулись, мой друг, — констатировал он замогильным голосом.
— Конечно! Я же вам говорил, что вернусь. Где же миссис Нил?
Адвокат внимательно разглядывал ногти на своей руке, поворачивая ее то так, то эдак. Наконец он поднял глаза.
— Она в ратуше, мой друг.
— В ратуше? До сих пор? Что же они ее так долго держат?
Лицо метра Соломона окончательно омрачилось.
— Ее сунули в камеру, — ответил он. — И я сильно опасаюсь, старина, что ее очень не скоро оттуда выпустят. Мадам Нил арестована по обвинению в убийстве.
Глава 16
— Скажите, старина, — продолжал метр Соломон с искренним интересом, — между нами. Как мужчина с мужчиной. Вы что — морочите меня?
— Или морочите ее? — вставила Дженис. Дермот смотрел на них во все глаза.
— Я ничего не понимаю.
Метр Соломон ткнул в Дермота пальцем и помахал им, словно задавал вопрос на суде.
— Подучивали вы мадам Нил, чтоб она повторила полиции свою историю слово в слово, как рассказывала ее вам? Да или нет?
— Да, конечно.
— Ага! — загремел метр Соломон с глубоким удовлетворением. Он расправил плечи и запустил два пальца в жилетный карман. — Вы, видимо, рехнулись, мой друг? Безнадежно спятили?
— Послушайте…
— До самого сегодняшнего вечера и еще во время допроса мадам Нил в полиции были почти уверены в ее невиновности. Почти! Вы заставили их поколебаться.
— Ну?
— Но в тот самый момент, когда она дает последние показания, все колебания прекращаются. Мосье Горон и следователь переглядываются. Мадам Нил допустила ошибку до того грубую, до того изобличающую ее в глазах всякого знакомого с уликами, что в ее виновности не остается никаких сомнений. Баста! Конец! Все мое искусство — даже мое — не в силах ей помочь.
На столике перед Дженис Лоуз стояли до половины отпитое мартини и три составленных одно на другое блюдечка, свидетельствовавшие о трех предшествующих порциях. Дженис присела, покончила с мартини и еще больше раскраснелась. Будь тут Елена, она бы много чего могла сказать. Но Дермота эта черта в ее дочери не интересовала. Он снова посмотрел на метра Соломона.
— Минутку! — вскричал он. — Эта так называемая «ошибка» не связана с… с табакеркой императора?
— Связана.
— То есть как она ее описывала, да?
— Именно.
Дермот бросил на стол свой портфель.
— Так-так! — произнес он с такой горечью и с таким сарказмом, что метр Соломон и Дженис даже вздрогнули. — Выходит, то самое показание, которое должно бы их убедить в ее невиновности, убедило их в ее виновности?
Адвокат повел слоновьими плечами.
— Я вас не понимаю.
— Мосье Горон, — сказал Дермот, — производит впечатление умного человека. Господи боже ты мой, так что же с ним случилось? — Он нахмурился. — Или это с ней что-то случилось?
— Она была явно в плохом состоянии, — согласился адвокат, — рассказывала как-то неубедительно, даже в тех местах, где, казалось бы, не к чему придраться.
— Понимаю. Значит, она не рассказала Горону все так, как рассказывала утром мне?
Метр Соломон опять пожал плечами.
— Чего не знаю, того не знаю. Это дедушка надвое сказал.
— Можно мне? — робко вмешалась Дженис. Она долго вертела в руках рюмку и наконец обратилась к Дермоту по-английски.
— Я ничего не понимаю. Я целый день таскаюсь вот за этим Аппием Клавдием [10], — она кивнула на метра Соломона, — а он только шумит и боится уронить свое достоинство. А мы все дико волнуемся. Мама, Тоби и дядя Бен сейчас в ратуше.
— О? Они там?
— Да. Пытаются увидеть Еву. Но ничего не получается. — Дженис запнулась. — Я так поняла, что у Тоби с Евой вчера вышло черт те что. Тоби вроде был не в себе — это с ним часто бывает — и наговорил Еве бог знает чего, а сегодня ужасно угрызается. Я никогда еще не видела, чтоб он так терзался.
Быстро глянув в зловеще помрачневшее лицо Дермота, она снова принялась вертеть ножку рюмки в совсем уж неверных пальцах.
— В последние дни, — продолжала она, — нам не очень-то сладко пришлось. Но, что бы вы ни думали, мы на стороне Евы. Когда мы узнали про ее арест, мы поразились не меньше вашего.
— Счастлив это слышать.
— Пожалуйста, не надо так. Вы… вы прямо как палач какой-то.
— Благодарю. Я надеюсь исполнить его функции.
Дженис подняла на него глаза:
— В отношении кого?
— Когда я последний раз говорил с Гороном, — сказал Дермот, не удостаивая ее ответом, — у него на руках были два отличных козыря. С них и надо было идти. Первый — допрос с пристрастием Иветы Латур, от которого он многого ждал. А второй — тот факт, что одно лицо, рассказывая о событиях той памятной ночи, допустило заведомую ложь. Так какого же дьявола он бросил оба козыря в мусорную корзинку и арестовал Еву? Нет, это уж не моего слабого ума дело.
— Спросите у него самого, — предложил адвокат. — Вон он к нам идет.
Аристид Горон, несмотря на озабоченный взор, любезный и щеголеватый, как обычно, поигрывая тросточкой, шествовал по направлению к ним походкой монарха.
— А! Добрый вечер, мой друг, — чуть-чуть виновато приветствовал он Дермота, — вы, я вижу, уже из Лондона.
— Да, и застаю тут прелестную ситуацию.
— Весьма сожалею, — вздохнул мосье Горон. — Но правосудие есть правосудие. Вы согласны? Позволительно ли далее спросить, для чего вам понадобилось так срочно лететь в Лондон?
— Для того, — ответил Дермот, — чтоб выяснить мотивы, какими руководствовался подлинный убийца сэра Мориса Лоуза.
— Пфу! — вырвалось у мосье Горона. Дермот повернулся к метру Соломону.
— Мне необходимо переговорить с префектом полиции. Мисс Лоуз, вы простите мою невежливость, если я попрошу вас оставить меня с этими господами?
Дженис поднялась с величайшим самообладанием.
— Мне исчезнуть или как?
— Ну что вы. Сейчас мосье Соломон вас догонит и проводит к вашим родственникам в ратушу.
Он обождал, пока Дженис, действительно рассердясь, или валяя дурака, покинула прелестный уголок, а затем обратился к адвокату.
— Вы могли бы, мой друг, передать кое-что Еве Нил?
— Постараюсь, во всяком случае, — пожал плечами метр Соломон.
— Хорошо. Так скажите ей, что я переговорю с мосье Гороном и надеюсь, что не далее как через два часа ее отпустят на свободу. А вместо нее я предлагаю передать в руки правосудия подлинного убийцу сэра Мориса Лоуза.
Все умолкли.
— Это все из-за коки с соком? — крикнул наконец мосье Горон, отчаянно взмахнув тросточкой. — Ну и ну! Прошу меня сюда не впутывать, слышите!
Адвокат тем временем откланялся. Он двинулся по фойе, словно галеон под тугими парусами. Они видели, как он остановился и что-то сказал Дженис. Он предложил ей руку, она ее отвергла, после чего они вместе покинули фойе и затерялись в толпе. Затем Дермот опустился на мягкую скамью и открыл портфель.
— А вы не присядете, мосье Горон?
— Нет, мосье, я не присяду, — грозно отвечал префект.
— Ну, перестаньте! Учитывая, что я могу вам предложить…
— Фу!
— Почему бы не расположиться поудобней? Может, нам чего-нибудь выпить?
— Ладно! — проворчал мосье Горон, несколько смягчаясь и усаживаясь на скамью рядом с Дермотом. — Разве что на минутку. И выпьем по рюмочке. Раз вы так настаиваете, мосье, я выпил бы коку с соком… то есть виски с содой.
Дермот заказал.
— Вы удивляете меня, — начал он с коварной обходительностью. — После столь поразительной операции, как арест мадам Нил, вы почему-то сидите здесь вместо того, чтобы припирать ее к стенке вопросами. Почему вы не в ратуше?
— У меня дела тут, в гостинице, — ответил мосье Горон, барабаня пальцами по столу.
— Дела?
— Да, — ответил мосье Горон, — мне позвонил доктор Буте и сказал, что мосье Этвуд пришел в себя и можно порасспросить его, разумеется, в разумных рамках…
Заметив довольное лицо Дермота, префект снова вскипел.
— Так вот что, — сказал Дермот, — мосье Этвуд скажет вам в точности то же, что собираюсь сказать я. Это и будет недостающим звеном в цепи доказательств. И если без всякого давления с моей стороны он подтвердит мои слова, вы согласны выслушать мои показания?
— Показания? Какие еще показания…?
— Минутку, — прервал его Дермот. — Зачем вам понадобился этот поворот на сто восемьдесят градусов и арест Евы Нил?
Мосье Горон ему рассказал.
Прихлебывая виски с содовой, префект во всех подробностях объяснил ему свои соображения. Хоть у мосье Горона был сейчас не очень-то веселый вид, Дермоту пришлось признать, что подозрения префекта и роковая убежденность следователя мосье Вотура не лишены некоторых оснований.
— Значит, — пробормотал Дермот, — она вам так и не сказала… Она не повторила вам того, что вырвалось у нее сегодня утром, когда она буквально умирала от усталости после бессонной ночи. Она не сказала вам ту единственно важную вещь, которая доказывает ее невиновность и виновность другого лица.
— Что именно?
— Слушайте! — сказал Дермот и щелкнул застежками портфеля.
Когда он начал говорить, стрелки замысловатых часов на стене показывали без пяти минут девять. В пять минут десятого мосье Горон начал беспокойно ерзать. Еще через десять минут уныло затихший префект умоляюще воздел руки к Дермоту.
— Мне опротивело это дело, — простонал он, — мне оно осатанело. Только-только что-то начинает проясняться и — бац! — все оказывается наоборот. И так без конца.
— Разве теперь наконец все не стало на свои места?
— На сей раз молчу! Я уже научен! Но в общем-то… да.
— Значит, ясно. Вам остается только задать этот единственный вопрос тому, кто все видел. Спросите у Неда Этвуда: было ли это так-то и так-то? И если он скажет «да» — готовьте свою «скрипку» к достойной встрече. А меня вы не можете обвинить, будто я его подучивал.
Мосье Горон встал, допивая последние глотки виски.
— Ну, пойдем навстречу собственной погибели, — пригласил он Дермота.
Дермот уже второй раз в тот день посетил номер 401. Но в первое свое посещение он и надеяться не смел, что ему вдруг улыбнется такая удача. Благоволение и насмешливая пагуба будто неустанно боролись за судьбу Евы Нил и то и дело подставляли друг другу ножку.
В спальне горела тусклая лампа. Нед Этвуд, правда, страшно бледный и с несколько затуманенным взглядом, был в полном сознании. Он пытался сесть и препирался с ночной сиделкой из английской больницы, здоровенной и веселой уроженкой западных графств, которая укладывала его обратно на подушки.
— Простите за беспокойство, — начал Дермот, — но…
— Слушайте, — сказал Нед, отхаркиваясь, откашливаясь и выглядывая из-за сиделкиной руки. — Вы доктор? Тогда ради бога уберите от меня эту фурию! Она хочет силком сделать мне укол.
— Ложитесь, — сердилась сиделка. — Вам нужен покой!
— Какой, к черту, покой, когда вы мне не говорите, что происходит? Не нужен мне этот ваш покой. Я обещаю, что буду вести себя хорошо; буду принимать все ваши паршивые лекарства без разбора; только имейте совесть и объясните мне, что происходит.
— Все в порядке, няня, — сказал Дермот в ответ на ее подозрительный взгляд.
— Можно спросить, кто вы такой, сэр? И зачем пришли?
— Я доктор Кинрос. Это мосье Горон, префект полиции, расследующий дело об убийстве сэра Мориса Лоуза.
Лицо Неда Этвуда постепенно прояснилось, как попавшее в фокус изображение; взгляд стал осмысленным. Дыша с трудом, он сел на постели и оперся руками на подушки. Он поглядел на свою пижаму, будто впервые ее увидел, и, мигая, стал обводить глазами комнату.
— Я поднимался в лифте, — объявил он, старательно выговаривая слова, — и вот вдруг я… — Он тронул себя за горло. — Сколько я так провалялся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27