Можно лишь догадываться, что вдохновляло его в большей степени – сама леди или ее приданое. Но он видел перед собой радужные перспективы. Его нашептывания подталкивали Баркли к самоубийству. Если бы семена сомнения проникли в душу Пеннингтона и он покончил собой, все сложилось бы, по мнению Долиша, наилучшим образом. Если бы самоубийства не произошло…
– То Блэкстоун не остановился бы перед убийством?
– Безусловно. Прибыв на сцену как раз к тому моменту, когда в сумерках раздался револьверный выстрел, Долиш обнаружил, что самоубийство не состоялось, и был вынужден менять весь план. Объяснение всех дальнейших событий можно увидеть в словах и поступках Долиша, после того как вы оказались лицом к лицу с Пеннингтоном Баркли, который только что попытался убить себя. Долиш знал, что произошло, – как показывают его вопросы, он догадывался о каждом поступке Баркли. Конечно, – рассудительно добавил доктор Фелл, – выслушивая показания свидетелей, я не мог быть уверен, что мои усиливающиеся подозрения в отношении Долиша непременно оправдаются. Мы нуждались в дополнительной информации, подтверждающей эти подозрения, и такая информация появилась позднее.
– Слушайте, Солон! – воскликнул Ник, вставая, чтобы привлечь к себе внимание. – Теперь вам уже незачем быть таким чертовски осторожным. Мы знаем, что дядя Пен выстрелил в себя. Попытка самоубийства обернулась для него серьезным потрясением и опаленным жакетом, который он повесил в шкаф, надев другой. Вскоре появились Блэкстоун, Гэррет и я. Дядя Пен поведал нам и остальным историю о призрачном визитере. Вы абсолютно правы: старый Долиш догадался о том, что натворил дядя Пен. Произошло нечто вроде словесной дуэли между ним, огрызающимся на дядю Пена, чтобы заставить его признаться в попытке самоубийства, и дядей Пеном, не поддавшимся на это. «Этим вечером, сказал Долиш, – вы были в таком угнетенном состоянии, что почти…» «Почти что?» – осведомился дядя Пен, и тогда Долиш спросил, не хочет ли он еще что-нибудь нам сообщить. – Ник склонился над столом. – Все это мы уже знаем. Но в библиотеке, кажется, произошло еще несколько значительных эпизодов. Забудьте об осторожности, Солон, и Расскажите о них.
– Ну, – отозвался доктор Фелл, – как вы должны помнить, один важный инцидент произошел незадолго до того, как Долиш произнес упомянутые вами слова. Вы подвергли сомнению рассказ вашего дяди, продемонстрировав, что левое окно закрыто и заперто изнутри. Это запечатлелось в вашей памяти?
– Конечно! Ну и что?
– Ваш дядя был сильно расстроен. Разгневанный и униженный, он поспешил к левому окну и открыл его. Напоминаю, что ранее он надел пару резиновых перчаток. Как мистер Баркли сказал вам, он приобрел эти перчатки для экспериментов с отпечатками пальцев. Ему уже удалось взять несколько отпечатков, хотя в этом не было никакой необходимости. Пеннингтон Баркли заявил, что пытается установить личность «призрака». Как вам должно быть ясно, тесты на отпечатки пальцев служили всего лишь дымовой завесой. Так как мистер Баркли и был упомянутым «призраком», он проводил эти тесты с единственной целью отвлечь внимание от себя. Но у него были карточки с отпечатками и резиновые перчатки, которые он надел в вашем присутствии. Впоследствии состоялся диспут о том, были на нем эти перчатки или нет, когда он подбежал к левому окну и открыл его.
– Ну? – осведомился Ник.
– Ваш дядя абсолютно искренне не мог этого вспомнить. Но я могу дать вам ответ. Несмотря на ваше впечатление, сэр, перчатки все еще были на нем, когда он открывал окно, и я готов это доказать. Одну минуту!
Доктор Фелл начал сосредоточенно рыться во внутреннем кармане пиджака. Среди множества бумаг он наконец нашел нужный ему лист, который положил на стол.
– Вот ваши показания, сэр. Вы дали их при свидетелях Эллиоту и мне. Эллиот записал их слово в слово, а я не без труда скопировал. Вот что вы ответили Эллиоту насчет перчаток. «У меня создалось впечатление, что он стянул их и держал в левой руке, прежде чем подошел к окну и открыл его. Но это всего лишь впечатление. Я не могу в этом поклясться». Вы сказали, что так же ответили вашему дяде. Эндерсон и Долиш заявили, что они ничего не помнят о перчатках, – Эндерсон, потому что он был честен, а Долиш, потому что не знал, какой ответ пойдет ему на пользу. Но вы подтверждаете ваши показания?
– Да, – кивнул Ник. – Ну и что?
Доктор Фелл вернул бумагу в карман.
– В начале второго ночи, – продолжал он, – вы присутствовали в библиотеке, когда Эллиот и я обсуждали результаты опроса свидетелей. На средней раме с обеих сторон от шпингалета в пыли остались четкие отпечатки всех пальцев правой и левой рук Пеннингтона Баркли – большие пальцы снизу, остальные сверху. Тогда вы повторили ваше заявление, сказав, что ваш дядя, должно быть, оставил отпечатки, поднимая окно. Но этого не могло быть!
– Почему?
– Попробуйте поднять такую раму, держа в левой руке пару резиновых перчаток. При этом вы сможете оставить четкие отпечатки пальцев. Но вы не сможете этого сделать, не оставив в пыли широких пятен от перчаток. Однако Эллиот утверждал, что на окне не было таких пятен. Только в отдалении от четких отпечатков имелись небольшие пятна, где раму трогали руками в перчатках. Смысл этого стал мне очевиден. Когда ваш дядя открывал это окно, ударив по шпингалету кулаком или ребром ладони и подняв раму, на нем все еще были перчатки.
– Как же так, Солон? – почти взвыл Ник. – Ведь отпечатки дяди Пена были на окне! Вы имеете в виду, что это старые отпечатки?
– Они могли быть старыми, – ответил доктор Фелл, – но не были таковыми.
– Тогда как же они там оказались?
– Вы можете увидеть это в любой момент.
Кроме них, в баре присутствовало еще несколько посетителей, собравшихся здесь в воскресный вечер. Необходимость вести разговор на пониженных тонах угнетала не только Ника и доктора Фелла, но даже Фей Уордор.
– Прошу вас! – взмолилась она, беспокойно двигая стакан взад-вперед по столу. – Меня не было там, когда вы спорили об отпечатках пальцев и прочих вещах. Но ведь это не имеет особого значения, верно? Важен план убийства и тот, кто его замыслил – Эндрю Долиш, которого Дейдри считала непогрешимым! Что творилось у него в голове в то время, когда все это происходило?
– Хорошо подмечено! – Доктор Фелл снова сел. – О чем он думал? Что он делал? Как напрягался его мозг в стремлении найти способ добиться своего? Неужели все его замыслы обернутся ничем и Пеннингтон Баркли останется в живых? Нет, клянусь громом! Долиш все еще считал себя непогрешимым. И судьба не замедлила предоставить ему очередной шанс.
Что произошло дальше? Из гардеробной в библиотеку ворвалась Эстелл Баркли, возбужденно говоря о пачке бумаг, которую она обнаружила в кабинете отца и оставила в гардеробной. Эстелл в самом деле нашла эти бумаги в потайном отделении отцовского письменного стола. Поскольку мы будем хранить это в секрете, могу добавить, что одной бумаги она там не находила кодицила к завещанию старика, согласно которому ей завещались десять тысяч фунтов. Эстелл сама подделала этот кодицил и подложила его к остальным документам, не имеющим никакой ценности. Я верю ее клятве, что она сделала это не ради денег, а с целью доказать всем, что «дорогой отец» не забыл ее.
После этого Эстелл прибегла к своей обычной тактике – стала придираться к брату и семейному адвокату. Веря в абсолютную честность Долиша, она вынудила его взять с собой бумаги и просмотреть их. Открытие кодицила должно было доказать, что ее дочерняя преданность вознаграждена по заслугам.
Но у Эндрю Долиша были совсем другие планы. Он искал пути достижения собственных целей. Помня, что фортуна благоволит к смелым, он решил действовать дерзко, чтобы не сказать нагло, ибо ему представилась для этого прекрасная возможность.
– Погодите, Аристотель! – воскликнул Ник. – Вы так быстро наполняете тарелку, что я не успеваю все прожевать. Прекрасная возможность для чего?
– Неужели вы не понимаете? – изумился доктор Фелл. – Долиш согласился взять бумаги из гардеробной, но они были ему не нужны. Он направился в гардеробную и закрыл дверь перед носом Эстелл, когда она попыталась войти следом. Адвокат хотел унести из гардеробной в своем портфеле что-то другое то, что могло открыть путь к успеху. Ну, что это было?
– По-моему, я знаю, – неуверенно отозвался Гэррет. – Он хотел взять один из двух жакетов, висевших в шкафу.
– Попали в самое яблочко! – одобрил доктор Фелл. – Долиш знал все привычки своей жертвы, в том числе и эту. В шкафу висели два жакета, очень похожие на тот, который тогда был на Баркли. Один из них был опален порохом после того, как Баркли выстрелил в себя холостым патроном, другой был целым и невредимым. Долиш должен был забрать последний.
Итак, Долиш вошел в гардеробную. Пачку бумаг, которые тогда были ему не нужны, он спрятал под кушетку, чтобы они не попались никому на глаза. Вот почему я потом заглядывал под кушетку, но к полуночи бумаги уже убрали оттуда. После этого он запихнул неповрежденный жакет в свой портфель.
На ваших глазах Долиш дерзко вышел из гардеробной, застегивая портфель. Вы видели пачку бумаг, которую он якобы забрал с собой? Разумеется, нет! Чтобы сбить вас с толку, Долиш взял только одну бумагу – оплаченный счет – и засунул его под клапан портфеля так, чтобы он торчал наружу. Эстелл схватила счет, но адвокат велел ей вернуть его. Вы были почти готовы поклясться, что видели все бумаги, а он удалился с тем, что ему требовалось, – неповрежденным жакетом из шкафа.
– Но за каким чертом ему понадобилось красть неповрежденный жакет? – не выдержал Ник.
– Потому что теперь в шкафу оставался только жакет, опаленный порохом. Предположим, будущую жертву удалось бы каким-то образом заставить снова переодеть жакет? Баркли считал, что в шкафу висят два жакета, но в действительности там оставался лишь один. Если бы он снова надел обожженный жакет, путь к убийству стал бы легким. На письменном столе лежал заряженный револьвер – воспользовавшись суетой, адвокат мог украсть его в любой момент. В случае необходимости стрелять можно было бы издалека – если бы пуля попала Пеннингтону Баркли в сердце, следы пороха на пиджаке указывали бы, что рана нанесена самоубийцей, приставившим дуло вплотную к груди.
Вы спросите, каким образом Долиш мог заставить Пеннингтона надеть обожженный жакет? Думаю, в тот момент он еще сам не был уверен, что это ему удастся. Эстелл пыталась поскорее спровадить его домой, но он не уходил его изощренный ум все еще изыскивал способы. Тем временем возникло еще одно из непредвиденных обстоятельств, которые так нас смущали. Появился доктор Эдуард Фортескью и подтвердил историю Баркли о визитере в маске.
«Не оставайтесь слишком долго среди людей, живущих в этом доме, предупредил Баркли позднее. – Большинство из них погрязло во лжи и глупости». Он говорил правду – каждый из находившихся здесь, виновный и невиновный, имел свой маленький секрет. Но каждый говорил и действовал согласно своему характеру. Помните это и не судите Эдуарда Фортескью слишком строго.
– Значит, Фортескью лгал? – спросил Ник.
– Конечно лгал, но не забывайте о моем предупреждении. Доктор Фортескью неплохой человек – его даже нельзя назвать особенно нечестным. Вы видели и слышали его, так что в состоянии оценить его характер. Даже при нашей системе «государства всеобщего благосостояния», к которой я, признаюсь, не испытываю большой симпатии, никакой закон не может принудить врача заниматься практикой. А Фортескью любит легкую жизнь, как он сам может вам подтвердить. Занимаемое им здесь положение не обремененного обязанностями медика, живущего при больном, его вполне устраивает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– То Блэкстоун не остановился бы перед убийством?
– Безусловно. Прибыв на сцену как раз к тому моменту, когда в сумерках раздался револьверный выстрел, Долиш обнаружил, что самоубийство не состоялось, и был вынужден менять весь план. Объяснение всех дальнейших событий можно увидеть в словах и поступках Долиша, после того как вы оказались лицом к лицу с Пеннингтоном Баркли, который только что попытался убить себя. Долиш знал, что произошло, – как показывают его вопросы, он догадывался о каждом поступке Баркли. Конечно, – рассудительно добавил доктор Фелл, – выслушивая показания свидетелей, я не мог быть уверен, что мои усиливающиеся подозрения в отношении Долиша непременно оправдаются. Мы нуждались в дополнительной информации, подтверждающей эти подозрения, и такая информация появилась позднее.
– Слушайте, Солон! – воскликнул Ник, вставая, чтобы привлечь к себе внимание. – Теперь вам уже незачем быть таким чертовски осторожным. Мы знаем, что дядя Пен выстрелил в себя. Попытка самоубийства обернулась для него серьезным потрясением и опаленным жакетом, который он повесил в шкаф, надев другой. Вскоре появились Блэкстоун, Гэррет и я. Дядя Пен поведал нам и остальным историю о призрачном визитере. Вы абсолютно правы: старый Долиш догадался о том, что натворил дядя Пен. Произошло нечто вроде словесной дуэли между ним, огрызающимся на дядю Пена, чтобы заставить его признаться в попытке самоубийства, и дядей Пеном, не поддавшимся на это. «Этим вечером, сказал Долиш, – вы были в таком угнетенном состоянии, что почти…» «Почти что?» – осведомился дядя Пен, и тогда Долиш спросил, не хочет ли он еще что-нибудь нам сообщить. – Ник склонился над столом. – Все это мы уже знаем. Но в библиотеке, кажется, произошло еще несколько значительных эпизодов. Забудьте об осторожности, Солон, и Расскажите о них.
– Ну, – отозвался доктор Фелл, – как вы должны помнить, один важный инцидент произошел незадолго до того, как Долиш произнес упомянутые вами слова. Вы подвергли сомнению рассказ вашего дяди, продемонстрировав, что левое окно закрыто и заперто изнутри. Это запечатлелось в вашей памяти?
– Конечно! Ну и что?
– Ваш дядя был сильно расстроен. Разгневанный и униженный, он поспешил к левому окну и открыл его. Напоминаю, что ранее он надел пару резиновых перчаток. Как мистер Баркли сказал вам, он приобрел эти перчатки для экспериментов с отпечатками пальцев. Ему уже удалось взять несколько отпечатков, хотя в этом не было никакой необходимости. Пеннингтон Баркли заявил, что пытается установить личность «призрака». Как вам должно быть ясно, тесты на отпечатки пальцев служили всего лишь дымовой завесой. Так как мистер Баркли и был упомянутым «призраком», он проводил эти тесты с единственной целью отвлечь внимание от себя. Но у него были карточки с отпечатками и резиновые перчатки, которые он надел в вашем присутствии. Впоследствии состоялся диспут о том, были на нем эти перчатки или нет, когда он подбежал к левому окну и открыл его.
– Ну? – осведомился Ник.
– Ваш дядя абсолютно искренне не мог этого вспомнить. Но я могу дать вам ответ. Несмотря на ваше впечатление, сэр, перчатки все еще были на нем, когда он открывал окно, и я готов это доказать. Одну минуту!
Доктор Фелл начал сосредоточенно рыться во внутреннем кармане пиджака. Среди множества бумаг он наконец нашел нужный ему лист, который положил на стол.
– Вот ваши показания, сэр. Вы дали их при свидетелях Эллиоту и мне. Эллиот записал их слово в слово, а я не без труда скопировал. Вот что вы ответили Эллиоту насчет перчаток. «У меня создалось впечатление, что он стянул их и держал в левой руке, прежде чем подошел к окну и открыл его. Но это всего лишь впечатление. Я не могу в этом поклясться». Вы сказали, что так же ответили вашему дяде. Эндерсон и Долиш заявили, что они ничего не помнят о перчатках, – Эндерсон, потому что он был честен, а Долиш, потому что не знал, какой ответ пойдет ему на пользу. Но вы подтверждаете ваши показания?
– Да, – кивнул Ник. – Ну и что?
Доктор Фелл вернул бумагу в карман.
– В начале второго ночи, – продолжал он, – вы присутствовали в библиотеке, когда Эллиот и я обсуждали результаты опроса свидетелей. На средней раме с обеих сторон от шпингалета в пыли остались четкие отпечатки всех пальцев правой и левой рук Пеннингтона Баркли – большие пальцы снизу, остальные сверху. Тогда вы повторили ваше заявление, сказав, что ваш дядя, должно быть, оставил отпечатки, поднимая окно. Но этого не могло быть!
– Почему?
– Попробуйте поднять такую раму, держа в левой руке пару резиновых перчаток. При этом вы сможете оставить четкие отпечатки пальцев. Но вы не сможете этого сделать, не оставив в пыли широких пятен от перчаток. Однако Эллиот утверждал, что на окне не было таких пятен. Только в отдалении от четких отпечатков имелись небольшие пятна, где раму трогали руками в перчатках. Смысл этого стал мне очевиден. Когда ваш дядя открывал это окно, ударив по шпингалету кулаком или ребром ладони и подняв раму, на нем все еще были перчатки.
– Как же так, Солон? – почти взвыл Ник. – Ведь отпечатки дяди Пена были на окне! Вы имеете в виду, что это старые отпечатки?
– Они могли быть старыми, – ответил доктор Фелл, – но не были таковыми.
– Тогда как же они там оказались?
– Вы можете увидеть это в любой момент.
Кроме них, в баре присутствовало еще несколько посетителей, собравшихся здесь в воскресный вечер. Необходимость вести разговор на пониженных тонах угнетала не только Ника и доктора Фелла, но даже Фей Уордор.
– Прошу вас! – взмолилась она, беспокойно двигая стакан взад-вперед по столу. – Меня не было там, когда вы спорили об отпечатках пальцев и прочих вещах. Но ведь это не имеет особого значения, верно? Важен план убийства и тот, кто его замыслил – Эндрю Долиш, которого Дейдри считала непогрешимым! Что творилось у него в голове в то время, когда все это происходило?
– Хорошо подмечено! – Доктор Фелл снова сел. – О чем он думал? Что он делал? Как напрягался его мозг в стремлении найти способ добиться своего? Неужели все его замыслы обернутся ничем и Пеннингтон Баркли останется в живых? Нет, клянусь громом! Долиш все еще считал себя непогрешимым. И судьба не замедлила предоставить ему очередной шанс.
Что произошло дальше? Из гардеробной в библиотеку ворвалась Эстелл Баркли, возбужденно говоря о пачке бумаг, которую она обнаружила в кабинете отца и оставила в гардеробной. Эстелл в самом деле нашла эти бумаги в потайном отделении отцовского письменного стола. Поскольку мы будем хранить это в секрете, могу добавить, что одной бумаги она там не находила кодицила к завещанию старика, согласно которому ей завещались десять тысяч фунтов. Эстелл сама подделала этот кодицил и подложила его к остальным документам, не имеющим никакой ценности. Я верю ее клятве, что она сделала это не ради денег, а с целью доказать всем, что «дорогой отец» не забыл ее.
После этого Эстелл прибегла к своей обычной тактике – стала придираться к брату и семейному адвокату. Веря в абсолютную честность Долиша, она вынудила его взять с собой бумаги и просмотреть их. Открытие кодицила должно было доказать, что ее дочерняя преданность вознаграждена по заслугам.
Но у Эндрю Долиша были совсем другие планы. Он искал пути достижения собственных целей. Помня, что фортуна благоволит к смелым, он решил действовать дерзко, чтобы не сказать нагло, ибо ему представилась для этого прекрасная возможность.
– Погодите, Аристотель! – воскликнул Ник. – Вы так быстро наполняете тарелку, что я не успеваю все прожевать. Прекрасная возможность для чего?
– Неужели вы не понимаете? – изумился доктор Фелл. – Долиш согласился взять бумаги из гардеробной, но они были ему не нужны. Он направился в гардеробную и закрыл дверь перед носом Эстелл, когда она попыталась войти следом. Адвокат хотел унести из гардеробной в своем портфеле что-то другое то, что могло открыть путь к успеху. Ну, что это было?
– По-моему, я знаю, – неуверенно отозвался Гэррет. – Он хотел взять один из двух жакетов, висевших в шкафу.
– Попали в самое яблочко! – одобрил доктор Фелл. – Долиш знал все привычки своей жертвы, в том числе и эту. В шкафу висели два жакета, очень похожие на тот, который тогда был на Баркли. Один из них был опален порохом после того, как Баркли выстрелил в себя холостым патроном, другой был целым и невредимым. Долиш должен был забрать последний.
Итак, Долиш вошел в гардеробную. Пачку бумаг, которые тогда были ему не нужны, он спрятал под кушетку, чтобы они не попались никому на глаза. Вот почему я потом заглядывал под кушетку, но к полуночи бумаги уже убрали оттуда. После этого он запихнул неповрежденный жакет в свой портфель.
На ваших глазах Долиш дерзко вышел из гардеробной, застегивая портфель. Вы видели пачку бумаг, которую он якобы забрал с собой? Разумеется, нет! Чтобы сбить вас с толку, Долиш взял только одну бумагу – оплаченный счет – и засунул его под клапан портфеля так, чтобы он торчал наружу. Эстелл схватила счет, но адвокат велел ей вернуть его. Вы были почти готовы поклясться, что видели все бумаги, а он удалился с тем, что ему требовалось, – неповрежденным жакетом из шкафа.
– Но за каким чертом ему понадобилось красть неповрежденный жакет? – не выдержал Ник.
– Потому что теперь в шкафу оставался только жакет, опаленный порохом. Предположим, будущую жертву удалось бы каким-то образом заставить снова переодеть жакет? Баркли считал, что в шкафу висят два жакета, но в действительности там оставался лишь один. Если бы он снова надел обожженный жакет, путь к убийству стал бы легким. На письменном столе лежал заряженный револьвер – воспользовавшись суетой, адвокат мог украсть его в любой момент. В случае необходимости стрелять можно было бы издалека – если бы пуля попала Пеннингтону Баркли в сердце, следы пороха на пиджаке указывали бы, что рана нанесена самоубийцей, приставившим дуло вплотную к груди.
Вы спросите, каким образом Долиш мог заставить Пеннингтона надеть обожженный жакет? Думаю, в тот момент он еще сам не был уверен, что это ему удастся. Эстелл пыталась поскорее спровадить его домой, но он не уходил его изощренный ум все еще изыскивал способы. Тем временем возникло еще одно из непредвиденных обстоятельств, которые так нас смущали. Появился доктор Эдуард Фортескью и подтвердил историю Баркли о визитере в маске.
«Не оставайтесь слишком долго среди людей, живущих в этом доме, предупредил Баркли позднее. – Большинство из них погрязло во лжи и глупости». Он говорил правду – каждый из находившихся здесь, виновный и невиновный, имел свой маленький секрет. Но каждый говорил и действовал согласно своему характеру. Помните это и не судите Эдуарда Фортескью слишком строго.
– Значит, Фортескью лгал? – спросил Ник.
– Конечно лгал, но не забывайте о моем предупреждении. Доктор Фортескью неплохой человек – его даже нельзя назвать особенно нечестным. Вы видели и слышали его, так что в состоянии оценить его характер. Даже при нашей системе «государства всеобщего благосостояния», к которой я, признаюсь, не испытываю большой симпатии, никакой закон не может принудить врача заниматься практикой. А Фортескью любит легкую жизнь, как он сам может вам подтвердить. Занимаемое им здесь положение не обремененного обязанностями медика, живущего при больном, его вполне устраивает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34