– Да. Она просто воспользовалась копией канадского свидетельства о рождении, заявив, что никогда не была замужем. Но письменная рекомендация профессионала, несомненно, была подлинной на случай проверки.
– И кто же дал ей рекомендацию? Это было труднее всего.
– Теперь, дорогая моя, подозревают, что я.
Обе девушки уставились на меня.
– Уилли Джонсон не единственный, кому грозит то, что вы называете каталажкой. Я следующий кандидат.
– Вы смеетесь, доктор Люк! – воскликнула Молли. – Я не верю ни одному вашему слову.
– Это не смех, а то, что писатели именуют кривой улыбкой. Если до ночи не случится чудо, завтра утром на дознании разразится жуткий скандал, и я хотел предупредить вас заранее.
– Скандал? Из-за чего?
– Сэр Генри и я утверждаем, что этих двоих убили, когда они собирались бежать. Но у нас на руках нет ни единой карты, а у Крафта полно козырей. Он считает, что они передумали бежать, подкрепляя это неопровержимым фактом, что они не взяли бриллианты, которые могли обратить в деньги, и заявляет, что это самоубийство. Ему также кажется, что я украл оружие и избавился от их автомобиля, дабы удалить то, что он романтически именует печатью самоубийства.
Молли выпрямилась.
– Но ведь вы не делали этого, доктор Люк? Или делали?
– И ты туда же, Молли. Конечно нет. – И я кратко перечислил им факты.
– Слушайте, – сказала Белл, зажигая очередную сигарету. – А ваш Крафт не заявляет, что это вы едва не утопили меня в зыбучем песке в воскресенье вечером?
– Увы, да.
– В жизни не слышала такой чепухи! – воскликнула наша «карманная Венера». – Тот тип так рыдал, что едва глаза не выплакал! Я слышала его!
– К сожалению, миссис Салливан, в моем возрасте не всегда удается контролировать эмоции. Когда меня сегодня обвинили, я так обезумел, что на моих глазах выступили слезы.
Белл выпятила подбородок.
– Пусть только меня пустят на это… свидетельское место, – сказала она, приписывая упомянутому месту отнюдь не присущие ему похотливые свойства. – Я скажу им пару слов, от которых у них волосы встанут дыбом!
– Этого я и боюсь, дорогая моя. Хочу вас предупредить: следите за своим языком в присутствии коронера. Он шотландский пресвитерианин и друг отца Молли, и вы должны выглядеть убитой горем вдовой. Не создавайте себе дополнительных неприятностей.
Лицо Молли покраснело.
– Но что вы собираетесь делать, доктор Люк?
– Говорить правду. Если им это не понравится, миссис Салливан, вероятно, пошлет их по соответствующему адресу.
– Доктор Люк, вы не должны этого делать! Вас арестуют за лжесвидетельство! В конце концов, какое это имеет значение? Почему бы вам не сказать то, что хочет от вас суперинтендент Крафт? Ты согласна, Белл?
– Я не возражаю против лжи, – усмехнулась Белл. – Я могу врать без умолку и бровью не повести. Но меня бесит, что такой славный старикан, как доктор Кроксли, будет рассказывать, как он оставил девушку тонуть в зыбучем песке и пальцем не пошевелил, чтобы спасти ее.
Как я указывал ранее, Молли унаследовала изрядную долю отцовского здравомыслия.
– Разве ты не понимаешь? – настаивала она. – Доктору Люку незачем признаваться, что он утопил автомобиль. Это было бы скверно, так как машина была дорогая – по крайней мере, так я слышала – и ему пришлось бы возместить ее стоимость. Полиция не может доказать, что доктор это сделал, но они в состоянии доказать, что только он мог забрать оружие. Пусть он в этом признается – тогда жюри вынесет вердикт о двойном самоубийстве, и Крафт будет удовлетворен.
– Верно, – согласилась Белл и задумалась, попыхивая сигаретой. – Слушайте! У меня идея!
– Ну?
– Предположим, я скажу, что видела типа, который утопил тачку, и что это не был доктор Кроксли?
– Тогда тебя спросят, кто это был.
– А я отвечу, что какой-то коротышка в шляпе-котелке или с бакенбардами. Ничего определенного, но будет очевидно, что это не он. Ведь я убитая горем вдова, и они должны мне поверить.
Молли задумчиво кивнула:
– Пожалуй, это может сработать.
Хотя рискованно делать обобщения, но я далеко не впервые заметил полную неспособность любой женщины говорить правду, когда это становится неудобным. Дурных намерений тут нет – для женского пола это просто не имеет значения. Правда относительна, и бывает, что ее измеряют согласно собственным эмоциональным нуждам, подобно Адольфу Гитлеру.
– Я ценю ваши намерения, девушки, но это не пойдет.
– Почему? – спросила Белл.
– Рита Уэйнрайт была убита – преднамеренно и жестоко. Я собираюсь найти и наказать того, кто сделал это, даже если мне придется провести остаток жизни в… в…
– В каталажке?
– Вот именно. Разве вы не чувствуете то же самое по поводу вашего мужа?
Это застигло ее врасплох.
– Конечно, я хочу, чтобы убийцу поймали. Но мой муж оказался дешевым обманщиком!.. – В глазах Белл блеснули слезы гнева. – Впрочем, и его бабенка не лучше. Не понимаю, чего вы так из-за нее переживаете.
– Думаю, доктор Люк, вы поступаете не слишком благоразумно, – настаивала Молли. – Ведь мы не просим вас совершить что-то бесчестное. Почему бы вам не посоветоваться с моим отцом? Он как раз идет по дорожке.
Я был так расстроен, что даже не обернулся.
Стивен Грейндж, выглядевший, как всегда, безукоризненно в своем двубортном костюме – модном, но не бросающемся в глаза, – подошел к нам, галантно прикоснулся к шляпе, приветствуя Белл, которая тут же стала почти застенчивой, и дружелюбно обратился к Молли:
– Боюсь, дорогая, ты простудишься, сидя здесь в сумерках. Кроме того, ты нужна твоей матери. Не лучше ли тебе пойти к ней?
– Но ты должен поговорить с доктором Люком!
– Поговорить с доктором Люком? О чем?
– Он хочет заявить на дознании, что Риту Уэйнрайт убили, но ему не поверят. Что это меняет, даже если это правда?
– Мы должны всегда говорить правду, Молли, – серьезно упрекнул дочь Стив. – Следование правде – единственно надежная, разумная, консервативная политика. Разве я не говорил тебе этого?
– Ну…
– Говорил или нет?
– Ты постоянно об этом напоминаешь.
Стив резко взглянул на нее, но не стал развивать тему. Пригладив усы, он обратился ко мне:
– Но мы всегда должны быть уверены, что знаем правду. Что у вас на уме, доктор Люк?
– Стив, – сказал я, от напряжения сжав кулаки и глядя на костяшки пальцев, которые словно увеличились в размере, – поскольку завтра у меня могут возникнуть серьезные неприятности с властями, я хочу собрать всю возможную информацию.
– Что за чепуха насчет неприятностей с властями?
– Это длинная история. Молли вам объяснит. А пока что, как я сказал, мне нужны любые источники информации о Рите Уэйнрайт. Вы сообщите мне то, что я очень хочу знать?
– Безусловно, если я при этом не обману чье-то доверие.
Молли снова села, и Стив, несмотря на страх перед сырым воздухом, опустился на соседний стул. Он сидел, напрягшись, в ожидании вопроса. Я продолжал смотреть на свои руки с массивными пальцами, отчаянно ища ключ, который отопрет нужную дверь до утра.
– Ну, – заговорил я, расправив плечи, – можете вы сообщить мне причину вашей ссоры с Ритой? Я имею в виду, когда она просила вас сделать нечто неэтичное?
Глава 17
Стив засмеялся. Его смех приятно разбавил вечернюю тишину, внес нотку уюта.
– Люк, старина, вы же не думаете, что это имеет отношение к делу?
– Нет. Но, к примеру, не просила ли она вас написать ей рекомендацию для получения паспорта?
Стив выглядел удивленным, насколько это было возможно.
– Безусловно, нет. Кроме того, что тут неэтичного?
– Я имею в виду, на ее девичье имя мисс Маргарита Дюлейн.
– Но этого не могло быть, доктор Люк! – запротестовала Молли. – Разве вы не помните? Рита поссорилась с отцом до того, как познакомилась с Барри Салливаном. Я помню это, так как в тот день объявили о начале войны. Барри и я встретили вас и Уэйнрайтов возле вашей калитки, и я колебалась, прежде чем представить им Барри, так как знала о какой-то ссоре. Так давно Рита не могла нуждаться в фальшивом паспорте.
Все-таки я тупица! Конечно, это была правда, и я писал об этом в своем повествовании. Мое объяснение вначале позабавило Стива, но потом он снова стал серьезным. В саду становилось все темнее.
– Я категорически возражаю, – заявил Стив, подчеркивая каждое слово, – чтобы мой старый друг давал подобные показания. Помните: я еще вчера предупреждал вас об этом.
– Черт возьми, Стив, неужели никто не хочет, чтобы бедной Рите воздали должное?
Стив постучал пальцем по левой ладони:
– Если то, что вы утверждаете, правда – повторяю, если, – то я считаю, что эта женщина уже получила по заслугам. Она изменила своему мужу и собиралась его бросить. Она подорвала устои домашнего очага и семейной жизни, поэтому заслужила наказание, которое уготовило ей Провидение. Запомни это, Молли.
– Стив, мы оба достаточно стары, чтобы прекратить болтать вздор даже ради наших детей. Человеческую натуру не изменишь проповедями, иначе духовенство справилось бы с этим десять веков тому назад.
– Факт в том, – ответил он, – что она пыталась избежать ответственности и разрушила добропорядочную семью. Даже Джонсон признает…
– Кстати, что там с Джонсоном? – вмешалась Молли.
Хотя Стив казался раздосадованным тем, что его прервали, он не стал упрекать дочь.
– Джонсон протрезвел и раскаивается. Он говорит, что все всем прощает. – Стив фыркнул, очевидно не прощая Джонсону ничего. – Он даже прощает профессору Уэйнрайту газонокосилку, которую тот, по его словам, украл у него. Завтра утром его выпустят, оштрафовав на десять шиллингов. Больше я ничем не могу ему помочь.
– Бог с ним, с Джонсоном. Можете ли вы теперь честно утверждать, что это было самоубийство по сговору?
– Важно то, дружище, – ответил Стив. – что можно доказать. А полиция может доказать, что это самоубийство. Таким образом, юридически…
– К черту юридический аспект!
– О нет. Никогда так не говорите – это глупо. Факт в том, что эти двое не взяли бриллианты. Следовательно, они не намеревались бежать.
– А как же чемодан, найденный рыбаками и содержащий женскую одежду?
– Где доказательства, что одежда принадлежала Рите? – возразил Стив. – Если их нет, значит, она могла принадлежать кому угодно. И скажу вам еще кое-что. – Он пытался обследовать в сумерках свои ногти. – Если Рита собиралась бежать, чтобы начать новую жизнь, она бы не стала брать с собой одежду с метками «Р. У.» или любыми другими метками, а обзавелась бы новой, которую невозможно опознать. Поэтому я почти уверен, что никогда не удастся доказать, будто это ее одежда.
Я стиснул голову руками.
– Я говорю «Рита», – добавил Стив, – но, конечно, имею в виду «миссис Уэйнрайт».
– Однако вам не хочется рассказать мне, почему вы поссорились?
Стив колебался.
– Ну, в общем, я не возражаю. Она просила меня продать для нее бриллианты. Я отказался, и у нас вышел конфликт.
– А почему вы отказались?
– Во-первых, я не комиссионер. Во-вторых, подаренные мужем бриллианты, согласно юридической этике, считаются общей собственностью супругов, как объединенный банковский счет. Я сказал, что могу попытаться осуществить продажу, если получу указания профессора Уэйнрайта. К сожалению, она вышла из себя и запретила мне даже намекать ему об этом. Слово за слово, и… – Стив пожал плечами.
– Но это было до того, как она встретила Салливана?
– Задолго до того. Полагаю, мистер Уэйнрайт слегка урезал ей содержание из-за стесненных обстоятельств. – Словно подведя итог, Стив хлопнул себя по колену, встал и повернулся к Молли: – Нам пора идти, молодая леди. Хочу только предупредить вас, Люк: никаких опрометчивых заявлений на завтрашнем дознании.
Мы зашагали по дорожке между высокими голубыми дельфиниумами, с камнями по обеим сторонам, выкрашенными в белый цвет, так что их можно было видеть даже при затемнении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27