Их сфотографировали.
Подойдя к первой группе гостей, они познакомились с людьми, которых наверняка больше никогда в жизни не увидят. Всех пригласили к столу, гости проследовали в зал приемов, где пятнадцать столов, каждый на десять персон, были сервированы большим количеством фарфора, серебра и хрусталя, чем кто-либо когда-либо видел разом. Все места были расписаны, никто не оказался рядом со своим спутником или спутницей. Клей проводил Ридли до предназначенного ей места, отодвинул стул, помог сесть, чмокнул в щеку и сказал:
– Желаю удачи.
Она ответила ему профессиональной улыбкой манекенщицы – сияющей и искренней, но Клей понимал, что в этот момент она чувствовала себя всего лишь испуганной маленькой грузинской девочкой. Не успел он отойти и на десять футов, как двое мужчин уже склонили головы, желая представиться и поцеловать ей руку.
Так начался вечер, оказавшийся для Клея очень долгим. Справа от него сидела светская львица с Манхэттена, сморщенная старуха с лиловым, как чернослив, лицом, которая, видимо, так долго морила себя голодом, что стала похожа на мумию. Будучи глухой, она орала во все горло. Соседкой слева оказалась дочь торгового магната со Среднего Запада, с которым президент когда-то учился в колледже. Клей обратил внимание на нее и минут пять изо всех сил старался завязать беседу, пока не понял, что девушка глупа как пробка.
Время остановилось.
Он сидел к Ридли спиной и не видел, как справляется она.
Президент сказал несколько слов, после чего подали ужин. Оперный певец, сидевший напротив Клея, быстро опьянел и стал сыпать скабрезными шутками. Будучи, видимо, жителем гор, говорил он громко и не был стеснен никакими условностями относительно того, что можно, а чего нельзя себе позволить в смешанном обществе, тем более в Белом доме.
Через три часа после начала ужина Клей встал и вежливо попрощался со своими новыми знакомыми. В конце Восточного зала уже собрался оркестр. Клей схватил Ридли под руку и увлек туда, где играла музыка. Незадолго до полуночи, когда на площадке оставалось всего несколько десятков пар, президент и первая леди на один или два танца присоединились к этим самым выносливым танцорам. Президент, казалось, был искренне рад лично познакомиться с мистером Клеем Картером.
– Слежу за вашими успехами по прессе. Отличная работа, – сказал он.
– Благодарю вас, господин президент.
– А кто эта очаровашка?
– Подруга, – ответил Клей, отметив про себя: интересно, что сказали бы феминистки, если бы узнали, что президент позволил себе подобное словцо?
– Можно мне с ней потанцевать?
– Разумеется, господин президент.
И Ридала Петанашвили, бывшая студентка, приехавшая из Грузии по университетскому обмену, попала в тесные, крепкие и жаркие объятия самого президента Соединенных Штатов.
Глава 27
Поставка нового «Гольфстрима-5» могла состояться не раньше чем через двадцать два месяца, может, и позже, но не временная отсрочка представляла собой наибольшую преграду. Цена самолета – разумеется, полностью укомплектованного, со всеми наисовременнейшими электронными устройствами и игрушками – составляла сорок четыре миллиона долларов. Это было слишком дорого, хотя Клей испытывал непреодолимое искушение. Брокер объяснил, что по большей части новые «Г-5» закупают крупные корпорации, располагающие миллиардными доходами. Они приобретают сразу две-три машины, которые постоянно находятся в воздухе. Для Клея же, как индивидуального владельца, по словам брокера, было выгоднее арендовать чуть менее новую модель на, скажем, полгода, чтобы иметь возможность убедиться, что это – то, что ему нужно. По истечении этого срока он сможет выкупить самолет, причем девяносто процентов арендных выплат будут учтены в сумме сделки.
У брокера как раз был на примете такой самолет – «Г-4 СЗ (специальный заказ)» 1998 года выпуска, который компания «Форчун-500» только что обменяла на новый «Г-5». Когда Клей увидел эту великолепную машину на стоянке аэропорта Рейгана, его сердце дрогнуло. Это был белоснежный лайнер с элегантной продольной полосой цвета морской волны. До Парижа он долетал за шесть часов. До Лондона – за пять.
Они с брокером поднялись на борт. Если самолет и был на несколько дюймов короче, чем «Г-5» Пэттона Френча, Клей этого не заметил. Кожа, красное дерево и медь повсюду. Кухня, бар и комната отдыха в глубине; новейшее навигационное оборудование на приборной доске в кабине пилотов. Один из диванов раскладывался в двуспальную кровать, и Клей тут же представил себе их с Ридли под одеялом на высоте сорока тысяч футов. Современнейшие стерео-, видео– и телекоммуникации. Факс, персональный компьютер с постоянным доступом в Интернет.
Самолет выглядел так, словно только что сошел со стапеля. Брокер объяснил, что его действительно только что пригнали с завода, где заново покрасили и обновили интерьер. Уступая настойчивым вопросам Клея, он наконец назвал сумму:
– Тридцать миллионов – и самолет ваш.
Усевшись за маленький столик, они начали обговаривать условия. Идея предварительной аренды незаметно улетучилась. При своих доходах Клей мог без труда заключить выгодную финансовую сделку. Ежемесячные выплаты по кредиту – триста тысяч долларов, что лишь немногим больше, чем была бы арендная плата. И в любой момент он мог отказаться от покупки, брокер выразил готовность забрать самолет обратно по самой высокой рыночной цене, предложив взамен все, что Клей пожелает.
Два пилота обойдутся в двести тысяч в год, включая страховку, переподготовку и все прочее. Клею предлагалось также подумать о том, чтобы поставить самолет на учет в чартерной компании для корпоративных клиентов.
– В зависимости от того, насколько интенсивно вы будете пользоваться самолетом сами, можно получать от сдачи его внаем до миллиона долларов в год, – сказал брокер, продолжая загонять добычу в ловушку. – Это покроет все ваши расходы на содержание пилотов, аренду ангара и техническое обслуживание.
– Вы имеете представление о том, сколько я могу налетать за год сам? – спросил Клей. У него голова шла кругом от открывающихся перспектив.
– Мне часто доводится продавать самолеты адвокатам, – ответил брокер, стараясь вычислить нужный ответ. – Триста часов в год – максимум. Вы можете сдавать его на время, вдвое превышающее эту цифру.
«Вот это да! – подумал Клей. – Эта штуковина, оказывается, может приносить еще и неплохой доход».
Голос разума подсказывал проявить осмотрительность, но к чему было ждать? И с кем, скажите на милость, он мог посоветоваться? Единственными известными ему людьми, имеющими опыт в подобных делах, были его приятели-"массовики", но любой из них сказал бы: «Как, у тебя еще нет собственного самолета? Покупай скорей!»
И он купил.
* * *
Прибыль компании «Гофман» за четвертый квартал превысила прибыль за соответствующий период предыдущего года, был поставлен рекорд по продажам. Акции шли по шестьдесят пять долларов – самый высокий показатель за последние двадцать четыре месяца. В первую неделю нового года корпорация начала необычную рекламную кампанию – рекламировали не какой-то отдельный из множества выпускаемых ею продуктов, а самое фирму. «„Гофман“ всегда был и остается с вами» – гласил слоган, ставший основой телевизионных роликов, представлявших собой монтаж клипов, рекламирующих хорошо известную и широко используемую продукцию компании, призванную защищать и ублажать Америку. Мать, заклеивающая ранку маленькому сыну бактерицидным пластырем; красивый молодой человек с плоским, как положено, животом, бреющийся и получающий от бритья явное удовольствие; седовласая пожилая чета на берегу моря, счастливая тем, что избавилась от геморроя; бегун, скорчившийся от боли и протягивающий руку к обезболивающим таблеткам, и так далее и тому подобное. Список заслужившей доверие покупателей продукции фирмы «Гофман» был обширен.
Малруни наблюдал за компанией пристальнее, чем любой биржевой аналитик, и не сомневался, что рекламная акция есть не что иное, как уловка, предпринятая для того, чтобы привлечь инвесторов и потребителей к акциям производителя максатила. По его данным, это было беспрецедентное в маркетинговой истории компании «послание потребителю с пожеланием здоровья». Компания была одним из пяти крупнейших в стране рекламодателей, но прежде всегда вкладывала деньги только в рекламу очередного отдельного продукта и, надо признать, добивалась выдающихся результатов.
Разделял мнение Оскара и Макс Пейс, в данный момент обосновавшийся в отеле «Хей-Адамс». Клей приехал к нему на поздний ужин, который подали в номер. Пейс нервничал, ему не терпелось метнуть бомбу в «Гофман». Он прочел последний вариант текста коллективного иска, который предстояло зарегистрировать в округе Колумбия, как всегда, делая пометки на полях.
– Каков план? – спросил он, не обращая внимания на еду и вино.
Клей, напротив, отдал должное тому и другому.
– Реклама будет запущена в восемь утра, – сообщил он, набив рот телятиной. – Блиц по восьмидесяти секторам рынка от побережья до побережья. Горячая линия готова. Веб-сайт тоже. Моя маленькая фирма – на стартовой позиции. Я пойду в суд к десяти часам и лично зарегистрирую дело.
– Звучит неплохо.
– Мы ведь все это уже проходили. Адвокатская контора Дж. Клея Картера-второго – машина для производства массовых тяжб, спасибо вам.
– Ваши новые друзья в курсе?
– Разумеется, нет. С какой стати? По дилофту мы работали вместе, но Френч и все те парни – мои конкуренты. Я ударю неожиданно, ждать нет времени.
– Только помните: это вам не дилофт. Там вам повезло, потому что вы накрыли слабеющую компанию в самый неблагоприятный для нее момент. «Гофман» – орешек покрепче.
Пейс наконец бросил на секретер папку с текстом и принялся за еду.
– Но ведь они выпустили вредный препарат, – напомнил Клей. – А идти в суд с вредным препаратом нельзя.
– Это справедливо в том случае, если речь не идет о коллективной тяжбе. Мои источники сообщают, что «Гофман» готов предстать перед судом во Флагстафе, поскольку там предъявлен индивидуальный иск.
– Это дело, которое ведет Мунихэм?
– Совершенно верно. Если они проиграют, то станут более покладистыми при заключении соглашения. Если победят, борьба может оказаться затяжной.
– Вы говорили, что Мунихэм никогда не проигрывает.
– Так оно и было на протяжении последних лет двадцати. Присяжные обожают его в этих его ковбойских шляпах, замшевых куртках и сапогах. Воспоминание о тех временах, когда адвокаты действительно отстаивали интересы клиентов в суде. Мастерская работа. Вам неплохо бы с ним познакомиться, для этого стоит к нему съездить.
– Я включу это в список дел. – «Гольфстрим», казалось его хозяину, бил копытом в ангаре, горя желанием отправиться в путь.
Зазвонил телефон, Пейс минут пять, отойдя в дальний конец комнаты, тихо с кем-то беседовал.
– Это Валерия, – пояснил он, вернувшись к столу. Клей мгновенно представил бесполое существо, жующее морковку. Бедный Макс. Он заслуживал лучшего.
Клей окончательно поселился в конторе, отгородив небольшую комнатку и ванную от конференц-зала. Он часто засиживался за полночь, спал всего по нескольку часов, потом принимал душ и к шести утра уже снова был за столом. О его трудолюбии ходили легенды не только в собственной конторе, но и по всему городу. Он был героем абсолютного большинства сплетен, передаваемых в юридических кругах, во всяком случае, в данный момент. Картер работал по шестнадцать, а то и по восемнадцать часов, а если предстояла какая-то встреча в баре или коктейль, день растягивался на все двадцать.
И почему, собственно, было не работать целыми сутками? Ему было всего тридцать два, он был свободен и не имел никаких существенных обязательств, на которые стоило бы тратить время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Подойдя к первой группе гостей, они познакомились с людьми, которых наверняка больше никогда в жизни не увидят. Всех пригласили к столу, гости проследовали в зал приемов, где пятнадцать столов, каждый на десять персон, были сервированы большим количеством фарфора, серебра и хрусталя, чем кто-либо когда-либо видел разом. Все места были расписаны, никто не оказался рядом со своим спутником или спутницей. Клей проводил Ридли до предназначенного ей места, отодвинул стул, помог сесть, чмокнул в щеку и сказал:
– Желаю удачи.
Она ответила ему профессиональной улыбкой манекенщицы – сияющей и искренней, но Клей понимал, что в этот момент она чувствовала себя всего лишь испуганной маленькой грузинской девочкой. Не успел он отойти и на десять футов, как двое мужчин уже склонили головы, желая представиться и поцеловать ей руку.
Так начался вечер, оказавшийся для Клея очень долгим. Справа от него сидела светская львица с Манхэттена, сморщенная старуха с лиловым, как чернослив, лицом, которая, видимо, так долго морила себя голодом, что стала похожа на мумию. Будучи глухой, она орала во все горло. Соседкой слева оказалась дочь торгового магната со Среднего Запада, с которым президент когда-то учился в колледже. Клей обратил внимание на нее и минут пять изо всех сил старался завязать беседу, пока не понял, что девушка глупа как пробка.
Время остановилось.
Он сидел к Ридли спиной и не видел, как справляется она.
Президент сказал несколько слов, после чего подали ужин. Оперный певец, сидевший напротив Клея, быстро опьянел и стал сыпать скабрезными шутками. Будучи, видимо, жителем гор, говорил он громко и не был стеснен никакими условностями относительно того, что можно, а чего нельзя себе позволить в смешанном обществе, тем более в Белом доме.
Через три часа после начала ужина Клей встал и вежливо попрощался со своими новыми знакомыми. В конце Восточного зала уже собрался оркестр. Клей схватил Ридли под руку и увлек туда, где играла музыка. Незадолго до полуночи, когда на площадке оставалось всего несколько десятков пар, президент и первая леди на один или два танца присоединились к этим самым выносливым танцорам. Президент, казалось, был искренне рад лично познакомиться с мистером Клеем Картером.
– Слежу за вашими успехами по прессе. Отличная работа, – сказал он.
– Благодарю вас, господин президент.
– А кто эта очаровашка?
– Подруга, – ответил Клей, отметив про себя: интересно, что сказали бы феминистки, если бы узнали, что президент позволил себе подобное словцо?
– Можно мне с ней потанцевать?
– Разумеется, господин президент.
И Ридала Петанашвили, бывшая студентка, приехавшая из Грузии по университетскому обмену, попала в тесные, крепкие и жаркие объятия самого президента Соединенных Штатов.
Глава 27
Поставка нового «Гольфстрима-5» могла состояться не раньше чем через двадцать два месяца, может, и позже, но не временная отсрочка представляла собой наибольшую преграду. Цена самолета – разумеется, полностью укомплектованного, со всеми наисовременнейшими электронными устройствами и игрушками – составляла сорок четыре миллиона долларов. Это было слишком дорого, хотя Клей испытывал непреодолимое искушение. Брокер объяснил, что по большей части новые «Г-5» закупают крупные корпорации, располагающие миллиардными доходами. Они приобретают сразу две-три машины, которые постоянно находятся в воздухе. Для Клея же, как индивидуального владельца, по словам брокера, было выгоднее арендовать чуть менее новую модель на, скажем, полгода, чтобы иметь возможность убедиться, что это – то, что ему нужно. По истечении этого срока он сможет выкупить самолет, причем девяносто процентов арендных выплат будут учтены в сумме сделки.
У брокера как раз был на примете такой самолет – «Г-4 СЗ (специальный заказ)» 1998 года выпуска, который компания «Форчун-500» только что обменяла на новый «Г-5». Когда Клей увидел эту великолепную машину на стоянке аэропорта Рейгана, его сердце дрогнуло. Это был белоснежный лайнер с элегантной продольной полосой цвета морской волны. До Парижа он долетал за шесть часов. До Лондона – за пять.
Они с брокером поднялись на борт. Если самолет и был на несколько дюймов короче, чем «Г-5» Пэттона Френча, Клей этого не заметил. Кожа, красное дерево и медь повсюду. Кухня, бар и комната отдыха в глубине; новейшее навигационное оборудование на приборной доске в кабине пилотов. Один из диванов раскладывался в двуспальную кровать, и Клей тут же представил себе их с Ридли под одеялом на высоте сорока тысяч футов. Современнейшие стерео-, видео– и телекоммуникации. Факс, персональный компьютер с постоянным доступом в Интернет.
Самолет выглядел так, словно только что сошел со стапеля. Брокер объяснил, что его действительно только что пригнали с завода, где заново покрасили и обновили интерьер. Уступая настойчивым вопросам Клея, он наконец назвал сумму:
– Тридцать миллионов – и самолет ваш.
Усевшись за маленький столик, они начали обговаривать условия. Идея предварительной аренды незаметно улетучилась. При своих доходах Клей мог без труда заключить выгодную финансовую сделку. Ежемесячные выплаты по кредиту – триста тысяч долларов, что лишь немногим больше, чем была бы арендная плата. И в любой момент он мог отказаться от покупки, брокер выразил готовность забрать самолет обратно по самой высокой рыночной цене, предложив взамен все, что Клей пожелает.
Два пилота обойдутся в двести тысяч в год, включая страховку, переподготовку и все прочее. Клею предлагалось также подумать о том, чтобы поставить самолет на учет в чартерной компании для корпоративных клиентов.
– В зависимости от того, насколько интенсивно вы будете пользоваться самолетом сами, можно получать от сдачи его внаем до миллиона долларов в год, – сказал брокер, продолжая загонять добычу в ловушку. – Это покроет все ваши расходы на содержание пилотов, аренду ангара и техническое обслуживание.
– Вы имеете представление о том, сколько я могу налетать за год сам? – спросил Клей. У него голова шла кругом от открывающихся перспектив.
– Мне часто доводится продавать самолеты адвокатам, – ответил брокер, стараясь вычислить нужный ответ. – Триста часов в год – максимум. Вы можете сдавать его на время, вдвое превышающее эту цифру.
«Вот это да! – подумал Клей. – Эта штуковина, оказывается, может приносить еще и неплохой доход».
Голос разума подсказывал проявить осмотрительность, но к чему было ждать? И с кем, скажите на милость, он мог посоветоваться? Единственными известными ему людьми, имеющими опыт в подобных делах, были его приятели-"массовики", но любой из них сказал бы: «Как, у тебя еще нет собственного самолета? Покупай скорей!»
И он купил.
* * *
Прибыль компании «Гофман» за четвертый квартал превысила прибыль за соответствующий период предыдущего года, был поставлен рекорд по продажам. Акции шли по шестьдесят пять долларов – самый высокий показатель за последние двадцать четыре месяца. В первую неделю нового года корпорация начала необычную рекламную кампанию – рекламировали не какой-то отдельный из множества выпускаемых ею продуктов, а самое фирму. «„Гофман“ всегда был и остается с вами» – гласил слоган, ставший основой телевизионных роликов, представлявших собой монтаж клипов, рекламирующих хорошо известную и широко используемую продукцию компании, призванную защищать и ублажать Америку. Мать, заклеивающая ранку маленькому сыну бактерицидным пластырем; красивый молодой человек с плоским, как положено, животом, бреющийся и получающий от бритья явное удовольствие; седовласая пожилая чета на берегу моря, счастливая тем, что избавилась от геморроя; бегун, скорчившийся от боли и протягивающий руку к обезболивающим таблеткам, и так далее и тому подобное. Список заслужившей доверие покупателей продукции фирмы «Гофман» был обширен.
Малруни наблюдал за компанией пристальнее, чем любой биржевой аналитик, и не сомневался, что рекламная акция есть не что иное, как уловка, предпринятая для того, чтобы привлечь инвесторов и потребителей к акциям производителя максатила. По его данным, это было беспрецедентное в маркетинговой истории компании «послание потребителю с пожеланием здоровья». Компания была одним из пяти крупнейших в стране рекламодателей, но прежде всегда вкладывала деньги только в рекламу очередного отдельного продукта и, надо признать, добивалась выдающихся результатов.
Разделял мнение Оскара и Макс Пейс, в данный момент обосновавшийся в отеле «Хей-Адамс». Клей приехал к нему на поздний ужин, который подали в номер. Пейс нервничал, ему не терпелось метнуть бомбу в «Гофман». Он прочел последний вариант текста коллективного иска, который предстояло зарегистрировать в округе Колумбия, как всегда, делая пометки на полях.
– Каков план? – спросил он, не обращая внимания на еду и вино.
Клей, напротив, отдал должное тому и другому.
– Реклама будет запущена в восемь утра, – сообщил он, набив рот телятиной. – Блиц по восьмидесяти секторам рынка от побережья до побережья. Горячая линия готова. Веб-сайт тоже. Моя маленькая фирма – на стартовой позиции. Я пойду в суд к десяти часам и лично зарегистрирую дело.
– Звучит неплохо.
– Мы ведь все это уже проходили. Адвокатская контора Дж. Клея Картера-второго – машина для производства массовых тяжб, спасибо вам.
– Ваши новые друзья в курсе?
– Разумеется, нет. С какой стати? По дилофту мы работали вместе, но Френч и все те парни – мои конкуренты. Я ударю неожиданно, ждать нет времени.
– Только помните: это вам не дилофт. Там вам повезло, потому что вы накрыли слабеющую компанию в самый неблагоприятный для нее момент. «Гофман» – орешек покрепче.
Пейс наконец бросил на секретер папку с текстом и принялся за еду.
– Но ведь они выпустили вредный препарат, – напомнил Клей. – А идти в суд с вредным препаратом нельзя.
– Это справедливо в том случае, если речь не идет о коллективной тяжбе. Мои источники сообщают, что «Гофман» готов предстать перед судом во Флагстафе, поскольку там предъявлен индивидуальный иск.
– Это дело, которое ведет Мунихэм?
– Совершенно верно. Если они проиграют, то станут более покладистыми при заключении соглашения. Если победят, борьба может оказаться затяжной.
– Вы говорили, что Мунихэм никогда не проигрывает.
– Так оно и было на протяжении последних лет двадцати. Присяжные обожают его в этих его ковбойских шляпах, замшевых куртках и сапогах. Воспоминание о тех временах, когда адвокаты действительно отстаивали интересы клиентов в суде. Мастерская работа. Вам неплохо бы с ним познакомиться, для этого стоит к нему съездить.
– Я включу это в список дел. – «Гольфстрим», казалось его хозяину, бил копытом в ангаре, горя желанием отправиться в путь.
Зазвонил телефон, Пейс минут пять, отойдя в дальний конец комнаты, тихо с кем-то беседовал.
– Это Валерия, – пояснил он, вернувшись к столу. Клей мгновенно представил бесполое существо, жующее морковку. Бедный Макс. Он заслуживал лучшего.
Клей окончательно поселился в конторе, отгородив небольшую комнатку и ванную от конференц-зала. Он часто засиживался за полночь, спал всего по нескольку часов, потом принимал душ и к шести утра уже снова был за столом. О его трудолюбии ходили легенды не только в собственной конторе, но и по всему городу. Он был героем абсолютного большинства сплетен, передаваемых в юридических кругах, во всяком случае, в данный момент. Картер работал по шестнадцать, а то и по восемнадцать часов, а если предстояла какая-то встреча в баре или коктейль, день растягивался на все двадцать.
И почему, собственно, было не работать целыми сутками? Ему было всего тридцать два, он был свободен и не имел никаких существенных обязательств, на которые стоило бы тратить время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61