Замысел понятен – потянуть и вырвать створку наружу.
– Готов? – спрашивает он.
Фрэнк кивает. Еще как готов.
Фокс тянет на себя джойстик, и манипулятор начинает отдирать створку. Сначала она поддается там, где за нее зацепились клещи, потом выше, потом ниже и наконец распахивается. Лучи поисковых прожекторов "Старски" проникают внутрь фургона, выгоняя тьму отовсюду, до самого укромного уголка, и подводникам кажется, что высвеченный ими ужас летит сквозь воду, прямо на стекло иллюминатора.
Фрэнк инстинктивно пригибается. Рядом он слышит утробный звук – Фокса тошнит.
Фрэнк делает глубокий вдох и заставляет себя снова заглянуть в фургон.
Данте утверждал, что существует девять кругов ада. Он ошибался. Их десять, десятый Фрэнк сейчас видит перед собой.
* * *
Кейт требуется момент, чтобы осмыслить сказанное Редом: это кажется какой-то несуразицей.
– Какого они пола? – переспрашивает она.
– Да. Змеи, оставленные на телах, – самцы или самки?
– Не имею представления. Разве об этом не указано в отчетах о вскрытии?
– Нет. Иначе я бы запомнил.
– Ну, я даже не знаю, где они.
– Они внизу, – говорит Фергюсон, – на нашем складе.
– Я думала, их забрал университет.
– Мы взяли их обратно. Они вещественное доказательство.
– А кто их кормит и поит?
– Из университета сказали, что пришлют кого-нибудь на следующей неделе.
Кейт вспоминает, каких трудов стоило Мэтисону накормить малазийскую гадюку.
– Может быть, кто-нибудь спустится и принесет их. Я позвоню Мэтисону.
Рипли и Шервуд уходят и возвращаются в считанные минуты, каждый со стеклянным террариумом. Кейт проводит пять минут на телефоне, проклиная университетские факультеты за то, что по выходным там практически никто не дежурит. Хотя удивляться нечему – это ведь не полиция, и у большинства ученых нормальная рабочая неделя. Ее отфутболивают от одного человека к другому, причем каждый следующий, похоже, еще менее компетентен, чем предыдущий. Они пытаются найти Мэтисона в здании, терпят фиаско и в конце концов, судя по всему совершенно случайно, откапывают где-то номер его мобильного телефона. Кейт набирает его, одновременно включая громкоговоритель. Приглушенный гомон в комнате снова стихает.
– Майлз Мэтисон.
– Майлз, это старший детектив-инспектор Кейт Бошам. Мы встречались на днях.
– Я помню. Как поживаете, инспектор?
– У меня к вам вопрос.
– Валяйте.
– Те змеи, которых мы нашли на местах преступлений. Вы не проверяли, какого они пола?
– Простите, нет, – отвечает он после некоторого молчания.
– Вы не могли бы уделить этому пару минут прямо сейчас, а? Я нахожусь в полицейском управлении, на Куин-стрит.
– Это было бы довольно затруднительно.
– Почему?
– Я в Бирмингеме. На конференции. А вам важно узнать именно сейчас?
Кейт бросает взгляд на Реда. Он отрывисто кивает.
– Очень важно.
– Ну, я могу рассказать вам, как это сделать самой.
– Я... э... вы имеете в виду рассмотреть прямо на них?
Черт, зря она включила громкую связь. Вся комната слушает. Теперь отступать уже нельзя.
– А как еще вы собираетесь это выяснить? – спрашивает он.
– Разве для этого не надо быть специалистом по змеям или кем-то в этом роде?
– Ни черта подобного. Требуется только пара рук, растущих из нужного места. Не надо дрейфить, инспектор, я буду давать вам подробные указания.
Все взоры обращены к ней. Всем интересно, как она будет выкручиваться.
Что там говорил ей Мэтисон, когда она была у него?
"Вы видите лишь чешуйки, яд и опасность, но не воспринимаете восхитительную гармонию узоров на их коже или поражающую воображение грацию их движений. А ведь это искусство, своего рода танец".
Увы, это так, мистер Мэтисон. Я действительно вижу яд и опасность, потому что и то и другое здесь явно в наличии.
– Я готова, – слышит Кейт собственный голос, исполненный безмятежной уверенности. Черт возьми, может, бросить все это и податься в профессиональные актрисы?
– Хорошо. У вас две эти змеи?
– Да.
– Посмотрите на их хвосты. Они примерно одного и того же размера?
– Одна змея свернулась в клубок. Трудно сказать. А что?
– У самцов хвосты длиннее, чем у самок, и кроме того у основания, там, где тело переходит в хвост, имеется некая выпуклость. Вы легко увидите разницу.
– А как мне заставить ее распрямиться?
– Потычьте в нее.
– Рукой?
Даже не видя его, можно понять, что он улыбается.
– Нет. Возьмите длинную линейку. Или полицейскую дубинку. У вас наверняка есть такая.
Кое-кто смеется. Сидящий в первом ряду полисмен в форме отстегивает висящую на поясе дубинку и подает ей.
Во рту у Кейт сухо. Она болтает языком из стороны в сторону, чтобы там прибавилось хоть чуть-чуть слюны, и думает, не лучше ли бы ей снова оказаться на борту "Амфитриты".
Сняв с террариума крышку, она неуверенно тычет в свернувшуюся гадюку. Та не движется. Она тычет снова, более решительно. По-прежнему никакой реакции.
– Она не шевелится.
– Просуньте дубинку между ее кольцами и выпрямите ее таким образом.
Она снова тянется через стеклянную стенку и делает, как было сказано. Ее взгляд перебегает с дубинки на голову змеи, туда-сюда. Хвост начинает медленно разгибаться, как шутовской бумажный язык.
Убрав дубинку, Кейт переводит взгляд с одной змеи на другую. Если и есть какая-то разница, она ее не видит.
– Нет. Они обе выглядят одинаково.
– А как насчет выпуклостей?
– Они выглядят одинаково. Я не знаю, что есть норма, а что нет. Может быть, у нас с вами разные представления о том, что значит нарост или выпуклость.
Детективы смеются снова, но Кейт их веселья не разделяет. Она бросает взгляд на Реда. Он тоже не смеется.
– Ладно. Есть у вас там указка? Такая штуковина, которыми люди пользуются на лекциях? Чтобы показывать на слайды и тому подобное. Только нормальная деревянная указка, а не лазерная, с красной точкой.
Она обводит взглядом комнату. Указка есть, она прислонена к стене рядом с демонстрационной доской, покрытой полароидными снимками искалеченных тел Петры Галлахер и Элизабет Харт.
– Да. Питер?
Фергюсон подходит к указке.
– Хорошо. Есть у вас вода?
– Да.
– Намочите кончик, это будет вместо смазки.
Фергюсон подходит к бачку с холодной водой и подставляет указку под один из кранов.
Бестелесный голос Мэтисона продолжает руководить каждым их действием.
– Теперь вам нужно прозондировать под их хвостами. Но учтите, им это может малость не понравиться, поэтому проследите, чтобы их головы были крепко прижаты. Нужно прижать дубиной шею сразу за головой, тогда змея не сможет вас укусить.
Офицер, который дал дубинку, встает и подходит к Кейт. Та вручает ему его же дубинку, и он, склонившись над одним из стеклянных ящиков, в точном соответствии с указаниями Мэтисона крепко прижимает змеиную голову. Змея дергается. Он перемещает одну руку к другому концу дубинки, с тем чтобы змея прочно удерживалась с двух концов. Кейт берет указку у Фергюсона.
– Посмотрите на хвост, с брюшной стороны. Там есть линия, где он соединяется с телом.
– Я вижу ее.
– Засуньте туда указку. Просто просуньте под первую чешуйку. Держите ее под максимально узким углом.
– А что потом?
– Просуньте ее, только мягко, до упора. А потом сосчитайте, на сколько чешуек она вошла.
Кейт склоняется над стекляшкой. Кончик указки касается хвоста рептилии.
Она заставляет себя обхватить хвост свободной рукой. Чешуйки на ощупь холодные и твердые. Ей с трудом удается подавить желание вытереть руку о брюки.
– Может помочь, если вы, подавая указку вперед, будете плавно покачивать ее между большим и указательным пальцем, – советует Мэтисон.
У Кейт возникает нелепое ощущение, будто он находится в комнате и видит то, что она делает.
Она со всей возможной осторожностью следует его указаниям, продвигая указку, пока не ощущает сопротивление.
– Две чешуйки, может быть, три.
– Не больше?
– Нет.
– Сделайте то же самое с другой змеей.
Офицер, помогающий ей, забирает дубинку, успев отдернуть ее прежде, чем рассерженная змея на нее бросилась. Потом та же процедура повторяется со второй змеей – он прижимает ее, держа дубинку двумя руками поперек змеиной шеи, а Кейт берет змею за хвост и вводит под хвост указку.
– То же самое. Входит на две чешуйки.
Она убирает указку и руку. Офицер отпускает дубинку. Змея почти не шевелится.
– Вы уверены?
– Да, уверена.
– Значит, они обе самки.
Ред кивает, очевидно удовлетворенный.
– Определенно женского, – продолжает Мэтисон. – Если бы они были мужского пола, вы могли бы просунуть указку чешуек на пять.
– Замечательно. Большое вам спасибо. Желаем, чтобы конференция прошла интересно.
– Надеюсь на это.
Кейт отключает громкую связь и обращается к Реду:
– Ты так и думал?
– Да.
– И это значит...
– Значит, что во всем происходящем наличествует своя логика.
* * *
– Я тебе говорил, что знаю. Был уверен, что то ли читал, то ли слышал – где-то мне попадалось нечто подобное, хотя вспомнить, где, когда, в каком контексте, хоть убей, не удавалось. И только когда вы, – он кивает на Аткинса, – помянули древних греков, меня осенило. То, что делает Черный Аспид, соответствует древнегреческому ритуалу. Эллины отрубали убитым врагам кисти рук и ступни, чтобы лишить дух жертвы возможности преследовать убийцу, и привязывали их вокруг шеи трупа. Ну а потом я вспомнил о других аспектах ритуала Черного Аспида, и, конечно, первыми пришли на ум змеи, да и само данное ему вами прозвание. Научное название этих змей vipera berus, однако весь мир, да и вы, как жители Британии, чаще всего называете их гадюками. Подумайте об этом, и связь станет вам ясна.
Он обводит взглядом присутствующих. В глазах, встречающих его взгляд, читается непонимание. Очевидно, для них эта самая связь вовсе не так уж очевидна.
– Что из греческого наследия известно больше всего? Больше, чем непонятная многим философия? – спрашивает он.
– Мифология, – говорит Фергюсон.
– Именно. А какие мифологические фигуры более всего связаны со змеями?
– Медуза. Горгоны. Те, что обращают вас в камень, когда смотрят на вас.
– Да, но кто еще?
В комнате молчат.
– Фурии, – говорит Ред.
– Какое это имеет отношение к полу этих змеюк?
– Все в свое время.
Фергюсон буквально рычит. Ред начинает цитировать:
...вдруг взвились, для бешеной защиты,
Три Фурии, кровавы и бледны
И гидрами зелеными обвиты;
Они как жены были сложены;
Но, вместо кос, клубами змей пустыни
Свирепые виски оплетены".
Он снова обводит взглядом собравшихся. Их скептицизм начинает таять.
– Дантов Ад. Как я уже говорил старшему инспектору Бошам, в последние годы у меня имелось достаточно свободного времени для чтения. Фурии жили в подземном мире, откуда поднимались на землю, чтобы преследовать обреченных. Безжалостные, неумолимые, они карали преступников и грешников тем, что доводили их до безумия. По существу, фурий можно считать символом неумолимости и беспощадности человеческой совести, которая никогда не спит и от которой не уйти.
Я говорил также, что Черный Аспид одержим маниакальным психозом. Так оно и есть: он считает, что его преследуют фурии. Именно фурий он усмотрел в Петре Галлахер и Элизабет Харт. Вот почему он убил их – чтобы избавиться от одержимости. И вот почему для него было так важно убить их в полном соответствии с ритуалом – отсеченные кисти и ступни не дадут их духам преследовать его после смерти. Что же до змей, то они как раз указывают на то, что это не кто иные как фурии. В этом контексте понятны и пытки: он мучил их, чтобы они испытали такие же страдания, какие доставляли ему.
– Но почему он выбрал именно их? – спрашивает Кейт. – И что он вообще сделал такого, чтобы, хотя бы в его воображении, навлечь на себя гнев фурий.
– Почему его внимание привлекли именно эти женщины, сказать трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Готов? – спрашивает он.
Фрэнк кивает. Еще как готов.
Фокс тянет на себя джойстик, и манипулятор начинает отдирать створку. Сначала она поддается там, где за нее зацепились клещи, потом выше, потом ниже и наконец распахивается. Лучи поисковых прожекторов "Старски" проникают внутрь фургона, выгоняя тьму отовсюду, до самого укромного уголка, и подводникам кажется, что высвеченный ими ужас летит сквозь воду, прямо на стекло иллюминатора.
Фрэнк инстинктивно пригибается. Рядом он слышит утробный звук – Фокса тошнит.
Фрэнк делает глубокий вдох и заставляет себя снова заглянуть в фургон.
Данте утверждал, что существует девять кругов ада. Он ошибался. Их десять, десятый Фрэнк сейчас видит перед собой.
* * *
Кейт требуется момент, чтобы осмыслить сказанное Редом: это кажется какой-то несуразицей.
– Какого они пола? – переспрашивает она.
– Да. Змеи, оставленные на телах, – самцы или самки?
– Не имею представления. Разве об этом не указано в отчетах о вскрытии?
– Нет. Иначе я бы запомнил.
– Ну, я даже не знаю, где они.
– Они внизу, – говорит Фергюсон, – на нашем складе.
– Я думала, их забрал университет.
– Мы взяли их обратно. Они вещественное доказательство.
– А кто их кормит и поит?
– Из университета сказали, что пришлют кого-нибудь на следующей неделе.
Кейт вспоминает, каких трудов стоило Мэтисону накормить малазийскую гадюку.
– Может быть, кто-нибудь спустится и принесет их. Я позвоню Мэтисону.
Рипли и Шервуд уходят и возвращаются в считанные минуты, каждый со стеклянным террариумом. Кейт проводит пять минут на телефоне, проклиная университетские факультеты за то, что по выходным там практически никто не дежурит. Хотя удивляться нечему – это ведь не полиция, и у большинства ученых нормальная рабочая неделя. Ее отфутболивают от одного человека к другому, причем каждый следующий, похоже, еще менее компетентен, чем предыдущий. Они пытаются найти Мэтисона в здании, терпят фиаско и в конце концов, судя по всему совершенно случайно, откапывают где-то номер его мобильного телефона. Кейт набирает его, одновременно включая громкоговоритель. Приглушенный гомон в комнате снова стихает.
– Майлз Мэтисон.
– Майлз, это старший детектив-инспектор Кейт Бошам. Мы встречались на днях.
– Я помню. Как поживаете, инспектор?
– У меня к вам вопрос.
– Валяйте.
– Те змеи, которых мы нашли на местах преступлений. Вы не проверяли, какого они пола?
– Простите, нет, – отвечает он после некоторого молчания.
– Вы не могли бы уделить этому пару минут прямо сейчас, а? Я нахожусь в полицейском управлении, на Куин-стрит.
– Это было бы довольно затруднительно.
– Почему?
– Я в Бирмингеме. На конференции. А вам важно узнать именно сейчас?
Кейт бросает взгляд на Реда. Он отрывисто кивает.
– Очень важно.
– Ну, я могу рассказать вам, как это сделать самой.
– Я... э... вы имеете в виду рассмотреть прямо на них?
Черт, зря она включила громкую связь. Вся комната слушает. Теперь отступать уже нельзя.
– А как еще вы собираетесь это выяснить? – спрашивает он.
– Разве для этого не надо быть специалистом по змеям или кем-то в этом роде?
– Ни черта подобного. Требуется только пара рук, растущих из нужного места. Не надо дрейфить, инспектор, я буду давать вам подробные указания.
Все взоры обращены к ней. Всем интересно, как она будет выкручиваться.
Что там говорил ей Мэтисон, когда она была у него?
"Вы видите лишь чешуйки, яд и опасность, но не воспринимаете восхитительную гармонию узоров на их коже или поражающую воображение грацию их движений. А ведь это искусство, своего рода танец".
Увы, это так, мистер Мэтисон. Я действительно вижу яд и опасность, потому что и то и другое здесь явно в наличии.
– Я готова, – слышит Кейт собственный голос, исполненный безмятежной уверенности. Черт возьми, может, бросить все это и податься в профессиональные актрисы?
– Хорошо. У вас две эти змеи?
– Да.
– Посмотрите на их хвосты. Они примерно одного и того же размера?
– Одна змея свернулась в клубок. Трудно сказать. А что?
– У самцов хвосты длиннее, чем у самок, и кроме того у основания, там, где тело переходит в хвост, имеется некая выпуклость. Вы легко увидите разницу.
– А как мне заставить ее распрямиться?
– Потычьте в нее.
– Рукой?
Даже не видя его, можно понять, что он улыбается.
– Нет. Возьмите длинную линейку. Или полицейскую дубинку. У вас наверняка есть такая.
Кое-кто смеется. Сидящий в первом ряду полисмен в форме отстегивает висящую на поясе дубинку и подает ей.
Во рту у Кейт сухо. Она болтает языком из стороны в сторону, чтобы там прибавилось хоть чуть-чуть слюны, и думает, не лучше ли бы ей снова оказаться на борту "Амфитриты".
Сняв с террариума крышку, она неуверенно тычет в свернувшуюся гадюку. Та не движется. Она тычет снова, более решительно. По-прежнему никакой реакции.
– Она не шевелится.
– Просуньте дубинку между ее кольцами и выпрямите ее таким образом.
Она снова тянется через стеклянную стенку и делает, как было сказано. Ее взгляд перебегает с дубинки на голову змеи, туда-сюда. Хвост начинает медленно разгибаться, как шутовской бумажный язык.
Убрав дубинку, Кейт переводит взгляд с одной змеи на другую. Если и есть какая-то разница, она ее не видит.
– Нет. Они обе выглядят одинаково.
– А как насчет выпуклостей?
– Они выглядят одинаково. Я не знаю, что есть норма, а что нет. Может быть, у нас с вами разные представления о том, что значит нарост или выпуклость.
Детективы смеются снова, но Кейт их веселья не разделяет. Она бросает взгляд на Реда. Он тоже не смеется.
– Ладно. Есть у вас там указка? Такая штуковина, которыми люди пользуются на лекциях? Чтобы показывать на слайды и тому подобное. Только нормальная деревянная указка, а не лазерная, с красной точкой.
Она обводит взглядом комнату. Указка есть, она прислонена к стене рядом с демонстрационной доской, покрытой полароидными снимками искалеченных тел Петры Галлахер и Элизабет Харт.
– Да. Питер?
Фергюсон подходит к указке.
– Хорошо. Есть у вас вода?
– Да.
– Намочите кончик, это будет вместо смазки.
Фергюсон подходит к бачку с холодной водой и подставляет указку под один из кранов.
Бестелесный голос Мэтисона продолжает руководить каждым их действием.
– Теперь вам нужно прозондировать под их хвостами. Но учтите, им это может малость не понравиться, поэтому проследите, чтобы их головы были крепко прижаты. Нужно прижать дубиной шею сразу за головой, тогда змея не сможет вас укусить.
Офицер, который дал дубинку, встает и подходит к Кейт. Та вручает ему его же дубинку, и он, склонившись над одним из стеклянных ящиков, в точном соответствии с указаниями Мэтисона крепко прижимает змеиную голову. Змея дергается. Он перемещает одну руку к другому концу дубинки, с тем чтобы змея прочно удерживалась с двух концов. Кейт берет указку у Фергюсона.
– Посмотрите на хвост, с брюшной стороны. Там есть линия, где он соединяется с телом.
– Я вижу ее.
– Засуньте туда указку. Просто просуньте под первую чешуйку. Держите ее под максимально узким углом.
– А что потом?
– Просуньте ее, только мягко, до упора. А потом сосчитайте, на сколько чешуек она вошла.
Кейт склоняется над стекляшкой. Кончик указки касается хвоста рептилии.
Она заставляет себя обхватить хвост свободной рукой. Чешуйки на ощупь холодные и твердые. Ей с трудом удается подавить желание вытереть руку о брюки.
– Может помочь, если вы, подавая указку вперед, будете плавно покачивать ее между большим и указательным пальцем, – советует Мэтисон.
У Кейт возникает нелепое ощущение, будто он находится в комнате и видит то, что она делает.
Она со всей возможной осторожностью следует его указаниям, продвигая указку, пока не ощущает сопротивление.
– Две чешуйки, может быть, три.
– Не больше?
– Нет.
– Сделайте то же самое с другой змеей.
Офицер, помогающий ей, забирает дубинку, успев отдернуть ее прежде, чем рассерженная змея на нее бросилась. Потом та же процедура повторяется со второй змеей – он прижимает ее, держа дубинку двумя руками поперек змеиной шеи, а Кейт берет змею за хвост и вводит под хвост указку.
– То же самое. Входит на две чешуйки.
Она убирает указку и руку. Офицер отпускает дубинку. Змея почти не шевелится.
– Вы уверены?
– Да, уверена.
– Значит, они обе самки.
Ред кивает, очевидно удовлетворенный.
– Определенно женского, – продолжает Мэтисон. – Если бы они были мужского пола, вы могли бы просунуть указку чешуек на пять.
– Замечательно. Большое вам спасибо. Желаем, чтобы конференция прошла интересно.
– Надеюсь на это.
Кейт отключает громкую связь и обращается к Реду:
– Ты так и думал?
– Да.
– И это значит...
– Значит, что во всем происходящем наличествует своя логика.
* * *
– Я тебе говорил, что знаю. Был уверен, что то ли читал, то ли слышал – где-то мне попадалось нечто подобное, хотя вспомнить, где, когда, в каком контексте, хоть убей, не удавалось. И только когда вы, – он кивает на Аткинса, – помянули древних греков, меня осенило. То, что делает Черный Аспид, соответствует древнегреческому ритуалу. Эллины отрубали убитым врагам кисти рук и ступни, чтобы лишить дух жертвы возможности преследовать убийцу, и привязывали их вокруг шеи трупа. Ну а потом я вспомнил о других аспектах ритуала Черного Аспида, и, конечно, первыми пришли на ум змеи, да и само данное ему вами прозвание. Научное название этих змей vipera berus, однако весь мир, да и вы, как жители Британии, чаще всего называете их гадюками. Подумайте об этом, и связь станет вам ясна.
Он обводит взглядом присутствующих. В глазах, встречающих его взгляд, читается непонимание. Очевидно, для них эта самая связь вовсе не так уж очевидна.
– Что из греческого наследия известно больше всего? Больше, чем непонятная многим философия? – спрашивает он.
– Мифология, – говорит Фергюсон.
– Именно. А какие мифологические фигуры более всего связаны со змеями?
– Медуза. Горгоны. Те, что обращают вас в камень, когда смотрят на вас.
– Да, но кто еще?
В комнате молчат.
– Фурии, – говорит Ред.
– Какое это имеет отношение к полу этих змеюк?
– Все в свое время.
Фергюсон буквально рычит. Ред начинает цитировать:
...вдруг взвились, для бешеной защиты,
Три Фурии, кровавы и бледны
И гидрами зелеными обвиты;
Они как жены были сложены;
Но, вместо кос, клубами змей пустыни
Свирепые виски оплетены".
Он снова обводит взглядом собравшихся. Их скептицизм начинает таять.
– Дантов Ад. Как я уже говорил старшему инспектору Бошам, в последние годы у меня имелось достаточно свободного времени для чтения. Фурии жили в подземном мире, откуда поднимались на землю, чтобы преследовать обреченных. Безжалостные, неумолимые, они карали преступников и грешников тем, что доводили их до безумия. По существу, фурий можно считать символом неумолимости и беспощадности человеческой совести, которая никогда не спит и от которой не уйти.
Я говорил также, что Черный Аспид одержим маниакальным психозом. Так оно и есть: он считает, что его преследуют фурии. Именно фурий он усмотрел в Петре Галлахер и Элизабет Харт. Вот почему он убил их – чтобы избавиться от одержимости. И вот почему для него было так важно убить их в полном соответствии с ритуалом – отсеченные кисти и ступни не дадут их духам преследовать его после смерти. Что же до змей, то они как раз указывают на то, что это не кто иные как фурии. В этом контексте понятны и пытки: он мучил их, чтобы они испытали такие же страдания, какие доставляли ему.
– Но почему он выбрал именно их? – спрашивает Кейт. – И что он вообще сделал такого, чтобы, хотя бы в его воображении, навлечь на себя гнев фурий.
– Почему его внимание привлекли именно эти женщины, сказать трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61