А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


– За нами никто не приедет, – сказал Куницын, – дорогу, наверное, затопило.
– Жрать хочется!
– Тебе все жрать, у тебя одно на уме.
– Хреновый знак, – сказал Маланин, вытирая ладонью стекло. Но оно было забрызгано грязью, и Иван поднял мокрый брезентовый полог.
Сырой воздух ворвался в прокуренное помещение блокпоста.
– Опусти, не положено, – вяло отреагировал на это Куницын.
– Не закрывай, дай кислорода дыхнуть, – попросил Уманец, вставая со скамейки.
– – Уже и курево кончается.
– Это ерунда, сигарет мы у водителей стрельнем, – сказал Прошкин и, взяв автомат, вышел на улицу.
Вокруг блокпоста стояли лужи. С близлежащих деревьев град, словно пули, срезал молодые побеги, и дорога была засыпана мокрой листвой.
Провода на столбах, идущих через поле, были оборваны. Прошкин, вернувшись на блокпост, взял банку из-под кофе, полную окурков, вышел с ней на улицу, вывернул на старую газету и принялся выбирать то, что можно было еще использовать. Из окурков он вытряхнул табак, свернул козью ножку и закурил. После первых глубоких затяжек закашлялся, уж очень едкой оказалась газетная бумага, так что Куницыну пришлось хлопать приятеля по спине.
Машина, пробираясь сквозь лужи, привезла смену лишь к обеду. Со сменой приехали и сигареты.
– Ну что у вас тут было? – спросил офицер.
– Ничего, все нормально, товарищ капитан, – доложил Куницын. – Машин почти не было, словно наш город проклят.
– Конечно, проклят, – сказал капитан. – Вы еще не знаете, что дождь в городе натворил.
Площадь возле реки затопило, теперь там целое озеро. Впору на лодках плавать, регату можно устроить.
Спецназовцы забрались в машину, дружно закурили. Не курил лишь Прошкин, после «козьей ножки» он часто отплевывался.
– С нетерпеливыми всегда так, – сказал Куницын.
– Как – так?
– Как с тобой. Поспешишь – людей насмешишь.
Прошкин обиделся, насупился и, набрав полный рот слюны, смешанной с крошками табака, сплюнул за борт.
«Урал» был крытый. В последнее время спецназовцы боялись чеченского снайпера, понимая, что тот может подкараулить в любом месте, в любой момент и всадить пулю между глаз.
Еще месяц тому назад ребята выпрыгнули бы прямо у КПП, побазарили бы с часовым. Теперь ясе машина, следуя приказу командира части, въехала на территорию, развернулась и подвезла спецназовцев прямо к крыльцу казармы, сдав немного назад. Бойцы лениво перевалились через борт и понуро двинулись к оружейной комнате сдавать автоматы и боеприпасы.
Ели также угрюмо, без всякого аппетита.
У всех на душе было тяжело, кошки скребли. Переглядывались, словно спрашивали, кто же из них будет следующей жертвой. Каждый понимал, что обречен, пока снайпер на свободе.
Отдых ребята заслужили, как-никак, сутки проторчали на блокпосту. Конечно, Ельск не Чечня, напряжение проходило. Уснули быстро. Иногда во сне кто-нибудь из ребят вскрикивал, матерился, отдавал приказы, чего-то требовал. Дневальный стоял у казармы возле открытого окна, прислушивался к бессвязным словам, глядя на унылую и однообразную панораму Ельска.
«Небольшой город, просей его сквозь сито – останется снайпер. Жаль что нет такого сита, чтобы города просеивать. Не проведешь же в Ельске зачистку по чеченскому варианту! Хотя и в Чечне зачистки давали немного, разве что душу отведешь, сорвешь злость на невиновных. Хотя все они гады и уроды», – думал дневальный, побывавший в Чечне всего однажды, но уже научившийся ненавидеть кавказцев. Эта ненависть передавалась, как зараза, от одного бойца к другому, от опытных к молодым, от раненых к здоровым, а вот теперь – и от мертвых к живым.
Прошкин видел странный сон. Горы, поросшие низкорослым кустарником, скалистые вершины и над ними сияющее голубизной небо, такое яркое, какое в средней полосе бывает лишь в феврале и марте. Ни выстрелов, ни взрывов в этом сне не было – полная идиллия. Картинка – хоть над диваном в гостиную вешай в золотой рамке.
И вдруг Прошкин услышал тревожный голос:
– Витя, к тебе пришли!
Прошкин вздрогнул и мгновенно механически прикрыл глаза рукой.
– Не бойся, это я, – успокоил его дневальный.
– А, ты… – моргая и разглядывая дневального, уже сидя на кровати, бормотал Прошкин. – Чего тебе, придурок, какого хрена поднял? – Прошкин непонимающе смотрел на циферблат часов, пытаясь сообразить, сколько же времени он проспал.
– К тебе пацан пришел.
– Пацан? Дай поспать.
– Брат твоей бабы, что ли…
– Ладно, позвони на КПП, скажи, что сейчас выйду, – и Прошкин принялся натягивать одежду.
– С тебя сигарета, – сказал дневальный.
– Можешь всю пачку забрать, – Прошкин вытащил из-под подушки пачку дешевых сигарет и швырнул дневальному, целясь прямо в голову.
Тот ловко поймал ее на лету левой рукой.
– Спасибо, брат.
– Ваххабит тебе брат. Поспать не дал.
Прошкин умылся и лениво двинулся к КПП.
По дороге он встретил майора Грушина, козырнул ему. Майор осмотрел Прошкина с головы до ног, но не так, как командир осматривает подчиненного, а заботливо, по-отечески.
– Ты чего на ногах, а, Витя?
– Ко мне пришел брательник моей подруги.
– Куда пришел? – уточнил майор Грушин.
– На КПП.
– Ты смотри, в город не вылезай.
– Знаю, не пойду.
И майор, и Прошкин понимали: запрещение выходить в город чисто формальное. Как-никак, Прошкин – контрактник, а контрактник должен жить нормальной жизнью, должен получать не только пайку, но и зарплату и где-то на кого-то ее тратить. О том, что у Прошкина в городе есть девушка, или, как все говорили, «баба», знала вся бригада. Мужик он видный, да и бойцом был что надо, ему завидовали.
Майор и сержант козырнули друг другу и разошлись по своим делам. Прошкин шел неторопливо, понимая, что его будут ждать, никуда не денутся. Хотя зачем его ждут, почему Машка не пришла сама, а прислала брата, еще предстояло выяснить.
– Пропусти его, – подходя к КПП, сказал дежурному бойцу Прошкин.
– Не велено.
– Я тебе велел. Видел, я с майором только что базарил? Майор разрешил. Заходи, Федя.
Федя нырнул в узкую щель между створками раздвижных ворот и подал Прошкину потную ладонь. Федьке было четырнадцать. Спецназ был его голубой мечтой.
Но как-то, выпив, Прошкин ему сказал:
– Федька, забудь про спецназ. Дело это тяжкое, да и безденежное. Лучше иди учиться.
Учиться же Федька не хотел, как и Прошкин в свое время.
– Ну, чего тебе?
Они устроились под грибком, где обычно военнослужащие встречались с родителями и быстро поедали домашнюю пайку, привезенную мамой или бабушкой для сыночка или внука. Прошкин положил пачку сигарет на столик. Федька сразу потянулся к ним, но тут же получил по рукам.
Это напоминало игру кота с мухой: муха ползет, кот бьет по ней лапой, но не убивает до смерти, ведь хочется поиграть.
– Есть новости, – оглядевшись по сторонам, прошептал коротко стриженный Федька.
У Прошкина все похолодело внутри. «Неужели Машка беременна?» Жениться он пока не собирался, во всяком случае, на Машке.
– Ну, че тянешь, урод, говори. С Машкой чего случилось?
– Машка прислала, – сказал Федька и, воспользовавшись замешательством, тут же завладел сигаретой.
Прошкин настолько растерялся, что даже машинально щелкнул зажигалкой. Федька сладко затянулся и зажмурил глаза.
– Че молчишь, урод?
– Дело есть к вам.
– К кому это, к нам?
– Ко всем вам, за кем снайпер охотится.
– Ты ради этого меня с кровати поднял? Я бы спал себе и горя не знал, а ты мне всякую хрень рассказываешь, мозги полощешь!
– Нет, Витя, не мозги полощу, я дело говорю.
Я снайпера знаю.
– Ты? Снайпера? – Прошкин закурил и принялся нервно перебрасывать зажженную сигарету из одного угла рта в другой.
Подросток с видом победителя смотрел на огромного спецназовца, чувствуя свое превосходство. Федя сидел, важно надув щеки, стараясь глубоко не затягиваться, иначе непременно закашлялся бы. Сигареты Прошкин предпочитал крепкие, без фильтра. Подросток во всем старался копировать приятеля старшей сестры.
Он сидел на низкой лавке, широко раздвинув колени.
– Машка сказала, будто кое-что знает о том, кто стреляет в спецназ.
– Ну, говори! – Прошкин, забыв о том, что перед ним подросток, подался вперед. Человек в предчувствии смерти готов поверить в любую ерунду, если только она дает шанс на спасение.
– Больше Машка ничего не сказала, – покачал головой Федя.
– Где она?
– Как всегда.
Прошкин не встречался с Машей уже добрую неделю, все было недосуг. Теперь же он загорелся желанием увидеть ее немедленно.
– На дискотеке? – выпалил он, но тут же понял ошибку: дискотека еще не открылась.
– Дома.
Федя с сожалением сделал последнюю затяжку и щелчком отбросил окурок в надежде попасть в металлическую двухсотлитровую бочку, вкопанную на площадке для встреч. Конечно же, не попал. В другое время Прошкин взгрел бы пацана, – сорить на площадке строго запрещалось, она являлась лицом части.
Каким образом Машка могла узнать о снайпере, Прошкин даже не спросил. Такими фразами не бросаются.
– Жди меня с северной стороны, – шепнул он Феде и подвел его к караульному. – Видишь, ничего страшного не случилось, пустил пацана, он и посмотрел, как спецназ живет.
– К Машке в гости собрался? – ухмыльнулся караульный.
– Не твое дело. Спать пойду, – ответил Прошкин.
– Ясное дело, к Машке. Классная у тебя сестра, – караульный хлопнул Федьку по плечу.
Прошкина от волнения бросило в дрожь, на лице проступили красные пятна. Федька подмигнул ему и юркнул в чуть приоткрытые ворота части. Выдержки у Прошкина хватило на то, чтобы спокойно пройти до поворота, затем, пригнувшись под прикрытием кустов, он бегом бросился к забору. Два молодых бойца, сгребавших граблями скошенную траву, проводили Прошкина удивленными взглядами. Тот летел, почти не касаясь земли ногами. Забор здесь был высокий, составлен из железобетонных плит, поверху змеилась полоска растопленного солнцем солидола.
Перепачкавшись и даже не заметив этого, Прошкин спрыгнул на пыльную тропинку. Вдоль забора росли огромные кусты чертополоха и репейника, поблескивали битые бутылки.
Федька уже ждал спецназовца под старой яблоней.
– Вот, вы сигареты свои забыли, – он отдал пачку, из которой успел стянуть две плоские, туго набитые сигареты.
Дома у Машки Прошкин был всего один раз, да и то заявился к ней в пьяном виде. Родители девушки после этого строго-настрого запретили ей с ним встречаться. Прошкин не был уверен, что найдет дом, а тем более квартиру, иначе он не стал бы связываться с Федькой в качестве провожатого.
Он буквально гнал подростка, подталкивая его в спину. Прошкин даже забыл о том, что следовало бы переодеться в гражданку, чтобы не быть остановленным патрулем. Но пьяным, сумасшедшим и влюбленным обычно везет, на пути им не повстречался ни один патрульный.
– Родители дома, – шепнул Федька Прошкину, когда они оказались возле подъезда. – Подожди в беседке, Машка сейчас выйдет.
Спецназовец сел на скамейку в маленькой беседке, сколоченной из деревянных брусьев и со стороны Машкиного дома увитой диким виноградом. Неподалеку располагалась песочница, из песка торчала кабина до половины засыпанного игрушечного «Урала». Машка все не шла.
Прошкин чувствовал себя маленьким ребенком, которого мать забыла в беседке, но терпеливо сидел бы здесь до самой темноты, дожидаясь известия о снайпере.
Наконец появилась девушка. Она знаком показала Прошкину, чтобы тот не бежал ей навстречу – могли заметить родители, – и устроилась рядом с ним.
– Говори, – выдохнул Прошкин, забыв, что стоило бы сперва поцеловать девушку или сказать ей что-нибудь ласковое.
– Родители не выпускали, – притворно вздохнула Машка, подвигаясь поближе к Прошкину.
– Это правда?
– Что?
– Федька сказал.
Машка кивнула:
– Помнишь того парня, с которым я до тебя гуляла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38