Мужчина повернулся к Екатерине и понимающе закачал головой.
— А, Ершова… — многозначительно произнес майор, — все никак не угомонишься?
Катерина перевела дух и, проглотив сухой комок, растерянно произнесла:
— Товарищ майор, я здесь ни при чем!
Мужчина ехидно усмехнулся и обратился к своим подчиненным.
— Слышали, мужики, она невиновна! — грубо произнес он. — Замочила столько людей, что другому хрену хватило бы на всю жизнь!
Ершова отрицательно замотала всклокоченной головой.
— Я не виновата!
— Разберемся!
Он резко развернулся и указал пальцем на Ершову и Грушу.
— Старшина Павлин…
Вперед вышел здоровый молодой милиционер.
— Я.
— В карцер!
— Обеих?
— Да!
Ершова закричала.
— Я не виновата!
Один из милиционеров подтолкнул Катю в спину.
— Давай, топай!
Старшина Павлин подгонял пострадавшую Грушу.
— Пошли!
Груша удивленно и наивно выпучила свои большие карие глаза.
— А меня за что? — возмутилась уставшая побитая баба.
— За все хорошее!
— Не имеете права, хренососы! — не унималась буянка, но все же пошла на выход. — Я буду жаловаться на вас, менты продажные!
Старшина грубо подтолкнул подследственную.
— Шевели копытами, параша безмозглая! — выкрикнул Павлин.
Груша отмахнулась локтем.
— Но, но.., без рук, гад! — недовольно повысила голос рыжеволосая Груша. — Я тебе не шалашовка какая-нибудь!
— Ладно, шлепай-шлепай, Шапокляк! — усмехнулся старшина и вывел женщину из душной камеры.
Дверь с грохотом затворилась, но еще долго слышалось, как Груша огрызается с надзирателями. Голоса новенькой совсем не было слышно.
Глава 10
Целый день Вахрушев носился по городу и вдруг понял, что сильно проголодался. Да это было и немудрено: сегодня за целый день он выпил только чашку кофе.
Проезжая на своем стареньком «Жигуленке», Евгений остановился возле небольшого бистро у метро «Боровицкая». Заказав себе парочку бутербродов с ветчиной и двойной кофе, он быстро проглотил еду и вышел на улицу.
Обычно после еды у человека появляется сонливость и бездействие. Для капитана пища, наоборот, стала катализатором его активности. Впрочем, его мозг был постоянно занят обдумыванием плана спасения Кати Ершовой. Вахрушев прекрасно понимал, что узницу попытаются убрать и, несомненно, добьются этого, если не найти дополнительных гарантий ее безопасности.
И вдруг он вспомнил об американском журналисте Патрике Глене, который проходил по делу об убийстве в редакции «Новый век». Сомнений быть не могло — журналист знал, что ищут его конкуренты, но иностранца аккуратно вывели из игры.
— Это, кажется, выход! — облегченно вздохнул он. — Думаю, что люди, которые охотятся за Катей, вряд ли захотят международного скандала и не пойдут на откровенное убийство!
Вахрушев бросил дымящийся окурок в урну и пошел к телефону.
* * *
Патрик Глен рыскал в поисках Ершовой уже несколько дней. Но она как в воду канула. Он обращался и к Варламу Кириллову, звонил ей домой и даже подключил людей из посольства, но все было напрасно!
Неожиданный звонок обнадежил журналиста.
— Так вы говорите, — недоверчиво переспросил американец, — что Екатерина Ершова под следствием?
— Да, — ответил мужской голос, — она в КПЗ.
— Что это такое?
— Камера предварительного заключения, — растолковал Евгений.
— А-а… Понял!
Чтобы как-то подстегнуть иностранного журналиста на активные действия, Вахрушев солгал:
— Да, вот еще что… Катерина говорила о каких-то — фотографиях, но я толком так и не понял…
Патрик насторожился.
— О каких фотографиях?
— Не помню, не до них было!
Американец был недоволен. Незнакомец ходил вокруг да около.
— Простите, а вы кто ей будете?
— Так, знакомый! До свидания!
Рыжеволосый мужчина услышал короткие гудки, но трубку не положил. Он силился понять причину этого звонка. Что это — звонок отчаяния или провокация?
Немного подумав, мужчина пришел к выводу, что он ничего не теряет, если навестит Ершову в Бутырской тюрьме; повод для этого простой — он журналист!
— O'key! — воскликнул Патрик Глен и набрал номер телефона американского посольства.
— Будьте любезны, соедините меня с мистером Маккоуэллом…
Глава 11
Ершова шла по узкому коридору тюрьмы под конвоем старшины Павлина и не верила в происходящее: если бы ей несколько дней назад сказали, что с ней приключится нечто подобное, она бы рассмеялась предсказателю в лицо. Однако происходящее было не вымыслом и даже не кошмарным сном, а дикой реальностью.
Катя часто видела репортажи о тюрьмах, читала статьи коллег о зэках, слышала о психологическом состоянии подследственных, — все это было шелухой и пустой болтовней! То, что она прошла и ощутила на себе, ни в какое сравнение не шло с той белибердой, о которой пишут разные пронырливые газетчики. Чтобы все это достоверно и правдиво описать, нужно было пройти этот кошмар самому.
— Стоять! — раздалась команда надзирателя.
Женщина остановилась.
— К стене!
Катя повиновалась приказу. Старшина открыл замок в железной решетке.
— Вперед!
Подследственная прошла через решетчатые двери в другой отсек.
— Стоять! — снова повторил заученную команду надзиратель. — К стене…
Ершова уже машинально выполняла приказания.
Павлин замкнул на ключ решетку. , — Вперед!
Пройдя по узкому мрачному коридору еще метров двадцать, конвой свернул направо и, отсчитав пятую железную дверь, молча остановился. Старшина повторил как попугай необходимые приказания и открыл двери камеры.
— Заходи, Ершова, — сказал Павлин, — и впредь будь осторожнее!
Екатерина не поняла, что имел в виду надзиратель, но не успела спросить его, как он втолкнул ее в темную камеру.
— Приятных сновидений!
Дверь захлопнулась, и Ершова, постояв несколько секунд на пороге камеры, чтобы глаза привыкли к темноте, попыталась определить, где свободные нары. Незанятой была только одна нижняя кровать возле окна. Как ни парадоксально, но свободная кровать находилась под лежанкой Груши, которая мирно посапывала. Такое соседство немного насторожило Катю, но бедная женщина столько пережила за последнее время, что ей уже было все равно. Единственное, чего она страстно желала, так это лечь и не просыпаться.
Чтобы никого не разбудить в столь поздний час, Екатерина стала бесшумно пробираться к своим нарам и, добравшись, не раздеваясь, повалилась на жесткий настил. Она была довольна, что никого не разбудила и ей не станут задавать нелепые вопросы.
— Слава Богу, — прошептала уставшая жертва, устраиваясь на жестких досках казенной кровати.
Однако молодая женщина ошибалась: в эту ночь кое-кто не спал и зорко наблюдал за ней свирепыми глазами. Катя, естественно, ничего не заметила. Даже если бы очень захотела — ничего бы не увидела: настолько воспалились у нее от слез и усталости глаза.
* * *
Бомба, как прозвал Кузьмич своего внештатного секретного агента по особо щекотливым делам, немолодая женщина, профессиональный киллер, находилась в камере предварительного заключения со спецзаданием — ликвидировать опасного свидетеля. Кузьмин нашел ее в одном из лагерей строгого режима и после проверки предложил работать на него. Женщина, которой нужно было выбирать между пятнадцатилетним сроком за убийство и свободой с редкими, но щедро оплачиваемыми убийствами, выбрала последнее.
Алину Карагаеву вытащили на свободу, сменили имя и фамилию, придумали легенду, и приказали ей ждать. Ждать пришлось недолго, и уже через две недели Бомба совершила второе в жизни убийство…
Вот и теперь Бомбе помогли на блатхате учинить небольшую драку с ее участием, а потом поместили в Бутырку, где находилась Екатерина Ершова. Опытный профессионал, коим уже стала Карагаева, прекрасно справлялась со своей ролью, и на ее совести уже числилось немало загубленных душ.
Сейчас она лежала на верхнем ярусе нар в ожидании подходящего момента и тихонько точила конец алюминиевой ложки о кирпичную стенку.
Бомбе повезло: во время неожиданной драки она успела поднять с пола ложку новенькой, и теперь у киллера было их две — ее и Ершовой. Женщина прислушалась к дыханию сокамерниц и, завернув в кусок тряпки столовое «оружие», бесшумно спустилась вниз и приблизилась к своей жертве.
Екатерина лежала на спине и беспокойно металась во сне.
Карагаева занесла над сонной артерией жертвы острое оружие. Бомба мысленно перекрестилась и прицелилась…
Однако новенькая неожиданно открыла глаза, и ужас исказил ее лицо.
Мгновенно оценив ситуацию, киллерша резко подалась вперед и узкой потной ладонью намертво зажала рот Екатерины. Она сделала незаметный замах, желая вонзить смертоносное жало в горло жертвы, но потеряла равновесие и упала всем телом на Екатерину. Однако ей удалось полоснуть узницу самодельным ножом…
Ершова почувствовала острую боль. Воздуха катастрофически не хватало, а в ушах громко зазвенело от дикого рева и визга.
— Киллерша!
— Убили!
В камере возникла паника, на полу кто-то катался и ревел. Ершова ничего не могла разглядеть в темноте, кроме человеческой свалки.
— Долби паскуду!
— Дави гадину!
— Кончай убийцу!
— Включите свет!
— Не троньте меня!
— — Убили!
— Кого?
— Новенькую!
— Свет включите, свет!
— Помогите!
— Заткнись, дура!
— Ментов зовите!
— Дура, «скорую»!
Среди этого ночного хаоса невозможно было ничего разобрать. Неожиданно в камере резко вспыхнул свет, с грохотом распахнулась дверь, и в помещение влетели крепкие ребята с дубинками…
* * *
Яркий свет больно резанул по глазам, и Катя со стоном закрыла глаза.
— Разойдись! — заорал майор Хомутов и стал энергично размахивать резиновой дубинкой, щедро одаривая подследственных по спинам и ниже.
Остальные охранники также не церемонились со взбунтовавшейся компанией и разгоняли кучу дубинками, а кое-кто — руками и пинками.
— По нарам, вороны!
— На пол!
— К стене!
Екатерина с трудом открыла глаза. По щеке текла кровь из резаной раны, но молодая женщина не замечала этого. Охранники уже разогнали взбесившихся женщин, и на полу остались лежать только две окровавленные узницы: грузная Груша и маленькая Чахотка.
— Осторожнее, костоломы!
— Лежать! — зло приказал старшина Павлин, заковывая женщин в железные браслеты.
— Больно!
Старшина усмехнулся.
— Перебьешься!
На себя взял команду старший наряда — раскрасневшийся майор Хомутов.
— Молчать!
В камере воцарилось временное затишье. Майор Хомутов вышел вперед и, тяжело дыша и смачно сплевывая, осмотрелся вокруг себя.
— Ну что, девочки, — зло выдавил из себя милиционер, — в карцер захотели?
В камере стояла тишина.
— Встать! — приказал майор женщинам в наручниках. — Встать!
Охранники помогли подняться окровавленным женщинам.
— Что случилось? — грубым голосом задал вопрос начальник.
Маленькая женщина с разбитым лицом, сглотнув кровавую слюну, шагнула вперед и указала кивком головы на рыжеволосую Грушу.
— Эта стерва хотела отомстить новенькой за дневную разборку и убить ее, — зло произнесла Чахотка, — а я не позволила ей этого сделать!
Толстушка ничего не сказала, а только криво усмехнулась и приложила рану на подбородке, из которой сочилась кровь, к обнаженному загорелому плечу.
— Так…
Майор пристально посмотрел сначала на одну, потом на другую женщину и, вдруг, спохватившись, бросился к Екатерине.
— Ершова… Ершова! — согнувшись над раненой, испуганно и быстро затараторил майор Хомутов. — Ты это как.., цела-то?
Катя хотела приподняться, но что-то больно кольнуло в груди.
— Не знаю, — невнятно прошептала она, — кажется, еще жива…
Майор облегченно вздохнул и распрямился: не хватало ему еще ЧП на дежурстве!
— Если «кажется», — самодовольно выдохнул мужчина, — значит, жить будешь!
Хомутов обтянул китель и, повернувшись к одному из подчиненных, приказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34